Гарнизон

Путь был не близким — асфальт под ногами начал промокать от накрапывавшего дождя — все молча смотрели вдаль, ни слова не говоря: Антон и Макс о чем-то увлеченно перешептывались в середине колонны, сержант Леска и Ворон молча разглядывали пересеченную местность, Лена и Юра замыкали строй, тоже храня тишину. Не трещали ветки под ногами, не хрустела сырая трава, не хлюпали отцовские берцы в мелких лужах — Лена убрала руки в карманы, поправив лямку рюкзака на плече, и прибавила ходу — прохладный день гнал вперед, даря надежду на теплую развязку. Впрочем, надежда эта была столь мала и несущественна, что о ней никто не задумывался сейчас — все только мыслили о скором приходе к полигону, чтобы поскорее разбиться на пары и отправиться на поиски оружейного склада. Капли дождя резали, словно остро наточенный нож — Юра жмурился и хмурил промокшие светлые брови, покрасневшая от холода ладонь гордо сжимала ремень винтовки через плечо. Говорить было особо нечего, никто не мог найти тему для общего разговора, да и сам разговор, честно говоря, не торопился завязываться. Было уже, наверное, часов десять утра, городские пейзажи давно сменились пролесками и полями — отряд прошел мимо порушенных казарм и плацдармов, никто не обмолвился и словом — издалека было видно, как заброшено это место, как орды трупов лежали на ступенях в казармы, в госпиталь, на плацдарме. Погибших было столько, что Лена сбилась со счету, пытаясь оглядеть каждого — она инстинктивно боялась найти среди них знакомое лицо и даже немного успокаивалась, не замечая таких. Трепыхались где-то на фоне всполохи редких облаков, серое покрывало неба смачивало все вокруг, густые верхушки елей в подлесках кренились в сторону вслед за движением ветра — Юра молча смотрел в спину Лены и молчал: он и не подозревал, что у нее был такой талант — он-то, как и все остальные, полагал, что она была обычным новичком, который купился на военную романтику, а она что-то да смыслила в этом. С тех времен, как они виделись последний раз в Елани, утекло столько времени, но Лена, кажется, не поменялась совершенно — такая же живая и робкая, такая же забавная и боевая, она сумела сохранить свой боевой дух, свою жизненную энергию — сейчас ее было, кажется, не сломить. Юра отчаянно хотел поговорить с ней, сказать, что все будет в порядке, ведь он представлял, в каком состоянии она могла находиться сейчас — только представлять он и мог: убившая бывшую знакомую, на руках похоронившая своего хорошего друга, расстрелявшая в состоянии аффекта почти половину вражеского отряда — Лена явно была не в порядке. Она не говорила этого, но явственно чувствовалось ее желание поскорее уйти отсюда, исчезнуть, раствориться в пыли, чтобы оставить после себя только легкое напоминание. Ужасы войны не сломили ее психически, но пошатнулось что-то, гораздо более значимое — что-то внутри нее явно сломалось. Наверняка думавшая, что человеческая жизнь стоит больше, чем патрон для гладкоствольной охотничьей винтовки, сейчас она начала в этом сомневаться, убивая. Юра знал, что Лена корит себя за все, считает себя убийцей — он считал точно так же: убийца, он тоже был убийцей, он тоже убивал, но ведь все они убивали ради друзей, ради своих людей. По-настоящему «своих» — нужно было защищать не только честь родины, но и собственную жизнь, жизнь своих сослуживцев и друзей. Нельзя было просто отвернуться и дезертировать, загребая ногами с поля боя с такой скоростью, что позавидовали бы лучшие бегуны мира — честь не позволяла бросить «своих» на поле боя, истекавших кровью — и никто сейчас никого не бросал. Стройных ход мыслей Юры прервал взмах руки сержанта Лески: все тут же напряглись, словно в замедленной съемке, Юра повалил Лену с дороги прямо в густую поросль каких-то кустарников. — Да слезь ты с нее, я просто хотел сделать передышку, — вздохнул устало сержант Леска. На открытой местности, не укрытые лесами и бетоном домов, они чувствовали себя совсем уязвимыми — Лена вырвалась из хватки Юры и твердо встала на ноги, отряхиваясь от капель дождя на кителе. — Сколько стоим? — спросила она матеро, шмыгнув носом, как пропитый алкаш — голос ее стал, кажется, холоднее и отстраненнее — Юра поднялся следом, не отряхиваясь. Уже не было смысла следить за состоянием своей формы — не для кого было стараться. — Десять минут, — сержант Леска, негласно провозгласивший себя капитаном отряда на какое-то время, дал отмашку: все расселись по дороге под кустами, с которых густо капали капли ливня. Дождь расходился все сильнее, натоптанную тропку уже размывало от грязи. — Сигарета найдется? — Антон подсел ближе к Лене, но в его действиях все еще чувствовалась некоторая опаска: Лена приняла это ближе к сердцу, чем кто-либо мог подумать — все это время, после боя, считав себя поганым человеком, сейчас почувствовавшая от некогда друга укол презрения, она не смогла сдержать слез. Ее глаза были краснее некуда, но слезы в них прочитывались отчетливо. — Конечно, — она отвернулась, сделав вид, что роется в рюкзаке, и Юра не стерпел — дождался, когда Лена поделится сигаретой с ним и Антоном, подхватил того под локоток и деликатно отвел в сторонку, всучив ему зажигалку. . — Эй, дятел, давай перетрем, — миролюбиво предложил он, делая затяжку. — По поводу? — деловито заломив руки, сжав сигарету зубами, спросил Антон. — По поводу твоего вонючего поведения, — осклабился Юра. Антон вскинул светлые детские брови. — Нет, я, конечно, понимаю — акклиматизация на войне идет, все дела, ты не привык, что люди людей убивать могут, но не показывать же своим друзьям, что перестал их считать друзьями, если они убили парочку врагов. Они, на минуточку, тебе жизнь спасли! — Юра потряс пальцем в воздухе с многозначительным кивком и выпустил табачный дым под град капель. — И? — не понял Антон. — От меня ты что хочешь? Че я сделал? Я не понимаю. — Я говорю, че ты на Яцковцеву пялишь, как на врага народа? Она тебя спасла, а ты ей в душу говном зарядил из ведра, — Юра посерьезнел: Антон нахмурился, стряхнув пепел с сигареты. — Я все еще не понимаю, о чем ты говоришь… — невнятно промямлил он, Юра цокнул, закатив глаза с такой самозабвенностью, что на пару секунд Антону стало не по себе. Тишина, в которой было слышно только переговаривание сержанта Лески и Лены, стук капель дождя по ткани кителя глушил уши. Антон глянул на Лену как-то загнанно. — Ты о ней, — и он не спрашивал, до него потихоньку начало доходить. — Не, ну, если ты смертник, и предпочел бы сдохнуть, то так бы сразу и сказал, — усмехнулся Юра, выкинув окурок в сырую траву. Небо вздрогнуло. — Девчонка на пределе своих сил старается, а ты ей такой подарочек в невкусной обертке подбрасываешь. Уважение поимей. Или совесть хотя бы. — Да я… Понимаю, — стушевался вдруг Антон и погас, перегорел, выдохнул затравленно. — Она ведь другая раньше была, а тут — с винтовкой, убивает… — Все убивают на войне, братан, — Юра хотел раскинуть руки в стороны, но сдержался, стараясь говорить не очень громко. — Понимаешь? — он заискивающе глянул в затуманенное лицо Антона. — Если бы не она тогда, то кто? — Но ведь были другие способы… — затараторил затравленно Антон. — Все-таки она девушка, и я знал ее другую… — Я тоже ее другую знавал, братан! Ты не поверишь, но она и шутить умеет, и смеяться, — он глянул на Лену с некоторой теплотой. — Но, сам понимаешь, жизнь у нее теперь не сахар… — Понимаю, — понуро опустил голову Антон. — Но я не могу перестать смотреть на нее, как на убийцу. — Мы все тут убийцы, дятел, это же война. Если не ты убиваешь, то тебя убивают — простая арифметика, ага? Знаешь теперь? Понял? Разобрался? Я тебя для чего позвал? — Понимаю, — снова буркнул Антон, отвернувшись в сторону. Смех Лены со стороны казался таким чужеродным и непривычным, что он поморщился. — Но не такой я ее хотел запомнить… — проговорил он скороговоркой. — А че делать? Под врага ложиться, ага? — хмыкнул Юра, пнув камешек с дороги. — Ты смерти хочешь больше, чем незавидной участи своему другу? Она же тебя другом считает, а ты на нее, как на прокаженную смотришь. Вот скажи мне, если б она тогда не стала стрелять, какова вероятность того, что мы бы сейчас стояли здесь и трепались об этом? А? Антон смолк окончательно. — Поэтому будь лояльнее, братан. Я понимаю — всегда хочется думать о человеке хорошо, и се такое. Но, когда видишь, что он убивает, задумайся — ради кого. Хорошо?.. — оставив вопрос висеть в воздухе, Юра крутанулся на пятках своих сапог и направился к сержанту Леске и Лене, которые, кажется, о чем-то увлеченно спорили. — О чем говорили? — сержант Леска кивнул на силуэт Антона чуть поодаль: он молча стоял под проливным дождем, убрав руки в карманы, и смотрел в пролесок, в неизвестность. — Да так, — невзначай скользнув по лицу Лены взглядом, отмахнулся Юра. — А вы о чем? — Баба твоя — находка настоящая! Такую стоящую идею подкинула! — сержант Леска похлопал Лену по плечу, но Юре резко не понравилось, что ее назвали бабой — он смолчал. — Да ну что Вы, товарищ сержант, — устало улыбнулась Лена, и Юре показалось, что солнце на пару секунд показалось из-за туч. — Нормальный план, — немногословно добавил Макс. — Давай рассказывай, — поддакнул откуда-то сбоку сержанта Лески тоже впечатленный Ворон. Юра уселся в кружок поудобнее, когда Макс уступил ему место, и принялся слушать. *** Вован стоял у трапа к самолету, нервно оглядываясь по сторонам то и дело — позади него собрался маленький отряд, утвержденный полковником Ястребовым — все были в полной боевой готовности, всем не терпелось отведать огня битвы. Скулы сводило от скрежета зубов, желваки ходили ходуном, губы были давно искусаны вдоль и поперек. Их доставили к аэропорту к семи часам утра — Вован то и дело сверялся с часами, не опаздывают ли они с полетом — пилота самолета все еще не было на месте: Вовану становилось не по себе с каждой секундой, в рюкзаке теплилась фотография с семьей, письма от Лены и штык-нож. На плече висел автомат, его кожаный ремень через плечо выжигал грудь даже через бронежилет — Вовану хотелось поскорее запрыгнуть в самолет и сорваться с места. Все понимали серьезность и масштабность операции — полковник Ястребов известил о месте прибытия — заброшенный аэропорт в Минске, в какой-то глухой деревне, от которой пешим ходом было пару часов до ближайшего оружейного склада — самого крупного и действующего. Вована ткнули в плечо, он нехотя обернулся: перед ним, поправляя на почти лысой голове фуражку пилота, стоял капитан Горохов. — Товарищ командир? — Вован вскинул свои густые косматые брови от удивления. — Он самый, салага. Запрыгивай на борт, ваш пилот уже прибыл, — Горохов гордо поправил фуражку и обмахнул плечи кителя, который был чист и свеж. Вован изумился. — Вы умеете пилотировать самолет? — неверящим голосом поинтересовался он. — А то! — воскликнул, шмыгнув носом, Горохов и тут же расхохотался. — Ну, че ты приуныл, салага? Не боись, стаж пяти лет вполне разрешает мне водить самолет. Другое дело — практика. Давненько я за штурвалом не сидел… — Горохов задумчиво почесал затылок, тут же к ним подоспел старшина Исламетдинов. — Товарищ командир, разрешите доложить — отряд добровольцев полностью собран и экипирован, мы готовы к полету и дальнейшей операции, — Исламетдинов, видимо, бежавший от машин, которыми их доставили в аэропорт, знатно успел запыхаться. — Малаца, Дениска. Запрыгиваем на борт! — он шикнул на всех собравшихся, и все, оглядываясь через плечо и недовольно ропча, поплелись к трапу. — Э, малец, — Горохов положил на плечо Вована свою могучую мужицкую ладонь. Вован не вздрогнул, не повел и бровью. — Волнуешься? — Никак нет, товарищ командир, — отрапортовал он самым серьезным и строевым голосом: Горохов аж крякнул от недоверия. — Ишь че, какой смелый! — поддакнул он в тон своим мыслям. — На смерть идем, между прочим! Точнее, летим, — он кивнул на трап, по которому не спеша взбирались остальные участники процессии. — Дениска! — позвал вдруг Горохов. — Поди сюда! — Старшина Исламетдинов по Вашему приказанию прибыл, — все еще загнанно дышавший, Исламетдинов поравнялся шагом с Гороховым и Вованом. — Огласи-ка мне список бойцов, коли лыком не шыт. — Уф! — выдохнул Исламетдинов и тут же выудил из кармана линованный блокнот, в котором было исписано несколько страниц. — Итак! Старшина Сизикова… Старшина Сизикова была высокого роста и складного телосложения, крепкая и волевая женщина с ярко-красными губами и зачесанными под кепку волосами — она шла впереди всех, о чем-то говоря с Климовым — было сразу видно, что войной ее не испугать. Косая сажень в плечах, она бы могла посостязаться в силе с бравым сержантом пехоты, отлично разбиралась в медицине и хорошо ориентировалась на местности. Исламетдинов выдохнул — Горохов проводил старшину Сизикову глазами до дверей в самолет — она скрылась в салоне. — Сержант Климов, — Денис кивнул на невысокого задохлого паренька азиатской внешности со смуглой кожей — кажется, он был казахом. — Отличный боец, хорош в разведке, сечет в английском, может быть техником, если Вы пожелаете. Горохов ткнул Вована в плечо и сдержал смешок, проводив до дверей салона и сержанта Климова — кажется, рюкзак на его плечах был больше него самого, а из-под каски почти не было видно головы. — Сержант мотострелковой роты, Жернов Владимир, — Исламетдинов кивнул на Вована: тот неуютно поежился, по спине пробежались мурашки от предвкушения и азарта. — Хорош в рукопашном бою и в перестрелках на средних дистанциях. Знает все о БМП и может заставить поехать ее и в снег, и в дождь, и в жару, — Вован прикусил губу, нахмурившись. — Знаем-знаем, — закивал со смехом Горохов, снова одергивая фуражку, сползшую ему на лоб. — Страшнее Жернова зверя нет, если дело касается его семьи! — отшутился он, и Вован даже немного улыбнулся, попытавшись это скрыть. — Дальше! — Сержант Процумович, — в самолет входил невысокий парнишка крепкого телосложения с широкими плечами и хмурым, но детским лицом: наивный и доверчивый на вид, кажется, он мог бы дать фору любой сторожевой собаке — его нюх был остр настолько, что он мог выследить человека по запаху. — Хороший следопыт. — Так, — Горохов почесал затылок. — А берсерков нам завезли? Все такие вумные-вумные, а драться толком не умеют… — пригорюнившись, проканючил он с долей шутки. — Сержант Шедевр! — тут же затряс пальцем Денис, и Вован, переглянувшись с Гороховым, не смог сдержать истеричного хохота. — Че вы ржете, товарищ командир? Два метра в холке, два метра в ширину — если у нас не будет танка, мы поедем на Шедевре! — и Вован с Гороховым снова заржали, когда Шедевр, входя в самолет, впечатался высоким лбом в косяк двери с неудачей. — А это что за подарочек? — Горохов кивнул на мужика, который успевал по пути в самолет докуривать сигарету, никуда, кажется, не торопясь. — Всем подарочкам подарочек, — хмыкнул Денис. — Сержант Кобелев! Георгий, кандидат физических наук. Или че-то около того — никто не уточнял. Умеет намешивать химикаты, разбирается в законах физики, как в своем автомате. В совершенстве владеет айкидо! — И орет «Кья-я-я-я!», когда на врага нападает… — задыхаясь от смеха, пискнул Горохов. — Старший лейтенант Римский — надежда и опора десантуры: лучший на учениях, лучший в бою. Хорошо поет, — Денис почесал бровь с недоумением и вгляделся в свои записи. — А! Хорошо бьет! — Он нам будет колыбельные петь, зуб даю, — Горохова и его шуточки было не остановить. — Старшина Исламетдинов — умелый боец во всех сферах, до которых может дотянуться. Барыжит насваем, с собой захватил три пакета по два кило, — Денис похлопал себя по рюкзаку: Горохов прихлопнул в ладоши. — Эвона диковинка! Хороший макак, берем! — Сержант Шевченко: моряк с морской болезнью, любит фрукты и убивать, лишнего шагу без приказа не сделает, косая сажень в плечах, осиная талия, — Исламетдинов расплылся в тупой улыбке. — Хороший снайпер. — Это все? — заглянув в список Дениса, спросил удрученно Горохов. — Нет! — послышалось сзади с топотом ног: все трое обернулись — к ним бежал, ни капли не запыхавшийся, в полной амуниции, с двумя автоматами, майор Поцелуев. — Товарищ майор! — все трое коллективно и интуитивно отдали честь, на уровне рефлексов. — Отставить, — майор Поцелуев остановился на месте и оглядел Вована с ног до головы. — Ты Жернов? — спросил он вкрадчиво. — Так точно, товарищ майор, — Вован потупился, но затем гордо вскинул голову. — Сочувствую всему, что случилось с тобой и твоими близкими, — майор Поцелуев неожиданно для всех протянул ему руку — Вован поколебался с секунду, а затем уверенно пожал ее, сглотнув ком слов под горлом. Глаза начало щипать. — Товарищ майор, разрешите поинтересоваться, каким ветром Вас сюда занесло? — несмело подал голос Горохов, все еще в шоке переглядываясь с Денисом. — Че непонятного, товарищ командир? С вами лечу, с вами! — майор Поцелуев резво направился к трапу, почти вприпрыжку. — Давайте за мной, что-то вы отстали! Вылет скоро, товарищ капитан самолета? — он подмигнул Горохову, и тот выдохнул, когда майор скрылся за дверью. — Свой мужик, — он улыбнулся коротко и похлопал Вована по плечу. — Дениска, пакуйся, — Денис послушно засеменил к трапу самолета. — А ты, салага, слушай сюда… — Горохов склонился к его уху: Вован напрягся, как струна, выгнувшись всем телом. — Мы найдем твою сестру. Зуб даю. Найдем… А теперь иди в самолет! Да смотри, если я узнаю, что кто-то будет говорить, будто я распускаю сопли, я тебе калаш запихаю в… Ну, ты понял! Ни слова больше! — он толкнул Вована к трапу. Ветер обдал со всех сторон, в спину ударил запах опасности и предстоящей битвы — теперь явственнее ощущалась тревога в загустевшем воздухе. Вован перевел дух, сжал ладони в кулаки так сильно, что побелели костяшки — нужно было идти. *** Все остановились — полигон был широк и необъятен: перехватывало дух от одного только взгляда на него — Лена сжалась всем телом, кровь в жилах замедлила свой ход, под ложечкой засосало, ребра свело покалыванием, кончики пальцев затряслись, мелко сокращаясь. — Пора расходиться, — первым гнетущую тяжелую тишину нарушил сержант Леска — его голос прозвучал, как выстрел танка. Лена вздрогнула. По телу пробежалась легкая дрожь, словно несильный разряд тока. — Уверены? — Ворон вздернул черные тонкие брови, в какой-то панике суча ногами на месте. — А че тут думать? — отозвался Макс спокойно, подкурив — он выдохнул свободнее, когда пепел сорвался с сигареты с какой-то безнадегой, словно знаменуя начало конца. Неужели им всем, с таким трудом собравшимся вместе, теперь предстояло разойтись в разные стороны и больше никогда, возможно, друг друга не увидеть? В горле встал ком, Макс мужественно поджал губу. — Кто пойдет прямо? — заглянув в карту, развернутую с шуршанием, спросил Антон неуверенно. Ноги его дрожали, кажется, став ватными — было ясно, что боялись все, не только одна Лена. Холодная красота этих мест пугала и завораживала одновременно, никто не знал, как далеко или близко мог поджидать враг. — Мы пойдем, — суровым голосом отозвался сержант Леска. Ворон пискнул от страха, как маленький ребенок. — Мы направо, — легкие сводило от ужаса, но отказываться от своих слов и самого себя было поздно: Макс опустил голову. — Мы налево, — закончил Юра и положил теплую, но красную ладонь на плечо Лены. Они стояли в тишине несколько мгновений — не хотелось никого отпускать на верную смерть. Что могли они, что могли, когда у них почти не было оружия? Что могли они против полчищ врагов, совсем одни, по два человека? Что могли они? Лена молчала, своими одинокими пустыми глазами, синью небес смотря на каждого поочередно — она не хотела, но слезы сами наворачивались на глаза. Она прекрасно помнила, как лились слезы, когда у нее на руках последний свой выдох выпустил Миха — она помнила, в каком ужасе увидела холодные берцы трупа в подвале. Она помнила, как убивала сама, целясь с азартом и истеричным смехом — стало дурно, трудно дышать — Лена нахмурилась, закрыв лицо руками. — Все хорошо, — дрогнувшим голосом сказал Макс, смотря на нее с трепетом и братской заботой. — Ленч, слышишь? Все хорошо… — он сам уже давно не верил в силу этих слов, но деваться было некуда: они все были прикованы друг к другу, и вот так просто бросить все на ветер тоже было нельзя — стало душно от слез, все еще лил мелкий дождь, кровь стучала в висках. — Ничего не хорошо, Макс, — она подняла на него красные глаза: лопнувший капилляр, напряженные сосуды, прозрачные стеклянные слезы, раздувающиеся ноздри, бледная-бледная кожа лица на впалых щеках — она так изменилась за это время. — Все хорошо, — в один шаг он приблизился и обнял ее крепко: все замерли, никто не решался ничего сказать — все было понятно без слов, у каждого сердце обливалось кровью и сжималось до боли. До боли. Лена всхлипнула, уткнулась сырым носом в мокрый китель Макса, зажмурилась до желтых кругов в темноте перед глазами, сердце бешено билось под ребрами, желудок сжался и заурчал, как умирающие киты. Капли дождя били по лицу, били по грязному лицу, по голым ладоням, били — но это было не так больно, как прощаться с ними… С ними всеми. Макс шепнул ей на ухо: — Все хорошо, — и отстранился, сделав шаг назад, ухватив Антона под локоть. — Бывайте! — бодро попытался сказать он. У Лены все внутри оборвалось — она стояла, лишенная тепла дружеского тела, и смотрела им вслед — они уходили все дальше и дальше, Антон оборачивался на нее с грустью и сожалением до тех пор, пока они не переключились на бег — их силуэты быстро таяли впереди. — Идем, — твердо заявил сержант Леска и, пожав Юре единственную руку, повел за собой Ворона — они уходили в гущу леса, в самую темень, и небо плакало вместе с Леной — было больно и дико понимать, что больше никогда, возможно, их не увидишь. Она молча вдыхала и выдыхала глубоко, стараясь успокоиться, но сердце отчаянно и совершенно сумасшедше билось в груди, казалось, будто его слышал весь мир. Лена опустила голову, глотая слезы со всхлипами, по носогубной складке уже текла прозрачная сопля — Лена шмыгнула носом воинственно, попыталась выдохнуть и снова впала в беззвучные рыдания, содрогаясь всем телом. — Э-э-э-э-эй, — тепло протянул Юра. — Ты в порядке? — Да, — сквозь слезы, обтерев горячие покрасневшие щеки рукавом кителя, кивнула Лена. — Идем тоже. — Идем, — Юра выдохнул и понял, что сейчас было лучше к ней не лезть — лучше было просто хранить молчание. Через сотню метров Лена вдруг остановилась, подкурила, нервно оглядываясь по сторонам, и вперила в Юру честный взгляд. Они почти не дышали — только Лена делала тупые больные затяжки, от которых горло буквально раздирало. По ее горячим красным щекам все еще текли рефлекторные слезы. — Мы и их похороним? — спросила она осторожно, словно уже давно зная ответ на свой вопрос. — Не неси чепухи, конечно, нет! — отмахнулся Юра и тоже вставил в губы сигарету. — Лучше подкури мне. Лена механично дернула рукой и чиркнула колесиком зажигалки. Юра кашлянул от резкости табака и выдохнул спешно, глаза заслезились. — Ты много плачешь, — подметил он спустя минуту молчания. Лена пожала плечами. — Людей много гибнет. — Не думал, что ты такая сентиментальная. — Ты вообще, кажется, никогда не думаешь, — меланхолично отозвалась она с шутливой пренебрежительностью, и Юра расцвел от улыбки. — Все хорошо? — Более чем. К чему тупые вопросы, ответы на которые будут еще тупее? Конечно, базару ноль! — Лена хлопнула себя по ногам, пепел с ее сигареты сорвался вниз и упал на свежую траву. Ноги мерзли от сырости и прохлады. — Ты понимаешь, что мы с тобой можем погибнуть? — кажется, они решили перейти к разговорам, полностью усугублявшим ситуацию. Лена желчно усмехнулась. — А ты понимаешь? — Нет, — Юра простодушно пожал плечами и сверился с часами на запястье. — Сейчас одиннадцать двадцать. Какова вероятность встречи с противником в такой час в глухой местности леса? — он глянул через плечо на поляну, по которой они двигались в поисках оружейного склада. — Хер его знает, — задумчиво изрекла Лена. — Если америкосам приспичит поскакать по полям и лугам, они наверняка будут делать это недалеко от полигона. Тоже так считаешь, ага? — и все-таки эти разговоры помогали расслабиться и выдохнуть свободнее. Лена прикрыла глаза в мерном выдохе, окурок полетел в сырую сочную траву. — Ты не скажешь мне, что было в письме? — вдруг спросил Юра, вспомнив это и просияв — на его лице безошибочно читалось выражение любопытства и гениальной идеи — Лена нервно посмеялась в кулак. — Нет, братан. Не сегодня, — она пожала плечами. — Братан? — изумился Юра, когда Лена уже направилась дальше, поправив лямки рюкзака на плечах. — Кажется, так ты Тоху назвал? — усмехнулась она, не оборачиваясь: Юра так и сел в лужу — она все слышала, она слышала все до последнего слова. И она наверняка подумала, что он пытался отстоять ее честь — и так и было. Юра с теплой улыбкой направился следом, докуривая на ходу. — Острый слух, Шерлок. — Спасибо, Ватсон. А у вас острый ум, — улыбнулась Лена уголком губ, смахивая с глаз последние сухие слезы. — Острый или не острый, но проверим это потом, — подмигнул Юра, совсем развеселев. Они не спеша шли, шурша сырой травой, навстречу своей погибели. И обоим это, кажется, даже нравилось.