Гарнизон

Проснулась Яцковцева под крики сержанта Шухера из сушилки: — Кто спер мои носки? Потирая покрасневшие со сна глаза, она на силу разлепила их и посмотрела в потолок, выглянув из-под верхнего яруса своей кровати. В казарме было ветрено и прохладно — окно для проветриваний было открыто почти нараспашку — Лена громко зевнула и, почесывая больное плечо, нывшее всю ночь, уселась на кровати, свесив ноги на пол. Во рту было пусто и сухо — скопившаяся за ночь слюна осталась на подушке, Лена хрустнула пальцами и, еще разочек зевнув, встала — в глазах тут же потемнело, а живот протяжно заурчал: хотелось есть и пить. — Тоха! — позвала она, направляясь в сушилку. На полпути дорогу ей преградил сержант Гусев, выплывший откуда ни возьмись из-за дверей в казарму — взъерошенный, краснощекий и прямоносый, своими серыми глазищами он смерил Лену с ног до головы, что-то отметил для себя и про себя и расплылся в ехидной улыбке. — Я тебя вспомнил, — только и сказал он. Лена скептично вскинула брови, уложив руки на груди серьезным крестом. — Мне Вас поздравить, товарищ сержант? — язвительно спросила она, глядя в серые глаза сержанта Гусева с такой прямолинейностью, что ему на пару мгновений стало не по себе, а маска самоуверенного альфа-самца треснула и раскрошилась. — Просто хотел спросить, че ты тут забыла, — не растерявшись, выплюнул сержант Гусев. Лена посмотрела на него так, словно он спер у нее половину жизни, оставив одну на съемной квартире с кучей долгов и тройней на руках. В казарме прогулялся легкий ветерок. — Не Ваше сержантское дело, — она поджала губу и выдала улыбку самую, что ни на есть, очаровательную, на которую только была способна — сержант Гусев пропустил ее дальше, видимо, потеряв всякий интерес, и Лена, сдержав звонкий смех, двинулась в сушилку к Антону. — Товарищ сержант! — громогласно объявила она, распахнув дверь в сушилку: — Шухер, это твой шухер! — цокнул языком вечно уставший от жизни сержант Зюзин. Антон, сидевший на корточках у отклеенной вытяжки с сигаретой, встрепенулся. — Господи! — заверил он праведным тоном, посмотрев на Лену, как на врага народа. — Я думал, это ротный! — Лена сдержала пренебрежительную ухмылку. — Выспалась? — тут же поинтересовался Антон, вставая на ноги. — Курить хочешь? Прикрой дверь, иди сюда. Лена послушно прикрыла дверь и в пару шагов подошла к Антону: в сушилке было пусто и накурено — пахло табаком и стиранными носками. На продольных батареях по всем стенам висели эти самые носки — коричневые стены, коричневый потолок, освещение только лишь из белой потрескавшейся рамы окна — ничего интересного. Антон протянул Лене пачку, и сержант Зюзин проводил внимательным взглядом сигарету прямо до губ Лены. — Давно куришь? — спросил он вдруг спокойным голосом, пока Лена чиркала зажигалкой. — Девять лет, — не мелочась, заявила она после затяжки. — Кури в вытяжку, Горох учует запах — и тогда всем придется от травмата побегать, — предупредительно объявил сержант Зюзин, направляясь к двери. — Как спалось? — когда дверь за ним захлопнулась, спросил Антон. — Ничего не снилось, — с каким-то легким флером прострации ответила Лена. — И это… Странно? — не понял Антон. — Да, мне обычно снятся сны, — она пожала плечами. — Причем часто они имеют свойство сбываться, — она присела на корточки поближе к вытяжке и стряхнула пепел. — А мне ничего не снится, — грустно ответил Антон. — С тех самых пор, когда Еланский гарнизон стал частью тыла. Война подкосила мое желание видеть сны — мне стали сниться кошмары, и я подумал, что было бы лучше, если б мне ничего не снилось вообще, — в тишине сушилки Лена грузно вздохнула, положив руку на плечо Антона. — Понимаю тебя, приятель, — сказал она. — Это что, утешительный приз? — усмехнулся Антон с добротой, и оба они радушно посмеялись. — Скоро придет прапор? — вдруг опомнившись, спросила Лена: затушив окурки, они сунули их в вытяжку и вернули на место маленькую решетку, которая ее загораживала. Антон встал, отряхивая ноги, и подал руку Лене, которую она любезно приняла с легким румянцем на щеках. — После завтрака должен заглянуть на пару часов: Горохов сказал, что он выдаст форму и свалит, — Антон почесал затылок и упрятал руки в карманы зеленой офиски. — Что еще говорил Горохов? — Лена добралась до широкого подоконника, на котором лежал тонкий слой пыли, и ловко запрыгнула на него, поднявшись на сильных руках. Антон подошел к ней и устроился рядом, откинувшись спиной на грязное оконное стекло. — Горохов, знаешь, — Антон надул щеки, подбирая слова. — О тебе отзывался, как о мешке с дерьмом, — выпалил он и затаил дыхание. Лена вздохнула. — Господи, когда я приезжала к братцу, он был другого мнения, судя по его тогдашним взглядам на мои колени, — фыркнула она, потерев виски. Снова заурчал ее живот. — Зюзя говорил, что ты гоняла в казарму в юбочках, а все слоны тебе в рот заглядывали, — рассмеялся Антон. — Не знаю, заглядывали или нет, но сержант Валеев у моего братца что-то насчет меня узнать пытался… — Серьезно? Валеев? — не поверил Антон. — Наш Валеев? Наша полторашка? — спрашивал он снова и снова. — Да, да, ваш Валеев, сто пятьдесят оттенков сержанта Валеева, — отшутилась Лена, и Антон не удержался от довольного смеха на всю сушилку. — Остальные сержанты тоже будут в отправке, да? Они тоже поедут с нами в Алейск? — Да, поедут Гусь, Зюзя, Валеев, Саменов на какой-то черт, Веня, ну и мы с тобой, — Антон вздохнул. — Может, к нам присоединится Горохов. Но это навряд ли: парни не в восторге от такой идеи, да и я не сильно доволен, если честно — заколебал он уже, никакого от него толку. Только и может бухать и бегать с травматом, угрожая мне «морду прострелить», — процитировал Антон, изобразив воздушные кавычки. — Во времена службы моего братца от него был хоть какой-то прок, — Лена вздохнула с усталостью и снова помассировала свои виски. — Кстати! — оживилась она, что-то или кого-то вспомнив. — Как поживает старлей Кузнецов? — Старлей Кузнецов? — переспросил Антон с ноткой непонимания. — Понятия не имею, кто это. Может, его расформировали до моего прихода. Я сюда в двадцать третьем попал, сразу кинули к мотострелкам, — он гордо провел пальцами по нашивке на руке. — А что за старлей? — Да братка говорил, что вся рота готова была на него молиться: впрягался за каждого по какой-то чуши, жопу драл ради обычных рядовых, не спал ночами, сидел за документацией, был авторитетом для Горохова и Бабаева… — Лена многозначительно потрясла указательным пальцем в воздухе. — А это, скажу я вам, не шубу в трусы заправлять! — И то верно, — хмыкнул Антон. Они помолчали. Где-то далеко за гарнизоном слышались залпы танков и артиллерий. Горячая война, захлестнувшая четыре страны, продолжалась. Часам к девяти в сушилку с обеспокоенным видом наведался сержант Веня Борисов: — Ну и какого черта мы тут прохлаждаемся? Горохов встал, наорал уже на все, что движется, а все, что не движется, подвигал и наорал на это, — видно было только часть его самого из-за двери: кепка прилипла ко лбу от капель серого пота, красные щеки зарделись от морозца. — А че случилось-то опять? — Антон спрыгнул на пол и тут же принялся отряхиваться от пыли. — Не знаю, че он там вчера хлебал на ночь глядя, но сейчас по какой-то черт он гонит всех на стадион. Приказа о специальной подготовке не приходило, но Горохову, видимо, насрать, — Веня пожал плечами. — Так что собирайтесь, идем бегать и прыгать! — картинно воскричал он с каким-то актерским зачатком мастерства. — Мне идти тоже? — Лена спрыгнула с подоконника следом за Антоном, но, в отличии от него, отряхиваться от пыли не стала: а толку? Все равно выдадут новую форму. — Конечно, солны-ы-ы-ышко, — протянул Веня с интонацией заботливой мамочки, и сию же секунду лицо его стало насмешливым и веселым. — Иди, бэ-э-эстолочь, Горохов и так из тебя душу вытрясти готов, заодно сдашь нормы физо, если не сданы… — Сданы, — спешно ответила Лена. — Значит, поднимешь авторитет среди сержантов, — Веня скрылся за дверью. — Вам пять минут на сборы, животные! Побегее! — Иде-е-ем, — Антон направился к двери, Лена юркнула следом за ним. Общий сбор в главном проходе казармы проходил в штатном режиме: сержант Гусев пялился на слой пыли на штанах Лены, сержант Саменов и Валеев перекидывались дежурными фразами о предстоящей беготне, сержант Зюзин подозвал к себе Антона на пару слов, а Лена устроилась в сторонке, как бедный родственник. Нигде не было видно Горохова, ничто не предвещало беды — все двери были закрыты, окно для проветриваний все еще пропускало в казарму свежий воздух, настроение колебалось от отметки «нормально» до пункта «пристрелите меня, кто-нибудь». — Выдвигаемся? — громогласно объявил Веня, поправив на плече сумку с эстафетными палочками: все глянули на него, затем переглянулись, а затем мерно засеменили к выходу. Спуск по лестнице казармы, которая для Лены уже успела стать вторым домом, прошел успешно — никто не толкался и никуда не торопился, наверное, оттого, что погода за окном разыгралась не совсем радужная — ротный Горохов, видать, хорошо об этом знал, раз решил отправить всех сержантов и подставную медуху на стадион. На улице Зюзин и Антон тут же отлучились за угол, чтобы покурить, сержант Валеев и Саменов продолжили свои неспешные заурядные разговоры, а сержант Гусев подвалил к Лене, как чекист с гранатой откуда-то из-за спины. — Классные штанишки, — в своей излюбленной манере альфа-самца начал он, Лена сделала вид, что ничего не услышала, надеясь отвести от себя пустые разговоры и треп ни о чем. — Эй! — он потряс перед ее лицом рукой, пощелкал, привлекая к себе внимание. — Слышишь меня? Земля вызывает дезертиров! Ответь, о, недоступное создание. — Че тебе надо? — не выдержав, вспылила Лена. — О как, голосок прорезался, — цокнул сержант Гусев. — Ты, чучело, тут долго не протянешь. Ты вообще в курсе, что идет война? Фронтовики сделают очень большую ошибку, если примут тебя в свои ряды, так что не путайся под ногами лишний раз, ты, ошибка природы, — он смачно сплюнул и, мило улыбнувшись со сверканием ямочек на щеках, заспешил в сторону стадиона. Не стройными рядами все сержанты двинулись в путь, пока Лена плелась позади, переваривая слова Гусева — может, он и был в чем-то прав. Может, во всем: толку от нее, кажется, и впрямь было мало — ну что она могла сделать, кроме того, как похлопать длинными ресницами и эффектно растянуться на полу? Да, в общем-то, ничего больше. Прошлогодние показатели физо, к которому Лена готовилась с усердием, кажется, не приносили ей никакой практической пользы — толку-то в том, что она бегала быстро и выносливо на долгие дистанции? От врага ей, что ли, так нужно было бегать? Или за врагом?.. Лена задумчиво колупала отросшими белыми ногтями липучки на штанах, хлюпая берцами по сырому асфальту — впереди по дороге дивизионного плаца виднелся стадион — накрапывал мелкий дождик, все сержанты усиленно делали вид, что его нет, потому что никому не хотелось выслушивать в свой адрес килотонны едких криков от Горохова. Когда все остановились в сырой свежей от дождя траве, Лена пустила вольный взгляд в сторону снарядов и турников, перед тем глянув на свое больное плечо — какая муха успела укусить Горохова, раз он в принципе схватился за травмат при виде девушки, Лена не знала. Она знала лишь, что с больным плечом от нее пользы будет не больше, чем от рваных берц в ливень. — С чего начнем? — будничным тоном спросил сержант Валеев: он то и дело оборачивался на Лену, словно пытался вспомнить, где раньше мог ее видеть — очевидно, ни одна здравая мысль или ее зачаток не посетили его головы, раз он с таким старательным выражением лица пытался вспомнить. — Десять кругов легким бегом, затем ускорение, потом сбегаем эстафету, — задумчиво пробубнил Веня, доставая эстафетные палочки и бросая их вместе с сумкой на траву. С ленцой все выстроились в ровный ряд на старте и по отмашке Вени побежали — вперед сразу вырвались Антон и сержант Зюзин, следом за ними бодро держался сержант Гусев, мини-поток замыкали Саменов и Валеев, и в самом конце феерично плелась Лена — не было совершенно никакого желания бегать на пустой желудок, который урчал каждые пять минут. — Э, бэстолочь! — окликнул Веня. — Ты пешком идешь или бежишь? — Лена нахмурилась, надув нижнюю губу, и прибавила газу, стараясь сровняться хотя бы с Валеевым. Круг за кругом одышка становилась все тяжелее, Лена скидывала со лба влажные пряди черных волос и с ненавистью поглядывала на Веню, который прохлаждался в сторонке, не дуя в ус — Зюзин и Антон уже давно закончили бегать десять кругов и теперь прогулочным шагом расхаживали по тропинке стадиона, сержант Гусев был близок к тому, чтобы последовать их примеру. — Я больше не могу… — коротко простонала Лена, падая в сырую траву и накрывая голову руками. — Слабачка! — где-то засмеялся сержант Гусев, и Лена почувствовала, как начинает раздражаться от каждого его слова в свой адрес: со спесью вскочив на ноги, она сдернула с плеч китель, чуть не содрав бинт, скинула с ног берцы, сунула вниз комки влажных носков и с новыми силами (силами злости и ненависти, очевидно) припустила по полю — Веня не сразу заметил ее добровольный порыв выделиться, Антон и сержант Зюзин, прекратив разговаривать, даже остановились и глянули в ее сторону. — Сержант Гусев, что же вы отстаете, вашу мать? — пробегая мимо него налегке, спросила Лена запыхавшимся голосом. С духом соперничества сержант Гусев усмехнулся и припустил следом за ней, расстегивая свой китель. — Че творят, черти! — усмехнулся Веня, со смешком смотря то на Гусева, то на Лену. Когда все встали на дистанцию тридцати метров, Лена выбрала себе в пару сержанта Гусева, не сговариваясь с ним — стоя на старте босыми ногами в какой-то луже, она поправляла сползавшие лямки белья и поглядывала на дистанцию, которую предстояло бежать. — Проиграть не боишься? — сержант Гусев усмехнулся, разминая ноги. — Нет, — Лена нагнулась до самой земли, вцепившись в свежую сырую траву руками — растяжка тянула мышцы и суставы, но Лена понимала, что не может ударить в грязь лицом перед этим высокомерным выродком — нужно было провернуть все на высшем уровне. — На старт! — огласил Веня, пока оставшиеся сержанты во главе с Зюзиным посмеивались в стороне. — Внимание! — Лена приняла позицию «снизу» и затаила дыхание, врезавшись босыми ногами в холодную жирную землю. — МАРШ, ВАШУ МАТЬ! Сержант Гусев и Лена подорвались одновременно — вырвать лидирующую позицию хотелось обоим, но старались они не одинаково — Лена дышала тяжело, раздувая ноздри, с силой шлепая босыми пятками по грязи и траве, которая резала грубую кожу стоп, а сержант Гусев, не убавляя и не прибавляя скорости, следовал вперед, как танк. — Топи, топи, Ленч! — с воображаемых трибун орал Антон, пока сержант Зюзин скептично курил, поглядывая на Гусева и спешащую Лену. Битва титанов закончилась тем, что на самом финише, запнувшись за свою же ногу, но не пожелав отдавать победу так просто, Лена полетела вниз и ухватилась за штаны сержанта Гусева — они кубарем покатились по сырой траве, сцепившись в нешуточной схватке: сержант Гусев змеей обвил запястья Лены, а она прихватила его бока ногами — оба с треском упали у ног Вени, который посматривал на циферблат своих часов. — Ну что за идиоты?.. — сам себя спросил он, тяжело вздохнув. — Будем считать, что ничья. — Хочешь сказать, эта пристукнутая бегает так же быстро, как я? — возмутился сержант Гусев, за что получил больной тычок под ребра: Лена ликовала. Только собравшись подняться на ноги и гордо напялить на грязные черные пятки свои берцы, Лена была отдернута назад за лодыжку — она упала рядом с сержантом Гусевым, и они сцепились старыми-добрыми ненавидящими взглядами. — Выскочка, — сплюнул Гусев. — Сержантский пробник, — переплюнула Лена, отползая в сторону, пока на старт уже вставали сержант Зюзин и Антон. — Шухер, не гони сильно, — миролюбиво, но все же громко и для всех заявил Зюзин. — Не хочу обниматься с тобой на финише, — сержанты дружно посмеялись, пока Лена дергала себя за майку в попытках освежиться. Духота застоявшегося вокруг воздуха давила на грудную клетку, лоб покрылся горячей испариной, а холодный моросящий дождик прохаживался по голым плечам не хуже кусочков льда. Наплевав уже раз сто на чистоту собственных штанов, Лена со всей силы плюхнулась задницей в грязь и сырую траву, усаживаясь по-турецки. Бег шел еще порядка часа, а затем, откуда ни возьмись, нарисовалась высокая фигура Горохова. — Товарищ командир! — все, как один, отдали честь: Горохов вальяжно прошел на стадион по траве, шлепая берцами по скопившимся лужам, и многозначительно глянул на Лену. — Долго вы еще будете бегать, дебилы? — Но Вы же сами сказали… — запричитал Веня растерянным голосом. — Отставить, сержант Чморисов! — гаркнул Горохов. — Я Борисов, — полушепотом возмутился Веня, и Лена не смогла сдержать смешка в кулак. — Хватит носиться, как сайгаки — топайте жрать, потом получите форму. Остаток дня можете пинать болты, я не запрещаю — мне придется отлучиться до завтрашнего утра, — он глянул на часы, и только сейчас Лена заметила рюкзак за его плечами. Кажется, все выдохнули с облегчением. *** В душной столовой пахло свежими булками с повидлом и недоваренными пельменями — внутри было просторно и пусто: видно, слонов и черепов уже раскидали по отправкам, редкие кучки сержантов сидели своими компаниями за столами. Лена приметила стол у окна и, выдохнув, зашлепала босыми ногами по кафельному холодному полу — каждый шаг отдавался звоном в голове: вот ведь дура, решившая впечатлить сержанта Гусева — теперь придется ходить с грязными босыми ногами до самого вечера. — Куда ты? Нам на раздачу, — окликнул ее Антон, заметив, как Лена заспешила к свободному столику у окна. — Настоящий воин питается энергией солнца и пылью с его стоп, — где-то рядом пошутил сержант Гусев, и Лена, быкуя, направилась к раздаче: холодный, ледяной кафель под ногами буквально резал стопы, было дико неловко и неудобно, но, превозмогая легкое чувство стыда, Лена шла вперед. Антон вручил ей в руки красный пластиковый поднос и подогнал вперед легким шлепком колена по заднице: — Не задерживай очередь. У Лены глаза на лоб полезли от обилия еды — не так она себе представляла армейскую столовую, далеко не так: полки ломились от пластиковых контейнеров с разнообразными овощными салатами, в белых тарелках на всю столовую приятно пахли свежие пельмени с толстым слоем кетчупа с краю тарелки, парное молоко дожидалось в стаканах. Лена зацепила на поднос тарелку с пельменями и легкий овощной салат из квашеной капусты, живот заурчал протяжно — нагрузив себе побольше хлеба и стакан молока, она с чувством выполненного долга направилась к столу, следом за ней подтягивались остальные. — А! А! А! — как только эта бестолочь обожглась кромкой белой тарелки с пельменями, весь поднос чуть было не посыпался из рук, но его вовремя подхватил жилистыми ладонями сержант Зюзин, уже, наверное, по привычке закатив глаза. — И как они вообще тебя допустили до физо? Госпо-о-оди… — завозгудал он, присаживаясь за стол и ставя перед собой свой поднос. Лена фыркнула, надув губу, но все же отметила про себя, что сержант Зюзин был чертовски прав. Разложив тарелки на столе, убрав поднос к ножкам стола, Лена схватилась за пластиковую белую вилочку, стоявшую с десятком точно таких же посреди стола в железном стакане. — Бон аппетит? — предложил с улыбкой Антон, присаживаясь за стол рядом с Леной. Мест за столом было не так уж много, чтобы абсолютно все сержанты поместились за него вместе с Леной, поэтому в какой-то степени Лена даже обрадовалась тому, что сержант Гусев навряд ли успеет занять себе место за их столом. Недолго музыка играла — недолго фраер танцевал: сержант Гусев плюхнулся рядом с сержантом Зюзиным и тут же нагло ухмыльнулся, глянув в Ленину тарелку. — Пельмешки? С твоими-то щеками? — издевательски усмехнулся он, и все тут же заметили, что воздух загустел, а между этими двоими забегали искры ненависти. Лена показательно воткнула вилку в один пельмень и, повозив им по тарелке, храбро сунула его в рот — ох, и какой же это было ошибкой: обожженный язык тут же засаднило, Лена застонала с пельменем во рту, а потом, не придумав ничего лучше и не сориентировавшись, плюнула пельмень куда глаза глядели. Ровным ударом пельмень приземлился прямо в стакан молока сержанта Гусева, раскидав в округе молочные густые брызги. Антон крякнул в кулак, сержант Зюзин сдержал снисходительную веселую усмешку. У сержанта Гусева дернулся глаз. — Ой, — констатируя факт, Лена смотрела на стакан белого молока, которое постепенно краснело от разводов кетчупа. В стакане были настоящие волны. А у сержанта Гусева подгорала задница. — Безрукая, — выругался он, отставив стакан в сторону и усевшись удобнее. — Горохов не говорил, откуда нас отправят? — чтобы сменить тему разговора, тут же нашелся Антон, пожевывая кусок хлеба и запивая его молоком. — В смысле? — встрял сержант Зюзин. — Ты имеешь в виду, с какого вокзала? — Угу, — Антон набил полный рот горячих пельменей и теперь с довольным видом оголодавшего волка тоже запивал их молоком. — С Еланского ж/д, вроде как, — поделился соображениями сержант Гусев, натыкивая на вилку порубленную в салат капусту. Лена молча и с наслаждением уплетала пельмени за обе щеки, не забывая потихоньку дуть на каждый, чтобы остыл быстрее — никто особо не смотрел в ее сторону, да и правильно: что красивого в девушке с набитым ртом и растрепавшимися волосами? Сержанты думали точно так же. — А не с Камышловского? — подумал Антон законно, сделав еще пару глотков молока. — Не, я не думаю, — поддакнула ему под руку Лена, запихивая в рот кусок свежего хрустящего хлеба. — Мы уже поняли, что ты никогда не думаешь, — язвительно отметил сержант Гусев, изредка кидая взгляды на испорченный стакан молока. — Когда у братишки была отправка в Алейск, их отправляли с Елани, — продолжила Лена, смерив сержанта Гусева взглядом аля «поборемся на досуге, принцесса». — О как, — удивился сержант Зюзин. Антон кивнул, соглашаясь с ним. — Напомни, Гусь, когда отправка-то? — В эту пятницу, насколько я помню, — сержант Гусев усиленно чавкал пельменями на всю столовую. — Нужно еще форму у прапора стрясти, — напомнил всем Антон, и Лена запихнула в рот еще один кусок хлеба. — Ты бы на хлеб не налегала, моя сладкая булочка, — наблюдая за ней в полглаза, заметил сержант Гусев. — Щеками уже можно врагов ловить, а ты все не остановишься! Лене было не обидно — шуточки о щеках преследовали ее повсеместно, поэтому Лена уже давно смирилась с этим и считала, что обижаться на это было ерундой. Однако, сейчас волна обиды уколом прошлась по сердцу, и Лена не смогла не глянуть на сержанта Гусева с раздражением. — Че ты к ней прицепился? — мученически вздохнул сержант Зюзин, и Лена глянула на него с вопросом: — Че? — заметив ее пристальный взгляд, смутился он. — Вы достали уже, как дети, чес-слово! Сцепились, как кошка с собакой, а ведь хрен пойми, из-за чего! — Поддержу, — закивал Антон, и Лена зарычала, смотря на сержанта Гусева, как настоящий цепной пес. Антон коротко глянул на Лену: — Как твое плечо? — Не болит, — шикнула Лена с показательной агрессией, не отрываясь голубыми глазищами от лица сержанта Гусева. — Сменим повязку, как вернемся в казарму, — миролюбиво предложил Антон. — Зюзя, у тебя бинт остался? — Нет, — простодушно ответил тот, пожав плечами и отправив в рот слонячью конфетку. — Оу, — взгрустнув, как-то померк Антон. — Гусь? — Есть, — не спеша взяв стакан испорченного молока, сержант Гусев медленно опустошил его до последней капли и, прожевав ненавистный пельмень, медленно обтер побелевшие губы тыльной стороной ладони. — Пусть отработает. — Гусь, че за детский сад? У нее плечо болит, — цокнул Антон. — Жопе легче, — в тон ему ответил сержант Гусев. — Хочет бинт — пусть отрабатывает! — Гусь… — только хотел пойти на попятную Антон. — Согласна! — Лена выставила вперед крепкую ладонь, с силой вытянув больную руку — плечо заныло с новыми силами: наверное, от предвкушения славной битвы с выскочковатым сержантом. — По рукам, — сержант Гусев многозначительно посмотрел на Антона, беря в свою ладонь руку Лены. — Видишь? Она согласна… — ехидно посмеиваясь в полголоса, шепнул он, и Антон тяжко вздохнул с усталостью. — Дебилы, — выдал свое коронное сержант Зюзин. *** После плотного завтрака все спешили в казарму — Лена обгоняла сержанта Гусева, ускоряя босой шаг, пока на плече болтались отцовские берцы, повязанные шнурками. В хвосте плелись сержант Валеев и Саменов, сержант Веня Борисов куда-то умотал сразу же после обеда, а Антон и сержант Зюзин опять о чем-то отвлеченно болтали, никуда не торопясь. В душной казарме первым оказался сержант Гусев — тут же кинулся к канцелярии напротив досуга, распахнул дверь и исчез за ней — затем залетела Лена, хищно оглядываясь по сторонам и ожидая подвоха буквально от всего. Когда поднялись все остальные, из канцелярии вырулил довольный сержант Гусев — держал в руке свою форму, а сам был одет по гражданке. А ведь так и не скажешь, что красавец, — подумала Лена, — Как форма меняет мужиков! — Для кого стриптиз? — сержант Зюзин вскинул брови, одарив сержанта Гусева снисходительным взглядом и проходя в досуг. — Для нашей булочки, — сверкнул клыками сержант Гусев. Лена закатила глаза, как полудохлая рыба, выброшенная на берег. — Дэржи. Стирай, не стесняйся! — он вручил ей форму и ладонью махнул в сторону туалетов. — Вода и мыло там, и все ручками, ру-у-у-учками, — он готов был довольно расхохотаться, но Лена слишком резко выдернула из его рук форму, съездив куском кителя по его щеке. — Ой, — как и утром, отметила она и тут же направилась к туалету, на ходу скидывая с плеч берцы и собственный китель. В туалете было прохладно, пахло сигаретами, мочой и грязными носками — Лена заприметила ряды белых раковин с простецкими кранами и, выдохнув и вдохнув несколько раз, остановилась у самой первой, кинув шмотье сержанта Гусева в нее. Намочив китель и штаны, Лена отыскала глазами замызганный кусок старого мыла и с отвращением взяла его в руки, наморщив свой нос — намылив руки и китель, Лена принялась шоркать его, чередуя со штанами — из-под крана бежала ледяная вода, и плакатик на стене — «воду из-под крана не пить, животные» — очень веселил. Лена старательно намывала китель сержанта Гусева, думая о доме — перебирая костяшками рук, которые успели прилично покраснеть, она мыслями была рядом с матерью и отцом, смиренно ждавшими звонка от ее старшего брата с горячей точки и смотревшими телевизор в надежде на лучшее. — Ты там дыру протрешь! — сержант Гусев всегда появлялся, как фашист — рано, из-за кустов, внезапно. Лена вздрогнула, прикусив нижнюю губу, и пустыми стеклянными глазами глянула на него, не останавливая движения рук. — Эй! — возмутился сержант Гусев: вид растерянной девушки его ни капли не смутил. — Нежнее, дамочка, это не Ваши хахали, это сержантский китель! — выплюнул он с видом всезнайки, и пелена с глаз спала: Лена проморгалась, до нее быстро дошел смысл сказанных Гусевым слов, и она, не сговариваясь со своим мозгом, включила напор воды сильнее и, зажав трубу пальцем, сквозь холод направила все брызги в сторону Гусева. — Че Вы сказали, товарищ сержант?! На крики Гусева в умывалку слетелись Антон и сержант Зюзин: — Ну что, опять? — уже ничему не удивляясь в этой жизни, простонал Антон. Сержант Зюзин укоризненно покачал головой, глянув на сержанта Гусева: — Гусь, тебе сколько лет? Но тут же струя ледяной воды огрела Лену по затылку, задев Антона и Зюзина — и началась беготня по умывалке: все краны оказались включены в какой-то слишком короткий срок, и теперь все четверо проводили мощные обстрелы друг друга чистой речной водой. — Н-на, фашист! — Лена целилась, безусловно, в сероглазую моську Гусева, но неожиданно для всех попала прямо промеж глаз сержанту Зюзину: хладнокровно смахнув воду с лица, он сурово сплюнул на пол под умывальники и, быстро набрав в рот воды, воинственно стал надвигаться на Лену. — Товарищ сержант, пожалуйста! — без вины виноватая, Яцковцева припустила прочь из умывалки, сверкая грязными голыми пятками. Сержант Зюзин и вся остальная братия кинулись за ней следом. — Лови булку! — в главный проход казармы с бешеными глазами вылетел насквозь сырой сержант Гусев. — Пошли Вы в пень, товарищ сержант! — босыми ногами пролетев по полу, Лена не очень удачно вляпалась в стену, оставив после себя сырой след. Молчаливый сержант Зюзин, не обронив ни слова, бежал за Леной методично и в своей излюбленной старческой манере — «ну, куда ты бежишь? я старше и опытнее, тебе все равно капут!». Лена дико дышала, залетев в умывалку третьего и четвертого взводов — в голову ей не пришло ничего лучше, кроме как шмыгнуть в одну из кабинок душа и спрятаться за шторкой. Притаившись и задержав дыхание, Лена присела на корточки, выжимая сырые волосы и нателку. Сердце бешено стучало, а в крови плескался какой-то детский азарт, таинство первой игры «в прятки» — Лена дышала через раз, слыша, как разбегаются по комнатам сержанты: кто-то юркнул в кхо, кто-то двинул во второй досуг, а кто-то не спеша прошел сюда, в умывалку. Влажные следы босых ног блестели на кафеле, вычислить Лену не составляло труда, и невидимый противник набрал воды в карманную флягу, а затем двинулся осматривать туалетные кабинки — услышав это, Лена встрепенулась и со смехом подумала, что это ее шанс сбежать. Не дыша, придерживая сырые бочины руками, она носом отодвинула шторку, проклиная себя за каждый шорох, и осторожно ступила на кафель босой ногой — затем шагнула вторая нога, и Лена стала красться к дверям из умывалки. Во втором коридоре, где располагались туалетные кабинки, отчетливо слышался топот берц, и Лена, не теряя ни секунды, не раздумывая ни секунды, рванула прочь. — Булка! — окликнул сержант Гусев, вылетев на шум — Лена притопила так, как не притапливала никогда в своей жизни: поскользнувшись на холодном кафеле правой пяткой, она полетела вперед, как ракета, грозясь разбить свой нос и ближайшую стену. — Лови хлебобулочное! — кричал сержант Гусев, несясь за летящей вперед Леной. — Эстафетная палка у меня! — Антон, выпрыгнувший из досуга, ловко подхватил Лену за больное плечо, совсем об этом не подумав. — А-А-А! — взвыла она, все-таки шлепнувшись на пол. — Твою раз… Не дав ей договорить, без предупреждения о войне в лицо изо рта ей плеснул воду подоспевший сержант Зюзин. — Квиты, — серьезным голосом заметил он, обтирая губы, пока Лена обмахивалась рукой, лежа на полу в вальяжной позе. — Вот твое повидло, — сержанта Гусева нельзя было не ненавидеть: еще одна порция ледяной воды прямо из фляжки прошлась от ремня на штанах до самого лица — кажется, от злости Лена начала даже дымиться. Смех сержантов в казарме грел душу. А холодный пол и сырая одежда — ни капли.