Королевский выбор

Питер великолепно держится в седле, уверенно держит меч, даёт советы и указания, но Эдмунд пропускает всё мимо ушей и заостряет внимание только на одном моменте, который не даёт ему сосредоточиться и одолевает едва сдерживаемыми приступами смеха. — Эд, ну ты совсем не стараешься! Давай, блокируй! — сердится Питер и резким ударом выбивает меч у Эдмунда из рук. Тот несильно хлопает коня по шее и просит: — Филипп, встань смирно, дай спущусь. Слезает на землю, ложится на траву и в голос хохочет, не пытаясь поднять меч и продолжить тренировку. — Ты чего?.. — Питер растерянно соскакивает на землю, вонзает в неё свой меч и опускается на колени рядом с Эдмундом. — Что такое?.. Чего смешного?.. Эдмунд не может вымолвить ни слова, его душит смех, искренний и детский, хотя и проскальзывают в нём какие-то насмешливые, по-взрослому ехидные нотки. Питер кусает себя за губу и ждёт. Эдмунд перестаёт всхлипывать и с откровенным заигрыванием смотрит на Питера. — Ну чего? — бурчит тот. — Мне нравится твой конь, — по секрету сообщает Эдмунд и самым фривольным образом вскидывает брови. Поводит ими и подмигивает Питеру. После чего снова хохочет. Питер переводит взгляд в сторону коня. Белоснежный, грациозный и изящный. Стройный и подтянутый. Полноценный боевой конь, притом очень красивый. — Принц на белом единороге! — выдыхает Эдмунд и снова закатывается от смеха. — Король, вообще-то, — покраснев, поправляет Питер. Отсылка ему понятна, и это ну просто нелепо. Здесь, в Нарнии, все их английские легенды не имеют никакого значения. Говорящие бобры, боевые кентавры, волки в полиции, начитанные фавны… И Эдмунд веселится, припомнив мифологическую связь между единорогом и чистой душой, что за детский сад! Ну… там, правда, несколько иное имеется в виду, и именно это сейчас и смешит Эдмунда… но как же это глупо! Питер встаёт и поглаживает коня по шее. Тот поводит головой, увенчанной на лбу белоснежным острым рогом. — Ты вообще-то тоже его видишь, — не удержавшись, всё же поддерживает шутку Питер. — И вся Нарния ещё. И что мы тут все… с чистой душой, по-твоему? — Меня только ты интересуешь, — предельно искренне признаётся Эдмунд, и Питер снова краснеет. — Так чего, братик, уже стал взрослым? — заигрывающий тон Эдмунда так несвоевременен! Питер разгорается желанием и кусает себя за губу снова. Вот чего он его дразнит… именно сейчас! Война на пороге, им нужно тренироваться! В военном искусстве, как мужчинам, защитникам, королям!.. Держаться в седле, владеть мечом… Интимные ассоциации всё же сбивают мысли не на тот лад и у него, и Питер жарко выдыхает и снова подходит к Эдмунду. Опускается рядом с ним на землю, нависает и касается губы брата пальцами. — У тебя и так губа разбита, добавить тебе ещё синяков, чтобы ты перестал задурманивать собой мысли верховного короля? — тихо предлагает Питер. — Можешь поцеловать, мне не больно, — разрешает Эдмунд и смешливо поддразнивает. — Хватит губы кусать, чистая душа. Питер готов сорваться, но находит в себе силы убрать руку и отстраниться. — Мой поцелуй нужно заслужить! — диктует условие он. — Удержишься в седле дольше, чем десять минут, сумеешь отбить мои атаки, больше не уронив меча: тогда поцелую. Довольный собой Питер седлает единорога, наблюдая, как раздражённо выдохнувший Эдмунд карабкается обратно на Филиппа, подняв с земли меч. — Я на тебя меч сжимаю и так уже давно и усердно, этому меня учить не надо, — едва слышно бурчит Эдмунд, проезжая мимо него на коне, и у Питера снова пунцовеют щёки.