Гарнизон

Поутру просыпаться было необходимо, но трудно из-за окружавшего холода — поежившись, Лена попыталась сесть на полу остывшей машины и обняла Грома, потрепав его по толстому мохнатому загривку. В висках стучало и давило, по ощущениям было не больше пяти утра — Лена глянула за окно: зимой рассвет всегда запаздывал, за стеклом был мрак. Лена с выдохом поднялась на ноги, скрючившись в три погибели, и щелкнула ручкой машины — повеял морозный утренний воздух. Выпрыгнув в свежий хрустящий снег, она подняла голову и огляделась, затаив дыхание. Ставка спала глубоким сном, шелестел в воздухе мелкий скрипучий снег — Лена улыбнулась и глянула на Грома, одними грустными глазами спросив его: «Идешь, брат?». Гром поднялся, выпрыгнул из машины, умными глазами смотря на Лену неотрывно, и потерся теплым влажным носом о ее холодную побелевшую ладонь. Лена погрела руки, подышав на их замок, и медленно пошла к воротам ставки. Остановившись рядом и глянув на тяжелые засовы, она с каким-то автоматизмом сглотнула и скользнула в щель в бетонных плитах. Оказавшись за высокими воротами, она снова подозвала к себе Грома, и глянула во мрак впереди: надо бежать. Бежать от себя и от ответственности — бежать и не останавливаться, потому что на душе скребли кошки. Бежать, пока в легких не взорвется бомба, пока жидкий азот не укутает плотным слоем все конечности. Бежать, пока снег летит в продрогшее белое лицо, пока не двигаются пальцы на ногах. Бежать. Лена стартовала плавно по своему обычному маршруту, Гром размеренной трусцой пустился за ней, не шумя. *** Евгений проснулся, широко распахнув глаза и с негромким выдохом сев на кровати — в спальне было тихо, где-то в углу храпел сержант Кобелев, через пару кроватей сопел Горохов. Евгений потер горло, силясь не сплюнуть, зычно глянул в сторону спавшего Дениса: Горохов и Макс все ему рассказали — теперь он видел в нем только врага. Как видел врага в ее брате — предавшем ее, растоптавшем ее, уничтожившем ее одним своим существованием. Через пару минут Евгений уже стоял над кроватью спавшего Дениса, смотрел на подушку в своей руке и переводил взгляд на безмятежное чужое лицо — хотел придушить. И думал. Много думал… Все еще чувствуя на себе фальшивые поцелуи и вздохи, все еще ощущая себя каким-то плацебо, Евгений сильнее сжал ладонь в кулак и, швырнув со всей дури подушку в лицо Дениса, размеренным шагом направился прочь. Катаев проснулся со вскриком, разбудив половину спальни, Евгений тихо прикрыл за собой дверь, направляясь во двор — утренний воздух встретил его брезжащим на горизонте рассветом. Евгений задержал дыхание, убрав руки за голову, и запрокинул голову к небу. Он не таблетка, и он не сахарозаменитель — он живой человек, а с ним обошлись, как с ненужной вещью, которую не жалко отдать кому-то другому. Евгений скрипнул зубами, опустив голову. Рассветные лучи плескались в зеленых глазах. Он хотел поговорить с Леной. Не найдя ее в машине, обнаружив лишь пустой салон и открытую дверь, он сглотнул, прикусив нижнюю губу, нервно покраснели больные глаза, ноги налились свинцом, трагедия пронзила каждую клетку тела. Евгений только хотел вернуться, чтобы сообщить о пропаже Горохову, как его голос настиг со спины: — Где она? — Я не знаю… — одними губами прошептал Евгений, обреченным взглядом, полным скорби и сожаления, он смотрел на Горохова — тот подлетел к машине, как цепной пес, обнюхивая каждый угол и переворачивая все на своем пути. Евгений смотрел, как вслед за Гороховым подтянулся и Макс, затем сержанты Леска и Ворон, подполз даже сержант Кобелев, потирая сонные глаза и громко зевая. — Давно она ушла? Где пес? Че ты молчишь? — его схватили за грудки и встряхнули, как тряпичную куклу. Евгений смотрел в небо пару мгновений, а затем попытался сосредоточить взгляд на серьезном лице Горохова. И ему пришлось снова пожать плечами. *** Лена остановилась на каком-то холмике только тогда, когда в правом боку изрядно кольнуло — она стянула с плеч китель и повязала его на бедра, пытаясь дышать размеренно и успокоенно. Запыхавшийся Гром грозно оглядывал открывшийся пейзаж с пригорка, выставив умную морду вперед гордым профилем. Лена выдохнула снова, раскинув руки в стороны — что теперь было делать, было не совсем понятно. Слезы потекли по щекам, боязнь всю жизнь прожить в одиночестве и умереть на войне брали свое: Лена выдохнула и завыла беззвучно, сложив губы буквой «О». Гром поддержал ее, запрокинув умную морду и тоже издав беззвучный вой. Лена плюхнулась в сугроб задницей, закрыв голову руками, и зарыдала, как ребенок — холодный снег, попавший под одежду, стремительно таял от соприкосновения с горячей кожей, Лена утирала жгучие слезы, холодный ветер подхватывал каждый ее вздох. Они находились в десяти километрах от ставки — все это время Лена просто бежала без остановки, сплевывая и задыхаясь, но не прекращая бежать — ей не удавалось убежать от себя, но она очень старалась не оборачиваться назад. Ей казалось, что вот так она сможет оббежать весь мир в поисках ответов на вопросы, которые ее интересовали. Голову кружило, под ложечкой сосало, вдавленные от бега следы дорожкой уходили с открытой поляны куда-то в кущу небольшого лесочка. Лена снова уронила голову на руки, кусая обветренные белые губы. Сердце бешено билось в груди, заставляя грудь вздыматься и опускаться. Гром уткнулся теплым влажным носом в ее щеку, пытаясь успокоить, Лена всхлипнула громко, не сдержавшись, заткнув свой рот красной от холода ладонью. Снова повалил снег — крупными хлопьями стал устилать свежие следы, Лена откинулась на спину, загребая руками ближние сугробы. Утираясь снегом, она пыталась взбодриться, пока слезы все еще рефлекторно бежали по щекам. Почему ей так не везло? Странный вопрос, когда ты находишься на войне в горячей точке, но, тем не менее? Лена слепила снежок и откусила от него здоровый кусок, зубы обдало болью, Лена жевала снег, сосредоточенно смотря в невидимую точку перед собой. Гром жалобно скулил, а потом укусил ее за рукав нателки, пытаясь оттащить руку со снежком ото рта. Лена содрогнулась всем телом, попыталась шикнуть на Грома, чтобы не лез, но пронзительный взгляд пса заставил с бессилием опустить руку. Они молча сидели в снегу, смотря вдаль, и пытались понять, что происходит и как жить дальше. Пес с умным видом порыкивал что-то время от времени, Лена чувствовала лишь, как тает снег за шиворотом и под коленями. Нужно было уходить — Лена с трудом поднялась на ноги, онемевшей рукой почесала за ухом Грома, он довольно заурчал, как моторная лодка, они медленно двинулись вниз с пригорка по своим следам. Снег все еще шел, застывал снежинками в выцвевших волосах, украшал длинные ресницы на грустных глазах, Лена кусала нижнюю губу, хмуря черные брови. Гром шел впереди, протаптывая дорогу своими мощными лапами. Лена следовала за ним бездумно, силясь понять, почему жизнь поступала с ней так по-скотски, и почему вокруг оказывались лишь неправильные люди. — Пробежимся? — когда Гром остановился, с грустной улыбкой спросила Лена. Пёс молча понесся вперед легкой трусцой. Вдохнув и выдохнув, сосредоточив и сфокусировав взгляд, Лена побежала за ним. Десять километров от ставки давали время подумать, но в голове роилась тысяча обрывчатых мыслей без единой связки. Лена знала лишь, что должна извиниться перед Евгением, перед своим братаном, которого так бездумно вплела в водоворот страстей вчера ночью. Когда до ставки оставалось около двух километров, Лена заметила впереди бегущую фигуру, что стремительно приближалась метр за метром. Узнав в незнакомце теплое лицо Евгения, она подумала, что не заслуживает его — по щеке скатилась крупная градина слезы. Гром радостно завизжал, прибавив скорости, Лена остановилась на месте, с открытым ртом и закрытыми глазами роняя жгучие слезы в холодный снег вокруг. Отсыревшие в берцах ноги начали стремительно замерзать, Лена обхватила себя руками, вжав голову в плечи, и горько всхлипнула, сильно зажмурившись. Когда она хотела открыть глаза и со всей ясностью объяснить Евгению вчерашнюю ситуацию и хорошенько извиниться перед ним, он чуть не сбил ее с ног, сграбастав в свои медвежьи объятия. Слова комом застряли где-то в глубине грудной клетки, Лена смогла лишь что-то беззвучно мяукнуть, и слезы с новыми силами хлынули из похолодевших голубых глаз. Евгений прижимал ее к себе так крепко, что ныли ребра, но Лена молчала, не в силах сказать хоть что-нибудь. Он рядом. И он спас ее. — Ты как? — без запинок спросил он взволнованно, встряхивая ее за плечи. Лена поежилась, кивнув неуверенно. — Порядок. — А в голове? — Евгений вскинул бровь. — Что.? — говорить слезливым голосом было неприятно, Лена чувствовала себя слабой и старалась молчать. — В голове у тебя, спрашиваю, порядок или как? У нее затряслась нижняя губа, огроменные голубые глаза, покрасневшие от слез, словно налились водой. Евгений присвистнул. — Э-э-э, не-е-е, — протянул он, разворачивая Лену по направлению к ставке. — Ты эти соплежуйства брось. Я-то думал, что ты морально сильнее всех мужиков на ставке, а от твоих нюней мой китель заново полоскать можно! Лена сдавленно улыбнулась, побелевшие уголки губ треснули и закровоточили. Евгений молча обнял ее за плечи, притягивая к себе. Увидев в ее глазах раскаяние и желанные слова о прощении, он вдруг понял, что был тем единственным средством, что могло поставить ее на ноги. А на это обижаться уже было грехом — он был рад, что с ней все было в порядке, в конце концов, ставке не нужны потери личного состава. У ставки с недовольной харей их уже встречал Горохов, за спиной которого терся с вечно скептичным выражением лица Макс. — Нагулялся, Кеша? — отцовским тоном спросил Горохов, у которого от мороза покраснел нос. Макс зыркнул на Лену, сощурив глаза. — Все нормально, — улыбнулся Евгений ослепительно, Горохов и Макс подозревающе проводили их глазами до ворот. Уже на ставке Евгений повел Лену в столовую, бережно укрыв ее плечи своим кителем: в столовую они вошли все красные от холода, розовые щеки Лены сразу бросались в глаза, а следом за ним — белые от холода руки. Евгений заботливо усадил ее за свободный стол и сказал ждать здесь. Лена прижалась к стене, как забитый замученный котенок, все украдкой поглядывали на нее. Особенно Денис, прервавший светскую беседу со старшиной Сизиковой за самым дальним столиком. Лена шмыгнула носом, заправив выбившуюся прядь волос за красное отмороженное ухо. — В следующий раз под жопу! — ей прилетел легкий подзатыльник, Лена боцкнулась головой о стену по инерции, капилляры в носу ошалели от такой резкости — кровь пошла носом. — Ну е-е-еб твою дивизию, — протянул утомленный голос Макса позади, теплая кровь текла по носогубной складке. — А чё я сразу? Она сама виновата, — Горохов сложил руки на груди, нависая над Леной скалой: она шмыгнула носом снова, утирая кровь и глазами птенца оглядываясь на командира через плечо. — Я за аптечкой… — обреченно выдохнул Макс, уходя. Горохов сел напротив нее и, сощурившись, стал смотреть в ее глаза пристальнее матери. Лена поежилась, вокруг все как-то притихли. — Че за побеги? — Какие побеги? — к столу с подносом подрулил Евгений: на красной пластиковой доске была тарелка рисовой каши на молоке и огромный стакан кофе с молоком, на стеклянном дне которого было видно гору неразмешанного сахара. Лена глянула на него, вжав губы. — Утренние, чтоб вас варежкой через варежку прямо в варежку, — выругался Горохов, осатанев на секунду. — А, эти-и-и побеги, — протянул Евгений, ставя поднос на жестяную обивку стола и усаживаясь поудобнее рядом с Леной. — На ложка! — он протянул ей алюминиевую чистую ложку, на которой от недавней помывки даже остались капельки воды с пеной. Лена встряхнула ложку и затаилась, смотря в тарелку с кашей. — Хорошо сидим, — оптимистично отметил Евгений, подперев улыбчивое лицо кулаком. Горохов хищно сощурился. — Пердим, — недовольно буркнул Горохов себе под нос и через плечо, ощерившись, глянул на Дениса: затаив дыхание, он делал небольшие глотки свежего горячего какао. Вокруг витала глупая разряженная атмосфера, кажется, без единого конфликта. Капелька крови с носогубной складки капнула прямо в кашу. — Бох ты мой! — с деланным трагизмом в голосе воскликнул Евгений. — Каша с мясом! — Фу, — Лена отодвинула тарелку с кашей в сторону и потянулась к стакану с кофе. — Ты это дело брось, — сурово кивнул Горохов, подтерев все еще красный нос. — Твое сердце не вечное, мать. — Пасиба, бать, — Лена залпом опустошила стакан и хлопнула его об стол, в теле тут же разлилось приятное тепло, щеки загорелись пуще прежнего. Лена блаженно прикрыла глаза, подтерев кровь рукавом нателки. — Где Макс? — Евгений смотрел на Лену с глупой улыбкой, задавая вопрос Горохову: тот проследил траекторию его взгляда и деланно усмехнулся, кусая тонкие губы. — За аптечкой побежал, скоро будет. Ну, давайте, рассказывайте, как погодка за кордоном? — он передернул бровями. — Как сугробы, как лес? — Порядок, — отсалютовала Лена, не открывая глаз. Она оперлась о стену, расслабившись, тепло окутывало каждый сантиметр тела, китель Евгения грел плечи. Дверь в столовую открылась, сначала ввалился Макс с аптечкой в руках, а за ним с радостным визгом заскочил Гром — тут же подлетел к Лене и поставил мощные лапы на ее плечи, заглядывая через нее на Горохова с озорством. — Экий песиль умный, — улыбнулся Горохов, оттаяв от умного взгляда собаки. — Твой товарищ новый? — Мой мужик новый! — попав в тишину, на всю столовую объявила Лена. Евгений хихикнул в кулак, Горохов вскинул брови в усмешке, Макс закатил глаза, присаживаясь рядом с Гороховым и распечатывая аптечку. Украдкой Евгений глянул на Дениса — тот смотрел на Лену через плечо боязливо и с долей сожаления, в глазах его читалась неподдельная тоска. Евгений усмехнулся. — А хочешь, я буду? — так же громко, как Лена, объявил он. — Че будешь? — подключился Горохов, почуяв азарт и подвох, пока Макс раскладывал на столе бинты и зеленку. — Мужиком ее новым буду, — без вопроса в интонации отчеканил Евгений, вскакивая на ноги и вставая позади Лена — потеснив Грома, он положил руки на ее плечи и легонько встряхнул, любовно проведя теплыми пальцами по холодной коже ее шеи. Денис с того угла столовой аж поперхнулся своим свежим горячим какао. — Ну, а че? — Горохов заговорщически глянул на Макса, подмигивая ему максимально спикулятивно. Макс закатил глаза, громко цокнув, а потом взял в руки бинт и бутыль йода. — Харю давай сюда свою, майонезную. — Не-не, — Евгений перехватил бинт с миротворческим видом. — Я сам обработаю бойца! На-е-ди-не! Макс снова цокнул: — Валяй, медичка. — Пошли-ка, — Евгений под локоток попытался уволочь Лену из столовой, она нехотя стала вставать из-за стола. С другого конца столовой к ним уже решительными шагами шел Денис, с усами от какао над верхней губой. Ладони его были сжаты в кулаки, держался он воинственно. Евгений глянул на него с весельем и одновременной ненавистью. Только он хотел открыть рот, чтобы выпалить искрометную шутку, как вперед с диким громким лаем выскочил Гром. — Твою мать! — Денис отскочил в сторону, перепугавшись, Горохов взорвался взрослым умудренным хохотом, столовая наполнилась смешками, Гром лаял, загоняя Дениса в угол — слюна капала с его желтых клыков, мощный загривок встал дыбом, глаза горели синим огнем ненависти. — Уберите пса, — строгим голосом гаркнул майор Поцелуев, все притихли, Лена тотчас же подошла к двери и тихим посаженным голосом позвала: — Гром. Фу. Это мусор. Пойдем. Пес еще полаял с секунду, клацая мощной челюстью в области паха Дениса, а потом развернулся и с невозмутимым видом покинул столовую вслед за Леной. Евгений, державший дверь, оглядел всех и громко объявил: — Иду латать СВОЮ женщину. Горохов и Макс дали друг другу «пять», Катаев злостно что-то пыхнул, возвращаясь за свой стол к старшине Сизиковой. Майор Поцелуев вернулся к завтраку и разговору с сержантом Шевченко. Евгений не успел проследить, как Лена выскользнула на улицу вместе с псом, вставив в раскрасневшиеся губы сигарету, он сжал бинт и бутыль йода покрепче и поспешил за ней. На улице он нашел ее сидящей на ящике с патронами — она сидела по-турецки и курила, почесывая Грома за ухом, пока он фыркал что-то ей с недовольным видом своим мокрым теплым носом. — Снова гулять? — измученно улыбнулся Евгений, присев на корточки перед ящиком. Лена не взглянула на него, на улице до сих пор валил крупный рассыпчатый снег. Морозный воздух продирал легкие, дышать было приятно, но больно. — Мне стоит извиниться, — сказала она скрипучим голосом. — За свое вчерашнее поведение. — Да и за сегодняшнее не помешало бы, — отметил Евгений разумно, Лена снова не глянула на него: то ли от стыда, то ли от смущения, она не могла смотреть в его честные вересковые глаза, все родинки на его лице будто укоряли ее во всех грехах, совершенных за вчерашний и сегодняшний дни. Евгений разглядывал кровь, что уже успела ручьем спуститься к подбородку. Пара капель лежала на белоснежном покрывале снега, пожранном следами от ног. — Давай проспиртуем, — Евгений кивнул на ее нос, Лена отмахнулась с выдохом. — Само пройдет. — Больные спидом тоже так говорят, — Евгений выпрямился, убрав бутылек йода в карман, и стал разматывать бинт, чтобы сделать более менее прочную тряпку. — А потом умирают! — с экспрессией закончил он, наклоняясь к Лене. — Я не болею спидом, — Лена плавно ушла от его руки с тряпкой и выкинула окурок в сторону, закуривая по-новой. — Это весомый плюс, — Евгений потеснил ее, схватив за подбородок, и заставил посмотреть на себя: — Экая дива! Цвета революции на таком революционном лице! Давай лататься! Лена промолчала, сделав затяжку и выпустив табачный дым в лицо Евгения. — Знаешь, что это означает на жаргоне зэков? — усмехнулся он, уверенный в обширности своих познаний. Лена молча кивнула, Евгений растаял от ее обаяния. — Ладно, прощаю, — он стал обтирать кровь с ее лица, приговаривая, как нынче стала кровопролитна жизнь, и что женщины стали терять кровь не в первые дни каждого месяца, а на поле боя, среди сугробов снега и пробежек. Лена молча смотрела на его лицо искушенным взглядом подавленного проигравшего — ее голубые глаза посерели от тяжести мыслей, было ясно, что сейчас она не хочет говорить, потому что осмысляет. И Евгений не старался вытянуть ее на диалог, он что-то рассказывал, не задавая вопросов, и все обтирал кровь с ее лица. Марлевая тряпка пропиталась кровью, побагровела, белоснежный снег все еще валом валил с неба. Когда из кармана Евгений достал бутылек с йодом, Лена вырвалась: — Ну нет! Не хочу ходить с коричневыми усами! — Ты мне покажи человека, который в принципе хочет ходить с усами, — гоготнул Евгений, но бутылек все же убрал и сел рядом. Они помолчали. Гром молча сидел рядом с Леной, держа мощную лапу на ее ноге, словно сторожа и охраняя, не давая сорваться с места, чтобы побежать и наделать каких-нибудь глупостей. Евгений почесал затылок, тоже подкурил. Табачный дым прорезал воздух, пошел дрейфом по всему двору ставки. — Ну, как ты? — стряхнув пепел, спросил Евгений. — Как я? — тоном пластиковой куклы переспросила Лена. — Да, как ты? — повторил Евгений вдумчивее, исподтишка глянув на нее украдкой. Снег падал. — Я в норме. — Горохов говорил, что ты врешь так каждый раз, когда случается какая-нибудь лажа. — Ну… Он не соврал. — А ты вот мне врешь сидишь, — Евгений деланно возмутился с претензией на серьезность, Лена со смешком выкинула окурок метким щелчком пальцев, снова потянулась к полупустой пачке. — Никогда не думала, что мне когда-нибудь изменят, — задумчиво проговорила она в пустоту. Евгений проследил ее взгляд, стараясь заглянуть вместе с ней в глубины мироздания — все, что открылось ему, было непостижимо обычному пытливому уму. — У баб вопрос измены всегда стоит остро, — подытожил Евгений. — Не только у них. Никто не хочет быть преданным, — резонно заметила Лена, обхватив плечи холодными руками. Евгений впал в мысли, погрузившись в недра своих воспоминаний. Он никогда на самом деле никого не любил, если быть честными — влюбленности в детском саду и в студенческие годы можно было не считать, ведь они ни к чему в итоге его не привели. Все, что интересовало в этой жизни Евгения хоть как-то, было вещами материальными, не эфемерными, и что такое любовь — он по сути не знал. А сейчас, видя, как от душевной тоски мается дорогой ему (в какой-то степени все же дороже, чем собственная жизнь) человек, хотелось забиться в угол и хорошенько все обдумать. Она нравилась ему. Дико нравилась — такая вся неправильная и бунтарская, такая вся свободолюбивая и игнорирующая законы природы со своими вечными голодовками и пробежками. Она была замечательная — смелая, волевая, как настоящий друг, очень верная. Евгений не понимал всю силу слова «верная», но очень хотел верить в то, что Лена была искренне верной. Хотя бы самой себе — не зря же он видел каждый внутреннюю борьбу в ее глазах. — Ты умные вещи иногда говоришь, ты знаешь об этом? — в шутливой, кажется, манере, спросил он, с отрешенным взглядом смотря куда-то вдаль. Лена пожала плечами, потрепав Грома по пушистой чернобровой голове. Пес довольно зарычал, жмурясь. — Не будь сейчас война, я бы, возможно, подумала над тем, чтобы выйти за тебя замуж, — задумчиво прогундосила Лена, кусая нижнюю губу. — Иногда! Подчеркиваю: только иногда, — повторил Евгений с шуткой, они тепло рассмеялись. Он нравился ей — честный и открытый. Такой искренний и родной. Ей казалось, что она знала его всю жизнь, казалось, что только с ним она на самом деле поняла суть слова «верность». И он спас ее — от череды кошмаров, от серии истерик и проблем в лице брата — он устранил ее главную болевую точку, надавив на нее так сильно, как больше не смог никто. И это сделало ее сильнее и бесчувственнее — теперь чувствовать вообще что-либо было трудно. И в какой-то степени за это Евгению стоило сказать «спасибо». Она посмотрела на его гордый профиль — в первый их разговор он назвал ее своим «братаном». И, похоже, в самом деле так считал. Лена улыбнулась уголками губ, едва заметно, Гром притих, разглядывая их обоих. — Много дел, — Лена спрыгнула на снег, хрустнув коленями. — Дел? — Евгений оторвался от своих мыслей. — У нас есть заложник, которого до сих пор никто не допросил! — она весомо потрясла указательным пальцем в воздухе. — Вообще-то, майор Поцелуев еще вчера отдал приказ насчет него: его должны допросить Горохов и Кобелев. Угадай, кто из них «плохой» полицейский, а кто «хороший»? — Мог не спрашивать, — Лена отмахнулась, с энтузиазмом направляясь на ставку. *** Горохов со всего маху съездил по молодому стероидному лицу кулаком. Кожа на костяшках содралась, враг с хныканьем упал на колени, ссадины на его лице кровоточили. В полумраке комнаты, где единственным источником освещения была лишь одна лампа, болтавшаяся на тонком шнуре под потолком, Горохов уже двадцать минут безрезультатно избивал военнопленного, чтобы вытряхнуть из него хоть какую-то информацию. В углу стоял сержант Кобелев, с удовольствием наблюдая за происходящим. — Помочь не хочешь? — смахнув брызги крови с разодранной руки, к нему обратился Горохов. Сержант Кобелев хрустнул пальцами, принимая пост. — Где твои люди?! — на чистом английском с выкриком спросил он, отвесив военнопленному удар такой силы, что его откинуло назад на пару метров. Мужина стоически молчал, пока лицо его все больше и больше стало походить на кровавое мессиво. Сержант Кобелев повторил громче и медленнее: — Где. Твои. Люди? — Мразь, — Горохов сплюнул на пол, закурив прямо в комнате. — Сколько можно молчать. Ему вчерашнего прессинга было мало? Вчера вечером, сразу после того, как все раскидали вещи, майор Поцелуев и Горохов стали налягать на уши врага. Но он не сознался тогда, как и сейчас не спешил выдавать местоположение противника. — Не знаю, мало или нет! — с придыхом сержант Кобелев отвесил пленному пинок под дых такой силы, что на ноге пошатнулся сапог. Враг жалобно заскулил, отползая в угол комнаты. — Перекур, салага, — Горохов кивнул на дверь, с неудовольствием и фырканьем сержант Кобелев покинул комнату, Горохов в последний раз зыркнул на врага и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. В коридоре он нос к носу столкнулся с Леной. — Отмылась? — тут же спросил он, заметив покрасневшую область носа и рта. Лена проигнорировала вопрос. — Где пленный? — Там, — Горохов кивнул на дверь. — Но тебе туда нельзя. Поцелуев приказал тебя близко не пускать, психичку, — Горохов стряхнул с сигареты пепел и глянул на понурого Евгения, который мыслями был очень и очень далеко. — А ты присоединиться не желаешь, бравый? Альфа в твоей омеге раньше была, может, найдете общий язык? Евгений оперся спиной о стену, сложив руки на груди и о чем-то размышляя. Сержант Кобелев куда-то улизнул, Горохов ткнул Евгения в плечо: — Э, контуженный, я с кем говорю… — М? — Евгений пожевал губами, туманный взгляд его с секунду фокусировался. — Что-то хотели, товарищ ком.рот? — Со мной на допрос не хочешь сходить? — не настаивая, предложил Горохов. Евгений глянул на свои кулаки и задумчиво хмыкнул. — Можно. Они скрылись за дверью, Лена переступала с ноги на ногу, смотря на тяжелую ручку. Послышались удары и крик. Через пару минут Лена сидела у двери, обхватив колени руками, и сосредоточенно смотрела в потолок, концентрируя все свое внимание на происходящим за дверью. Так прошло несколько часов — попеременные удары, вскрики, всхлипы, английская суетная речь, громкие вскрики недовольного Горохова — Лена, словно чуя угрозу, не отходила от двери ни на шаг. — Твоя собачка? — Гром с лаем подскочил к ней, из мрака коридора вышел сержант Кобелев. — Гошан, — Лена протянула ему руку, тот пожал ее. — Твой пост приняли. — А я не сдавал, — подмигнул Гошан, присаживаясь рядом. Лена навострила уши, переключив свое внимание на нее. — Он что-нибудь говорил о местоположении врага? О личном составе? О технике и боеприпасах? — Нет, — Гоша отмахнулся, тиская мощный загривок Грома. — Молчал, как паскуда. Я думаю, если на него надавать посерьезнее, чем мы с Гороховым, то он расколется. Это вопрос времени — ему все-таки есть, что терять. — Что? — Лена вскинула брови удивленно. — Жизнь. Эти слова сержанта Кобелева словно раскаленный прут пронзили мозг — война настолько обесценила понятия и вещи, что жизнь чужого человека и собственная жизнь уже не казались весомыми вещами. Гром молча улегся на колени сержанта Кобелева. — А кто пост принял? — спросил тот, наглаживая Грома по лопаткам. — Евген, — Лена смотрела на дверь: загнанный в угол зверь опаснее любого хищника — вдруг враг вырвется и сможет убить всех их? Распотрошит, возьмет нож и придет за остальными? В первые секунды эта мысль не казалась бредом, а потом Лена услышала вскрик Евгения. — Твою мать, Женя! Сержант Кобелев быстро глянул на нее, они обменялись взволнованными ухмылками и медленно поднялись с пола. За дверью творилась суматоха — звуки драки слышались так оживленно и громко, но все же было непонятно, бьют своих или чужих. — Кэп? — Гоша постучал костяшками по двери. Все смолкло. — Ах ты мразь! — щелкнул затвор табельного пистолета, лязгнул металл. Послышался вскрик, Лена со всей дури дернула ручку двери, но та не поддалась. С психу Лена начала пинать дверь ногами и колотиться в нее руками. — Открывайте! Открывайте, вашу мать! Все стихло после нескольких выстрелов, вокруг воцарилась такая мертвая тишина, что было слышно, как громко смеялись в спальне майор Поцелуев и сержант Шевченко над своими междусобойными шуточками. Дверь с дуру боцкнулась об стену с грохотом, распахнувшись во всю ширь. Держа на себе Евгения, вывалился в коридор Горохов — состояние Евгения, на первый взгляд, было критическим: заляпанное в крови лицо, огромное багровое пятно на нателке, порез на левой щеке, ссадина под бровью. Лена едва заметно сглотнула, заглянув в комнату — труп врага лежал на полу, раскинув руки в стороны и мирно остывая. — Что случилось? — сержант Кобелев перехватил Евгения, давая Горохову спокойно вдохнуть. — Мы знаем, где они. И знаем, сколько их. *** Через пару часов Лена сидела в госпитале, наблюдая за молчаливой работой старшины Сизиковой — она обрабатывала ссадину на щеке Евгения, прижигала ее спиртом. Она дала Евгению сделать глоток: тот наморщился и занюхнул собственный рукав. Лена задумчиво смотрела на него во все глаза. В рассеянном свете лампы вокруг него витал святой ореол, словно вокруг ангела. — Жить будет, — старшина Сизикова, забывшись, с лучезарной улыбкой передала Лене охапку бинтов и перекиси водорода. Лена с молчаливым укором перехватила все из ее руки своей холодной ладонью, улыбка на лице старшины тотчас же померкла. — Идем, — Лена кивнула Евгению, который водил языком по внутренней стороне щеки, пытаясь достать из зубов ошметок мяса. Из медпункта они выходили молча, Лена растолкала по карманам бинты и перикись, убрала руки за спину и мерным шагом направилась к спальне. — Через пару часов ужин. Ты куда пошла? — Прилягу. Устала. Хочешь со мной? Когда Евгений улегся рядом с ней на одну кровать, по позвоночнику пробежал табун мурашек. В спальне не было никого, кроме них — все сидели в аппаратной, обсуждая план наступления. — Что произошло? — Лена была повернута к одной стене, Евгений — к другой. Они лежали к друг другу спинами, чувствуя жар собственных тел. Лена кусала нижнюю губу, трепля край нателки. — Увиделись со старым другом, — Евгений пожал плечами, проведя пальцами по порезу на щеке. — Он оказался не рад нашей встрече. — А потом?.. — А потом проговорился, что у них база в старом аэропорту теперь находится. Сказал невзначай, что отряд Мэйсона нас уничтожит. — Отряд Мэйсона? — Отряд специально обученных наемников в составе тридцати человек. — Это все их люди? — Лена нахмурилась. — О большем он не сказал. Полагаю, потому, что говорить больше было не о чем. — Не факт. Нападать на них рано. Никто не думал сползать в разведку? — У них патрули по городу, — Евгений украдкой глянул через плечо на затылок Лены, она почувствовала жар его дыхания на своих волосах. — Мой знакомый так сказал. Сказал, теперь, после его пропажи, патрули удвоят. А, может, утроят. — Значит, для этого есть ресурсы, — Лена снова нахмурилась. — Или он просто пытался понтануться напоследок, — легкомысленно проворковал Евгений, на самом деле понимая, что Лена чертовски права. Они были загнаны в ловушку, здесь, на этом оружейном складе, со всех сторон окруженные врагом — никто не знал, откуда было ждать удар. Никто не знал, мог этот удар лишь легонько оцарапать, или же разнести в пух и прах. — Если Поцелуев прикажет отослать разведку, я пойду. Евгений ответил, не колеблясь, с серьезным видом: — И я пойду. Теперь уже Лена украдкой повернулась через плечо, чтобы глянуть на его затылок — они столкнулись лбами. — Добрый вечор, — с акцентом украинского земледельца поприветствовал Евгений. Лена смутилась, щеки ее вспыхнули, сердце заколотилось от неожиданности, она вскочила с кровати. — Я до майора. Узнаю, что да как. — А боевого товарища оставляешь, значится, тут? — Евгений с теплой усмешкой хмыкнул. Уже у двери Лена замерла, глядя на него глазами напуганной лани: — Ты идешь?..