Гарнизон

— Лена! Лена! Проснись! Наша остановка! — Антон тормошил ее в плечо, пока сама Лена, пуская слюну по плечу, сладко храпела на весь салон автобуса. — А-а-а-а! — она вскочила в диком ужасе, вцепившись в кресло перед ней, и судорожно дышала еще пару секунд, пока Антон с опаской ждал спада ее оцепенения. — Который час? — прокашлявшись и заправив за ухо выбившиеся черные волосы, спросила Лена. — Семь тридцать, — Антон глянул на свои наручные часы, и Лена прямо вспомнила, как ездила вот так же по утрам к брату: Еланский гарнизон, если честно, был самым лучшим гарнизоном в мире — небольшая территория, своя церковь, плацдармы, казармы, местные жители, дома с номерами и улицы без названий. Лена потерла глаза и бодро вскочила на ноги, Антон тут же всучил ей рюкзак. — Автобус до Елани в сорок минут, — припоминая (а, если честно, никогда и не забывая об этом), прогундосила Лена, когда они вышли на свежий воздух. — Вон он! — завопил Антон, ткнув пальцем куда-то вперед: чуть поодаль от автовокзала и в самом деле на старой полуразрушенной остановке стоял пазик, который ждал своих пассажиров. — Марш-бросок! — дал команду Антон, и вдвоем с Леной они подорвались к автобусу, как в последний раз. — До Елани! — запыхавшись, Лена сунула контролерше мятую сотню под нос и без сил упала на первое попавшееся кресло в самом хвосте автобуса, Антон устроился рядом. — Ты прямо человек-скорость, — улыбнулся он, потирая свои клыки языком, Лена не ответила. — Минут… — только хотел начать Антон, как Лена прервала его. — Минут тридцать, и будем на месте, — окончила она уверенно: Антон многозначительно усмехнулся, дернув бровями, кудри его покачнулись. В автобусе было прохладно, дул свежий Камышловский ветер, Лена смотрела в окно и вспоминала все до последнего слова, до последнего взгляда — эта дорога до Елани была ей так знакома… Когда автобус остановился на конечной станции рядом с новенькой и единственной школой в Елани, Лена взвалила рюкзак на плечо и, не глядя на Антона, быстро прошмыгнула в толпу страждущих, на воздух. Ветер ударил в нос, Лена с чувством почти выполненного долга закрыла глаза и затянулась, надолго о чем-то задумавшись — раскинутые в стороны руки, кажется, кто-то успел в толкучке задеть своей сумкой или пакетом, но Лена не сказала и слова против: она была рада почувствовать все до единого воспоминания снова. Заново. Еще раз. И на всю жизнь. — Эй, — позвал Антон, заправляя из-под расстегнутого кителя выбившуюся нателку. Лена обернулась к нему. — М? — Идем, нужно тебя приодеть, иначе ребята не поймут, откуда ты тут такая нарядная взялась… *** Антон швырнул в нее свой старый китель, который был маловат ему в плечах, и Лена с гордостью и должным восхищением подхватила его. — Вау, товарищ сержант! — громогласно объявила она. — Давай потише: стены картонные — соседи любопытные, — Антон неловко улыбнулся, протягивая ей штаны и погоны. Лена не обиделась — она была слишком занята разглядыванием кителя: потемневший подмышками, выцветший на плечах и груди, потертый с лопаток — он был прекрасен. — Отвернись, — бросила она небрежно, особо об этом не волнуясь: вскочив на ноги, она ловко расстегнула куртку и, скинув ее, сдернула футболку, встав к Антону спиной. — Неловко тебя прерывать, — нацепив на лицо веер белых пальцев, проскрипел Антон. — Но под китель идет нателка и жилетка. Он молча протянул их ей не глядя, а Лена, чуть сбавив спеси и слегонца смутившись, схватила их одной рукой. — Класс, остались штаны и берцы, — Антон критичным взглядом окинул свой полупустой шкаф, а Лена плюхнулась на кровать. — Хотя… Может, походишь в ввз? — он глянул на ее ноги и поджал губу, размышляя. — Могу, — тут же согласилась Лена. — Но с тебя кепка, — она готова была от восторга раскричаться на всю квартиру, и уже давно было плевать на соседей. — Держи, — сбегав в коридор к раздевалке, Антон вернулся с новенькой кепочкой: — Себе покупал, но, видно, не судьба. Так! — он хлопнул в ладоши и потер руки. — Собирай с собой документы, бутылку воды и, по желанию, носовые платки. — А платки зачем? — растерянно переспросила Лена, судорожно вспоминая рассказы брата о службе в Елани. — Слезы подтирать, — Антон злорадно расхохотался. *** Когда они шли мимо дивизионного плацдарма, Лена во все глаза таращилась на всех, кто попадался им на пути — впрочем, все делали точно также: очевидно, нечасто к ним поставляли на контракт свеженьких девчонок. Хлюпая отцовскими берцами на несколько размеров больше, Лена шла, гордо поднимая голову вперед, пока на плече болтался рюкзак с документами. Рядом шел Антон, то и дело кому-то отзваниваясь и отсалютовывая — Лена особенно не вслушивалась в его телефонные разговоры, вполне себе уважая личное пространство человека. Дорога горкой спускалась мимо лесочка прямиком к ровному ряду казарм — у Лены сердце защемило от воспоминаний: восемнадцатилетней девчонкой она гоняла тут пешком, в туфлях, с кудрями, в юбке, в штанах, в шортах, в кедах, красная, бледная, красивая, не очень красивая… Глаз задергался от набежавшей в правый край слезы, Лена усмехнулась, незаметно подтерла ее, сделав вид, будто ей приспичило потереть глаза. Антон не отвлекался от телефона — теперь уже он кому-то писал. — Кому строчишь? Жене? — только спросив это с долей шутки, Лена поняла, что и в самом деле не так уж много знает о своем новом приятеле, который помогал ей, видимо, из-за мазохистских наклонностей. Лена не знала, был ли он женат, имел ли детей, учился ли где-то, искал ли подработку, с кем дружил и с кем не особо. — Если бы, — усмехнулся Антон, отпечатав последнюю букву и убрав телефон в карман. — Написал ребятам, что их ждет небольшой сюрприз. — Насколько небольшой? — насторожилась Лена. Антон на ходу повернулся к ней и, поправив ее сержантские погоны, щелкнул ее по носу, создавая пальцами рамку для измерения композиции. — Ну, около ста семидесяти сантиметров и шестидесяти килограммов. Как ты. Оставшуюся дорогу они шли молча: погруженная в мысли о доме и родителях, Лена не проронила ни слова — надеясь на то, что все должно было получиться, она не заметила, как они поднялись на пятый этаж: табличка гласила «5УМСБ». Лена сглотнула и задержала дыхание, Антон остановился у двери и потрясся в разные стороны. — Взбодрись, не на похороны идешь, — он похлопал ее по плечу, но Лене не стало легче: она с ужасом ждала, когда Антон постучит в железную дверь костяшками белой руки. Когда дверь со скрипом открылась, Лена была готова поклясться, что сердце у нее успело остановиться. — Шухер? Че так долго? — высунулась голова невысокого сержанта с раскосыми глазами и короткой стрижкой. — Искал себе замену, — он кивнул за свое плечо, но невысокий сержант не обратил на это никакого внимания, шире распахивая дверь. Из-за широкой спины Антона Лены почти не было видно — торчала только макушка кепки, и Лена, желая слиться со стеной, сдернула кепку с головы, наминая ее в руках от волнения. Теперь-то точно отступать было некуда — только вперед: Лена сглотнула еще раз, но уже куда судорожнее, и невысокий сержант вскинул брови, заглянув Антону за спину. — Кто это? — черные глаза его почти ничего не выражали. Лена чувствовала, как внимательный взгляд бегает по ней из стороны в сторону, стало дико неловко. — Валеев, че там, че там?.. — послышалось шебуршание за спиной невысокого сержанта — и Лена прозрела: сержант Валеев, тот самый невысокий сержант Валеев, про которого было придумано столько шуток; тот самый сержант Валеев, первый из сержантов шестой учебной мотострелковой роты, которому Лена в свои приезды успела запасть в душеньку; тот самый сержант Валеев, который бил Вована почем зря только потому, что ему это дико нравилось. Лена протерла глаза, вскинула голову, таращась на сержанта Валеева во все свои голубые глазищи. — Товарищ сержант, — она подала ему руку. Валеев без напряжения и страха пожал ее: ладонь у него была теплая и шершавая. Но небольшая. Лена улыбнулась. — Рада знакомству. — Валеев! Че там?! — требовательно повторили откуда-то из недр казармы, и Лена, уже не стесняясь и не боясь, ощутив распустившиеся крылья за спиной, вольной походкой прошла внутрь казармы уверенным шагом. — Мой зам, — жестами объяснял Антон Валееву, пока все в казарме глазели на Лену, остановившуюся рядом с зеркалом и расписанием на стене. — Господи, ниче не изменилось! — с восторгом выдохнула она для самой себя, пока прочие сержанты с недоверием и недоумением смотрели на нее. — Шухер, офонарел? Бабу себе привел? Че Горохов скажет? — возмутился какой-то сержант с кроватей в дальнем углу. — У-у-у, Иван Михалыч! — Лена обернулась в сторону кровати на пятках своих здоровенных отцовских берц. — Он в канцелярии? Можно к нему зайти? — Стой! Стой! — дернув ее за рукав, подоспел Антон. — Пойдем вместе, одну он тебя порвет. Да и рано еще, — он глянул на циферблат наручных часов. — У него… — Бодун, я знаю, — усмехнулась Лена, повеселев. — Где ты ее откопал? — щурясь, подвалил сержант Валеев. — В военкоме подцепил, — фыркнул Антон, со вздохом оглядев казарму на предмет знакомых. — Гусь, Зюзя, Саменов, Веня! Топайте сюда! Познакомлю! Лена смотрела на подходящих сержантов с таким выражением лица, будто это они были обязаны открывать перед ней дверь. Все поочередно скривились, кроме Вени — Лена вспомнила всех. — Михаил, — она подала руку «Гусю». — Какая встреча. Надеюсь, что Вы не хотите до сих пор посмотреть на мои сиськи, как в восемнадцатом году? — никто, конечно, ничего не понял, кроме самого сержанта Гусева. — ТЫ? — опешил он. — Представьте себе, — Лена щелкнула пальцами, накинув кепку на волосы. — Че за клоунада? — возмутился «Зюзя». — Сержант Зюзин, — Лена степенно посмотрела на него, скрывая улыбку. Максим Зюзин был хорош, когда был в форме — в казарме-то она его чаще всего видела по гражданке, а тут — гляньте — какой статный мужикан повзрослевший! Лена убрала руки в карманы ввз, наглаживая себя по голой коже ног. — Сало над губой, — после этой фразы у Лены будто открылось второе дыхание, а сержант Зюзин притих, опешив. — Не пугай народ, просто скажи им, кто ты такая, — Антон почесал затылок, пока все сержанты смотрели поочередно то на него (с недоумением), то на Лену (с ужасом, разумеется). — Сержант Борисов, как жена? Вы моему братишке нравились больше всего, — Лена пожала его руку, Веня нахмурился, ничего не понимая. — Кончайте шутки шутить, хороший розыгрыш, Шухер, но ее тут никто не оставит, не забывай, — усмехнулся сержант Гусев. — Ума-то не прибавилось, — почти про себя вздохнула Лена, глянув на него. — Скоро Горохов проснется, а сегодня, как я помню, у вас должно было быть пхд… Казарма не выглядит так, словно тут работал отряд поломоек, ребята, — Лена криво усмехнулась, скинув с плеча рюкзак. — Хотите помочь? — задал вопрос последний из присутствовавших сержантов: Лена узнала и его тоже. — Хочу, сержант Саменов, — она скрипнула зубами, фальшиво улыбнувшись: чувство волнения и страха больше не сдавливало горло. Лена потерла руки друг о дружку и осмотрела всех сержантов еще раз, с каким-то удовольствием понимая, что их растерянный вид исчезнет еще не скоро. — Ведро и розовый халатик в каптерке, — усмехнулся сержант Гусев, и все сержанты поддержали его дружным гоготом. Лена молча расстегнула китель, закатала рукава, надела кепку козырьком назад и, помолчав, тяжело вздохнула. — Товарищ сержант, Вы мне не поможете? — она глянула на Валеева самыми невинными глазами, надеясь на то, что он не сможет отказать: если понравилась ему в восемнадцать лет, то понравится и в двадцать пять. Когда сержант Валеев безотказно повел ее за ведрами и швабрами, все коршунами окружили Шухера со всех сторон. — Тоха, че за дичь? Откуда тут баба? Горохов и ее порвет, и тебя, и нас за компанию, — за всех выговорился Веня. Точнее, товарищ Борисов. Антон пожал плечами, легкомысленно поведя бровями. — И че, скажи мне еще одно… Откуда она нас знает? Опять треплешься с кем попало? — сверкнул глазами злобный сержант Зюзин. — Я ни слова ей не сказал, она вас сама знает, — Антон передернул бровями, все поднапряглись: мимо гордо, сжимая в руке швабру и ведро, прошла Лена, а следом за ней просеменил сержант Валеев, все еще слабо понимая, что происходит. — Откуда? — за всех снова вопросил Веня. — Говорит, часто была тут, — после слов Антона все судорожно стали перебирать в памяти бабищ, которые часто могли бывать в этой казарме в принципе. — Я все равно нихуа-хуа не понимаю, — фыркнул сержант Гусев. — Впервые в жизни ее вижу. Кто это, ля? — Помнишь, наверное, рядовой тут один был, Змеем звали, — издалека начал Антон, опершись о стену и сложив руки на груди. Сержант Гусев послушно кивнул. — Так вот, был у него друган, Яцковцев, тот еще дебил, — Антон поковырялся ногтем мизинца в зубах и продолжил. — А у Яцковцева была лапочка-сестра, которая ездила к нему каждые выходные в своих умопомрачительных декольтищах, — когда Антон закончил вести логическую цепочку, сержант Гусев пытался удержать глаза, лезшие на лоб. — Сестра Яцковцева? Серьезно? Вот она? То есть, ты не прикалываешься? — Веня недоуменно косился на Антона, явно ему не доверяя. — И че ей тут надо? В войнушку поиграть захотелось? — Она решила подписать контракт, — глубокомысленно изрек Антон, почесав острый подбородок. Красивый нос сержанта Гусева подернулся, когда тот его наморщил. — Малолетка, — с презрением фыркнул он. — И? Откуда она там? С Камышлова? Военком подписал документы? — Нет, подполковник Богуев в штыки воспринял ее затею и вообще выкинул все доки в мусор, но! — Антон хмыкнул и многозначительно потряс пальцем в воздухе. — Я решил ей помочь. — Дебил, — за всех отозвался сержант Зюзин. — Не бухти, — нахмурился Антон. — Баба в армии никогда не мешала, к тому же, хороших бойцов сейчас днем с огнем не сыщешь, так что я подумал, что будет неплохо обзавестись хотя бы одним таким. — Где ты в ней хорошего бойца увидел? — от смеха крякнул Веня. — Я уверен, физо пройдено на «отлично», нужно глянуть ее документы, — он сделал пару шагов к рюкзаку. — Или! — остановил его негромкий возглас сержанта Гусева. Антон обернулся через плечо. — Или? — Или пускай сначала выдраит все полы и передвигает все кровати с тумбами, а потом устроим ей маленький марш-бросок, — он ехидно потер руки, как муха, сдерживая гомерический хохот. — Марш-бросок от Елани до дома, — пыхнул сержант Зюзин, очень скептично настроенный против этого всего. — Врубаю музло! — с энтузиазмом заявил Веня, а потом на всю казарму негромко заиграла какая-то медленная, но тем не менее зажигательная песня. Все пятеро уселись на стулья, которые выставили стройным рядочком вдоль стены главного прохода — и тут же стали смотреть за тем, как Лена, обтерев лоб рукой, сдернула с плеч китель, покрепче натянула штаны и окунула руки со шваброй в ведро с холодной водой. — Ну, — после нескольких минут молчания подытожил сержант Саменов. — Она явно не знает, как проходит пхд в армейке. Все поддержали его дружными кивками, но поправлять Лену никто не спешил: отчаянная Яцковцева, получше выжав швабру, пошла с ней в пляс по всей казарме, лавируя между тумбочек и кроватей — когда приходилось выгребать мусор и тапки, она и вовсе упала на колени, не заботясь о том, что пять пар глаз смотрели на нее с усердием. — И че это? — сержант Валеев, похоже, был тугодумом тем еще. — Как ее убрать? — Да погоди, Горохов проснется — весело будет, — сержант Гусев, кажется, начинал входить во вкус: свободный с того самого восемнадцатого года, не обремененный тяготами семейными и домашними, он решил дожить свой век до тридцатки в руках армейских чинов — его перспектива питаться заварной лапшой и не спать по две ночи подряд ни чуть не пугала. Невысокий, крепко сложенный, сержант Гусев был хорош собой, был не глуп, был остер на язык, умел людям правду в глаза говорить — так, пожалуй, можно было о нем отозваться. — А-а-а! — Лена поскользнулась на луже воды, которую сама же и разлила, и кубарем покатилась по полу куда-то в сторону досуга третьего и четвертого взводов. — Дебилы, — снова тяжело вздохнул сержант Зюзин, с усталым выдохом потирая виски и мешки под глазами: сказать о нем тоже было что — тоже невысокий, дрыщеватый, грубый, но справедливый — человек, закаленный армейскими буднями, сержант Зюзин был по-своему прекрасен. Пока все заливались гоготом, Веня шарился в телефоне, отписывая своей жене, а музыка продолжала играть: Лена растянулась на полу — нателка тут же намокла, очерчивая контур неудобного белья, Лена чуяла сырость на спине и ногах, задница намокала тоже. — Вставай! — Антон помахал ей рукой. — Ротный скоро!.. — он не успел договорить: на разверзнувшийся шум отворилась дверь в канцелярию командира роты. С суровостью бизона, исподлобья, тяжело и грузно дыша, в казарму выкатился Горохов. Горохов Иван Михалыч — Лена помнила его хорошо с историй брата: любящий «Короля и Шута», выпить и сигареты — всегда таскающий с собой травмат, командир Горохов вызывал в половине обитателей казармы неподдельный ужас, в другой — степень глубокого уважения с примесью редкостной ненависти. Равнодушных к командиру не было никогда. И, когда дверь все-таки закрылась окончательно, а Горохов, глазами меча молнии налево и направо, уставился на сержантов, которых заметил первым делом, в казарме повисла гнетущая тишина. — Че за дела, придурки? Че раскудахтались? Вам жить насрать или че? — он потянулся к кобуре на поясе, и через пару мгновений в его руке уже лежал травмат. Все судорожно сглотнули — никому не хотелось словить резиновую, но все-таки пулю. Тишина нагнеталась. Вода под ногами блестела от утреннего света за широкими белыми окнами казармы с потрескавшимися рамами. — Товарищ командир, — весь неподдельный ужас в глазах Антона вспыхнул именно тогда, когда Лена попыталась встать на ноги, схватившись за швабру. Замолкли все: удивленный сержант Саменов, саркастичный сержант Зюзин саркастично поджал губу, опустив глаза, сержант Гусев испытующе глянул на Лену и ее мокрую спину, сержант Веня Борисов так и не отлип от телефона, а сержант Валеев все еще не понимал, что происходит. — Че? — грубо рыкнул Горохов, опустив глаза: зрачки его сузились, словно у змеи, вытянувшись вверх и вниз. — Ты еще че за подарочек? — Товарищ командир, — она на силу встала, еще несколько раз поскользнувшись, и уперла швабру в пол с хлопком. Горохов поморщился, зарычал утробно, снял пистолет с предохранителя. Тут уже наступила очередь Лены сжиматься от страха. — Как же вы все меня достали: вас так много, а я один! — взвыл Горохов, схватившись за виски. — А ну пшли отсюда! — он поочередно согнал всех со стульев взмахом дула своего травмата. Лена стояла, не шевелясь и почти не дыша. — Ты тоже! — гавкнул Горохов, направив на нее пистолет. — Товарищ командир, — решив, что это отличный шанс узаконить свое пребывание в казарме, Лена ухватилась за эту возможность всеми руками и ногами. — Разрешите обратиться, — Горохов задумчиво обвел ее взглядом и остановил дуло пистолета не ее плече, уткнув в него холод стали с какой-то злобой. — У тебя знакомая морда… Ты случайно не Верочка Голубь? Медик, да? — прогундосил он задумчиво, сержанты выглядывали из-за двери досуга и с любопытством детишек пялили на сырую спину Лены и суровую мину Горохова. — Но это не отменяет того факта, что сейчас ты свалишь отсюда куда подальше! — Да, товарищ командир, так точно, я медик, — усиленно закивала Лена, чувствуя, как растет градус опасности. — И? Отправки начнутся на следующей неделе, че ты приперлась сюда так рано? Где твой пропуск? И вообще, — он снова схватился за виски, видно, их прострелило головной болью с новыми силами. — Щас кому-то прострелят куриные крылышки, — усмехнулся сержант Гусев, всматриваясь в хмурое лицо Горохова в предвкушении шоу. — Но, товарищ командир, — Лена хотела сказать, что нужно как-то запротоколировать ее пребывание здесь, в казарме, да и к тому же получить мифический пропуск на имя Верочки Голубь — как подумала Лена, молодой медички из мед.части. — Ни слова больше! — Горохов взмахнул рукой — с легкого нажатия на курок резиновая пуля вклинилась в сытную кожу плеча, разорвала плоть и, не задев кости, прошла на вылет. Лена прикусила губу так сильно, что, кажется, и там пошла кровь — молча смотря в пол, она стояла и таращила глаза, ни слова не говоря: тишина казармы теперь всем давила на виски — очумевшие сержанты смотрели на Лену так, словно она была сделана из стали. Горохов тоже ничего не говорил — молча глянул на дуло пистолета, на плечо Лены и, махнув рукой, удалился в канцелярию — досыпать: — Зайдешь после отбоя. Как только дверь за ним захлопнулась, швабра из рук с треском выпала и приземлилась на пол — сама Лена, тяжело дыша, прихватила открытую рану рукой и, пошатываясь от болевого шока, уперлась лбом в холодную стену. — Эй! Эй! Ленч! — к ней кинулся ошарашенный Антон, который отмахнулся от наваждения самым первым. — Ты как? Как плечо? Сильно болит? Гусь, тащи бинт! Зюзя, воду! *** Этим же вечером, покончив с плотным ужином в огромной еланской военной столовой, Лена вольной походочкой направилась в казарму знакомой давно дорогой — сержантов ждать не было смысла: они все равно к ней не очень радели и тяготели, поэтому Лена решила, что адаптироваться все-таки придется самой — вдали от дома, от матери и отца, вдали от друзей, вдали от всего, что раньше удавкой душило ее прямо за напряженное горло. Лена без раздумий свернула к ближайшему «чипку» и закурила за углом — на дворе еще было довольно светло, пока еще живой закат ласкал красными лучами плацдарм перед казармами, вдали темнеющее небо приближалось тучами. Ныло плечо, нещадно ныло плечо — Лена знала, что ротный Горохов довольно отбитый, но чтоб настолько — даже боялась подумать… А теперь вот стояла здесь, за углом магазина, курила и держалась за простреленное плечо. Подумать только, а ведь вчера она еще была дома, в тишине и приглушенном рассеянном свете ужинала со всей оставшейся семьей, а теперь стала на целый шаг ближе к своему брату, ближе к своим мечтам и планируемым достижениям. Докурив, Лена кинула окурок под ноги и затушила его носком непомерно большого отцовского берца — нужно было идти в казарму, но Лена колебалась. Выудив из лифчика отпотевший черный телефон, она включила его с дрогнувшим сердцем и ужаснулась: «150 пропущенных от абонента: Мама. 276 пропущенных от абонента: Па» — сердце защемило, Лена не могла ничего изменить. Дрожащими руками она набрала смс-ку маме: «Ма, не волнуйтесь, все будет хорошо. Люблю вас» — после того, как смс было отправлено, Лена услышала приближающиеся шаги и спрятала выключенный телефон обратно. — Ленч, — окликнули сзади. — Тоха? — с вопросом в глазах повернулась Лена. — Курить будешь? — он уже протянул ей сигарету. Лене стало неловко отказываться: они закурили вместе, стоя за «чипком», стали смотреть в небо с молчаливостью. — Спасибо, — вдруг сказала Лена, почесав шею. — За что? — не понял Антон. — За то, что возишься со мной — давно уже мог бросить все… Да мог в принципе не начинать... — Просто я знаю, каково это, когда гражданка убивает в тебе все желание жить, — Антон почесал затылок, а Лена отвернулась, когда глаза налились стеклянными слезами. Они помолчали с благородством и благоговением, Антон изредка поглядывал на круглые красные щеки Лены, пока она выдувала табачный дым. — Как плечо? — Нормально, — Лена поморщилась. — Не ожидала, что Горохов все-таки выстрелит. — Скажи спасибо, что это была всего лишь одна пуля, — рассмеялся Антон. — Тоха! Шухер! — позвали его, и Лена с Антоном синхронно повернулись назад: к ним спешил запыхавшийся и раскрасневшийся сержант Веня Борисов. — Че хотел, Веня? — Антон смачно сплюнул и затоптал недокуренный окурок. — Горохов что-нибудь говорил? Интересно, шо жуть: парни тоже подробности хотят знать, — он быстро глянул на Лену оценивающе. — Держи нас в курсе, ципа. — Ей только идти к Горохову, — Антон закатил глаза. — Как я понял, он принял ее за медуху, которую нам в отправки должны были подсунуть. Ну, в горячую точку на карте Алтая, помнишь? — Веня почесал затылок с тугодумством, Лена смотрела на него с умилением и полным пониманием своего старшего братца: сержант Веня Борисов был настоящим военным солнышком. — Алейск, да? — наконец выдал он. — Угу, — кивнул Антон, потихоньку беря старт к казармам. — Последняя отправка с Елани: всех оставшихся сержантов забирают, плюсуют к ним медуху к каждой роте — и вуаля, — Антон убрал руки в карманы, Веня сравнялся с ним по ходу, а Лена плелась сзади, придерживая плечо. — Так что осталось все обставить так, чтобы она, — Антон ткнул пальцем в Лену, даже не глянув. — Поехала с нами. — Куда? В Алейск? — изумился Веня. — С ума сошел? Баба молодая, глупая, а там орут все, бегают, матом блажным, не шекспировским языком!.. — Мы к мату привыкшие, — подала голос Лена, и Веня, вскинув брови, на секунду глянул на нее. — Доброволец она, говоришь? — он тяжко вздохнул. — Порвут ее там, — он пожевал губами. — Молодая она слишком, слишком неопытная. Плохой боец — залог поражения, Шухер, а мы же не хотим проиграть поганым америкосам? Ты хорошо подумал? Че ты вообще в ней нашел? — постепенно Веня перешел на шепот, но Лена все равно слышала все до последнего вздоха, понурив голову, шла за ними следом. Напахнуло из открытых дверей чужой казармы стойким ароматом краски, Лена прикусила язык, шлепая берцами по сухому ровному асфальту. Начинал собираться дождь — мелкие капли с энтузиазмом вдарили по деревьям, шумели ели, и Веня все говорил и говорил, как плохо, мол, такая молодая и ничего не умеющая бабища… *** После девяти вечера в казарме стоял ажиотаж — сержант Гусев и сержант Зюзин стояли на стреме, следили, чтобы Горохов ненароком не залетел в казарму. Сержант Веня и Антон острием штык-ножа и какой-то шпилькой взламывали дверь в канцелярию Горохова — Лена крутилась рядом с пачкой документов. — Давай влево, — предложил под руку Веня. — Сам знаю! — шикнул Антон, елозя ножом в замочной скважине. Лена вздохнула где-то позади, глянула на сержанта Саменова, который сидел за столом дневального и клевал носом. — Еще чуть-чуть! — пискнул Веня, сильнее сжав рукоять ножа. — Легче ее с ноги выбить! — с ехидным смехом предложил сержант Гусев из дверей в казарму. Оттуда же донеслось Зюзинское: — Дебилы… — с тонким флером разочарования и издевательства. — Аха! — щелкнул Веня, вскочив на ноги и дернув ручку двери: она поддалась, словно Горохов оставил ее открытой. — Победа! — радостно заметил Антон, Лена на ватных ногах вошла в канцелярию. — Гусь, Зюзя! — позвал Антон, те обернулись: один с неудовольствием, второй с усмешкой. — Вы на шухере! Дверь в канцелярию захлопнулась, все вздохнули с каким-то старческим осуждением — особенно сержант Саменов. — Где у него доки на отправки? — вслух и для всех поинтересовался сержант Веня. Антон осмотрелся по сторонам: в комнатушке два на два было знатно накурено и сильно несло алкоголем — Антон растерянно пожал плечами. — Ты проверяй шкафы, я проверю ящики стола… Ленч! — по команде Яцковцева словно отмерла: — Ты проверь столешницу! — Что мы вообще ищем? — недоумевал Веня, перерывая шкаф вверх-дном. — Документы, — в тон ему отвечал Антон, вытряхая ящики стола. — Сомневаюсь, что у нее есть военник, — Веня кивнул на Лену через плечо — военника-то и в вправду не было, и что было делать, тоже было загадкой. — Аха! — торжествующе воскликнул Антон, выдернув тонюсенькую папку из ящика стола. — Веня, ищи военник на имя Веры Голубь, в папке его нет! — у Лены вдруг все похолодело. — Ленч, не стой столбом — отклеивай фотку три на четыре и ищи клей. — Чью фотку? — словно мышь, севшим хриплым голосом спросила Лена. — Господи, прости, — мученически вздохнул Веня. — Она еще и тупая! — Свою, Ленч, свою! — торопливо протараторил Антон. Выудив из папки с документами пробник фотографий на тот самый военник (будущий, конечно же), Лена ловко выудила из органайзера на столе ножницы и клей-карандаш: чиркнув по краям, она обрезала криво-накосо, но все же обрезала — Антон бахнул на стол дело Верочки Голубь, а Веня вдогонку кинул ее военник. — Тридцать пять лет дамочке, — глядя на дело Верочки Голубь, усмехнулся Веня. — Я хорошо сохранилась, — огрызнулась Лена, намазывая фотографию клеем. — Клей поверх, так надежнее, — заверил Антон, пока сержант Веня переваривал камень в свой огород. Когда с переклеиванием фотографии было покончено, сержант Веня, отряхнув руки, сунул военник туда, где взял, попутно раскладывая по местам все, что успел раскидать. Антон тоже подключился к уборке, распихивая по ящикам раскиданные бумаги. Лена суетно стала прибираться на столе. — Шухер!!! — послышалось из коридора, и сержант Веня с Антоном поспешили смотаться от греха подальше. Лена запнулась за оторванный кусок линолеума и растянулась на полу морской звездой — кепка слетела с головы, нателка выправилась из штанов. Дверь открылась: — …Еще раз вы, придурки, будете дурачиться на посту, я вам головы штык-ножом отпилить постараюсь… Это что еще за чудо?! — Лене очень не хотелось поднимать глаза, но она отчаянно понимала, что сделать это все-таки придется. — Товарищ командир, — зашептала она горячо, вскочив за доли секунд. Ее тут же обдало запахом алкоголя и табака, котлет из столовой и поганого разбавленного чая оттуда же. — Верочка, — снисходительно кивнул Горохов, проходя и плюхаясь за стол. — Еще не отбой. — Так ведь уже девять, товарищ командир, — Лена боялась сесть, а потому стояла в дверях, опустив голову и убрав руки по швам. — Почему не по форме? — смерив влажную от нервного холодного пота нателку Лены суровым взглядом, спросил Горохов. Лена уже сейчас была готова провалиться сквозь землю. — Подай мне свой военник, Верочка, — первый удар собственного сердца Лена, кажется, услышала в стенах канцелярии. — Они в шкафу, в черном пакете, не тупи. Лена подорвалась к шкафу и постаралась спрятаться за его дверями почти полностью, потому что находиться в обществе Горохова ей было крайне неловко и неуютно — казалось, что он ее мысленно раздевал, убивал и обстебывал. Неприятное ощущение. — Держите, товарищ командир, — она сглотнула, подавая Горохову военник: перехватывая его, Горохов намеренно почти полностью обхватил пальцы Лены своими — ее передернуло. — Отлично, — сделав вид, что что-то читает в военнике, сказал Горохов. — Тридцать пять? — он вскинул брови, еще раз глянув на Лену. — Хорошо сохранились, Верочка, — Лену покоробило, как бумагу от воды. — В общем-то, мне насрать, что в твоем военнике, больше меня волнует то, когда же уже начнутся сраные отправки, — Горохов поковырялся в ухе мизинцем и посмотрел на Лену, как на самую тупую девушку в мире. — Это ясно? — Так точно, — Лена сгребла военник в карман с легкого швырнувшего движения Горохова и выпрямилась: сердце билось, в глазах стояли призрачные слезы, в голове — воспоминания о доме и брате. Лена сжала ладони в кулаки. — Могу быть свободна? — Завтра прапор выдаст вам новую форму после обеда, спать будешь в казарме со всеми остальными. Душ раз в два дня, успевай вертеться, тут не пятизвездочный отель, зая. Свободна. После отмашки Горохова Лену словно ветром сдуло из канцелярии — она хотела в истерике (от ажиотажа и волнения в крови) пойти и умыться холодной водой, но ее перехватила жилистая рука Антона: — Покурим? Они сидели на улице в местной курилке, вдыхая ночной запах с обожанием — легкие сумерки гладили похолодевшую за день землю, Лена затягивалась снова и снова, нервно выпуская табачный дым в дрейф по курилке, Антон смотрел на нее украдкой. — Как все прошло? — спросил он наконец, не выдержав. — Парни от тебя не в восторге, но это только пока. Они-то запомнили тебя воздушной принцесской в юбочках, гуляющей по казарме с затаенным дыханием. — А получили дракона, — нервно рассмеялась Лена, стряхнув с сигареты пепел. — Я не знаю, как все прошло. Все просто прошло, — она вздохнула. — Завтра посмотрим, придет прапор — выдаст всем новую форму, — она почесала затылок, сняв кепку и положив ее на скамью. — Волнуешься? — Антон улыбнулся уголком губ. — Всяко лучше, чем на гражданке, — смотря в звездное небо, загадочно проговорила Лена на одном дыхании…