Гарнизон

На следующее утро Лена сидела на широком подоконнике сушилки и, поглядывая за спину через плечо, изредка смотрела в потолок — мир под углом ниже казался совсем другим: в руке белел экраном телефон, Лена мерно покуривала стрельнутую у Антона сигарету, сердце почти не билось. В сушилке больше не пахло вонючими потными носками — приятный бриз от порошка после стирки и запах краски от новой формы — вот все, что Лена чувствовала в тот момент. Не отрадно было думать, что мать и отец почти смирились с тем, что их дочь самовольно сбежала из дома и подалась в ряды вооруженных сил — пропущенных звонков и смс больше не было. И будто весь мир потерял смысл — Лена тупо пялилась в телефон, пытаясь осознать все, но ничего не хотело укладываться в голове в один стройный поток мыслей. Захотелось в отчаянном жесте проверить свои соц.сети, и Лена смело открыла нужную страницу — вкладка «диалогов» была полна, как и прежде, но сообщений явно прибавилось: Лена с интригой открыла ее и затянулась, ожидая загрузки изображения. «Привет, куда пропала?» — это был Илья. Лена тяжко вздохнула: нашел, когда ее вспоминать — месяц назад подался в Екатеринбург, ни слова не сказав, а сейчас, вот тебе — пишет, узнает, куда пропала. Лена мерно закатила глаза, открыла диалог и быстро принялась набирать ответ: «По работе. Прости. Срочная командировка» — как только сообщение было отправлено, Лена решила, что нужно бы прогуляться. В главном холле казармы было достаточно пусто: никого из сержантов не было на посту, ротный не вернулся со вчерашнего дня — в одиночестве Лена вышла с недокуренной сигаретой в самую середину и, вздохнув, стала смотреть в потолок, предаваясь не самым веселым мыслям. В голове крутились воспоминания о доме, о небольшом огороде и не полотых грядках, о вечерних прогулках с Юлькой, о шутках Вована у костра, о походах в дикие земли и леса, об учебе, о работе… Закрыв глаза, Лена отошла в сторону и прислонилась спиной к стене, меняя точку опоры на другую ногу — в желудке протяжно заурчало: со вчерашнего обеда она так ничего не ела, а времени уже было — Лена глянула на подсветку экрана — половина третьего дня. Затянувшись в последний раз, Лена только захотела сходить выкинуть окурок, как тяжелая железная дверь, выкрашенная в унылый серый цвет, заскрипела, открываясь — Лена вздернулась, перед глазами промелькнул остаток жизни при мысли о том, что это может быть Горохов. В голове не возникло мысли лучше, чем просто пихнуть окурок в карман — дверь открылась, внутрь не спеша ввалился сержант Гусев. — Булка, где все? — осмотрев ее с ног до головы, невозмутимо спросил он, не проходя дальше порога. Лена хотела было выдохнуть с облегчением, как почувствовала запах гари и жженной одежды — задымилась штанина новенькой формы, выданной вчера прапором, глаза Лены полезли на лоб, расширившись. Она припустила к умывалкам в диком ужасе, чуть ли не сшибая все на своем пути — залетев внутрь, она первым делом открыла первый попавшийся кран — холодная вода полилась на подпаленный карман, напахнуло гарью, Лена закашлялась, рассеянный дым окутал ее силуэт в дневном свете окон. — Хочешь поджечь казарму? — откуда-то с порога спросил сержант Гусев, явно насмехаясь. Лена фыркнула, пытаясь потушить свой карман — жгло ткань, подпаляло волосы и потихоньку добиралось до кожи — Лена чуяла жар всей ногой, ощущая, что ожог неминуем. — Отвали! — огрызнулась она, потихоньку начиная паниковать. Со скепсисом наблюдая за потугами потушить карманный пожар, сержант Гусев вытянул из нагрудного кармана резиновую кружку и, развернув ее, не спеша подошел. — Отработаешь потом, — заверил он каким-то рассудительным тоном, пока Лена была готова раскричаться и заметаться в истерике. Сержант Гусев ловко набрал холодной воды из-под крана и равномерно разлил ее по дымящемуся карману — пошел густой пар, Лена не отмахивалась. Молча стояла и дышала себе под нос, смотря в пол. — Спасибо, — немногословно отозвалась она, когда сержант Гусев после пары минут молчания засобирался молча уходить. Он хотел остановиться и пошутить, но тотчас же передумал, и Лена посчитала это молчаливым укором: «Да ты безрукая, зачем ты поперлась сюда?! Ты всем мешаешь, убирайся!». Лена присела на пол, поджав колени и обхватив их руками — в половину третьего дня она имела на руках всплывшего откуда ни возьмись Илью, подгоревшую новенькую форму и осознание того, что родители так просто ее отпустили невесть куда. Возможно, на гибель. Отчаянно захотелось зарыдать, но Лена, героически шмыгнув носом, лишь хмыкнула, уткнувшись им в колени — в целом кармане свибрировал телефон: пришла смс. Лена не спеша открыла вкладку «диалогов» и молча усмехнулась: «Давай увидимся? Я скучал». «А я нет», — Лена хладнокровно нажала кнопку «отправить» и с чувством выполненного долга захлюпала слезами — что за жизнь?.. Выкинув злополучный бычок из кармана, она залилась слезами еще сильнее прежнего, всхлипывая судорожно и обрывчато — на ее громкий скулеж в умывалку подвалил сержант Гусев, удобно устроившись в дверях: красиво сложив руки на груди, он поставил ноги крестом и, усмехаясь, стал безмолвно пялить в сторону Лены. — Че, салага, жизнь поломала? — после минуты раздражающих всхлипов спросил сержант Гусев. Лена закатила глаза против воли. — Давай не сейчас, нет настроения собачиться с кем-то, — она отмахнулась так, как будто в этой жизни ей и правда больше ничего не осталось, кроме как рыдать в казарме под белой раковиной. — Что я слышу, — усмехнулся сержант Гусев, но про себя отметил, мол, зря он так с девчонкой — она же ничего плохого ему не сделала? Вздохнув, сержант Гусев подошел и присел на корточки рядом, покачивая головой. — Булка, че скисла? Повидло протухло? Че случилось-то? — по-житейски своеобразно спросил он, и Лена прикусила губу: всегда, когда кто-то спрашивает у тебя «все хорошо?», хочется рыдать без ума и биться головой об пол. Лена шмыгнула носом. — Все нормально. — Акклиматизация, да? — хмыкнул сержант Гусев. — Не переживай — переживешь, — он хотел было похлопать ее по плечу, но вовремя одумался, одернув руку. Лена не заметила его порыва. — Можешь поделиться со мной, все равно подохнем на фронте, — кажется, сержант Гусев слегонца улыбнулся, и Лена не смогла не ответить тем же через силу. — Умрем, — кивнула она. И добавила, помолчав: — Быстрее бы. — Заплесневелое хлебобулочное, — фыркнул картинно сержант Гусев. — Нет в этом мире проблем, которые нельзя было бы решить! — он гордо вздернул вверх указательный палец, и Лена истерично хихикнула в колени: вскинув голову, она в последний раз шмыгнула носом, утерла слизкую прозрачную соплю с носогубной складки и, выдохнув, ровным немигающим взглядом уставилась в стену. — Все нормально, — сержант Гусев аж крякнул от недоверия. — Раньше было хуже. Раньше было хуже… — во второй раз она повторила это уже, скорее, для себя самой: раньше было хуже — на гражданке никто не понимал, все осуждали и осаждали, пытались переделать — в армейке просто стебали по каждому поводу. Раньше было хуже. Кажется, слезы с новыми силами были готовы сорваться с глаз. — Рассказывай: с родителями не контачишь или парнишка бросил? — сержант Гусев вдруг проникся сочувствием к этому комку нервов, в которого, кажется, постоянно тыкали иглой: изучавший психологию в колледже года два назад, сержант Гусев явно видел в Лене стремление казаться лучше, чем есть, казаться лидером и деятелем, казаться добрым самаритянином — казаться выше, быстрее, сильнее! Как же она ошибалась, маленькая наивная Яцковцева. — Родители всегда были против контракта, — Лена потерла покрасневшие костяшки. Сержант Гусев напряг слух: напряженные отношения с родителями, да? Непонимание, оскорбления на почве «ты ничего не делаешь»? Осуждение на почве «Найди себе мужа и будь, как все»? — Но все же ты здесь, — подытожил он невеселым голосом. — Но, видно, никто не рад, — Лена смахнула с кончика носа слезу и сглотнула с боязнью разрыдаться снова. — Привыкай, в армейке всегда так, — честно сказал сержант Гусев. — Тут никто с тобой носиться не будет: всем начхать — оторвало тебе руку или часть жизни — выкручивайся, как хочешь, но главное — не пались. — он одобрительно хмыкнул. — Я думала, что в армейке дышать будет проще — никто не будет контролировать, никто не будет осуждать. И если на гражданке наплевать почти всем, то в армии — наплевать всем, — Лена мерно выдохнула, утирая красные щеки шершавыми влажными руками. — Так и есть, — кивнул сержант Гусев. — Это не отель, не курорт, не зона отдыха, чтобы с тобой носились: сказали «делай» — пошел и начал делать, сказали «коси траву пилой» — идешь и косишь траву пилой, сказали «утопись» — орешь в ответ «так точно» и идешь топиться, — стараясь вызвать на лице Лены улыбку, сержант Гусев улыбнулся сам. Лена не растаяла — тяжелый случай: сержант Гусев не мог оторваться от психоанализа. — Пусть кто-нибудь сразу скажет мне: «Утопись», — Лена шмыгнула носом. — Утопись! — в шутку ляпнул сержант Гусев. — Так точно… — Лена медленно начала подниматься с полу. — Да подожди, булка, стой! — он ухватился за ее руку и потянул обратно на пол: — Осади, не веди себя, как все, ты же не такая, как все, — Лена сглотнула: слезы подкатывали к горлу снова и снова. Снова и снова по сердцу били грустные мысли. Только она хотела что-то сказать, как в кармане снова свибрировал телефон. — Мама? — логично предположил сержант Гусев. — Если бы, — Лена открыла вкладку «диалогов» и, хмыкнув, отложила телефон в сторону, так и не погасив его экран. — «Почему ты молчишь? Не хочешь встретиться?» — прочел сержант Гусев, не стесняясь и не церемонясь. — Твой дружок? — логично предположил он. Лена отмахнулась. — Начали все по глупости. Сразу знала, что закончится все кучей дерьма и его недовольством. Все, как я говорила, — она вздохнула, схватившись за виски и обхватив голову руками. — Что же ты не закончишь? Он знает, что ты на контракте? — У него и без меня проблем хватает, не до этого, — Лена фыркнула. — Слушай, чувак, я уверен, что ты очень хороший… — начал говорить сержант Гусев. — Ты че, ты? Ты записываешь голосовое сообщение?! — ужаснулась Лена, но прерывать сержанта Гусева было уже поздно: вскочив на ноги, он понесся в неизестном направлении, не переставая говорить. — …Парень, но у девчонки сейчас проблемы: ты поступаешь, как дерьмо, если исчезаешь из ее жизни и появляешься так спонтанно. Ты вообще знаешь, что она подписала контракт? Я уверен, что не знаешь, уверен, что ты пишешь ей ради встречи на одну ночь — это подло с твоей стороны, хоть бы попытался сделать вид, что дорожишь этими отношениями… — на ходу в динамик орал сержант Гусев, не останавливаясь. Лена бежала за ним на автомате, не отдавая себе отчет в передвижении собственных ног — она слушала сержанта Гусева, а в горле стоял дикий ком обиды и понимания, что этот коротышка со сносным чувством юмора вообще-то прав. Голова кружилась — Лена остановилась у ближайшего косяка, решив прекратить погоню. Сердце клокотало внутри. — Отправил, — сержант Гусев вернулся, чтобы отдать телефон. — Он прочел. Жди, когда все осознает и ответит. — Не ответит, — хмыкнула Лена, сунув телефон в целый карман. — Ответит, — в тон ей хмыкнул сержант Гусев. — Его мужское эго задето: бабень, которую он использует ради плотских утех, оказывается, смеет якшаться с кем-то, кроме него! — он в безмолвном ужасе с наигранным выражением «о, ужас!» на красивом лице застыл на пару секунд. Лена молча отвернулась. — Не, у него есть куча девушек гораздо красивее и лучше меня, — она с обреченностью вздохнула. — Чего же ты унываешь, королева? Из тебя тоже можно сделать конфетку! — сержант Гусев прихлопнул в ладоши. — И я даже знаю отличного… Впрочем, к чему скромность? Знаю лучшего тренера в мире! Лена глянула на него с выражением лица, мол, совсем свихнулся? Кто он? — Я! — сержант Гусев ударил себя в грудь кулаком и, выдохнув, схватил Лену за руку и потащил прочь из казармы. — Начнем тренировки немедленно: тебе еще мир спасать, а ты не в форме! — Но, товарищ сержант… — Ни слова больше! Железная дверь в казарму ловко захлопнулась, повисла гнетущая пустая тишина. *** — Глянь на себя, че ты можешь?! — взъерепенился сержант Гусев, сверкнув глазами: Лена с яростью смотрела на него, точа клыки в легком налете острым языком. — Че ты можешь?! — почти по слогам закричал сержант Гусев, и Лена не смогла сдержаться: они схлестнулись в жесткой рукопашной схватке — Лена выскочила вперед, подсекая ноги товарища сержанта, а он, не будь дураком, постарался отпрыгнуть в сторону. — Могу все! — кричала Лена, нападая на сержанта Гусева с кулаками. — Громче! — уходя от удара, заявил сержант Гусев и влепил Лене легкий шлепок по заднице. — Могу все!!! — снова закричала Лена, прыгая на сержанта Гусева со спины и валя его на свежую влажную траву — захрустели яркие зеленые травинки, Лена с придыхом прыгнула на спину сержанта Гусева и постаралась взять его руки в захват. — Ты можешь больше! — сержант Гусев вырвался так, будто был связан обычной хлопчато-бумажной ниткой: треснув Лену по затылку, он подмял ее под себя и, выдыхая, поставил колено на ее влажную спину. — Ты можешь больше, булка, — и улыбнулся с каким-то осознанием собственного превосходства. Лена закатила глаза, коротко застонав от усталости. — Не ныть! — сержант Гусев съездил ладонью по голове Лены, и та ощерилась с оскалом — почти свернувшись пополам, она схватила его босыми ногами за бока и повалила их обоих на траву — прокатившись, Лена скинула сержанта Гусева с себя с ожесточенностью и тут же кинулась к нему — прижала коленями его ладони и уперла кулак прямо в ровный острый кадык, дыша тяжело и урывками. — Один — один, товарищ сержант! — с удовлетворением и на силу вздохнула Лена, сержант Гусев усмехнулся, высвободив одну ладонь и подав ее Лене: — Можно просто Миша. Или Бог — как тебе будет удобнее. — Ушлепок! — со смехом Лена пожала его ладонь и поспешила встать на ноги, помогая Михе подняться следом. — Ну, что могу сказать, — потирая влажный от пота лоб. — Дерешься ты неплохо, но явно не идеально, — он прошелся ладонью по влажной от испарины спине и расстегнул китель, чтобы немного проветриться. — Немного подтянуть тебя с этим, дать тебе время скинуть лишние булочные кило — и ты будешь готова ко фронту, — задумчиво проговорил он. — Ко фронту… — эхом повторила Лена, зажмурившись и смотря на вечернее небо: розовые вихры облаков плющом вились вокруг красного диска солнца. — Не унывай, булка, хуже уже было, — подытожил сержант Гусев, махнув рукой. — Пошли в столовку: через двадцать минут ужин начнется. — Так точно, — доставая из кармана пачку сигарет и закуривая, отдала честь Лена. — И бросай это дело, — сержант Гусев кивнул на раскуренную сигарету: — Твои легкие тебе потом «спасибо» скажут. — Потом и скажут, — Лена вырвалась вперед, подорвав к дороге. — Что же Вы отстаете, товарищ сержант? Догоняйте! Когда они ворвались в столовую, препираясь насчет сигарет и здорового образа жизни, в глаза им бросилась картина странная: шушукающиеся о чем-то Антон, сержант Веня Борисов и ротный Горохов. У Лены душа ушла в пятки — тут же застегнув китель, она на ходу стала его заправлять, шлепая отцовскими берцами по холодному темному кафелю кухни. — Голубок мой, голубок! — заметив Лену, заголосил Горохов, и что-то внутри у Лены успело оборваться: она скользнула настороженным стеклянным взглядом по лицам Антона и Вени и поняла, что что-то явно пошло не так. — Подлети на пару минут, живее! — Так точно! — с другого конца столовой гаркнула Лена и под легкий толчок Михи в спину поспешила к Горохову. — Товарищ командир, рядовой Голубь по Вашему приказанию прибыл, поступаю в Ваше… — начала тараторить Лена, приложив руку к виску и сильно зажмурившись. — Осади, поторописька, — усмехнулся Горохов с кривостью. — Я хотел спросить, что за собака в казарме курила? — Лена сжалась сначала, подумав, что вскрылся обман с военником, затем расслабилась, поняв, что повод — не это, а затем напряглась снова, свободной рукой прикрывая подпаленный карман штанов. — Никак не знаю, товарищ командир, — пискнула она, и Горохов наклонился к ее лицу. Повисла пауза, в которую были слышны лишь треск тарелок с кухни да плеск компота в железных тарах. Лена задержала дыхание, не осмеливаясь раскрыть глаза. Дыхание Горохова обожгло щеки и нос, Лена сглотнула, кажется, на всю столовку. — Выдохни, салага. И убери руку от виска — еще раз узнаю, что курила в казарме: вылетишь вместе с тем, кто тебя прикрывает, — он многозначительно глянул на Антона и сержанта Веню Борисова и, убрав руки в карманы, направился к выходу, на ходу подкуривая. — Вернетесь после ужина, животные — заставлю всю казарму отдраивать. Внеплановое голубиное пхд! После ухода Горохова на столовую обрушился дружный сержантский хохот — ржали все: Антон, сержант Веня Борисов, сержант Миха Гусев из-за спины, сержанты Саменов и Валеев, уже сидевшие за столами, сержанты других рот — лицо у Лены быстро начало покрываться красными пятнами от стыда. — Ну ты даешь, Ленч! — похлопав ее по плечу, Антон указал на стол: — Погнали, похаваем — расскажешь, че случилось. Когда все уселись за стол, осталось лишь одно свободное место, на которое с гордым непоколебимым видом плюхнулся Миха — Лена стрельнула в него предупредительный взгляд и потянулась к хлебу. — Руки убрала, — грубо заявил Миха, сощурившись. — Гусь, ты чего? — Антон непонятливо хлопал длинными светлыми ресницами. — Пф, — Лена фыркнула, отложив хлеб, и с остервенением взялась за ложку, приготовившись загребать пресную клеевидную пюрешку в себя. — Подумаешь. — Подумаешь, — с усмешкой ликования кивнул Миха, тоже взявшись за еду. — Вы сегодня не грызетесь? — к столу вернулся сержант Зюзин, держа в руках поднос, и на его лице было неизменное выражение усталости и легкого сарказма. — Нет, — миролюбиво подняв кусок хлеба и ложку вверх, заявил Миха. — Затишье перед пхд? — усмехнулся Антон, пихая в рот целую горсть слонячьих конфеток. — Время покажет, — Лена многозначительно глянула на Миху, и тот кивнул: — И весы. В кармане у Лены свибрировало — она потянулась к телефону и с ужасом поняла, что глаза ее округляются — причем она не могла понять первые пару мгновений: от грусти и тоски или от смеха и нелепости происходящего. — Я на пару минут. — Че?! — не выдержал Миха после ухода Лены, пока остальные сержанты сверлили его глазами. — И почему вы до сих пор не подрались? — напряженно спросил сержант Зюзин, залпом опустошив стакан компота. — Макс хотел сказать, почему вы ведете себя нормально? — перефразировал Антон, хрустя слонячьими конфетками на всю столовку. — Нашли подход к друг другу, — усмехнулся Миха, найдя фигурку Лены в углу столовой: она стояла, прислонившись спиной к стене, и смотрела в потолок, еле сдерживая слезы — телефон был у уха, а губы двигались в беззвучных всхлипах. — Подход? — сержант Зюзин вскинул брови с недоверием. — Подход, — кивнул Миха. — Я приручил это тесто — смог слепить из него вкусноту, — и снова глянул на Лену: ничего не поменялось — она так и стояла спиной к стене, жуя губами и глотая соленые слезы. — Глянь, — кивнул он Антону, и тот повернул голову. — Еб… — ахнул он, накрыв рот ладонями. — Че это с ней? С матерью говорит? — С бывшим прынцем, — хмыкнул Миха. — Надо спасать девчонку: и так щас одни проблемы пойдут, да еще этот карась ей на мозг капать будет? Мозга-то и так нет ни черта! Лена вернулась через пару минут молчания за столом — подтирая покрасневшие глаза и пытаясь дышать ровно, пытаясь делать вид, что ничего не произошло, она села за стол и потянулась к стакану с морсом. — Че сказал? — Миха накрыл стакан ладонью, заставляя Лену глянуть на него самого. — Сказал, что приедет завтра с утра, — с понурым видом сообщила она. Сержант Зюзин присвистнул, Антон непонимающе раскрыл рот. — Кто приедет? Зачем? Почему утром? Его пустят в часть? — он засыпал Лену вопросами, словно корзиной снега, и Лена не знала, на какой вопрос ответить первым делом. Миха заткнул ей рот одним только взглядом, с уверенностью приударив сильным кулаком по столу и сверкнув мутными серыми глазами: — Пусть едет — потанцуем! В словах благодарности Лена рассыпаться не стала, молча кивнула Михе и в ответ получила то же самое — оба друг друга поняли: не время проблемы любовные решать, когда за окном пылает костер войны. *** — Лови тряпку, тряпка! — Двигай тумбы, тумба! — Вы дебили, у нас работы непочатый край, а вы препираетесь! А ну взялись за дело с закрытыми ртами! — рявкнул рассерженный Антон, расхаживая по казарме с ведром туда-сюда. — Так точно, товарищ сержант! — отозвались все в голос и тут же заржали, как кони: внештатное пхд началось около получаса назад, и все уже успели устать — двигая тумбы, кровати и настирывая полы мелкими половыми тряпками, сержанты шестой роты в голос проклинали Горохова и всех курильщиков мира. А потом бегали на перекур. — Че стоишь? Три тумбы! — Антон швырнул тряпку вперед и попал прямо Лене по спине — она ловко перехватила ее и, смочив в пенной воде, швырнула обратно, решив немного подурачиться. — Не умеют бабы пхд наводить, — вздохнул с тяжестью сержант Зюзин, стоя у стены и разглядывая циферблат наручных часов. — Получи, фашист, гранату! — прямо в табло ему резво прилетела тряпка от сержанта Гусева: они схлестнулись взглядами — началась нешуточная битва. Тряпки с пеной и водой летали то тут, то там, никто не остался равнодушным — все до одного, сержанты ржали, как пятилетние дети, и не собирались останавливаться — Лена смеялась вместе со всеми, пока ее телефон лежал в комнате досуга на подзарядке вместе с остальными сержантскими «тапиками». — Атакуем хлебобулочное! — Миха, обильно смочив тряпку, вместе с сержантом Зюзиным понесся на перехват — Лену поймали в сырой тряпичный круг, и она стала немедленно вырываться, размахивая руками. — А! А! А! — после очередной неудачной попытки вырваться вскричала Лена — стрельнуло в больном плече, посеревший от пыли и грязи бинт быстро и слишком обильно налился кровью — Лена схватилась за плечо, зажмурившись, и смех как-то резко поутих вокруг. — Ты не меняла повязку? — в голос спросили Миха и Антон — только Антон делал это с заботой, а Миха — с насмешкой. — Вы такие наблюдательные, товарисщи-и сержанты-ы, — выла Лена, держась за покрасневший бинт… Через тридцать минут Лена сидела на мягком кресле в комнате досуга, закинув ногу на ногу, и глядела в потолок, подрыгивая ножкой — рядом сидел Антон, разворачивая длиннющий шмоток белого бинта, и Миха, который колупал крышку зеленки ногтями. — Ты зубами пробуй, гений, авось поможет, — предложила Лена со смехом, пытаясь скрыть спазмы в плече. Миха не придумал ничего лучше, кроме как послушаться совета — и через пару мгновений вся морда его, весь верх кителя и края штанов были умазаны изумрудной зеленкой, переливавшейся на свету ламп. — Че-е-е-е-ерт! — заголосил Миха, поставив бутылек на стол и начав оттирать зеленку с лица и кителя. — Морда ГРУ-шная, — пошутил Антон с добротой. — Не ссы, ототрем, готовь лучше вату. Миха мученически закатил глаза и вынул из кармана шмоток ваты, пока Лена, прикрывая лицо руками, хохотала во весь голос, больше не беспокоясь об Илье и своих родителях: приедет — приезжай, погибнешь от меча; забыли — не беда, все время забывали, переживем. Раньше было хуже. — Прикладывай, — координировал Антон: Миха приложил к плечу Лены кусок смоченной в зеленке ваты и застыл руками и телом, смотря куда-то зеленой мордой в пустоту стены. — Отлично, — наматывая бинт, улыбнулся Антон. — Как новенькая. Не бесись больше… — На поле боя побесишься… — веселым голосом подхватил Миха, а потом всем стало как-то не до смеху: застывшие и заледеневшие от осознания правоты сержанта Гусева, Антон и Лена даже не спешили переглянуться, чтобы сказать друг другу: " — Да не слушай ты дебила! — Но этот дебил почему-то прав!» — Ладно, пойду я в кусты, — Миха заторопился прочь из досуга, сверкая зеленой мордой. — Спецназовцы заждались своего лучшего гримера, — со смехом Лены и Антона дверь за ним захлопнулась. Повисла пауза. — Почему плакала сегодня? — С моей жизнью я должна плакать всегда, — она хмыкнула. — Не драматизируй, — он выдохнул. — В армейке дышится легче. — Ненадолго. — Да-а, скоро фронт…