Гарнизон

— Проснулась? — флегматично выдыхая табачный дым, спросил Горохов, когда Лена раскрыла глаза. — Где мы? — она не сказала 'я', потому что прекрасно помнила, что обнимала Вована так крепко, что ныли ребра. — Долго я спала? Когда вырубилась? — Столько вопросов, — хмыкнул Горохов. — И на все мне так лень отвечать… Натирая опухшие ото сна глаза, Лена попыталась разглядеть в полумраке хоть что-то или кого-то: виднелись очертания бревен и сырой земли, деревянных скамеек и спящих тел. Лена сглотнула, разминая горло, и покашляла в кулак с болью. — Где Вован? — сипло спросила она. Горохов кивнул на скамью рядом, глаза начали привыкать к темноте. — Храпит уже какой час. — А Юра? Горохов хмыкнул. — Ушёл твой благоверный, с час назад. — Куда ушёл? — Лена нервно дернулась на скамье и тут же ощутила импульс боли по всему телу: она негромко взвыла, схватившись за плечи, и поняла, что бинты на теле свежие. — Кто латал? — Лапки твои и сало на боках? Старшина Сизикова мотала, четыре пачки бинта ушло на тебя, оглоедку, — Горохов шуточно погрозил кулаком. — А Юра? Юра где? — с трудом поднявшись на ноги, Лена рывком по инерции грохнулась обратно. — Рот тебе, к сожалению, не замотали, — вздохнул Горохов, затушив уголек окурка о сырую землю. Он развёл руки в стороны. — Ты, Иван, собачий сын, сейчас в бункере находишься, вместе со всеми остальными сутулыми и майорами, — Горохов кашлянул. — Развед.отряд во главе с одноруким пиратом чешет леса в округе на предмет врага и лесных ягод, чтобы таким, как ты, спалось спокойнее и было, че пожрать с утра. — И когда они ушли? — Лена терла забинтованные ребра и с трудом дышала, в голове уже разворачивались не самые радужные перспективы таких операций на оккупированной врагом земле. — Да вот, — Горохов глянул на запястье. — С час назад. Я же говорил уже: ты че, клювом щелкала? — Я пойду за ним, — она всё-таки встала на ноги, но перед глазами заплясали круги. — Вот сейчас, — она взялась за бок. — Отдышусь и пойду… — Тебе бы пожрать, бедолага, — крякнул Горохов, шурша карманами. — На-ка, — он кинул ей батончик с расчётом на то, что Лена ловко поймает его, но шуршащая упаковка с треском влетела ей в висок. — Упс, осечка вышла… Лена хотела нагнуться, чтобы поднять батончик, но в глазах резко потемнело — она свалилась на пол. — Да что ж беды-то одни от тебя! — всплеснул руками Горохов, поднимаясь на помощь. — Мама так же говорила, — Лена слабо улыбнулась, хватая руку помощи. — Я не мать тебе, — усаживая её на скамью, прогундосил Горохов. — А если б и был, то никогда бы так не сказал: не должны родители своих детей демотивировать. — Не должны, — кивнула Лена, распечатывая упаковку с шуршанием. Горохов сел рядом. — Но делали, да? — он вздохнул. Лена промолчала. — Давай угадаю, почему ты на самом деле пошла служить? Давай, — он нахлобучил ей на грязную голову свою кепку. — Не любили тебя родители, ой, не любили… — Почему? — чавкаясь, с аппетитом спросила Лена. — Любящий родитель своего ребёнка на фронт не отправит, — заключил Горохов, задумчиво подкуривая. — Сигаретой угостить? — он протянул Лене открытую пачку. От вкуса еды и табака на языке приятно щипало, Лена сглотнула вязкую слюну. — Я знаю, — сказала она и помолчала. — Знаю, что не любили. — Эх ты, — Горохов вздохнул тяжело и мученически. — Понимаешь, — извиняющимся тоном начал он. — Ребёнок не должен чувствовать ненависть своих родителей. — Почему ненависть? — Потому что не любовь, — мудро кивнул Горохов. — Тяжело было только первые двадцать лет, — с усмешкой вспомнила Лена. — А потом это вошло в привычку: мать всегда на первое место ставила брата — ну, оно и понятно: опора семьи, надежда мира… И тут я такая — разочарование всей семьи, позор всей казармы, — Лена с шуршанием убрала упаковку в карман штанов. — Хоть мать и пыталась делать вид, что любит меня, я никогда на самом деле не чувствовала этого. Это ведь в мелочах все проявляется: «как твои дела?», " как здоровье?», «как работа?». А я эти вопросы слышала обычно перед авансом или новым годом, — она натянуто посмеялась. Повисла неловкая пауза. — И любимым её было сравнивать нас с братом… — А вот это зря… — пробубнил Горохов. — Почему? — Понимаешь ли, салага, психика человека не в пример хрупкая штука, которая портится от любого замечания, если не отрощен трехметровый дзен. У тебя такой дзен есть? Может, сейчас и есть, потому что смерть в затылок дышит, а тогда вряд ли был… Так вот, если человека с кем-то сравнивают, это очень паршиво: это подвергать давлению его самооценку и желание к жизни, подавлять инстинкт радоваться жизни и вообще глушить всякую радость от собственных достижений! А если такая ситуация происходит в семье… — Горохов снова вздохнул и подкурил. — Плохие у тебя родители, сломали они тебя… — он положил руку на её плечо. — Почему? Нет, неправда… — мутно возмутилась Лена, задумавшись. — Правда, салага, правда: пока у тебя есть цель, ты будешь жить. Но если цель отобрать — ты вряд ли захочешь топтать ногами гражданскую землю в новый день… Лена молчала. Горохов сжал ее плечо очень крепко. — Помню, мама сказала, что я ещё пожалею о своих словах: мы тогда сильно поругались — ну, это она думала, что мы поругались. А я просто сказала прямо, что мне неприятно, когда меня во всем упрекают и с кем-то сравнивают, — Лена истерически хохотнула. — И больше тебе жить не хотелось… — гнусным голосом закончил Горохов. Они снова помолчали. — Ладно, — он сдался. — Лучше тебе умереть с целью, чем без неё и без родительской любви, — заведя руку за спину, через мгновение Горохов уже протягивал Лене автомат. — Обойма вся, отряд ушёл предположительно на юг от бункера. Думаю, если пойдёшь сейчас, ещё сможешь их догнать. Лена с надломом улыбнулась, щелкнув затвором. — Спасибо, товарищ командир. — Шуруй, слонёнок. И постарайся выжить. Коли выживешь, я заберу тебя с собой — вместе служить будем. Внуков моих воспитаешь. Горохов слабо улыбнулся в ответ. — Обязательно, — Лена твёрдо встала на ноги. *** На свежем воздухе голову обнесло ветром, глаза рефлекторно заслезились, Лена вдохнула полной грудью, и под рёбрами кольнуло. Дыша размеренно и тяжело, Лена огляделась по сторонам: плоская дверь бункера, прикрытая еловыми ветками и кустами травы, неярким туманом была окутана почти полностью, чуть дальше кустов травянистая тропа уводила в густой лесок. Лена сглотнула, успокоив волнение в крови, и перевела ясный взгляд на небо — алые лучи рассвета намекали на ранний час и давали ориентир в пространстве — уверенной шаткой поступью, почти крадучись, Лена стала двигаться на юг, в кущу смешанного пролеска, за которым различались смутные очертания полей. Каждый метр отдавался выстрелами в грудине, мечевидный отросток ныл, а икры периодически сводило судорогой. Но Лена уверенно топала вперёд тяжёлыми подошвами отцовских берц, сглатывая и облизывая сухие губы. Когда она полосила ногами гладь зелёных полей, где трава блестела от свежей росы, вдали показались силуэты людей — Лена сощурилась, приставив козырёк ладони к лицу. Чем дальше она продвигалась по кустам высокой травы, стараясь не шуршать, тем отчётливее силуэты, сгоняя страх, становились похожими на знакомых. В лице высокого юноши она узнала улыбку Юры — его губы мерно шевелились, пока рядом идущие слушали, очевидно, забавный анекдот. Кожа его лица светилась в лучах рассветного солнца, а форма блистала сыростью и чистотой. Решив не шокировать общественность, Лена с поднятыми руками вышла в высокую траву, отодвинув автомат на пояс. — Твою мать! — крикнул кто-то, вскинув дуло. — Стой! — в глазах Юры, даже на расстоянии, блеснула тревога и страх: он вздохнул, когда в осунувшемся лице узнал породневшие черты. — Кто это? — под локоть настороженно поинтересовался сержант Шедевр. — Свои, — со вздохом облегчения признался Юра, ускоряя шаг: он буквально влетел в Лену, тут же крепко обнимая её и прижимая к себе рукой. Лена кашлянула в широкую грудь, задыхаясь от крепкой хватки, и пискнула, как побитый котёнок. — Пусти, фашист… — Рад, что ты цела, — честно полушепотом признался Юра куда-то в её макушку. — Нормально все? — О, Ленка, — к ним подошли остальные, первым узнал Макс. — Че, не спится на нарах? — он посмеялся. — Мы на разведке были, — Юра наконец отпустил её и дал вдохнуть свободной грудью. — Набрали земляники по дороге, — сержант Шедевр потряс каской, в которой и правда была свежая земляника, запах от которой тут же долетел до носа. Лена успокоенно улыбнулась. — А ты далеко берцы намылила? — Макс сощурился, с его волос капала вода. — За вами, — скромно ответила Лена, потупив взгляд. — Сейчас обратно двину. — Погоди, погоди, — Юра приобнял её за плечо и глянул на ребят заговорщически. — Мы тут с парнями речку нашли, искупались. Может, тоже хочешь? Лена недоверчиво глянула на него исподлобья, а Макс дружественно толкнул её в плечо. — Сходи давай, вонючка, тут недалеко, а вода какая! — он мечтательно прикрыл глаза. — Как молочко парное… — Горохов велел возвращаться с вами, — соврала она, а перед глазами встала картина казни в речной воде в лучах рассветного диска солнца. — А мы ему не скажем, че ты, — подмигнул сержант Шедевр, безликое пушечное мясо их отряда. — Идите, мы прикроем: скажем, что вы на поле шаритесь в поисках вышек связи. — Точно! — весело поддакнул Юра, уже уводя Лену прочь. — Змей, удачи, — сдержанно отсалютовал Макс, сержант Шедевр не разворачиваясь поддержал его. — Скоро будем, — оптимистично заверил Юра, твёрдым шагом сворачивая с тропы и уводя Лену с собой. Первые минут десять Лена постоянно оборачивалась назад, то ли желая оценить пройденный путь, то ли боясь наступления врага — Юра молчал, да и она, если честно, не знала, как завязать беседу — в голове всё ещё крутились слова Горохова о родителях. — Ты как? — спросил Юра, не выдержав молчания. — Курить будешь? — он потянулся к карману, наконец отпустив плечо Лены. — Не откажусь, — неуверенно кашлянула она. Подкурив и выдохнув, Лена глянула на Юру — он возился с зажигалкой. — Давай помогу… Ловко чиркнув кремневым колесиком, Лена поднесла дрожащее пламя зажигалки к сигарете. Юра опустил глаза — их взгляды пересеклись. — О чем думаешь? — он сознательно ткнул сигаретой в огонь и раскурил, не отрывая глаз от лица Лены. Она растерялась. — О родителях… — она слабо натянуто улыбнулась, убирая зажигалку в карман, а Юра отметил, что она думает о «родителях», а не о «семье». — Как Вован? Довольна хоть, что встретились? — они снова зашагали по погнутой траве. — При других обстоятельствах была бы рада. В нынешней ситуации — в замешательстве. — её односложные неразвернутые ответы натолкнули Юру на мысль о том, что апатия полностью овладела ей, как бывалым воякой, который потерял все в кровопролитной битве. И выжил против своей воли. — Теперь можешь выдохнуть: пол дела сделано — осталось только его домой доставить, — хохотнул Юра, стряхнув пепел в сырую траву. — Да, да. Ты прав… Остальной путь они шли молча: было видно, что Юра хотел что-то сказать, но не решался, неуверенно дергая целой рукой карман штанов. Лена тоже молчала, глубоко погруженная в свои мысли. Минут через пятнадцать они стояли на берегу речушки, где шумел тёплый ветер — Лена огляделась по сторонам и вздохнула, отложив автомат. — Хочешь искупнуться? — улыбнулся Юра, расстегивая китель. Лена глянула на него из-под сырых ресниц и мерно кивнула, прикусив губу. — Присоединяйся, — Юра откинул китель и выдохнул, щелкнув ремнем. Через пару мгновений он уже был в воде по пояс, а затем окунулся полностью и в лучах солнца шумно вынырнул. Лена смотрела на него любовно, боясь потерять, с заботой, и сердце её билось размеренно. — Эй! — когда Юра брызнул на неё горсть воды, взвизгнула она. — Ну, чего ты? — смеялся он заливисто. — Вода просто супер! Ныряй! Давай щучкой! Босыми ногами Лена неуверенно нащупала песочное прохладное дно, стоя в воде по щиколотку и держась за майку. Юра замер, смолкнув, и смотрел за ней очень внимательно. — Шрамы тебя красят, — вдруг сказал он тихо, Лена вздрогнула. — Я не к тому, что ты похожа на мужика, я просто… — он запутался в своих мыслях. В голове потускнели краски, а затем с новой силой налились пигментом: Лена раскрыла глаза шире, стягивая с себя майку, и стала входить в воду, откинув майку на берег. Юра смотрел на неё неотрывно — она так повзрослела, так изменилась. И осталась собой больше, чем все они вместе взятые — молодой ребёнок, который не верит словам взрослых, но отчаянно верит в свою собственную выдуманную сказку… С шумным выдохом Лена нырнула в воду с грацией, сложив руки над головой: сначала в воде скрылись выцвевшие чёрные волосы, затем треугольная отощалая спина в бинтах, а затем и ноги в военке. Сверкнули босые пятки, последняя капля упала в воду, и на несколько минут в тишине утра Юра даже потерял её — он смотрел на темную воду и гадал, откуда она вынырнет, но она все не появлялась. Когда ожидание стало невыносимым, а сердце защемило от болезненной тревоги и страха, Юра стал бить по воде, мечась из стороны в сторону. — Эй! Эй! — кричал он. — Несмешно! Выныривай! Словно последний закатный луч, она вынырнула с громким выдохом почти на середине реки, убирая с глаз сырые прилипшие волосы, которые липкими змеями оплетали открытую шею и плечи. — Дура, что ли! — взбрыкнул Юра, вдыхая, на самом деле, с облегчением. — Что? — держа равновесие на воде, Лена глянула на него через плечо, и все контрольные аргументы у Юры тут же кончились — она улыбалась. Может быть, впервые так искренне. Ему одному. Он только захотел что-то сказать, как послышались голоса и стук сапог. Лена среагировала моментально — так же красиво и стремительно ушла под воду, а в следующие мгновения уже стояла на берегу, схватив автомат и присев за ствол дерева. Шаги приближались — Юра вдруг понял, что это конец: он не успел сказать ей самого главного, но должен успеть спасти её. Одними губами он шепнул ей: «Беги!», — и в её глазах снова потускнели все краски мира. — Эй! Вы! Я тут! Совсем один и готов сдохнуть! Ну! Где вы? — он бил по воде, а по щекам у Лены текли слёзы. Она понимала, что ей пока есть, за что сражаться, но с Юрой она больше не увидится… На берегу остались отцовские берцы, расшнурованные впопыхах, и тёмная вода дрогнула от разливов багровой молодой крови — Лена ни на секунду не останавливалась, убегая. И даже одиночный выстрел не заставил её остановиться ни на секунду: страха больше не было. Была апатия, тоска и упадок. Она бежала по сырой траве, перебирая босыми ногами её острые концы, и прижимала автомат к груди. Они не успели попрощаться… Когда впереди забрезжили краски кустов, в которых мерно покоилась крышка бункера, с тяжёлой одышкой Лена замерла на миг, а затем свалилась на землю камнем. Голыми руками она била землю, ломая ногти и царапая белую кожу. В голове звенели церковные колокола и звонкий смех Юры — он так много не успел ей сказать. В висках стучало, Лена сжалась в комок, прижимая к себе автомат, и в небе послышался рокот турбин самолёта. Смерть была близко… Когда она очнулась, в ушах звенело, а в глазах плавали тёмные круги: пытаясь сесть и отдышаться, Лена чувствовала, что по бункеру из стороны в сторону кто-то расхаживает — легонько скрипели старые половицы. — Очнулась? — её легогько толкнули в бок, она потерла зареванные глаза и попыталась глянуть в сторону. — Товарищ командир? — хриплым голосом кашлянула Лена. — Товарищ, товарищ, — тихо кивнул Горохов, обняв её за плечо и подтянув к себе. Лена инстинктивно сложила голову на его плечо, откинув её непроизвольно. — Сколько времени прошло? — на самом деле, на это было уже давно наплевать. — Мы уже часа два тут сидим, как на пороховой бочке: сверху америкосы воздух пилят, а мы тут, — он вздохнул. — Не знаем, что делать. — Есть ведь запасной выход из бункера, — Лена сглотнула, по сухому горлу прокатился зуд песка. — Опасно сейчас наружу высовываться, — подытожил Горохов невеселым голосом. — Тебе ли не знать… Когда он смолк, до Лены смутно долетел чей-то командирский тихий голос, который уверенно вещал план действий. Протерев глаза, Лена ещё раз попыталась оглядеться: найдя в толпе сидящих и молча слушающих Вована, она успокоенно выдохнула — ей пока есть, за что сражаться. — …Двигаться будем опер.группами по трое человек. При себе иметь хотя бы два автомата и хотя бы две коробки патрон. Вода, еда, одежда — уже вторичное, но если кому нужны чечевички, — мужчина крутанулся на пятках и многозначительно глянул на Лену. Она узнала в нем майора Поцелуева. — То по возможности лучше раздобыть. Лена потупила взгляд, но не от стыда, а от нахлынувших воспоминаний — оставленные в спешке отцовские берцы, стремительный бег, оглушающий выстрел, с эхом пронесшийся по всем полям… Под ложечкой засосало, Лена схватилась за бок, мягко сжав ребра пальцами, Горохов властно поднял её голову, заставив смотреть на майора Поцелуева. — На группы разобъетесь сами? Или вам помочь? — ехидно выдохнул майор. Но никто не ответил на его порыв хорошего настроения — отряд заметил потерю бойца. Пока все вели вялое обсуждение, на скамью рядом с Леной плюхнулся Вован. — Ты как? — только и смог спросить он. — Нормально, — на автомате ответила Лена, помутнившимся взглядом наблюдая за майором Поцелуевым. Вован помялся. — Ты… Держись, слышишь? Это приказ старшего по званию… — ни одна мышца от этих слов не дрогнула на её лице. — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. — У меня все было хорошо, — монотонно повторила Лена. Вован и Горохов переглянулись: командир помаячил Вовану беззвучно, мол, не, это бесполезно пока, пущай оклемается — всё-таки явно близкого друга потеряла. — Ладно, ты… — Вован помялся, почесывая затылок. — Отдыхай пока. В одной группе будем, хорошо? Можем Макса с нами взять, идёт? Отдыхай… В предобморочной агонии Лена кивнула и замерла, начав раскачиваться то вперёд, то назад. Вован вернулся к товарищам, Горохов приложил ко лбу девушки теплую ладонь. — Ма-а-ать, — заправским тоном сплетницы зашептал он. — Да у тебя температура! Ложись-ка, давай, — он силой уложил Лену на скамье, заставив вытянуть изрезанные ноги, и, скомкав свой китель, сунул ей его под голову. — Поспи часок другой, разбужу тебя, когда будет время… — он немного подумал. — И вот ещё что — я тобой горжусь… Лена закрыла глаза, глубоко вдыхая спертый густой воздух бункера. Защемило ребра, а на сердце сделалось так паршиво, что на глаза навернулись слезы. Лена быстро отвернулась к стене, подложив под щеку руки, и притянула колени к себе, стараясь уснуть. Сон был путанным и чёрным — в высоте рваных облаков бились бомбардировщики, жирную после дождя землю гуслями жевали танки, солдаты захлебывались в собственной крови от смертельных выстрелов. Лена лежала в окопе с автоматом, прижимая его к груди, и рядом с ней валялась гора трупов ее друзей — некуда было отступать, дыхание смерти смердило в затылок. Лена выдохнула, кусая обветреные губы, и вскочила на ноги — хотела встать на линию огня. Как только она вскинула автомат и передернула затвор, готовясь к пальбе, прямо перед ней откуда ни возьмись возник двухметровый чёрный волк — они столкнулись лбом ко лбу. Волк тяжело дышал, с пожелтевших клыков капала багровая кровь, бешеные голубые глаза светились яростью: Лена почувствовала, как начала задыхаться — волк загораживал собой линию огня, вражеские танки и тусклый солнечный свет. Свист пуль стоял в ушах, было трудно ориентироваться, волк не давал пошевелиться, словно зачаровывая своим проникновенным взглядом. — Я хочу сражаться, — хрипло простонала Лена, не шевелясь. Волк зарычал. — Хочу сражаться за родителей, — увереннее сказала Лена, со страхом дернувшись вперёд. Волк уткнулся мощными лохматыми лапами в её грудь. — Хочу сражаться за брата, — выдавила Лена, чувствуя жжение в груди. Разомкнулась бешеная пасть, волк повалил её на спину, пригвоздил к холодной земле и, рыча, навис сверху. Багровая кровь с его клыков капала на лицо, Лена чуяла его злобу. — Хочу сражаться за себя, — задыхаясь, выдавила она, и волк, вскинув морду, протяжно завыл, смотря куда-то ввысь. А затем, видя картину от третьего лица, Лена поняла, как безмятежно было её лицо, когда волк стал вгрызаться в мягкую плоть её шеи. Брызнула кровь, попала в голубые глаза волка, он рычал все яростнее, тяжело дыша, и Лена, теряя сознание, вдруг поняла, что сражаться нужно. Автоматная очередь разрезала зверскую шкуру с шумом рвущейся плоти, алая кровь брызнула на лицо Лены — она шире распахнула глаза, чувствуя, как рот наполняется кровью, как топятся сосуды, как рвутся мышцы, как мертвая туша волка падает на неё. Лена проснулась с сумасшедшим выдохом, широко распахнув бегающие глаза. В висках стучало, руки были холодными, как лёд. По ощущениям, прошло не больше пяти минут с её отключки. Лена тяжело дышала, обхватив плечи и смотря в земляной потолок бункера. — Просну-у-улась, — протянули где-то совсем рядом. — Ты вовремя, выдвигаемся через десять минут. Лена лихорадочно тряслась от холода. — Сколько я спала? — она не узнала свой голос. Рядом стоял, поправляя рукава кителя, Горохов. Он глянул на запястье. — Много. Уже девять вечера, стемнело, — он хмыкнул. — Все отряды, кроме нашего, уже ушли. — Уже ушли? — Лена попыталась оглядеться, резь в глазах вызвала рефлекторные слёзы. Она схватилась за виски. — Кто ушёл? — Кто надо. Давай вставай, нам тоже нужно уходить. Все сливались по очереди, теперь наша, — Горохов протянул ей заряженную потрепанную винтовку с поломанным прицелом. — Лучше оружия не нашлось, уж прости: работаем с тем, с чем работаем. Лена сжала холодный исцарапанный приклад онемевшей рукой. — Вован ушёл? — она вздрогнула и затаила дыхание, хотя была уверена в ответе. — Да-а, — выдохнул Горохов, накидывая на плечо лямку рюкзака. Все внутри сжалось. — Ушёл на разведку, должен встретить нас у крышки, — он кивнул на люк. Лена стиснула зубы. В тишине раздался стук, Лена подскочила на месте, Горохов отдал ей лежавшие за скамьей китель и рюкзак. — Там вода и батончики. Полторы коробки патрон и два штык-ножа. Не потеряй, — он помог ей одеть китель. Лена бездумно таращилась в потолок, пока Горохов застегивал китель. — Ты как, салага? Порядок? Если скажешь, мы выйдем позже. Если ты не готова… Пока он собственноручно шнуровал потрепанные изорванные берцы на её ногах, она смотрела в одну точку. — Я готова, — шаткой походкой Лена направилась к земляной лестнице, на ходу цепляя рюкзак и поправляя ремень винтовки на груди. — Порядок. Горохов смотрел ей в спину пару мгновений, а затем лампочка, освещавшая бункер, погасла. И мрак сожрал их силуэты с лихвой. *** На поверхности накрапывал мелкий дождик, сильный ветер раздувал ветки деревьев, кожу холодило от каждой капли, моргать было трудно. Лена вдохнула, зажмурившись, и в наступающем мраке ночи разглядела контур чьей-то фигуры. — Фига ты поспать! — добродушно брякнула фигура. Лена потеплела. — Да нормально, братка. Все равно башка ватная. — Хочешь немного отвлечься? — заговорщически шепнул Вован, из темноты вокруг шагнув ближе. Лена вытянула шею вперёд — в его разжатой руке лежало несколько белых пилюль. — Глицин? — Лена вскинула брови. — Лучше, — усмехнулся Вован. Лена насторожилась, даже принюхавшись инстинктивно. — Амфетамин… Осознание того факта, что в тяжёлой жизненной ситуации её родная кровь прибегает к подобного рода расслабительному, заставила вздрогнуть — она отшатнулась, потупившись, в голове тут же пытаясь найти для брата оправдание, но спасительной ниточки слов «он устал, ему нужно отвлечься» все не находилось. — Салаги! — негромко хлопнул крышкой бункера Горохов. И раскат грома разрядил обстановку — Лена глянула назад через плечо. — Че стоим, жопы мнем? Курс взяли? Или костёр разведем, врагу пожрать приготовим? — Курс взят, — закинув в рот все таблетки, сказал Вован, раскрывая рот в ожидании, пока его наполнит дождевая вода. Лена смотрела на него, не веря своим глазам — проглотив отраву и облизнув губы, глазами, полными паники и одновременного безразличия ко всему, Вован глянул сначала на неё, а потом и на Горохова. — Че пялишь? Иди, — хмыкнул тот. Дорога вела в никуда — даже Горохов, в общем-то, не знал, куда точно они двигались. По всем направлениям света были отправлены отряды, и их отряд шёл на север — Горохов плохо помнил карту, но отчего-то ему казалось, что на севере Минска опасностей будет меньше, чем здесь, на территории, почти полностью захваченной противником. Лена шла молча, смотря в широкую спину брата — думала, как тяжело ему сейчас приходится. Из головы все не убирались мысли о пожранных наркотиках — действие себя не заставило ждать, но Вован, очевидно, хорошо скрывал. Видимо, не впервой… Гремели небеса ещё долго — рваные тучи часам к трём утра начали розоветь и рассеиваться, Горохов остановил отряд взмахом руки — вокруг было только голое поле высокой травы по пояс. На полоске горизонта жернова мели красную полоску восходящего солнца. — Перекур, — Горохов прикурил и плюхнулся в сырую траву, нервно делая затяжки. Лена подсела к нему, не выпуская из рук винтовки — не было тотального ощущения опасности и беспомощности, но хотелось все же быть на чеку. — Товарищ командир, — стараясь отвлечь внимание Горохова от Вована, заговорила она. — Разрешите обратиться? — Разрешаю, — Горохов гордо смолил, переведя немыслящий взгляд на рассвет. — Куда мы идём? Куда ушли остальные? — Разведывательная операция, салага, огласки не требует. Ты знаешь достаточно, чтобы быть в безопасности. Думаю, ты в курсе, что болтун — находка для шпиона, — шутка была плохой, и Горохов понимал это сам, но сейчас это было большее, на что он был способен. — Я просто хочу знать, в какой части света откину копыта, — желчно высказала Лена, смотря, как Вован ложится в траву чуть поодаль. — Дай бог, на родине, — улыбнулся едва заметно Горохов. — Лет в восемьдесят, — он подумал и добавил: — пять… — Товарищ командир, — Лене в какой-то степени было уже плевать на то, что станет с ней. Но пока фраза из сна — сражайся за брата — плотно засела в мозгу. — Скажите хотя бы, каков примерный маршрут? — Майор брякнул, что последний оружейный склад находится на севере. Угадай, куда мы идём, — помолчав, выдал он. — Почему именно мы? — Не мы одни: на север двинули две опер.группы, просто немного разными маршрутами, — Горохов выудил из рюкзака бутылку воды и сделал несколько жадных глотков, просушив горло. — Так что не ссы, все намана. Скоро встретим друзей. — Сколько дней до склада? Примерно. — Дня два-три, плюс-минус остановки и ночлеги. Итого — три полных дня. Будем двигаться быстрее — придем быстрее. Ещё вопросы? В первый день ходьбы было сделано три привала — после того, как Вована начало подотпускать от наркотиков, его начало рвать каждые пять часов: Горохов сильно матерился, но все же курил, пока Вован крючился в кустах. Лена постоянно передергивала затвор винтовки, на ходу пытаясь целиться через помятый прицел. Настроения не было от слова совсем, прострация и апатия, кажется, стали постоянными спутниками. Но никто не жаловался, помня, что все ещё может дышать. Второй день ходьбы пролегал через жилой частный сектор — пустые коробки домов, видимо, бывшего дачного посёлка, недобро косились пустыми окнами на путников. Они двигались вдоль обочины и пару раз проникали в чужие дома — не было электричества, пахло протухшим мясом, и Вована снова вырвало, когда они наткнулись на трупы расстрелянных гражданских. Лена стойко разглядела трупы, не моргнув и глазом, молча подобрала с пола пульт и, вынув из него батарейки, отправилась осматривать дом. Разговаривали они мало, когда шуршали половицами и молча уплетали соленые огурцы из разбитых банок в подполье. А потом так же молча, пополнив запасы питьевой воды и продуктов, выдвинулись в путь. На третий день Лена игралась с найденным пистолетом в одном из домов — патронов в нем было ровно два, и это было гораздо лучше, чем один — чтобы застрелиться от безысходности. Дорога была грунтовой, с крупными камнями, которые врезались в тяжёлую подошву сапог, пыль от сухости поднялась в воздух. К обеду солнце калило так, что пришлось скинуть китель и выпить по бутылке воды — все молчали. К вечеру, когда небо уже начало окрашиваться в закатные тона, Горохов ускорил шаг, поманив рукой за собой остальных. — Вижу их! — негромко сказал он, пальцем указывая куда-то вперёд: три человека на тонкой полоске горизонта уверенно двигались к возвышавшемуся на пригорке зданию. — Склад, — почти про себя просипела Лена. — Патро-о-оны, — с довольной лыбой засветился Горохов, переходя на бег. День кончался хорошо.