Гарнизон

Лена проснулась от того, что ее настойчиво пихали в больной бок — жмурясь с силой и неохотой, она попыталась присесть и тут же, не разгибаясь, закашлялась — в глаза ударил яркий свет рассеянной лампы под потолком, одиноко болтавшейся из стороны в сторону. Лена накрыла слезящиеся глаза ладонью, по спине пробежался холодок. — Очнулась? — сердабольно и в то же время пренебрежительно прозвучало со стороны, Лена снова захотела дернуться, больше от испуга, чем от любопытства, но на ее лоб легла теплая широкая ладонь. — Лежи, у тебя перелом седьмого и пятого ребра, трещина в позвоночнике и сотрясение мозга первой степени, — перечисляли ей, пока она, закатив глаза, наслаждалась морозящей прохладой чужой ладони на горящем лбу. — Класс, — только и смогла прохрипеть Лена и не узнала своего голоса: таким он был измученным до неузнаваемости. — Сколько мне еще жить, доктор? — с усмешкой постаралась крякнуть она, но голос снова подвел и вылетел с кашлем. — Лежи, не рыпайся, — Лена точно понимала, что это говорил не Юра, но открыть глаза и посмотреть на яркий свет отказывалась самой себе категорически — было и страшно, и тошно, и больно. — Тебе нужен покой и здоровый сон, а не попрыгушки по многоэтажкам. — Спасибо, мистер супер-пупер-классный доктор с выездом на дом, — Лена облизнула клыки в легком желтом налете. — Где Юра? — помедлив, она сглотнула, когда незнакомец убрал свою руку с ее лба: побоялась, мало ли, Юра не выжил — нужно быть ко всему готовым, это же война, а не стрелялки пацанов из соседнего двора. — Кто? — растерялся голос, Лена все же осмелилась и убрала руку с глаз: она лежала на каких-то старых больничных матрацах в маленькой комнатушке без окон, с одной дверью, столом в углу и парой стульев — на одном из стульев сидел рядом с ее импровизированной кроватью незнакомец. — Змей, — прокашлявшись, Лена постаралась заглянуть в его серые глаза с максимальной твердостью своего характера и убеждений — незнакомец озадаченно почесал темную бровь «рыбьим» хвостом и вздохнул. — Каланча такая, однорукая… — Лена попыталась показать силуэт Юры руками, но, почувствовав острый приступ боли между ребер, снова улеглась на кровать. — А! — догадливо закивал незнакомец, отгибая козырек своей потасканной военной кепки без кокарды назад: Лене удалось через слезящийся стеклянный взгляд разглядеть его лицо — он был похож на шестнадцатилетнего подростка, с мягкими губами и глубокими, серыми глазами, губы его улыбались очень трепетно, как-то по-матерински, а крупный нос немного смотрел в сторону. Лена желчно подумала: «Мечта художника…», — и снова закашлялась. — Ага, — бросила она неуклюже. — Со мной был, ты его, наверное, видел… Так где он? — Уперся за колесами, сказал, что обчистит местные аптеки, — у Лены в глазах потемнело от таких слов незнакомца: что значит — обчистит местные аптеки? В одиночку? Без оружия? Налегке, живая мишень для врага? Лена сглотнула с трудом. — Когда вернется? — голос ее не дрогнул, незнакомец пожал плечами, разведя длинные худосочные руки в стороны. — Почем я знаю? Опася! — он выхватил откуда-то из кармана носовой замызганный платок и протянул его Лене: — На-ка, подотрись, — он кивнул на ее покрасневшие от рефлекторных слез глаза. Не брезгуя, Лена ослабевшей рукой взяла платок и тут же принялась обтирать соленые горячие слезы, не уставая коситься в сторону незнакомца с недоверием. — Как тебя зовут? — она коротко смеряла погоны на кителе незнакомца и хмыкнула — сержант. — Оу, точно, — прокашлялся тот с напускной театральщиной. — Разрешите представиться: старший сержант третьего учебного мотострелкового батальона, Шагиахметов Илья, — он приложил свою плоскую жилистую ладонь к детскому виску и одарил Лену улыбкой столь искренной и доброй, что Лена поперхнулась слюной от удивления. — Лена, — она подала ему руку. — Сержант Яцковцева, — незнакомец пожал ее ладонь с неведомо откуда взявшимся уважением и принялся вещать веселым голосом. — Я вас с Длинным-то когда увидел, подумал — ну, хана ребятам: вокруг америкосы пляшут, да еще и с дудками, все — пиши «пропало»! А Длинный твой вон че — тебя на своем горбу в ближайшие кусты утащил, а там уж и я его подобрал! — Илья лучисто улыбнулся еще раз, Лена убрала замызганный платок в карман своих потрепанных штанов. — Так ты, — прокашлялась Лена и все же уселась на кровати, сложив руки замком на животе, как истинный дипломат. — На что-то вроде местного спасателя? — Я? — рассмеялся Илья. — Не-е-ет, — он поджал губу и кивнул на комнатушку, в которой они сидели, обведя ее каким-то загнанным взглядом. — Скажем так, я своих в беде не бросаю. Вы, это, — он почесал затылок, сняв кепку на пару секунд. — Новенькие тут, да? — Лена скромно кивнула. — Ну, я так и понял: на местности ни черта не ориентируетесь — того и гляди, в лужу сядете оба. Вот и решил помочь, не пропадать же русским солдатам в этой глуши… Лена смущенно отвела растерянный взгляд в сторону — сердце неистово билось в поломанной грудной клетке, заглушая боль от поломанных и треснутых костей — в голове шумел ветер, перед глазами до сих пор стояли ветки сирени, Лена поежилась — где Юра?.. — А вы, это, мутите с ним, с Длинным? — из тишины голос Ильи показался Лене каким-то чересчур неожиданно детским: она сдержала истеричный смешок и развернулась к нему головой на несколько градусов — их взгляды встретились. В глазах девушки Илья смог разглядеть тоску, отчаяние и страх — но он не понял главного — все это было не за себя. — Мы? — закашлялась Лена. — Нет! Конечно, нет, — она стала отмахиваться слишком суетно, а про себя от омерзения начала сокрушаться — неужели на пороге смерти людей волнуют только такие сердечные дела? Вопросы, которые можно решить щелчком пальца? Почему люди так низменны? И за что, почему сейчас она волнуется за Юру больше, чем за себя, хотя это у нее переломы ребер и треснутый позвоночник — она не знала. Лена наморщилась, принюхавшись и схватившись за бок, в котором стрельнуло от приступа боли. — Все нормально? — тут же заботливо выдохнул Илья, но Лена ему не поверила: не было в его интонации той будоражещей отрешенности, какая была в интонации Юры — не было восторга в голубых глазах Лены, когда она смотрела в глаза нового знакомого, как был он в ее глазах, когда они с Юрой встречались взглядами. — Все хорошо, — она примирительно подняла руки вверх и выдохнуло натяжно, словно с плеч свалился огромный груз. — Сколько время? — Только евреи спрашивают «сколько время», — усмехнулся ей Илья и тут же глянул на свое тонкое крепкое запястье, где красовались наручные часы с треснутым стеклом в оправе. — Русские спрашивают «Который час», — Лена невесомо улыбнулась, стараясь тянуть из себя всю вежливость, какая только в ней была. — Семь тридцать вечера. А что? — Ничего, — она быстро отмахнулась. — Когда ушел Юра… Когда ушел Длинный? — вообще, Лене было странно в присутствии нового и явно двух-метрового знакомого называть Юру «Длинным», но ей не хотелось обозначать свою эмоциональную привязанность, поэтому она старалась сгладить углы и вывести все в нейтральные серые тона. — Ушел часов в пять, — Илья хитро прищурился, оглядывая Лену сверху-вниз. — А вы у меня тут тусуетесь часов с трех дня, — Лена выдохнула: Юры так долго не было — оказывается, он ушел, ничего ей не сказав, словно не пожелав делиться чем-то с кем-то, кто тебе не важен — Лена понуро опустила голову и задумчиво стала разглядывать свой порванный и изляпанный в сладкой булке карман, где теперь лежал платок. — Давно ты тут торчишь? — ее голос больше не хрипел, но казался теперь Илье ужасно измученным и уставшим — он тяжко вздохнул. — Уже дня три, — он глянул на стену, где было вычеркано белым мелом несколько пометок: Лена не вглядывалась в них, сразу же перевела взгляд на Илью, чуть склонив голову в бок. — Стараюсь сидеть тихо, авось, пройдет мимо меня… — Зачем же ты пошел служить? — закономерный, казалось бы, вопрос, смог сбить Илью с толку. — Ну, не на смерть же меня посылали! — Именно на нее, — Лена отвернулась к обшарпанной старой стене и прикрыла глаза, поджав дрожащие губы. — Так зачем пошел? Военком за тобой носился, как за неуловимым, да? — Можно и так сказать, — бодро начал Илья. — В какой-то момент гражданка мена заколебала, устал я от мирской суеты, решил податься в вояки, а оно вон все как вышло — кривося-накося, — Илья грустно улыбнулся, уголок его добрых детских губ дрогнул. Они помолчали пару минут, слушая только дребезжание лампочки под потолком. — А тебя как занесло сюда? — Илья смотрел на нее и пытался разгадать причины, по которым сейчас перед собой видел совсем еще молодую девчонку — она лежала тут, с поломанными ребрами, треснутым позвоночником и сотрясением мозга, и явно никуда не торопилась сбегать или прятаться — это пробуждало в Илье научный интерес: неужели из людей, ныне живущих, остались еще настоящие патриоты? Он глубоко задумался. — Не по своей воле, — с содроганием сердца соврала Лена. — Не по своей… — уже тише добавила она и смолкла ненадолго. — За братом. Думала, спасу его, заберу отсюда, а меня кинули в горячую точку. А я ведь просто учитель изо… — голос ее слышался все реже и тише, Илья напрягался, чтобы понять все, что она говорила. — Подай, пожалуйста, рюкзак… — заметив свой рюкзак в углу у стола, попросила она. Илья благородно подал ей рюкзак и уселся обратно, обхватив колени руками, ожидая продолжения истории. Лена выудила из кармана сигареты и чиркнула зажигалкой — Илья хотел бы нахмуриться и пожурить ее, но в какой-то момент понял, что сам бы, наверное, в подобной ситуации поступил так же. — Хорошо… — выдохнула Лена, закашлявшись. Илья смиренно ждал. — После срочки в учебке брата перевели на Алтай, в Алейскую военную часть, а там он и остепенился — контракт подписал на три года, купил квартиру, решил жизнь налаживать. Вся семья думала, что он за ум взялся, а тут война эта поганая грянула — а он как на зло контракт продлил: считай, учебу он так и не закончил, работать было негде и некем, вот и продлил, — Лена стряхнула пепел на себя и зажмурилась, когда ком подступил к горлу. Илья молча сглотнул, потупившись. — Когда началась война, Алейскую военную часть оставили в покое, их не трогали, огонь американцы вслепую ведут, ты же знаешь, — она не глянула на Илью, ожидая его кивка, но он молча кивнул, не поднимая головы. — Моя жизнь тоже не складывалась никогда: после учебы сразу работать, работать и еще раз работать — в двадцать пять жила с родителями и младшей сестрой, мужа и детей не было, друзей всех растеряла по дороге. Единственный, кто остался — брат, да и тот — за тысячу километров, — Лена не заметила, как одинокая слеза соскользнула с щеки и разбилась о твердую грязную ткань кителя. Илья молчал. — А потом по новостям передали, что на Алейск придется ядерный удар — не раздумывая, рванула в военком: все документы заранее собрала, считай, сразу были на руках — подполковник, так, мол, и так — не возьмем тебя. Я — психовать, сразу в слезы, в истерику — сам понимаешь, жизнь брата на кону стоит. Я тогда, конечно, не думала, что за дезертирство его под трибунал пустить могут — не до того было, первостепенно спасти его было, — она грустно усмехнулась и закурила снова, без боли затушив окурок о штанину и спрятав его в карман. — Паршиво было, села у военкома в парке на скамейку, закурила… А ко мне молодой сержант подваливает: девушка, девушка! Вы документы забыли — слово за слово, узнаю, что он с Елани — братишка там срочку служил. Договорились, добазарились — утром следующего утра уже вместе ехали в Елань. Думали, обманем ротного, подделаем документы — так, в принципе, все и вышло: нас выслали добором в Алейск — ехали пару дней, по приезду разбрелись по казармам… Голос у нее не дрожал от слез, они безмолвно украшали покрасневшие холодные щеки своими крупными горстями. — С братом увиделась, друзей вроде как тоже нашла — а потом бац: собирайтесь, салаги, на фронт пора! И вот мы здесь — первый день, все дела, акклиматизация, а потом утро следующего дня — бомбежка. Бежали с Юрцом отсюда, куда глаза глядят. Обидно, господи, как обидно… Брата не спасла. Одно успокаивает — он там в порядке. Пока в порядке… И голос ее сел. А сигарета потухла. Лена смолкла, задумчиво стеклянными кукольными глазами смотря в серую стену, а Илья, слушая стук ее капель о китель, молча смотрел на свои потасканные черные берцы, порванные на левой пятке — м-нэ-э-э, дела были хуже некуда. Никто с этим спорить не собирался — смелости опровергнуть не хватало. — А сейчас? — со вздохом, стараясь нарушить тишину, спросил Илья, разбавляя молчаливую стену сожалений. — А сейчас как бы самой не сдохнуть, — Лена улыбнулась и спрятала второй окурок в карман, живот ее протяжно заурчал — только сейчас до нее начало доходить происходящее: не евшая и не пившая несколько дней, с повреждениями скелета и сотрясением мозга, она лежала хрен пойми где и собиралась спасти свою семью, собиралась спасти своего брата. Собиралась. — И то верно, — Илья суетливо вскочил на ноги, стал рыться в ящиках стола, пытаясь из них с шуршанием упаковки что-то достать: Лена быстро-быстро обтерла щеки, дав себе отчет в том, что плакать при незнакомцах уже вошло в привычку. — Жрать будешь? У меня есть хлеб — грабанул ближайший продуктовый — америкосы у нас нынче в буржуи заделались, крестьянские лакомства не едят, все полки с хлебом целые остались, зато полки с алкашкой и икрой — пустые! Лена сдержанно улыбнулась, попытавшись рассмеяться, но горло разрезал сухой кашель. — На-ка, пожуй, — Илья швырнул ей буханку хлеба в шуршащей прозрачной упаковке: Лена ловко словила ее одной рукой в резком выпаде, но тут же выпустила на пол, схватившись за бок. — Че ж ты такая криворукая-то?! — в шутку стал сокрушаться Илья, подбирая хлеб и лично распечатывая его с громким шуршанием. — Мама так же говорит, — хмыкнула Лена, на что Илья не смог сдержать громкого искреннего хохота — детского, ребяческого, живого — наверное, самого живого, какой она слышала тут, на фронте. — Мне мама говорила, что руки у меня из жопы растут, — он протянул Лене ломоть уже не свежего, но все еще приятно пахнущего хлеба: Лена сверкнула глазами. — Мне так всю жизнь говорят, — с набитым ртом пробормотала она, и Илья улыбнулся, смотря на ее округлившиеся раскрасневшиеся щеки. — Но ничего! — она хмыкнула, с трудом проглотив пережеванный хлеб. — Пока жива. — Пока шучу тупые шутки, ага? — поддакнул Илья, рассмеявшись и тоже укусив кусок хлеба. Они оба залилились смехом, так необходимым обоим в этот трудный час — обоим нужен был глоток свежего воздуха, поддержка, теплая дружеская шутка — они нашли ее, нашли все это в друг друге в эти секунды — Лене стало легче дышать, Илья просто был рад, что остался тут не один. Пока они говорили ни о чем, пока краем сознания Лена все еще держала на передовой своих эмоций волнение за Юру, стукнуло девять вечера — в дверь коротко постучали два раза — Лена напряглась, стряхнув крошки с кителя, Илья лениво глянул на дверь. — Who is this? — в совершенном произношении поинтересовался он, уже потянувшись к поясу, на котором красовался расчехленный штык-нож, начищенный до блеска. — Ху из ху, аптека на выезде, открывай! — невесело послышалось из-за двери: Лена узнала голос Юры с какой-то радостной вспышкой восторга — не чувствуя боли, опережая Илью, вскочила на ноги и бросилась открывать дверь. — Дебил! — в лицо плюнула она, и все замерли в немой паузе. Юра стоял на пороге, потирая свои светлые пожирневшие от грязи волосы под сырой кепкой, в руке сжимая шуршащий пакет с чем-то очень весомым — ошарашенный от дикого голубоглазого взгляда Лены, он в молчаливой паузе раскрывал и закрывал губы, перекидываясь ошарашенными взглядами с Ильей и молча спрашивая его «Какого хера?». Илья пожал плечами и собрался рассмеяться вместе с Юрой, но всем стало не до шуток, когда Лена, чувствуя боль и на ходу теряя точку опоры, постаралась зацепиться за дверной косяк. Под потолком болталась лампочка на двести вольт, на слабом перемотанном шнуре, раскачиваясь из стороны в сторону, освещая маленькую комнатку урывками, рисуя на серых обшарпанных стенах синие глубокие тени. — И че, лежала-лежала, а потом соскочила и понеслась открывать? — недуменно шептал Юра, пока Лена, отвернувшись к стене, заглотившая пригоршню обезболивающих таблеток, прижимала к груди колени, стараясь делать вид, что не подслушивает. — Угу, как настоящая русская баба, — хмыкнул в ответ еле слышно Илья: Лена скривилась от раздражения — подумаешь, в морду идиоту дать захотелось — обсуждать теперь это, что ли, до конца дней? — Скажем так, — помедлив и пожевав нижнюю губу, серьезно прогундел Юра. — Я впечатлен. Они оба стихли надолго, на столе лежал пакет с украденными медикаментами. Юра обматывал свободной рукой повязку на культе, кусая губы, Илья сидел рядом и срезал с гнилого яблока заплесневелые участки своим начищенным блестящим штык-ножом. — Что будем делать завтра? — он выдохнул. — Нужно искать подкрепление, нужно искать выживших, оружие, припасы… — начал полушепотом перечислять Юра, думая, что Лена уже давно глубоко спит: сердце ее билось, как казалось ей самой, почти на всю маленькую комнатушку — Илья молча и почти бесшумно подпер дверь стулом, расстелил на холодном бетонном полу матрац, который вытащил из-под кровати, и улегся на него, убрав руки за голову. — Завтра оставим бабу на хате, сами двинем… — Коней? — усмехнулся Юра, завязав узел и упрятав его под непрофессиональную мотню бинта. — В морду кому-нибудь, — тут же нашелся Илья, мечтательно смотря в потолок. — Закроем ее? — поколебавшись, Юра бросил несмелый взгляд на неширокую спину Лены — казалось, будто она глубоко спала, обхватив себя руками и почти уперевшись в стену лицом. — Закроем? — удивился Илья. — Да заче-е-ем? Все равно вернемся раньше, чем она проснется с ее-то усталостью, — вздохнул он. Юра покивал. — Во сколько выходим? Илья глянул на наручные часы с треснутым стеклом. — Давай в шесть? В шесть, думаю, будет в самый раз. Только тише — а-то проснется… Лена напряглась, по спине пробежал холодок. — Давай ложись, длинный, спать пора, — Илья негромко зевнул и завалился на бок, обнимая свой штык-нож, Лена сглотнула почти про себя, выдохнув через плотно сжатые зубы. Вечер был в самом разгаре, но делать уже было нечего — да и выспаться на человеческой кровати страсть, как хотелось — Юра с самого начала знал, что подляжет к Лене, но вот она искренне изумилась (возможно, даже с матом, но про себя), когда он лег на кровать и, пытаясь устроиться удобнее, уложил единственную целую руку на ее бок. В теле разлилось тепло, Лена зажмурилась сильнее, часто-часто задышав. Через пару часов, когда Илья посапывал на всю комнатушку, Юра интимно наклонился к ее уху — Лена вздрогнула, сжавшись в ком. — Я знаю, что ты не спишь. Пойдешь с нами — тебе хана… — прошептал он из последних сил: усталость брала свое — Юра отключился несколькими минутами позже, уткнувшись носом в затылок черных Лениных волос. До утра она так и не смогла сомкнуть глаз, изредка плача и шмыгая покрасневшим распухшим носом.