Гарнизон

Пару дней её сторонились, как огня — в одиночестве она лежала в палате, следя за восходами солнца пустыми глазами. Горохов велел никого к ней не пускать, заходил сам три раза в день, молча менял повязки и пластыри, оставлял на прикроватной тумбе еду и свежую воду и уходил, ни слова не обронив. Лена чувствовала себя изгоем, на больничной скрипучей койке сверля бездумным взглядом потолок. Она ничего не ела — думала. Изредка курила, с трудом подползая к форточке. В голове совсем творился беспорядок, зубы сводило каждый раз от глотка холодной воды. Она не знала, зачем живёт. И думала, что теперь вряд ли узнает. На третий день ближе к обеду, закуривая в очередной раз у открытого окна и вдыхая осенний запах слякоти, Лена смотрела на свои костлявые руки и кусала сухие губы. Она не знала теперь, за что ей было бороться — у неё никого не осталось. В груди щемило, живот протяжно урчал от голода. Когда раздался стук в дверь, Лена подумала, что пришёл Горохов, но затем насторожилась, вспомнив, что Горохов всегда заходил без стука. — Войдите, — прокашлявшись, неуверенно промямлила Лена. Дверь открылась. — Здравия желаю, — вошёл майор Поцелуев, Лена тут же выкинула сигарету, переполошившись. — Курите-курите, солдат. Я зашёл поговорить. В неловкой паузе он закрыл за собой дверь и молча стоял у стены, внимательно смотря на Лену. Поколебавшись пару мгновений, она снова закурила и запрыгнула на подоконник, чтобы пепел в форточку стряхивать было удобнее. — Уже какой день, как ты здесь лежишь? — майор разглядывал её осунувшееся лицо печальными глазами. Лена потупила взгляд. — Все это время, что ты тут лежишь, ты могла бы потратить на свою подготовку, — майор Поцелуев скрестил ноги, убрав руки за спину. Он оперся о стену спиной, запрокинув голову к потолку. — Так точно, товарищ майор, — её голос был сухим, как ветки деревьев за окном. Поцелуев кашлянул в кулак. — Ребята уже успели совершить вылазку до города, довожу до твоего сведения эту информацию. Довожу потому, что ты могла бы быть с ними, — он помолчал немного, Лена перевела потускневший взгляд на моросящий дождь за окном. — Горохов говорит, что ты хороший боец и на тебе нельзя ставить крест. Сержант Зюзин говорит, что ты отличный снайпер. Но я не был с ними и этого не видел: пока что я наблюдаю только совершенно бесполезную ячейку общества, которая впустую тратит не бесконечные запасы нашей общины. Лена выкинула окурок. Закурила снова. — Я понимаю, что тебе тяжело… Сил возражать, что-то доказывать или даже просто говорить не было — Лена сухо улыбнулась уголками губ. — Никто не говорил, что будет просто, понимаешь, солдат? Это война: люди тут умирают и сражаются, а ты? Ты лежишь здесь уже какой день, приняв позицию жертвы и внушив себе, что страдания — это выход. Но это не так — будь хоть грамм правды в словах Горохова или сержанта Зюзина, я бы видел в тебе… Лена спрыгнула с подоконника, пошатнувшись, заставив майора заткнуться. — Дайте мне винтовку, — голос её дрожал, глубоко внутри плакала душа, на обескровленном лице не было эмоций. — Дайте мне винтовку и отправьте в бой. Я пушечное мясо, мне не за чем жить, зато я могу умереть и забрать с собой парочку врагов. Дайте мне винтовку, товарищ майор? — она с безумной улыбкой протянула руку вперёд. Поцелуев смотрел на неё и видел человека сломленного, мертвого. — Нет, — он убрал руки в карманы. — Поскольку я доверяю мнению своих коллег, я дам тебе кое-что получше — я дам тебе человека. Лена хихикнула с истерией, отвернувшись к окну в судорожной затяжке. — Я дам тебе человека, — тверже и отчётливее сказал майор, пытаясь заставить слушать себя. — И он научит тебя жить заново. И он излечит твои раны. И ты вернёшься в строй. Вернёшься в строй с ним или без него, но вернёшься. — Вы, как и товарищ командир, упускаете из виду одну важную деталь: мне не нужна нянька, мне нужен… — Человек, — окончил майор, открывая дверь. — Денис, — он кого-то позвал, и шаги, лёгкие и тихие, остановились у кровати. — Ни на шаг от неё: забудь о том, что она женщина, а ты — мужчина. Вы люди, которые теперь в связке. По приказу. И ты поможешь ей, и ты научишь её, и ты станешь… — Так точно, — загадочный, тихий, уверенный голос. Лена со злобой усмехнулась, выкидывая окурок в окно и обнимая свои холодные плечи. — Я буду за вами следить, — майор ушёл, палата погрузилась в тишину. Лена молча смотрела в окно, её загадочный новый знакомый тоже молчал. Лена ощущала на себе пристальный взгляд, который проходился по каждому сантиметру тела. В палате стало непривычно холодно, Лена молча закрыла форточку со скрипом, не разворачиваясь. Когда тишина затянулась, Лена хотела с любопытством глянуть, что происходит за её спиной, но настороженность и предвзятость заставляли пялиться в окно. Таинственный незнакомец молчал, нагнетая своим молчанием и без того напряженную обстановку. Лена фыркнула, не выдержав кровоточащей тишины. — Дверь там. Можешь идти, — желчно выплюнула она, крутанувшись на пятках. Они замерли оба: Лена смотрела в лицо человека совершенно растерянного, озябшего, слабого — такого же, как она сама — сломленного. Денис был невысокий, на голову выше её самой; худой, жилистый, с узкими плечами. Аккуратный нос на бледном лице покраснел от слез, как и глаза, которые все время терли. Грустная родинка под левым глазом, кажется, улыбалась привычной харизмой своего хозяина. Мохнатые чёрные брови то вздергивались к переносице от каждой попытки всхлипнуть, то хмурились в попытке сдержаться. Лена смолкла, поджав губу. На глаза навернулись слезы — она глянула на его руки: он крепко сжимал в них фотографию, на которую смотрел в тишине все это время. Они не знали, что сказать друг другу — не знали, могут ли они поддержать друг друга, растерянные и обескураженные этой жизнью. Оба молчали. Когда у Лены от вида этого бледного измученного парня застучали зубы и задрожала губа в преддверии града слез, она шумно сглотнула и похлопала себя по карманам нателки. — Будешь курить? Он посмотрел словно сквозь неё: — Так точно. Когда Лена подкурила, запрыгнув на подоконник, Денис молча подошёл к ней, не выпуская из рук фотографии. Он молча дроэащими пальцами вставил в тонкие губы сигарету, чиркнул зажигалкой и на миг прикрыл глаза. Лена смотрела на него изучающе, чуть щуря глаза. Его сигарета погасла, и ему пришлось отложить фотографию с выдохом, чтобы подкурить еще раз. Лена скользнула внимательным взглядом по куску бумаги — улыбчивый ребёнок лет десяти, престарелая пара, молодая девушка… — Твоя семья? — с улыбкой дрогнувшим голосом спросила Лена, чувствуя, как от произнесённого слова «семья» по щеке покатилась градина. Денис замер, лисьи голубые глаза его широко распахнулись — они вновь встретились взглядами. Денис мужественно молчал, тяжело дыша открытым ртом, по щекам его бежали ручьи слез. Лена понимала, что задела ещё очень свежую рану: она видела в этом парне себя — пытавшийся совладать с внутренним конфликтом, не выдавая это внешне, он воспламенялся изнутри и программировал себя на грусть и прострацию. Сигарета в его руке снова погасла, но он этого, кажется, не заметил — Лена выкинула окурок и, подсев ближе, в тишине обняла его за плечи. Денис почти не дышал. Его тело вздрагивало, Лена почувствовала, как стремительно стало намокать плечо. Она вспомнила себя после смерти Михи. После смерти Юры. И после смерти брата… Денис обнял её в ответ после минуты молчания — сжал так сильно, словно не чувствовал границы «больно» другого человека. Лена пискнула сдавленно, понимающе всхлипнув, и стала гладить его по спине. Они молчали. — Они все уходят, — вдруг сказала Лена, слизнув солёную слезу с верхней губы. Денис молча слушал ее, но Лене казалось, что он вообще ничего не слышал в те секунды. — Рано или поздно: у тебя на руках или на дистанции, они все уходят… — Кто? — Денис уткнулся сырым носом в её плечо. — Люди, которых ты любишь, — Лена обтерла лицо рукавом, облизнув губы. — Любил. До конца дня они молча сидели в палате, обнявшись — никто так больше и не решился сказать хоть что-то. Переваривая собственные проблемы, оба приходили к выводу, что у других людей тоже могут быть душевные раны — это и ввергало в уныние, и восхищало одновременно. Денис лежал на плече девушки, отрешенно смотря в окно, изредка кидая беглые взгляды на чужую шею — Лена смотрела в его макушку и украдкой пробегалась глазами по нешироким плечам и сутулой спине. Денис был тёплым, он был живым — он давал понять, что срочно нужно было взять себя в руки, ведь тяжело было не только ей. Лена улыбнулась сухими потрескавшимися губами. Часов в восемь в палату без стука ввалился Горохов, за его спиной копошились Евгений и Макс, пытаясь разглядеть новенького. — Ты смотри, а! — Лена вздрогнула от неожиданности, Денис не повернул головы, продолжив отрешенно смотреть в окно. — Ловко ты, салага, на ноги встаешь, когда у тебя в жилетку какие-то петухи плачутся! Лена глянула на него исподлобья, боясь, что любое оскорбление в свой адрес, любое плохое слово Денис может трактовать, как повод к лишним страданиям. На её лице был написан молчаливый гнев. — Дыру во мне прожжешь, если так пялить будешь, — желчно выдохнул Горохов, не проходя дальше порога. Лена снова промолчала. — Коли Ваше Высочество и Его Величество уже могут стоять на ногах, прошу: пройдемте-с в жральню, — Горохов постучал по стеклу наручных часов ногтем. Евгений что-то зашуршал позади. — Так точно, — покорно кивнула Лена, не нарываясь на конфликт. Похлопав Дениса по плечу, она высвободилась из его цепкой хватки и спрыгнула с подоконника, на хожу заправляя кофту в штаны. Денис тоже спрыгнул на пол, сунув фотографию своей семьи в нагрудный карман, и молча вперил честный неподкупный взгляд в троицу в дверях палаты. — Здравия желаю! — с усмешкой отсалютовал Горохов, Денис молча приложил ладонь к виску, коротко кивнув. — Мы идём, нет? — утомленно отозвался Макс. — Идём, — Лена мягко направила Дениса к двери касанием руки по спине, он молча зашагал вперёд и поровнялся с Евгением и Максом. Те переглянулись настороженно. — Двигай, — Горохов дал отмашку и закрыл за Леной дверь. Они молча шли по коридору. Когда Макс и Евгений выпустили Дениса на лестничную клетку, Горохов оглядел Лену бегло. — Ты в порядке? — с отеческой заботой спросил он. — Нормальный парень? Они мне с дружком какими-то мутными показались… — Где вы их нашли? — проигнорировав вопрос о своём состоянии, взволнованно спросила Лена. Они остановились у лестницы. — В многоэтажке обстреленной. Зайти туда было идеей Евгеши — он для тебя хотел поискать платы какие-то или радио, не помню. Эти додики в подвале тусовались у костра, как крысы беглые. Этот твой, который в палате был, вообще какой-то ряженый — лежал спал весь в чме каком-то, замызганный, в ссадинах… Второй, повыше и поборзее который, конину гонял сидел, представляешь? — Горохов аж всплеснул руками от негодования. — Откуда они тут взялись? — Лена кусала больные белые губы. — Жили тут ещё в мирное время, как контрабасы. Ну, с семьями со своими. Потом бомбежка, обстрелы, американский шмон — и вуаля — подвал, костёр, конина. Горохов зашагнул на лестницу, у Лены эхом в голове пронеслась строчка скорбным тихим голосом Дениса: «Жили тут со своими семьями…» — она выдохнула на силу и припустила за Гороховым. — Поцелуев велел вас в палате вдвоём оставить, распорядился, чтобы парни туда вторую койку притараканили. После ужина пошагаете в душ, потом — к старшине в госпиталь, пусть котёнка твоего подлатает, — Горохов толкнул дверь в столовую. — Он не мой, — задумчиво отозвалась Лена. — Зато котёнок, ага? — с веселым смешком подмигнул Горохов. Полный аншлаг в столовой сначала смутил, а потом заставил резко переменить настроения на лице: Лена поморщилась от яркого света ламп, прокашлялась и, заметив пустующий стол, зашагала к нему бодрой походкой, шатаясь от каждого шага. Горохов улепетал на раздачу, озадачившись поисками потертого подноса для еды. Усевшись за столом удобнее, Лена сложила голову на руки и смолкла, слушая гомон в столовой — люди вокруг о чем-то оживленно говорили, кажется, совсем не обращая внимания на нее. Минут десять пролетели для Лены, как одна — смотреть в одну точку пристальным взглядом, направленным в глубину себя, было теперь обыденной задачей. Лена жевала губы, задумчиво дергая пальцами правой руки, немевшими от холода. Температура тела опускалась, хоть со всех сторон и шпарил теплый воздух и пар из кастрюль. Сзади послышался тактичный кашель, Лена не повела и ухом, не соизволив даже поднять голову. — Тут занято, — властно сказала она севшим голосом. — Кем? — с усмешкой ответили ей. — Мной и моим эго, — с интонацией полнейшего раздражения выговорила Лена, потягиваясь с хрустом костей: она глянула за плечо — позади стоял высокий тридцатилетний мужчина, коротко стриженный, с круглым носом и отекшим правым глазом, за его спиной тенью стоял Денис. — Все еще занято? — проследив ее взгляд, усмехнулся мужчина. Лена быстро смекнула, что это второй участник процессии, которого ребята успели спасти. В широком жесте она взмахнула рукой. — Падайте. Они сели напротив нее, вскоре, минуты через две, к ним причесал Горохов с полным подносом тарелок и стаканов. Расставляя все на столе с бряканьем и самодовольной харей, он поглядывал на собравшихся, что-то скрывая в своих глазах. Тая загадки. — Жрать подано, — отрапортовал он, похлопав Лену по плечу и подтолкнув ближе к столу. — Садитесь жрать, пожалусто, — с акцентом добавил он. Лена фыркнула беззвучно. Горохов загромыхал ложкой по тарелке, наяривая ароматный наваристый суп, масло от которого с кончика ложки капало везде — в тарелку, на стол, на рукава кителя… Молчавший до этого, спутник Дениса тоже принялся за еду. — Владимир, — он подал Горохову руку. — Наконец-то познакомились, товарищ командир. Честь имею, — задорным голосом шестнадцатилетнего пацана сказал он. Горохов самодовольно пожал его руку, не отрываясь от сытной трапезы. — Товарищ командир, — с набитым ртом сурово представился он. — Откуда будете? — Пермские мы, — Владимир закусил ломтем свежего хлеба, сделав пару глотков обжигающе горячего чаю. — Пойло, конечно, знатное, — он отставил стакан подальше и потянулся к нагрудному карману. — У вас куска марли не найдется, товарищ командир? — Чаеман? — поинтересовался Горохов удивленно. — Так точно, — Владимир бахнул на стол сверток фольги. — Так че там по марле? Лена пристально, но тайком разглядывала молчаливого Дениса, который понуро клевал носом, смотря в столешницу с отрешенностью. Его черные густые брови хмурились, а голубые глаза были полны слез и отчаяния — кольца на радужке поблескивали. Лена сглотнула, в горле пересохло. — За марлей тебе к старшине, не ко мне, — отмахнулся Горохов. — Как найдешь марлю — дай знать, я тоже не прочь отведать нормального чаю. Они помолчали, Горохов распрощался с пустой тарелкой из-под супа и принялся за второе — разваренная перловая каша с тушенкой, в которой плавали кусочки оранжевой моркови. Лена отвернулась к стене, накрыв голову руками. — А ты че? — Горохов ткнул ее в бок. — Молчишь, да? Познакомилась бы хоть с кем, друзей себе завела, или хотя бы врагов. — Врагов у меня и так полно, — Лена ткнула его в ответ, Горохов от неожиданности аж поперхнулся кашей. Лена почесала затылок и устало вздохнула. — А друзей заводить не в моих интересах. — В интересах революции зато, — Горохов выудил с подноса стакан горячего молока с медом и поставил перед ней. — Пей давай, специально для тебя подогревал. Сам! — он весомо потряс пальцем в воздухе. — Много чести, — односложно выдохнула Лена, отодвинув стакан. Немного подумав, в полной тишине, под пристальными взглядами Горохова и Владимира Лена взяла стакан и молча поставила его перед Денисом, перекинувшись через весь стол. Тот жалобно вздернул брови, они встретились глазами. — Много чести? — тоном полнейшего участия с подколом в голосе выдохнул Горохов. Лена не отрывала взгляд от Дениса, они молча смотрели друг на друга — Лена изучала натуру, Денис терялся с каждым взмахом ресниц. — Да попе-е-е-ей, — с укором, но все же осторожно Владимир мягко подтолкнул Дениса ближе к стакану с молоком — тот тронулся вперед, словно китайская кошечка-болванчик. — Че она, зря в такую позу интересную встала, что ли? Последние его слова улетели в пустоту и, отразившись эхом от всех стен, вернулись обратно — только сейчас все заметили, что в столовой стояла гробовая тишина, все взгляды были прикованы к столу и тому, что за ним творилось. Лена присела обратно, смутившись. — Спасибо, — тихо сказал Денис, сделав пару глотков. Остаток трапезы все провели в гнетущем молчании: Лена ковыряла алюминиевой ложкой край потертого стола, Владимир уплетал за обе щеки суховатый хлеб, Денис не мог добить стакан молока, а Горохов что-то читал в записной книжке, выдернутой из кармана. — Со мной ли не желаешь ли? — захлопнув книжку и бодро встав, спросил Горохов. Лена вскинула брови. — Я? — И он, — Горохов кивнул на Дениса: тот самозабвенно допивал остывшее молоко. Владимир отряхнул руки и смахнул с кителя крошки. — А я куда? — А ты пока в каличку местную, Володь, — проканючил Горохов, сложив руки в молитве. — Скажи старшине, чтобы приготовила все к освежеванию, после душа их туда заведу. — Будет исполнено, — Володя со вздохом поплелся к двери, на ходу доставая сигарету за ухом. — Че сидим? Жопами щас к скамейке прирастете, — Горохов потянул Лену под локоток. — И ты, болезный, не отставай, — вслед кинул он Денису. Минут через пятнадцать, после перекура на свежем дождливом воздухе, они стояли в душевой, переминаясь с ноги на ногу: Горохов держал в руках охапку чистой одежды и полотенец с мочалками. — Мыло не ронять, — резонно заметил он, Лена фыркнула. — Сами разберетесь, че делать, или вас постоять, подержать? — Добрый путь, товарищ ком.рот, — Лена в широком жесте указала на дверь, перехватив охапку в руках Горохова — он с самодовольным видом скрылся за дверью: — Зайду через тридцать минут. — Да хоть через сорок, — фыркнула Лена, отложив полотенца на скамейку. Денис стоял, как неприкаянный, убрав руки в карманы. — Ждёшь приказа? Полезай в воду. Не то чтобы её одолевало дикое смущение, но раздеться Лена решила всё-таки непосредственно под душевой лейкой, чтобы не травмировать психику человека. Когда последняя тряпка болталась на кафельной стене, Лена без промедления включила воду. Пока намокавшие волосы липли к шее, Лена смотрела в запотевший кафель плитки и тяжело дышала, расслабляясь под горячей водой. Жгло кожу плеч и рук, но начать двигаться не хотелось, тело расслаблялось от температуры воды. Через пару минут стало слышно, как зажурчала вода в соседней кабинке. Лена вздохнула с облегчением. Они мылись молча, капала в водосток грязная красная вода, никто ничего не говорил. — Ты давно здесь? — послышалось из-за хлипкой стенки. — Минут семь, — навскидку прикинула Лена, не сразу сообразив предмет вопроса. — Я о фронте, — уточнил Денис еле слышно. Лена распахнула глаза шире. — Пару месяцев, — не думая, ляпнула она и осознала вдруг, что времени ушло гораздо больше. И что оно прошло незаметно. — А ты? — Три года, — Денис выключил воду, Лена напряглась, уперевшись локтями о стену и опустив голову. Горячая вода затекала в уши и спускалась по позвоночнику вниз. Почуяв на себе взгляд, Лена напрягла тело. Клубы пара от горячей воды витали в воздухе. — И как тебе? — в горле вдруг резко пересохла, Лена поняла, какую глупость сморозила: она резко обернулась через плечо, в голубых глазах проскочил лёд волнения. Денис смотрел в её глаза и молчал: больные слёзы снова текли по впалым щекам, он крепко держал узел намотанного на бедра полотенца, Лена шумно сглотнула. Она расстроила человека. — Прости, я ляпнула дичь какую-то, не подумала даже… — замельтешила она, прикрываясь руками и стараясь выскользнуть из тесной кабинки. — Я всех потерял, — Денис сжал её в крепких объятиях, Лена остолбенела. Он уткнулся в её плечо, шмыгнув носом, и грустно повторил: — Я всех потерял… Лена молчала пару мгновений, осознавая, что она тоже потеряла всех — перед глазами галопом пронеслись умершие друзья и брат, картины памяти, фотоплёнка счастливых моментов с семьёй. Лена успела только подумать, что стала слишком мягкой. Денис гладил её по спине с заботой, жарко дыша в её плечо от забитого носа. Лена сглотнула — война ломает всех. И её сломала… Она шумно выдохнула и вдохнула, похлопала Дениса по плечу, шустро смахнув с глаза одинокую слезу. — У тебя есть я, братан. И Володя. Володя ваще демон, — она попробовала улыбнуться, жмурясь от покатившихся слёз: слова утешения для людей, потерявших смысл жизни, давались с трудом. С физической болью. Денис робко приблизился, коснулся кончиком носа её щеки и поцеловал уверенно, но невесомо прямо в уголок губ. Лена пристыла к полу, не дыша: попирались все её моральные принципы и взгляды на мужчин в этом скромном поцелуе. — Спасибо тебе, — с трудом сказал Денис. Лена натянуто улыбнулась, выпутываясь из его хватки и дергая полотенце. — Сказать «спасибо» можно и другими способами, — наматывая слои полотенца на тело с суетливостью, спиной сказала она. — Например, ртом. — А я чем? — с грустной самоиронией улыбнулся Денис. Лена чуть не подавилась слюной от возмущения, но рассмеялась, вдруг почувствовав облегчение. — А ты чудесный. На всю голову.