Гарнизон

Лена судорожно захлопнула дверь в казарму с щелчком, закрывшись на все замки разом — Миха удивленно таращился на нее со стороны, потирая локоть, за который Лена тащила его сюда. — Неужто все так плохо? — попробовал пошутить он, на что Лена зыркнула на него так, что в душе все почти оборвалось. — Ни слова больше, товарищ сержант, сидите и молчите в тряпочку, я не хочу лишних проблем! — и голос у нее стал, слово собачий лай — лай цепного цербера, спущенного с поводка. Лена уперла руки в бока и начала нервно выхаживать по казарме вдоль и поперек, нарезая круги. Внутри все дрожало и грохало, было страшно от мысли, что Илья мог закатить истерику публично. Был страх оттого, что прошлая жизнь могла перечеркнуть будущую. Лена нервно тряслась, держась за собственные плечи, а, когда в дверь постучали, потом и вовсе свалила в умывалку, сверкая пятками в непомерно больших отцовских берцах. — Товарищ командир! — послышался голос Михи после скрипа тяжелой серой двери, Лена выдохнула с облегчением. — К нашей птичке прилетел голубь, — хмыкнул громко Горохов, и внутри у Лены все оборвалось: она подумала, что сейчас ее обман может вскрыться, и тогда беготня по кругу от самой себя продолжится с новыми силами — плеснув себе в лицо холодной воды, не закрыв кран, Лена со страдальческим видом вышла из умывалки, обтирая руки о штанины. — Товарищ командир, — отдала она честь, Горохов даже не кивнул, глянув за свое плечо. — Твой петух? — из-за его плеча вышел высокий и статный Илья — кареглазый, широкоплечий, чистокожий, загорелый и совершенно невинный в своем выражении лица — Лена тут же потерялась, не зная, что сказать. — Нет, — только и смогла вымолвить она, растеряв всю твердость голоса. — А он утверждает, что твой, — нахмурился Горохов театрально, потянувшись руками к груди — сложив их крестом, он еще раз оглядел Илью критичным взглядом. — Товарищ командир, — обратился Миха, ступив шаг вперед. — Товарищ командир, — не менее твердо тут же сказал Илья, впервые подав голос. У Лены от страха закружилась голова: прошлое всегда доставало ее в самый неподходящий момент — колени задрожали, Лена с трудом постаралась загнать подкатившие слезы назад. — Заткнулись оба, — словно вытирая пыль на подоконнике, буднично заявил Горохов, рязглядывая Лену со всех сторон. — Товарищ сержант, — он кивнул ей впервые, и Лена сглотнула со страхом — рушилось, рушилось все к чертовой матери. Горели города в голубых глазах, распадались мосты. — Вы охренели: приводить в часть своих хахалей?! — Он не мой хахаль, товарищ команидир, — дрожащим голосом заверила Лена, но предательский заплетающийся язык говорил об обратном. Про себя это отметил и Горохов. — Да что ты? И насчет имени твоего он бредит, Ле-ноч-ка? — по слогам пропел Горохов: покрошились в пепел мечты спасти брата. Лена молча поджала губу, в глазах снова встали слезы. — Товарищ командир, — снова попробовал Миха. — Заткнулся! — рявкнул Горохов. — Приказом Богуева была отвергнута кандидатура Яцковцевой Елены на просьбу о вступлении в ряды вооруженных сил России, — читал Горохов с дисплея телефона. Лена не говорила ни слова, смотря в пол с ужасом и слезами. — А вы, ушлепки, покрывали ее. Хотела зайцем прокатиться в Алейск?! А?! Тебе че, жить насрать?! Ты хоть в курсе, что там война идет?! А?! — орал Горохов, а Лена не понимала сейчас, кого она ненавидит больше — Горохова, Илью или… Себя. — Товарищ командир! — твердо и снова попытался Миха. — Заткнулся! — снова рявкнул Горохов, и в голосе его послышалась такая сталь, что Лене стало плохо — она с трудом дышала, смотря на носки отцовских берц, и снова понимала, что она всех подвела — разочарование всей семьи, позор всей казармы. Повисла пауза настолько долгая для Лены, что сердце, кажется, перестало биться. Кровь остыла в венах, дыхание спало до нуля. Пульс замедлился, а зрачки сузились так, что голубая радужка разлилась морем в покрасневшем от слез белке. — Че тебе тут надо, ты?! — быкуя, Горохов остановился буквально в нескольких сантиметрах от Лены: никто не говорил и слова — Миха понимал, что все, приплыли, а Илья просто не понимал, что происходит, во что он ввязался этим сраным днем. — Смотри на меня, это приказ! — Горохов орал на всю казарму, его крик стоял звоном в больных ушах, в висках у Лены дико стреляло и шумело. Ладони вспотели, а пальцы и ногти словно окунули в жидкий азот. — На меня! — еще громче повторил Горохов, схватив Лену за шею и буквально вздернув ее голову на себя. Она прятала глаза, старалась отвести взгляд, чтобы Горохов не увидел ее слез, крупно стекавших по покрасневшим горячим щекам. — Товарищ командир, — снова спокойно попробовал Миха, испугавшийся за Лену. Илья молчал, жалея, что появился в этой казарме. — Заткнись! — снова рявкнул Горохов, сосредоточенно смотря на Лену. Жизнь крошилась в ее взгляде, становилась пеплом — Михе было жалко смотреть на нее, он отвернулся, сжав ладони в кулаки. — Пусть отвечает сама. Да, рядовой Яцковцева?! — он потряс ее шею, сильно сжав. Лена звучно сглотнула, прикусив губу. — Так точно, — в гнетущей тишине плача и всхлипов выдавила она с непоколебимиой силой воли. Говорить было трудно, и голос ее был настолько смешон, что Горохов истерично рассмеялся. — Товарищ командир… — секундой позже добавила она, еле дыша. — Собирай монатки, шельма. Мало того, что попала сюда по недосмотру, так теперь любовные драмы устраивает! — он проорал это прямо в ухо Лены, покрасневшее и тут же нагревшееся. Миха напряженно сжимал и разжимал ладони в кулаки. — Твое?! — Горохов зычно зыркнул на притихшего Илью, который, кажется, даже начал посматривать на часы с надеждой и желая смыться отсюда побыстрее. — Так забирай! — Лена с грохотом упала на колени прямо в ноги Ильи: он брезгливо поморщился и отступил на шаг назад, Лена накрыла голову руками — все пошло по бороде, все сломалось, все испортилось, боже мой… — Ну! — вскинулся Горохов. — Твоя любовь всей жизни?! Ради нее мчался за несколько сотен километров?! — лицо его багровело с каждой секундой. Илья глянул на Лену, сжавшуюся в ком на полу и тихо рыдавшую. И глаза его безразлично сверкнули. — Нет, она моя бывшая, хотел отдать ей это, — он кинул на Лену, даже не посмотрев, первую попавшуюся бумажку и, откашлявшись, кивнул Горохову. — Товарищ командир, — а потом Михе. — Товарищ сержант, — Михе очень хотелось вдарить ему по загривку, но он лишь высокомерно смерил его взглядом в ответ. Когда железная серая дверь казармы захлопнулась и след Ильи простыл на горизонте, Лена, утерев густые ледяные слезы с щек, повернулась к Горохову через плечо, даже не вставая с пола. Миха тут же присел рядом с ней на корточки, положил свои руки на ее плечи и начал свое: — Товарищ командир… — Заткнулся, — со вздохом облегчения пыхнул Горохов, подкурив. — Голова от вас разболелась, черти, — Миха в заминке смотрел на него: Горохов был спокоен, от былой ярости и истерики не осталось и следа — он мерно покуривал, даже не крича на Лену и не пытаясь выставить ее из казармы. — Товарищ командир, — подала зареванный, но твердый голос Лена. — Не пиликай, лучше «спасибо» скажи, — отмахнулся Горохов. Миха глядел на него щелями глаз, щурясь так сильно, что из-за густных черных ресниц едва было что-то видно. — Объясните, что за хрень, товарищ командир? — буднично предложил он, поглаживая Лену по плечу. — Че непонятного? Ей на фронт завтра, а за ней хахали бегают с красными цветочками! Облегчил девчонке жизнь, — Горохов выдохнул табачный дым и усмехнулся. — А, скажи, Гусь, мне надо было в «театральный» поступать, ага? — он рассмеялся, а Лена, хлопая влажными ресницами, во все глаза смотрела на него. — Не ссы в трусцы, мелочь, — Горохов вздохнул. — Прости, что швырнул сильно, — он потер свою руку, оценивающе на нее глянув перед этим. — Хотел, чтобы все натурально выглядело. Даже я понял, что ты в мужиках не разбираешься — ну что за трус и чмошник? — Горохов закатил глаза. — И ты у нас, оказывается, не Голубь вовсе, да? — Никак нет, товарищ командир, — шмыгнув носом, растирая красные глаза, проговорила Лена, успокаиваясь. — Эх, — вздохнул Горохов, докуривая и кидая бычок под ноги. — Таки будешь Леночкой, согласен, — в шутливой манере закончил он. — Никто больше не узнает, товарищ сержант, — он улыбнулся уголком губ. — Хорошие бойцы всегда пригодятся, не выбрасывать же их из списка из-за какого-то подполковника, ага? — Лена улыбнулась тоже, чуть не заплакав снова. Сердце бешено билось. — Она может остаться? — чтобы закрепить результат, спросил Миха. — Конечно, дебил, у нее отправка завтра! А полы в казарме еще не помыты! — шаги Горохова уже слышались в канцелярии, через минуту дверь захлопнулась — Лена без сил откинулась на пол, раскинув руки и ноги в стороны. Голова звенела и болела от слез, пульс успокоился, грудь медленно вздымалась и опускалась. — Ну вот видишь, — улыбнулся Миха, подергав ее за щеку. — Мы тебя не бросим, булка. Так что вставай — где лежат тряпки, знаешь сама! А потом бегом в столовку и на стадик. Уяснила? — он смеялся, и Лена постаралась рассмеяться на силу. — Так точно, товарищ сержант!.. *** На утро следующего дня Лена вдруг поняла, как мужчины все-таки двуличны: все без исключения стояли на Еланском пероне, ожидая отправки поезда, который еще не подъехал. Утро было солнечным и обещало сделать день как можно более светлым и теплым, даже, можно сказать, жарким. Лена переваливалась с одной ноги на другую, то и дело поправляя на плече свой рюкзак — все, что в нем лежало, так это документы, полотенце, зубная щетка, карты и сигареты. Лене нечего было терять, и даже громкий крик Горохова перед подъемом: «Отправки, дебилы! Подорвались!» — никак не мог изменить ни судьбы Лены, ни ее решения на весь этот счет. Отцовские берцы продолжали болтаться на ногах, а через дыру в новеньких штанах, так с усердием подбиравшихся прапором, гулял ветерок — Лена поежилась и глянула в небо, покрутившись на месте, как ушлая куница — в голове было пусто, в мыслях стоял лишь плакатный заголовок: «ВОЙНА!». Покосившись в сторону, Лена вздохнула с отвращением и разочарованием — Миха прощался со всеми своими девчонками «на раз», которые свято верили в то, что были у него единственными и самыми любимыми — Лена хмыкнула и перевела взгляд. Не радовал и сержант Веня Борисов, который целовался с какой-то молоденькой студенточкой, надевшей в это летнее утро чересчур короткий белый сарафан — Лена скосила глаза в бок, поджав губу: Антон, Макс, сержанты Саменов и Валеев — господи, все, все нашли себе по куче фанаток наивных девочек, которые теперь пускали слезы и целовали без устали родные любимые лица, являвшиеся к ним только в моменты желания утолить плотские потребности. Лена поморщилась, незаметно отошла в сторону, потянулась к карману рюкзака — достала сигареты и быстро подкурила, пуская размытые кольца дыма в воздух перед собой. — Чего не с ними? — к ней неожиданно и со спины подошел Горохов, Лена не вздрогнула и не вскрикнула, лишь махнув рукой — Горохов подумал, что застать врасплох ее будет сложно. — Нужно было тоже привести кучу девок? — Или мужиков, — поддакнул Горохов, тоже закуривая. Воздух наполнился табачным дымом, Лена смотрела на Антона, которого считала почти святым и не умевшим причинять боль — рядом с ним крутилось больше всего народу… Разочарование нерезким уколом, укусом клеща въедалось куда-то под кожу и росло там, как снежный ком, пущенный с пологого обрыва. — Где они их нахватали? — ужаснулась Лена, вскинув на секунду брови. — Ну, мелочь, городок-то военный, одни бабы да военные тут живут. Отличный симбиоз получается, не находишь? — смотря на сержанта Зюзина и сержанта Гусева, которые попытались улизнуть от девчонок, проговорил Горохов иронично. — В Елани колясок с детишками больше, чем БМП. — Мерзко, — для отвода глаз сказала Лена, на самом деле пораженная словами Горохова. — Надеюсь, шельмы притягиваются только к шельмам. — Хорошо бы так, — поддакнул со вздохом сожаления Горохов, продолжая смотреть на сержантов. — АНТОН! ВИКА! МИША! ОЛЕСЯ! — в раз столкнувшись со своими любовницами и любовниками, заголосили впереди: видимо, Антон и Миха иногда менялись девушками, не зная об этом. Кажется, завязывалась потасовка. Лена с отвращением отвернулась, тряхнув рюкзаком на плече — уж лучше было смотреть вдаль в ожидании поезда, чем наблюдать любовные разборки, которые она так не любила и в которые не умела влезать. — Поезд, — кивнул, сплюнув, Горохов, и Лена оживилась — сюда, прямо сюда подъезжала, пуская пар по железным клиньям дороги, ее судьба. — Да. — пытаясь скрыть волнение в крови, согласилась Лена. Разборки накалялись — Миха и Антон, кажется, собирались развязать драку за каких-то размалеванных зареванных куриц. Лена краем глаза успевала поглядывать через плечо и на них. — Займитесь этим, товарищ сержант, — выкинув окурок, Горохов хрустнул пальцами и указал на Антона и Миху. — Так точно, товарищ командир, — повиновалась Лена с неохотой: ускорив шаг, она затопала в сторону сержантов и их цыпочек. Антон уже держал Миху за грудки, а тот нечестно сжимал за спиной кулаки покрепче, желая атаковать — рядом крутились две блондинки примерно одного виду и содержания, одеты дамы были почти идентично. Лена, точь-в-точь Горохов, хрустнула пальцами и, желая отстоять женскую половину населения, заговорила: — Ребят, пришли ваши анализы на зпп — положительный ВИЧ, мои соболезнования, — она играла это так, словно это было правдой — девчонок как ветром сдуло, в истерике и ужасе они вместе, забыв обиды и своих мужчин, понеслись, видимо, в больницу. — И да, нашли из-за чего драться. Поезд подъезжает. Развернувшись на пятках, Лена решила вернуться к столбу, рядом с которым стояла вместе с Гороховым — почему-то в обществе старшего и мудрейшего в казарме было куда спокойнее, чем рядом с тем же заботливым Антоном или юморным Михой. Лена оперлась спиной о столб, сложив руки на груди — Горохов глянул на нее с усмешкой. — Хорошо справляешься, девчонок уже не видать, — ему, видно, очень хотелось похихичить в ладошку, но Лена, вогнанная в собственные мысли глубоко, не ответила смехом. Поезд остановился со скрипом и гудением — с трудом и скрежетом открылись железные двери, Лена не стала дожидаться приказа в спину — тут же вскочила вверх по ступеням, вынув из кармана кителя билет: сердце начинало заходиться в бешеном стуке. Постояв в тамбуре буквально пару мгновений, Лена уверенно раскрыла двери в сам поезд и наугад пошла искать свое место — в голове тут же встали воспоминания о поездке в поезде вместе с братом до Москвы — ориентируясь в номерах подвесных кожаных полок, Лена щурилась и уворачивалась от потных татарских ног и носков, которые свисали в коридор, словно лианы в джунглях. — О! — радостно, но все же в какой-то легкой прострации, воскликнула она, заметив свое место. Полка была нижней и свободной, застеленной и заранее приготовленной — Лена тут же кинула рюкзак на нее и присела у окна, сложив руки на стол и подперев круглые красноватые щеки. — Мелочь, куда ускакала? — послышался голос Горохова — он занял полку ровно напротив Лены, и она, нахмурившись, во все глаза посмотрела на него. — Товарищ командир? — Товарищ командир, — кивнул Горохов, стаскивая с ног тяжелые черные берцы, успевшие нагреться на солнечном свету. — Не пугайся, кто-то должен за тобой приглядывать. Они обменялись понимающими взрослыми взглядами, и Горохов завалился к стенке, повернувшись к Лене спиной и решив немного вздремнуть. Лена посидела в тишине поезда несколько мгновений — тут же он тронулся с перона: все барышни сержантов махали белыми платками и плакали, небо голубело над зданием вокзала, Лена кашлянула в кулак и выдохнула. Вагон постепенно набивался Еланскими сержантами со всех казарм, командир Горохов уже, видно, засыпал, посапывая на весь вагон. С тоской Лена прижала ладони к сердцу и на пару мгновений закрыла глаза, решив вспомнить былые дни, но тут на плечо ей легла чужая рука. — Эй, Ленч! — она вздрогнула и повернулась: Антон светился от счастья, и Лене даже на пару мгновений стало как-то мерзко от осознания того, что и он пускал девушек по кругу. Лена отодвинулась к окну. — Как твое плечо? — не обращая внимания на ее настроения, продолжил Антон, подсаживаясь. — Лучше, чем твоя репутация, — она не хотела говорить это пренебрежительно-холодно, так уж вышло. Антон вскинул брови. — Что за чушь про ВИЧ и зпп? — Нужно же было как-то прекратить петушиные бои, — Лена пожала плечами, и снова голос ее прозвучал пренебрежительно-холодно, словно против ее воли. Антон нахмурился, светлые кудри его дернулись на светлой голове. — Ясно, подойду позже, — он молча ушел, а Лена подумала, будто будет лучше, если до конца прибытия к ней вообще никто не будет подходить. Она стянула берцы и поджала колени к груди, обхватив их руками — пейзажи за окном проносились все стремительнее: поезд набирал скорость и разгонялся, свистя на поворотах и слегонца тормозя. Лена прикусила губу, смотря в окно, и склонила голову в бок — с каждым километром она становилась все ближе и ближе к Алейской военной части, к собственному брату, решившему остаться там на контракт до конца своих дней, к свободе слова и дела. Воодушевление теплилось где-то внутри, в самом низу живота, и Лена раскачивалась из стороны в сторону, хмыкая себе под нос грустные песни «Сплин"-а. Лена крепко держалась за простыню, усевшись на неширокой кровати по-турецки, и все глядела и глядела в окно до тех пор, пока шея ее не затекла от одного положения. Храп Горохова и разговоры сержантов с соседних коек отвлекали, но Лена все равно с легкостью могла средоточить все свое внимание на мыслях о будущем, грядущем, как неотвратимая волна в шторм. Ближе к десяти вечера Горохов проснулся, чуть не свалившись с полки. — Господь Исус! — воскликнул он, схватившись за сердце: капли пота проступили на его лбу. — Товарищ командир, — тут же к нему подвалила стая сержантов: Макс, Антон, сержанты Валеев, Саменов и Борисов. Горохов схватился за виски. — Разрешите выйти покурить в тамбур. — Отставить, — неторопливо шнуруя свои берцы, спокойно проговорил Горохов и посмотрел на грустные глаза Лены — голубизна отражала в себе блики включившихся на ночь голубоватых ламп. — Курить хочешь, мелочь? — Я? — опешила Лена, сначала пару секунд тупо смотря на Горохова. — Ты, — кивнул он без шутки, злости и раздражения, словно понимал всю тяжесть Лениной ситуации. — Так точно, — Лена слишком механично под завистливые испепеляющие взгляды сержантов обулась и, не став шнуроваться, направилась за Гороховым — они остановились в тамбуре, прикрыв за собой дверь, и Горохов потянулся в карман за сигаретами, подав Лене пример. — Кончились? — он заметил заминку Лены и легкий страх и стыд в глазах. — Забыла, — она готова была шлепнуть себя по лбу, как вдруг, расщедрившись и расстаяв, Горохов протянул ей сигарету сам. И зажигалку тоже — у Лены все внутри оборвалось: да чтобы Горохов? Чтобы дал ей сигарету? Да сам? Да не верю! Поезд ехал без остановок уже довольно долго, Лена быстро подкурила и вернула зажигалку хозяину — Горохов подкурил тоже. — Ну, что? Как жись молодая? — усмехнулся он, глянув в окно на темную-темную ночь. В тамбуре было тесно и темновато: освещала все лишь маленькая лампочка, которая своим рассеянным зернистым светом кружила под потолком от каждой кочки или крутого поворота. — Никак, товарищ командир, никак, — Лена пускала затяжки под потолок. — С друзьями поссорилась? — имея в виду сержантов, спросил Горохов. Лена не ответила. — Визави, — пафосно пыхнул он, причмокнув сырой ниткой губ. — Ты на пустяки не распыляйся: подумаешь, немного девчонок пострадало от рук НЕ-идеальных еланских сержантов, — он пожал плечами. — Так бывает, никто не свят. Башню на отсечение даю, ты думала, что Шухер вообще по бабам не ходит, — Горохов рассмеялся. Лена продолжала настойчиво молчать. — Чтобы жить, нужно вертеться, мелочь — понимаешь? Или ты думаешь, что в военный городок все эти девушки поголовно приехали искать свою любовь до гроба? Да они едут туда за тем же, что и нужно всем мужикам в армейке, — Горохов стряхнул пепел, Лена молча затянулась и отвернулась к окну. Они помолчали, Горохов видел, что из Лены сейчас лишнего слова и клещами не вытянешь. — Не думай, что в армии все так хорошо и ладно, как тебе казалось — тут никто не поет у костра «Кукушку», никто не сбегает из казармы по ночам к своей девушке, никто не пишет длиннющих писем на туалетной бумаге и не шьет конвертов из старой формы, — Горохов закурил еще раз. — А так хотелось, — буркнула Лена. — Не возгудай: люди везде одинаковые — на гражданке, в армейке, в этом поезде, в любом другом городе, в любой другой стране, — подытожил Горохов, легонько толкнув Лену в плечо. — Не обижайся на парней: они тоже люди, мы все люди, — он в широком жесте развел руки в стороны. — Ты же не станешь меня осуждать, если я с голодухи сомну все твои сух.пайки? — он глядел на Лену, зажав сигарету между губ. — Нет, — поколебавшись, ответила она. — Вот и парней не осуждай — они любви хотели. Но, думаешь, у них выбор был — оставаться на гражданке или идти на фронт? Нет, — Горохов покачал головой. — Думай хорошенько, мелочь, все в этом мире не просто так делается… Лена снова смолкла, докуривая почти фильтр. — Солнце мое, взгляни на меня, — ей показалось на секунду, что Горохов даже улыбнулся: сама Лена, не ожидавшая этого в принципе, уже давно зарделась щеками, боясь лишний раз выдохнуть. — Моя ладонь превратилась в кулак, — сглотнув, поддакнула Лена слабым хриплым голосом, ослабевшим после стольких минут молчания. — И если есть порох, то дай огня, — Горохов кивнул на дверь тамбура, за которой, сверкая голодными глазами, ходили-нахаживали сержанты. — Вот так, — кивнула Лена, кажется, и в самом деле смирившись с человеческой природой. — Красава, мелочь, а теперь прекращай дуться, или они, — он снова ткнул в дверь тамбура на сержантов. — Мне на уши присядут, а мои уши больше не выдержат… — ни слова больше не сказав, Горохов молча ушел, прикрыв за собой дверь, а потом послышалась его спокойная уставшая отмашка руки: — У вас десять минут, дебилы. В тамбур тут же залетели Антон и Макс, следом за ними тройной пулей влетели Саменов, Валеев и Борисов: все судорожно закурили, прижавшись спинами к стенам тамбура — Лена молча смотрела на темную ночь за окном. — Сижку надо? — протянул Антон, и Лена, посмотрев на него, удивилась: он улыбался широко и беззаботно, словно там, за дорогой, его не ждал суровый фронт и смерть на войне. Лена моргнула несколько раз, пытаясь смахнуть с ресниц наваждение, и взяла сигарету. — Что Горохов вещал? — к ним подрулил уставший и заспанный Макс, сжимая губами сигарету. — Ничего, — Лена пожала плечами. — Молча курили, — она прекрасно понимала под разочарованный выдох сержантов, что теперь просто так сдать командира Горохова нельзя — уж слишком умным мужиком он был, чтобы просто так портить его репутацию. — Так как твое плечо? — все так же заботливо поинтересовался Антон, и Лена вздохнула, положив руку на его загорелую шею. — Нормально, не парься, потом сменю повязку. — Могу дать бинт, — тут же нашелся Макс тихим уравновешенным голосом. — У меня есть зеленка и перекись, — кивнул сержант Веня Борисов, и Лена рассмеялась. — И одна я с дырявым карманом! — В буквальном смысле! — смехом подхватил Антон, и на душе стало немного полегче — осознание мужской природы осело глубоко в голове, осознание скорой войны улеглось под диафрагмой, а осознание скорой встречи с братом окостенело где-то под бьющимся горячим сердцем. Лена не то чтобы ликовала, но ей было отрадно думать, что все потихоньку начало налаживаться — и Горохов был прав. Лена одернула себя — товарищ командир! И просто хороший мужик. *** Часов в одиннадцать по всему вагону прошелся с важным видом Веня Борисов, держа в руках коробку сух.пайков: неспешно он раздал по одному каждому сержанту и из рук в руки передал сух.паек Горохову, читавшему под тусклым светом ламп. — Что читаете, товарищ командир? — забравшись на свою полку с ногами и шурша оберткой сух.пайка, спросила с любопытством Лена. — Стратегию боя по Александру Македонскому, — нехотя отозвался Горохов, захлопнув книжку и потянувшись от затекших рук и ног. — Интересно? — с любопытством разворачивая коробочки и мешочки с сухой едой, продолжила Лена. — Мелочь, тебе достать некого? — вскинулся Горохов, дотянувшись и до своего сух.пайка. — Так точно, товарищ командир, — кивнула Лена, пробуя с пальца какую-то красную тягучую кашицу. — Что это? — она наморщилась: сопля оказалась ядреной — ноздри тут же продрало, а в горле все загорелось. Лена закашлялась, глаза ее покраснели и заслезились. — Татарский кетчуп, — довольно хихикая, Горохов достал какой-то небольшой пакетик из коробки. — Вот к этому. — А это что? — обмахиваясь, на силу спросила Лена, даже не глянув в сторону пакетика. — Пельметосы по-армейски, — Горохов вооружился ложкой и, раскрыв пакетик сухих пельменей и свистнув у Лены кетчуп, залил его туда и все хорошенько перемешал, а затем принялся уплетать за обе щеки. Лена все обмахивалась и обмахивалась. — Эй, мелочь, — позвал вдруг Горохов, не отрывая от нее своего внимательного взгляда и причавкивая пельменями. Лена продолжала обмахиваться руками изо всех сил, дыша глубоко и прерывисто. — Я, товарищ командир, — с пустыми слезами на глазах ответила она. — Я помню тебя, — Горохов отправил ложку пельменей в рот, Лена напряглась — жжение в ноздрях и горле никуда не отступило, но Лена вдруг решила, что слова Горохова сейчас важнее. Она посмотрела на него красными слезящимися глазами, словно задавая вопрос, мол, откуда? Горохов вздохнул, отправив в рот еще одну ложку пельменей. — И братца твоего помню… — Лена села удобнее, напрягшись, как струна. — Тот еще был дебил, — вздохнул Горохов. — Да-а… — завороженно кивнула Лена. — Ты к нему каждые выходные ездила, как дур-р-ра, — улыбнулся Горохов, высыпая в рот остатки каши из пельменей и кетчупа. Лена покраснела вспышкой — щеки заалели. — А радовались все в казарме, кроме него: ну, я их понимал — всегда хавка при тебе, вся ты при тебе, да и декольтища твои… — Горохов помолчал, пытаясь подобрать слова и в неопределенности размахивая рукой в воздухе из стороны в сторону. — Радовали глаз. — Так точно, товарищ командир: рады были все, кроме него, — с ностальгией и приятной толикой огорчения сглотнула Лена. — Кажется, ничего не поменялось. — Ой, вот только давайте без соплей, сержант, — Горохов закатил глаза на силу, распаковывая очередной пакет с чем-то сыпучим и ядерным. Лена усмехнулась. — Я лучше буду балякать с тобой о стратегии боя Александра Македонского, чем подтирать тебе сопли! — самоотверженно выразился он, ударив себя в грудь кулаком. — И как там его стратегия? — улыбнулась Лена. — Дерьмо собачье! — уверенно заявил Горохов, не теряя времени и отправляя в рот еще один какой-то порошок. — Ты лучше сходи, повязку поменяй, мелочь. Нам травленные солдаты на поле боя не нужны. А заодно мне кофия заваришь — твоя боевая задача! Да смотри, не прогагарь ничего… Лена со вздохом взяла из рук Горохова пакетик растворимого кофе, уже засыпанного в кружку, и, заступив в берцы с одного шага, направилась за кипятком. У крана к ней подрулил Антон: — Ну как ты? Как настроение? Как сух.паек? — осторожно спросил он, словно прощупывая почву. — Сменила повязку? Лена отмахнулась: — Не до того. — Прости, если чем-то обидел, — почесав затылок, сказал Антон. — Я не нарочно, — Лена улыбнулась краем губ, размешивая чайной ложкой, скрученной из фольги, жижу в кружке, больше напоминавшую какао, чем кофе. — Да нормально все, не парься, — она улыбнулась уголком губ. — Я просто с утра еще плохо разбиралась в жизни, а теперь немного начала что-то понимать. — И что же ты поняла? — в удивлении вскинул брови Антон. — Больше, чем ты можешь подумать о Еланских сержантах и сержантах в принципе, — Лена рассмеялась. И Антон, не уловив мысли, поддержал ее неловким теплым смехом.