Гарнизон

— Итак! — ударив по колену кулаком, воинственно заявил сержант Леска, у Лены по спине пробежался холодок от осознания, что сейчас, возможно, будет планироваться их дальнейшая жизнь. Все притихли, в маленькой комнатушке бункера воцарилась тишина. — План действий таков… — Минуту! — встрял самым наглым образом Илья, до этого почти бесшумно рывшийся в своих пожитках: все почти ненавистно глянули на него. — Че вы палите? Я им жизнь спасаю, а они палят! — пробубнил он и тут же расстелил на полу широченную карту, потертую и потрепанную со всех краев. — И что это? — спокойно спросил сержант Леска, никто больше не осмеливался подавать голос. — Карта! — довольно сказал Илья, ткнув в какую-то точку среди сплетений дорог и железнодорожных путей. — И к чему она нам? — Ворон вскинул брови недовольно, с выражением лица, будто Илья лично натолкал ему в носки песка. — Какие вы все хлу-у-у-упенькие, — протянул тот, выдыхая с усталостью и массируя виски. Он уже подумывал удариться в напускную трагедию, как встрял тихим голосом сбоку Антон: — Нам нужен циркуль или что-то, очень похожее на него. Может, два карандаша… — прогундел он, ближе склонившись над картой. Лена вскочила с места — невзирая на хруст поломанных ребер, дотянулась до своего рюкзака и суетно выдернула красную прозрачную папку с документами — вытряхнула ручку и карандаш, быстро оторвала от своего кителя давно мешавшую нить и попыталась связать все вместе. С виноватым видом она подала инструмент Антону — он просиял. — Золото! Лена смущенно улыбнулась, держа на коленях расстегнутую красную папку — Юра незаметно заглянул к ней за плечо и выдохнул — собрала все документы, чтобы ее взял военком. Вот это дела-а-а… — Итак! — теперь уже инициативу перехватил Антон. — Кто-нибудь из присутствующих осведомлен о местоположении военной ставки? — поинтересовался он великосветским тоном, Ворон задумчиво почесал затылок, сержант Леска тугодумно уставился на карту, Юра и Лена молчали. — Шухер, — обратился Макс. — У? — Полегче, тут умы, не обремененные такими тонкими беседами. Попроще, прошу тебя, сударь, — он тоже, не отвлекаясь, смотрел на карту, словно ждал чуда. И чудо пришло: — В общем, кто из вас, товарищи тунеядцы, знает, где находится ближайший оружейный склад части? — Антон проследил за тычком Ильи в карту и кивнул: — Вот мы, — он ткнул в точку острием карандаша. — А где склад и как долго нам до него добираться пешим ходом — я не знаю… На пару мгновений воцарилась мертвецкая тишина — Юра обеспокоенно всматривался в зеленые пятна на карте, Илья задумчиво чесал репу, Ворон и сержант Леска многозначительно переглядывались, а Антон и Макс, кажется, пытались додуматься до какой-то великой идеи. — Эврика! — воскликнул сержант Леска, блеснув своими яркими белыми клыками. — Полковник Ястребов что-то говорил нам, там, в Алейске, мол, склады находятся в нескольких километрах от полигона. Где находится полигон, я примерно знаю, — он задумчиво почесал репу. — И? — подытожил Антон. — Что вы предлагаете? Разделиться по двое и искать оружейный склад? Да нас с вероятностью один к одному расстреляют прямо там, как заметят, — он крякнул от негодования, Лена прикусила нижнюю губу. — Разделиться — не такая плохая идея… — промямлила она и тут же получила тычок в ребра от Макса. — Куда ты лезешь? Вот куда ты лезешь? — внятно и четко проговорил он, стараясь смотреть в ее глаза максимально серьезно. Лена надулась от легкой обиды — ее все еще, как видно, считали ни на что не годной. — Прекрати, э, — тут же выступил Юра, привстав на колени. — Она дело говорит: разделиться — не так уж и плохо. Сами посудите! — он вскинул руку, когда все недовольно зароптали. — Всех вместе нас, скорее всего, смогут рассекретить быстрее, а если мы будем идти по двое, нас не только не заметят, но и, скорее всего, не услышат — меньше шуму, меньше телодвижений, компактность, маневренность… — перечислял Юра, и все постепенно стали внимать его словам. — Ну, а что? — поддержал сержант Леска со вздохом, вставая на ноги. — Осталось только дойти до полигона. Когда выдвигаемся? — Сразу после того, как приготовим снарягу, — кивнул Антон задумчиво, старательно разглядывая карту: его оставили без ответа. — Разобьемся по парам. Кто к кому? — сержант Леска встал позади Ворона и положил на его хлипкие плечи свои могучие исполинские ладони, Ворон аж пискнул от такой тяжести. — Мы вместе, — Макс глянул на Антона, и тот послушно ему кивнул, соглашаясь с его словами. — Ты? — сержант Леска с пренебрежением глянул на Илью: тот потер виски — то ли от волнения, то ли от азарта, но лицо его немного порозовело, детские материнские губы чуть приоткрылись, он оглядел всех собравшихся и сузил свои серые проникновенные глаза. — С бабой точно не пойду, от нее проблемы одни… — начал он, заискивающе глядя на Юру, надеясь, что пойдет с ним. — Значит, я с ней пойду, — твердо сказал тот как бы между делом, особо не придавая этому значения: Лена аж вздернулась, захотев повернуться и глянуть на него, как на идиота — он перехватил ее за щеку и вернул голову в исходное положение, мило улыбнувшись Илье. — Идет, сталкер? — Идет, — фыркнул Илья сквозь зубы и насупился. — Значит, я остаюсь тут. — Трус, — в кулак кашлянул сержант Леска. — И че? Живее буду, — отмахнулся Илья. — К тому же, кто-то должен вас координировать, как я понимаю. — Если кому и координировать, так точно не тебе, — Антон потряс картой, сложив ее в трубку. — Я с картами на «ты», а ты, сталкер? — подхватив фишку Юры, спросил он. Илья пожал плечами. — А я на «Вы», и че дальше? В любом случае, безопаснее, я считаю, будет отсидеться и подготовить пути отхода на всякий случай… — он оглядел тесную комнатушку, заставленную вещами сержантов, и хмыкнул. — Или есть возражения? Хотите взять меня третьим? — он глянул на Макса, вскинув брови. — Свят, свят… — тихо отозвался тот, перекрестившись для пущей убедительности. — Значит, решено! — сержант Леска прихлопнул в ладоши и кивнул на несобранное снаряжение. — Выдвигаемся через час: всем быть в боевой готовности, с собой брать только самое необходимое. Дятел, — он кивнул Илье. — Ты остаешься здесь на случай чего: мало ли, один из нас в дороге получит повреждение — придется вернуться, сам понимаешь… Так что на тебе уборка, сталкер! Илья приложил ладонь к виску и отдал честь: — Так точно! Юра похлопал Лену по плечу, прося подняться, и она потерянно оглянулась на него, в глазах ее читался страх неизвестности, страх собственной смерти, но больше всего — страх за своих близких и друзей. — Давай, время не ждет, — он кивнул на ее рюкзак и коротко улыбнулся. Лена мужественно шмыгнула носом. *** Капитан Горохов стоял, не поведя и бровью, наблюдая за тем, как Вован колошматил уже битый час подвешенную к потолку грушу в спортивном уголке медицинской казармы. Удары были отточенными и твердыми, такого точно не пожелаешь врагу — попасть в такую мясорубку: казалось, что Вован вкладывал в свои удары все самое больное, что только мог собрать в истоках своей дикой натуры. — Хватит, — Горохов кивнул, но Вован остановился только после нескольких заключительных ударов — груша нервно раскачивалась из стороны в сторону в своем холщевом мешке, скрипя цепью, на которой была подвешена. Вован выдохнул на силу, сглотнул и убрал ладони по швам, развернувшись к Горохову с видом готового на все бойца. — Много злости, боец. В удар прежде всего вкладывай не злость, а расчет — смотри, куда бьешь, с какой силой бьешь, зачем бьешь. Если даешь удар под дых, — он сделал шаг к груше и, примерившись орлиным взглядом, нанес отточенный и совершенно жесткий удар. — Бей так, будто разглядываешь справочник по анатомии — ударишь чуть выше: будет уже не то. Ударишь ниже — сам понимаешь, эффекта будет мало. А ударишь ровно чуть ниже солнечного сплетения, под диафрагму — противник начнет задыхаться. Тебе для чего глаза даны, грач? Смотри ими, если умеешь! — он снова треснул грушу так, что она пуще прежнего закачалась из стороны в сторону. — Так точно, товарищ командир. — с уважением и почтением сказал Вован. Но тут же прибавил погрустневшим голосом: — Но трудно смотреть, куда бьешь, когда думаешь, что эта падла могла сделать с твоими близкими… — Это груша, боец, — гавкнул Горохов, убрав козырек кепки назад. — Она тебе не враг, она для тебя — инструмент. И, когда будешь на поле боя, о врагах должен думать так же –хладнокровие еще никого никогда не подводило: чем точнее удар, тем выше его эффективность. Тебя чему учили в Алейске? Сопли на кулак мотать? Чалиться по углам с сигаретой и заплакивать свое горе? — Горохов заржал от души, накрыв рот ладонью. — Не думаю, — и его смех прекратился так же резко, как начался. Вован сглотнул, суровость капитана Горохова не утратила своей актуальности со времен срочки в Елани — там, в Елани, он был точно таким же справедливым, суровым и мудрым. Мудрым мужиком, к мнению которого стоило прислушиваться всегда. — Так точно, — покорно ответил Вован, но злость и ярость все равно закипали в нем: хотелось выть и отчаянно драть стены голыми руками — колотить их до тех пор, пока фонтаны алой крови не будут литься с разбитых в пух и прах костяшек, пока ссадины не станут до такой степени глубокими, что в них можно будет засыпать пригоршни соли, до тех пор, пока вся ярость не уйдет, сменившись апатией. Только Горохов занес руку для очередного удара, послышалось, как в пустой казарме скрипнула тяжелая серая дверь — лязгнули железные замки, торопливый шаг начал приближаться. — Товарищ капитан, — влетел старшина Исламетдинов, который отлучался в госпиталь, чтобы забрать свои вещи известить всех, кто желал отправиться с ним. — Отряд добровольцев собран, все кантуются в четвертой роте мотострелков — десант, мед, РХБЗ, арта… — членораздельно проговорил Исламетдинов. — Малаца, Дениска, — кивнул Горохов и повернулся к Вовану. — Пакуй манатки, принцесса, у нас вылет завтра в семь утра. Скорым самолетом до заброшенного аэропорта, затем сразу на ставку — у Ястребова, конечно, планы дебильные… — выругался Горохов и тут же подкурил. — Так точно, — снова буркнул Вован, совсем не в восторге от того, что добровольцев оказалось слишком мало. — Смени пластинку, — хмыкнул Горохов. — Хоть раз ради приличия скажи «Разрешите ослушаться»! Вовану было не до смеха: откланявшись и отдав честь, он молча пошлепал по деревянному полу казармы прочь, в родную палату госпиталя, где оставил свои вещи — когда дверь за ним закрылась, Исламетдинов и Горохов переглянулись. — Хана пацану… — вздохнул Горохов, сделав затяжку. — Если бы у меня сестра попала хрен пойми куда, я бы тоже был не в восторге, — выдохнул Исламетдинов. Вован шел по лестнице, перебирая ступени ногами, и ни о чем, кажется, не думал совсем — держа руки в кармане, он кусал и без того опухшие губы и понимал, что глаза уже давно опухли точно так же, но только от слез — капилляры налились кровью, напряглись все нервные окончания, зрачки расширились, глаза снова наполнились слезами. Где она? Что с ней? Вован не знал совсем. Знал только, что обязан спасти ее, обязан хотя бы попытаться спасти ее — родная кровь, сестра, которую он всегда считал братом, самым родным человеком на земле — ему так хотелось снова вернуться в то беззаботное время, когда они сидели в досуге еланской казармы и, поедая мандарины, шутили свои безумные забавные шутки. Вован скрипнул зубами, замер на лестнице, сильно зажмурившись, и, не сдержавшись, со слабостью выдохнул — он так скучал, он так жалел, что отпустил ее! Он ведь знал, он ведь догадывался, что могла произойти подобная катастрофа — он прекрасно осознавал, что в один прекрасный день она могла сорваться к нему, бросив все подряд. И она сорвалась… Они начали общаться, как братья, годам к восемнадцати, и сейчас Вован жалел об этом, жалел, что не додал ей своей братской любви в те годы, в какие она сильно в ней нуждалась. Возможно, если бы он обращал на ее проблемы больше времени, она бы не тянулась к нему так рьяно, так скоропостижно не окунулась с головой в военную тематику — господи, как он жалел… Вован беззвучно разрыдался, схватившись за голову — господи, что он натворил! Каждую ссору с родителями она переживала молча, все больше и больше отдаляясь ото всех, все больше и больше для себя выбирая путь «военного», выбирая путь одиночки… А ведь если бы он говорил с ней, говорил с ней! Господи, если бы только он всегда с ней говорил! Сейчас она была бы в порядке, сидела на гражданке, уча маленьких «свинюшек» за партами азам рисунка, уча их чему угодно, но только бы не тряслась на поле боя. Возможно, уже давно умершая… Нет, Вован упорно гнал эту мысль прочь от себя, подальше, подальше — он не мог смириться с мыслью, что больше у него не было сестры: той, которая поддерживала его всегда, которая всегда была готова бросить вселенную к его ногам — Вован смахнул с щеки слезу и молча пошел дальше. Нужно было выдвигаться на ее спасение — если он не спасет ее, так по-человечески похоронит ее растерзанное молодое тело. Она ведь так молода. Она ведь была так молода!.. На свежем воздухе голова резко закружилась, Вован припал к стене казармы и выдохнул — погода хмурилась, холодный ветер прошелся по лицу, открытым кистям рук, залез в слезливые глаза — Вован зажмурился надолго и протяжно завыл, в беззвучном крике пытаясь достучаться до самого себя, пытаясь убедить самого себя, что она не мертва, что его сестра не мертва. Что с ней все в порядке. Было сложно, но шаг за шагом Вован двигался по направлению к госпиталю, встречные сержанты посмеивались над его зареванными красными глазами, а он все прокручивал и прокручивал в голове ее шутки, ее слова поддержки — не было человека роднее. Не было никогда. *** Лена воинственно глянула вперед, вскинув голову — погода стояла на редкость паршивая: накрапывал мелкий дождь, и Лена поморщилась, поежившись от наступавшего холода. — Ссаный дождь, — выругался Макс, встав позади нее. Они стояли у подъезда дома, где располагался их маленький бункер, их личная штаб-квартира, и холодное серое небо вторило им порывом ветра и капель дождя прямо в лицо. — Нормально, — из подъезда вырулил спокойный Юра. — Размоет следы, приглушит запах, если враг пустит псарню. Нормально, — повторил он, скорее, для себя, пытаясь убедить в этом всех. — Долго до полигона? — Лена глянула через плечо: сержант Леска поправлял лямки легкого рюкзака на плече. — Часа четыре пешим, к обеду точно будем там, — он приложил козырек статной ладони ко лбу, на котором залегла глубокая морщина, и выдохнул, набрав в легкие побольше воздуха. — Тогда идем? — предложил Антон, сверяясь с картой ежесекундно. Илья махал им вслед рукой пару мгновений, а затем скрылся в подъезде, не пожелав привлекать к себе лишнего внимания. Их отряд выдвинулся из жилого сектора перебежками — куцый лопнувший асфальт, воронки от взрывов, раскуроченные дома — все ввергало в ужас и шок. Лена шла позади всех, оглядываясь по сторонам каждую божию секунду — ей было страшно и интересно одновременно. Чувство страха отодвигалось на второй план потому, что очень хотелось глянуть на все военные «штучки» изнутри, вживую. Раньше она всегда перед сном, ложась сырой головой на чистую прохладную подушку дома, открывала в телефоне нужный сайт и зачитывалась полезными статьями — «как выследить снайпера», «как правильно вести бой», «как подобрать оружие для себя»… Сейчас в голове звенела манящая пустота. Та пустота, какой Лена желала у себя на сердце — воспоминания об убийстве не отпускали. Хотелось домой — мысли о родителях и младшей сестре грели душу, ее остатки, но Лена понимала, что сорваться с места и кинуться, куда глаза глядят, будет на самой лучшей идеей. Телефон в кармане, на счету которого, видимо, кончились все средства, сейчас был бесполезен, но Лена упорно держала его при себе, не желая ни с кем делиться частицей дома. На сером полотне неба расходились темно-синие тучи, отблески зелены мелькали в куцых деревьях, диск солнца закатывался за ближайшую массу облака. Серый асфальт, серые коробки домов, пожранные взрывами, нагнетали только грусть и печаль — не радовал и тот факт, что рядом были друзья — все-таки было страшно потерять и их тоже. Чувство постепенной тревоги закрадывалось в сердце, и пусть улицы были пусты и чисты, все равно было не по себе, по позвоночнику носились мурашки, руки покалывало от холода — Лена убрала ладони в карманы и прикрыла глаза на пару мгновений. — Я пойду сзади, — сказал кто-то самоотверженно, и Лена моргнула: за ее спину шмыгнул высокий силуэт Юры. На глаза навернулись слезы. Они знали друг друга не так много, как хотелось бы, но он уже, рискуя своей жизнью, добровольно вставал в конец, чтобы прикрывать остальных — Лена прикусила губу. — Змей, — тихо позвала она хриплым шепотом. — Чего? — Юра глядел на ее черные жирные волосы, свалявшиеся на затылке, закрученные в какой-то жгут, и мирно улыбался. — Спасибо, — Лена выдавила это из себя, потому что ей сложно было говорить такое человеку, который был готов отдать за нее жизнь. — Отработаешь, — после короткой паузы подмигнул Юра, но на душе не стало теплее: Лена сжалась в ком, обхватив себя руками, и чуть прибавила шаг, стараясь больше не смотреть по сторонам. Даже думать не хотелось, сколько человек погибло под обвалами жилых домов, даже думать не хотелось, что их отряд ждала почти такая же гибель там, в неизвестности. Сержант Леска гордо шел впереди, беря на мушку все, что могло шевельнуться, за ним семенил рассеянный Ворон, в середине шли Антон и Макс, то и дело сверяясь с картой, и Лена сглотнула. На душе стало тяжело. — Эй, — Юра нагнал ее шаг в шаг. — Все в порядке? Ты что-то невеселая… — констатировал он, смотря на ее бледные щеки, которые успели исхудать. Лена почти не ела — Юра заметил это, и он знал, что это нормальная реакция на происходящее вокруг, но все равно не мог бросить волноваться по этому поводу. — Все хорошо, — Лена выдавила улыбку. — Почему ты спрашиваешь? — шепотом начала она. — Да так, — твердо сказал Юра и вдруг приобнял ее за плечи, притянув ближе к себе. — Ты не стесняйся, я всегда готов выслушать и помочь советом, — Лена растерялась, в ее голубых и широко распахнутых глазах пронеслось смятение. Юра тихо рассмеялся. — Вам че весело, я не пойму? — шикнул на них Антон, сбившись с мысли. — Все-все, затыкаемся, — гыкнул Юра, помахав ему ладонью. На улицах Минска было непривычно пусто, Лена бы даже сказала «пустынно» — никто не суетился, не было следов пребывания врага, не было ни намека на признаки жизни — не пели птицы, не стрекотали насекомые, ничего не двигалось, словно замерев в вечном криогенном сне. — Эй, — Юра потрепал ее по волосам, чуть сдвинув кепку. — Что? — Лена не поворачивалась: боялась, что он снова увидит ее слезы, что снова посчитает слабой. Они ведь все считали ее слабой, ни на что не годной — она и могла только, по их убеждениям, тихо плакать в сторонке. Лена скрипнула зубами. — Я правда в порядке. Давай не будем об этом говорить, хорошо? — ее загнанный шепот взбудоражил Юру — он нахмурился. — Просто знай, что я всегда готов… — начал он и тут же боковым зрением заметил, как сержант Леска вскинул вверх руку. Юра тут же оперативно подхватил Лену под ребра и уволок в ближайшие кусты: все кинулись в рассыпную по парам. Юра упал на холодную землю, Лена отлетела к веткам, почти не шурша, изящно в легком рюкзаке звякнул нож Михи — Лена сжалась от болезненных воспоминаний. Вдалеке показались военные — Лена поняла сразу, что это не русские солдаты: форма не та, снаряжение не то, строевой шаг не тот. Они отрядом куда-то шли, не спеша оглядываясь по сторонам, переговариваясь о чем-то с шутками. Все напряглись — Юра почувствовал волосками на коже, как страх прошелся разрядом по его телу, но он считал, что не имеет права показывать этого, поэтому смолчал. Из кустов было видно, как напротив, через дорогу, жестами Макс и Антон показывали, что нужно молчать — Юра монотонно кивнул и бесшумно снял с плеча винтовку — протянул ее Лене и тут же полез в рюкзак за патронами. — Что ты делаешь? — еле дыша от волнения, зашептала та. — Я знаю, кто у нас тут хороший снайпер. И поэтому, — Юра поставил на примятую траву коробку патрон. — Действуй! Лена заметалась в панике — вид гладкоствольной винтовки крупного охотничьего калибра пугал — она знала, что пуля полетит далеко, но вот метко ли!.. И нельзя было подводить никого рядом. Из кустов Макс маячил «Давай ей ружье!», Юра жестами ответил ему, мол, да, да! Дал! — Давай, — у Юры всегда был спокойный голос, кажется, он никогда не умел злиться, бояться и паниковать — Лена остолбенела, выпученными глазами смотря на винтовку. — Я в тебя верю, — Юра спокойно коснулся ее холодных рук своей ладонью и переложил их к прикладу. — Мы все! В тебя верим, — уточнил он тоном полнейшего участия, от которого кровь в жилах начала потихоньку закипать. Лена звучно сглотнула: отряд врага был не очень большим, но шел довольно далеко — пуля могла запросто скосить и только рассекретить их. Лена волновалась, как никогда — все другие сомнения и переживания ушли на второй план, она не умела быть героем, руки предательски затряслись. — Я не могу… — прошептала она загнанно, как забитый в угол зверь: ощетинившись, она в панике отсела подальше, и Антон с Максом из соседних углов, наблюдая за этой пантомимой, неодобрительно заулюлюкали. В ушах била отборная барабанная установка, по венам словно запустили жидкий азот. — Все ты можешь, — Юра буквально вложил в ее холодные руки винтовку и заставил лечь на землю. Послышался громкий выстрел: выхода назад не было, пути назад не было. Ни шагу назад! Лена вздрогнула. — Можешь-можешь, — увереннее и на грани истерики усмехнулся Юра. Лена легла удобнее, закинула ногу на ногу, подставила локти вперед, взялась за холодный приклад, который показался ей ледяным, щеку обдало жаром, глаза вспухли и покраснели — Лена перебрала пальцами спусковой крючок и выдохнула загнанно — пути назад и в самом деле не было — сержант Леска уже пустил один выстрел, послышались крики врага на дистанции. Задержав дыхание, Лена дернулась вперед, свела прицел, навела его на движущуюся цель и, стреляя на опережение, зажмурившись, нажала на спусковой крючок — пуля сорвалась из гладкого ствола, полетела, заряженная огнем. Резкий запах пороха ударил в нос, страх отступил на второе место, азарт взыграл в крови, все затуманилось, кроме целей впереди — Лена прищурилась. — Патроны! Патроны! — уже орали из кустов Антон и Макс, боясь покидать свое временное укрытие. Вся обстановка вдруг приняла настроение игры, детской «войнушки», стрелялки в соседском двору — то ли так действовал адреналин в крови, то ли затуманенный разум больше не видел опасности в отряде вооруженного врага, но Лена ползком отправилась ближе к дороге — выползла из куста, не спеша подозвав за собой Юру, с какой-то грациозной ленцой стала перезаряжать винтовку. Послышался еще один выстрел, который, казалось бы, должен был немного пробудить голос разума в голове, но всем вдруг стало так смешно, что Лена, не в силах оторваться от винтовки, расхохоталась, глядя на то, как суетился враг впереди — до вражеского отряда было порядка шести ста метров, двое из бойцов, прибитые точными выстрелами в непрочные шлема, уже лежали на асфальте, их фигур почти не было видно. — Ты дура! — завопил Юра, подползая ближе к ней: кажется, всем сейчас стало абсолютно наплевать на то, что в руках врага могли быть самые современные и наворочанные винтовки, какие только мог придумать человек. Никого не интересовала перспектива подкрепления со стороны врага — явно такой маленький отряд двигался куда-то далеко, в любом случае имея при себе возможность вызвать кого-то еще. Юра суетно посмотрел в небо — серые тучи, казалось, скрывали полчища самолетов. — Я знаю! — жизнерадостно отозвалась Лена с дебильной улыбкой на лице: она снова целилась, пытаясь свести прицел и цель в одну точку — враг бегал из стороны в сторону, копошился, нервничал — кажется, потерявшие бдительность, теперь они паниковали, боясь, что из кустов на них мог выпрыгнуть целый русский танк. Лена без страха вдавила спусковой крючок — выстрел оглушил на пару минут, из-за невыполненной техники безопасности отдача прошла по лицу — Лену чуть отбросило назад. — Патроны! Мать вашу! Патро-о-о-оны! — надрывался Антон, сложив руки рупором: и все же показываться на дороге было нельзя — лучше держать врага в неведении, пусть думает, что у него на пути целая орава вооруженных и очень опасных злых русских, чем увидит мелкий отряд любителей-снайперов. Юра кинул Лене пачку патронов, руки вдруг вспотели от волнения, коробка выскользнула — пули посыпались на голую землю. Небо сгущалось серыми красками, неожиданно появилось солнце — его косые лучи били в глаза, били метко, били врагу. Лена перезарядила винтовку, щелкнув прикладом — щека покраснела от отдачи, висок начал опухать. Не чувствовалась боль в сломанных ребрах, позвоночник больше не ныл, лежать на холодной земле было даже приятно — Лена снова вскинула ствол: оперативный сержант Леска опередил ее с выстрелом, прогремевшим на всю улицу — пал еще один из врагов. Их осталось не больше десятка: Лена была уверена, что все идет по плану — лицо расплывалось от коварной улыбки — враги истекали кровью, а они, шутя и смеясь, перезаряжая винтовки, брали их на мушку. — Целься! Целься! — только и мог сказать Юра, собирая патроны в коробку. На выдохе Лены прогремел еще один выстрел — надо было видеть, как лопнул и потрескался шлем врага: пластиковое забрало, которое было призвано защищать, просто слетело, раскрошившись — лицо было всмятку. Кровь даже с расстояния шести ста метров горела маревом — пахло убийствами и железом — ветер разносил запах поражения для врага повсеместно: было отрадно думать, что ты всемогущ, когда в руках у тебя винтовка. Лена залилась хохотом — Антон и Макс с напряжением и коварными дикими улыбками наблюдали за происходящим из кустов: Лене хотелось переговорить с сержантом Леской — сказать, что он отличный снайпер, что он на многое способен, что с ним приятно работать. Это слово прошло по мозгу лезвием ножа — «работать»… Ведь они убивали!.. Лена замерла на пару мгновений — моргнула, выдохнула, отстранилась, прищурилась, опустила винтовку и задумчиво обернулась к Юре — раж от нападения на врага спал. Адреналин из крови успел выветриться. Что было делать дальше, было непонятно. — Че ты смотришь?! — грубо выкрикнул он, пытаясь собрать оставшиеся патроны в коробку. Лена передернула плечами. — Стреляй! — его приказ, словно приказ военнокомандующего, отдался в ушах звоном — прострация напала незаметно, больше не хотелось размахивать дулом винтовки из стороны в сторону. — Стреляй! Стреляй! Они могут вызвать подкрепление! Стреляй, сука! Стреляй! — орал Макс в каком-то истеричном приступе паники: кажется, всем стало не до смеха — ажиотаж спал, веселье улетучилось — Лена сглотнула. Перед глазами стояла картина трупа в подвале — оттененные берцы холодного тела. Картинка сменилась мгновенно — задыхающийся от крови Миха — захлебывающийся от каждого слова. Они убивали. Убивали. — Она нас прикончит! Прикончит! — стал слышен торопливый визг Ворона: он тоже боялся, тоже трясся в кустах, стоя за широкой спиной могучего сержанта Лески. — Она нас прикончит, вашу мать! У него кончились патроны! Нам хана! Эхо прошлось по улице. Враг впереди предпринял попытки бега — бега вперед: Лена видела, как стройный ряд противника, бросив умирать своего товарища, двинулся вперед. И оставалось только стрелять. Не было другого пути, нельзя было просто спрятаться — нужно было вскинуть винтовку, прицелиться, свестись, нажать на спусковой крючок. — Стреляй! Умоляю! Я хочу жить! И ты тоже хочешь… — уже на ухо ей кричал Юра, держа ее за голову: Лена, кажется, перестала соображать, что происходит — бездумно смотрела, как приближался враг — было понятно, что он пока не мог определить, откуда был нанесен удар, с какой точки были совершены все выстрелы. Это выигрывало время, которого и так, кажется, совсем не оставалось — Лена выдохнула, опустив голову. — Ори на нее! Ори! — надрывался Макс. — Заставь ее палить! Заставь убивать! — их крики казались животными рыками, Лене вдруг почудилось, будто она оказалась в зоопарке, где все вольеры были открытыми — Лена выдохнула, руки снова затряслись. — Эй! Эй! Э-э-э-эй, — Юра прижал ее к себе рукой, потрепал по черным грязным волосам, стараясь не смотреть в ее глаза — его намерения были не ясны, Лена выгнулась, как струна, Юра прижал ее голову подбородком. — Сражайся за брата! — сказал он шепотом и продолжил: — Сражайся за себя! Сражайся за родину! Сражайся за семью! Сражайся, чтобы сражаться! Сражайся, пока можешь! Сражайся, когда хочется! Сражайся, чтобы никто не погиб… Эта речь подействовала, как прямой удар в сердце — ребра сжались, диафрагма подскочила вверх — Лена с новыми силами, почуяв прилив злости и ярости, чувствуя, как кровью налились глаза, вскинула винтовку. Один выстрел — и врагов осталось всего восемь. Их маленький отряд очень быстро приближался — Лена перезарядила винтовку с хладнокровным выражением лица, почти ничего не чувствуя. На первое место встало ощущение апатии, серости, загнанности, вынужденности. — Стреляй! — враг тоже начал стрелять. Автоматная очередь разрезала воздух, сдавленные крики из кустов напротив заставили посмотреть на вещи яснее: убийца? Нет, спаситель. Теперь она орудовала тверже, точно зная, что без ее выстрела могут погибнуть ее друзья — стало тяжело дышать, легкие сдавило и обдало жаром. Изнутри, казалось, их залило раскаленной лавой — нет, не страх. Не-ет. Твердость, уверенность — ты все можешь. И ты не убийца — мама скажет тебе «молодец!»… Выстрел за выстрелом враги дохли, как мухи — беспомощные, дезориентированные, потерянные — они не знали, в кого стрелять, куда палить, за кем бежать и чей приказ выполнять — годами готовые к тому, что просто будут выкашивать все население обычными расстрелами, сейчас они сам подверглись расстрелу. Палач — неизвестная двадцатипятилетняя девушка, руки которой были холоднее жидкого азота, а голубые глаза — синее глубин тихого океана в эти секунды. Когда все враги лежали на дороге, не шевелясь, Лена все еще порывалась перезарядить винтовку и сделать несколько выстрелов — наверное, клеймо убийцы, заговорившее в ней на иврите, дало о себе знать. Юра смог остановить ее, крепче прижав к себе, перехватив винтовку, отправив холостой выстрел в небо. Солнце светило, серые тучи начали извергать куски голубого неба. — Все живы? — осторожно спросил Антон, и голос его эхом разнесся по замершей улице. Пахло кровью. И жизнью. — Да! — из кустов вылезли сержант Леска и Ворон — доковыляли до Макса и Антона. — Э! Змей! — крикнул Антон, почему-то больше не доверяя Лене: хладнокровный убийца — это все, что он видел. Образ дурочки в военкомате, игравшей на публику для привлечения внимания, вдруг начал рассеиваться. — ДА! Живы! — он потряс рукой и шепнул Лене: — Собирайся, мы идем дальше… Дальше — они все могли идти дальше: сержанту Леске не было дело до тех, кого он убил, а Лена вдруг задумалась о человеческом милосердии — возможно, их враги были точно таким же напуганным отрядом бойцов, которые просто хотели спасти свои шкуры. Юра убрал патроны в рюкзак, накинул кожаный ремень винтовки через плечо и поднялся, свысока смотря на Лену. — Ты идешь? — только и спросил он. В голове стояли радиопомехи, белый шум летал перед глазами. — Я? — переспросила она растерянно. — Иду? — Ты! — на нее накинулся Макс: — Ты малаца! — он поднял ее и тут же обнял до хруста в костях: сантименты, объятия — все это сейчас словно пожирало внимание, которое должно было быть приковано к трупам. Как оказалось, война — это стечение обстоятельств: если они складывались в твою пользу (нужная позиция, мешок патронов, солнце в глаза противника, его дезориентированность), то победа была на твоей стороне. Лена молчала. — Ты хороший стрелок, — сказал монотонно сержант Леска, смотря вдаль, на трупы противника. — Давно работаешь с винтовками? Его вопрос остался без ответа: Лена, зажатая в объятиях Макса, смотрела куда-то в пустоту, в вечность. — Обыщем их, — Антон кивнул на трупы. — Оружие у них есть. Значит, будет у нас. Ворон охотно поддержал его рвение — первым припустил вперед. — И быстрее, — кивнул Антон. — За ними могут прийти другие… ***