For your family

      Порученная «Энтерпрайз» попутная миссия на Новом Вулкане была короткой: доставка грузов с Земли. В основном – гибридных семян садовых культур для разведения плантаций. Далее корабль должен был отправиться в неисследованные зоны галактики.       По случаю такой остановки Споку была предоставлена возможность увидеться со своими родственниками. Если бы можно было отказаться, не вызывая подозрений, Спок бы это сделал. Но подобный исход событий был нереализуем.       Перед спуском на планету он тщательно осмотрел себя в зеркале – тёмная форма без единой складочки, идеально уложенные волосы, начищенные ботинки, чёрные ремни-фиксаторы для крыльев. Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая дыхание.       И отдал фиксатору команду стянуть крылья сильней.       С отцом он не виделся год, восемь месяцев и четырнадцать дней. Но вряд ли за это время что-то изменилось. Однако на стандартный запрос ответ от него пришёл тут же: он встретит Спока в земном посольстве и представит свою семью.       Это стало неожиданностью.       Спок материализовался в зале для транспортаций терранского посольства (мистер Скотт чрезвычайно удивился просьбе транспортировать его не прямиком к дому) ровно в 1710 по корабельному времени. На Новом Вулкане было около семи пополудни, судя по косым лучам солнца, проникавшим в зал через окна. Семейство поджидало его тут же – Сарек, его новая жена, держащая на руках их крохотного годовалого сына – сводного брата Спока, и стоящий чуть поодаль посол Спок из параллельной реальности. Лишённый крыльев. Насколько Спок знал из краткого общения с послом, в их реальности люди крылатыми не были.       – Приветствую тебя, Спок, – заговорил отец, поднимая руку и складывая пальцы в знак та'ал. Взгляд его, ровный и безэмоциональный, скользнул по всему Споку, остановился на стянутых крыльях. Позади посол продублировал его жест и – Спок отдавал себе отчёт в том, что ему могло показаться, – улыбнулся.       – Живите долго и процветайте, – отозвался Спок, сходя с платформы.       Отец в соответствии с этикетом представил ему свою семью, которую Спок видел впервые. Т‘Лиан, красивая и совсем молодая вулканка в тяжёлых песочно-чёрных одеждах, чуть склонила голову в знак приветствия, но заметно было, что Спок ей не интересен. Ребёнка по имени Судек она прижимала к себе, слегка покачивая, и тот, очевидно, спал. Спок остановил своё внимание на крохотных заострённых ушках брата. По-своему они даже вызывали у него чувство, которое можно было охарактеризовать как «тёплое». У этого ребёнка чистой вулканской крови не могло быть крыльев. Его судьба в новом мире будет хорошей.       – Полагаю, отец, вы захотите ограничить наше общение этим залом, – сказал Спок после знакомства, снова обращая взгляд на Сарека. Он не сомневался, что не ошибся. Отец заботился о нём только из-за того, что любил Аманду. С её смертью между ними выросла стена.       То, что сегодня он согласился увидеться с сыном, могло быть продиктовано этическими причинами: Спок многое сделал для Нового Вулкана, в частности, сумел добиться того, чтобы первая годовая миссия «Энтерпрайз» была в том числе посвящена розыску по альфа- и бета-квадрантам и возвращению вулканскому народу реликвий их культуры и редких образцов флоры и фауны. Не поприветствовать после такого собственного сына было бы нелогичным в глазах общественности.        – Уведомляю вас, – продолжил Спок, – что я нахожусь в добром здравии и моя служба не вызывает нареканий командования, а репутация остаётся чистой и не бросает тени на нашу фамилию.       Спок хотел уже вернуться на платформу, но отец неожиданно вышел вперёд и положил руку на сгиб его локтя. При этом его взгляд снова скользнул по крыльям.       – Спок, у тебя есть причины остаться. Я хотел бы поговорить с тобой. Не здесь. К залу примыкает комната для переговоров, где достаточно комфортная обстановка, и мы можем проследовать туда.       Голос отца звучал непривычно мягко.       – Вынужден отказаться. – Спок отвёл взгляд и стал смотреть перед собой, стараясь успокаивать любые эмоции. У него было то же самое ощущение, что возникало в детстве, когда он во время завтрака вычислял вероятность того, что отец не найдёт повода для замечаний. – На «Энтерпрайз» меня, как первого помощника капитана, ждут дела, и мне нельзя отлучаться надолго.       – Разговор необходим, Спок.       – Тогда ближе к делу, отец.       Установилось молчание. Оно не было долгим и нарушалось только шуршанием одежд Т’Лиан, которая, не обращая на них внимания, тихо ходила по комнате, покачивая хныкающего Судека и что-то напевая ему вполголоса.       – Я намерен был приветствовать тебя как равного, но ты сам не захотел этого, – сказал Сарек. – Будь по-твоему, сын, я сообщу тебе суть дела, приведшего меня сегодня сюда. Ты прекрасно знаешь, как мало нас осталось. Генетическое разнообразие нашего вида под угрозой, и в такой ситуации даже наполовину вулканец может принести пользу. Возвращайся на Вулкан, Спок, в свою семью. Я нашёл тебе жену.       Спок ощутил, как сильней забилось сердце. И только пристальный взгляд отца, наблюдавшего за его реакцией, позволил ему взять себя в руки. Крылья под ремнями фиксатора натянулись, но стяжение не позволяло им развернуться или пошевелиться. Эта боль его отрезвила.       – Ты помнишь, отец, что я гибрид и не способен к воспроизведению потомства.       – Научный прогресс позволяет обойти этот дефект, Спок. Твои дети будут практически чистокровными, ты сам станешь уважаемым членом общества.       – Контракт с Флотом предполагает беспрерывную службу в течение двадцати лет.       – В чрезвычайных ситуациях возможно расторжение контракта без потерь с обеих сторон, – величественно отозвался Сарек. – Нет сомнений, что Совет Флота примет во внимание тот факт, что ты являешься представителем вымирающей расы. Я лично готов уладить эти вопросы на Терре.       Спок не решался посмотреть на него. Он ощущал, что его загнали в угол. Разве кто-то поверит в то, что он не желает помочь своему народу – после годовой экспедиции? Ни у кого не возникнет в этом сомнений. А если он откажется публично – что о нём будут думать? Спок в силу своих научных талантов и высокой должности был достаточно известной персоной в обеих квадрантах. Вулкану сочувствовали многие.       – Более того, – негромко продолжал отец, – я добьюсь для тебя полного гражданства Нового Вулкана. А значит, ты не будешь попадать под земную юрисдикцию и у тебя… появится возможность для операции.       – Убрать крылья? – Спок не смог удержать эмоции в голосе. Отец едва заметно нахмурился, явно недовольный его несдержанностью, но моментально взял себя в руки.       – Да, сын, убрать крылья. После всех твоих заслуг перед остатками вулканского народа никто и не вспомнит вслух о твоём полутерранском происхождении. Это будет неважно. Думаю, нам стоит прямо сейчас подняться на корабль, чтобы я мог уладить сопутствующие вопросы с твоим капитаном. А завтра ты сможешь познакомиться с твоей будущей женой. Установление первичной ментальной связи не стоит откладывать, учитывая твой возраст.       Спок ничего не мог поделать с участившимся дыханием и сердцебиением. Избавиться от крыльев было его мечтой, как и возможность стать частью своего народа. Ему предоставляли шанс обрести свою идентичность и своё место в этом мире… Это казалось невероятным.       – Спок, твоя реакция слишком… – начал отец, но был прерван заговорившим послом.       Спок успел забыть о нём. Спок Прайм стоял у стены, невозмутимый и спокойный, и в голосе его не слышалось напряжения.       – Я должен был вас прервать, так как это важно. По известным обстоятельствам я могу говорить, что мы со Споком – одна и та же сущность, развитие которой подчиняется определённым законам вне зависимости от реальности. Говоря проще – у нас много общего, – и он улыбнулся Споку, но на этот раз одними глазами.       – Что вы хотите сказать, посол? – негромко спросил Сарек.       – Всего лишь то, на что у Спока в силу молодости и недостаточности опыта не хватает решимости. Он не может заключить брак по вулканским понятиям, так как уже состоит в супружеской ментальной связи. Этот факт неоспорим.       – Я не ослышался? – отец теперь точно нахмурился.       Спок едва не подавился… воздухом. Если бы это случилось, он был бы первым взрослым вулканцем в постсураковскую эпоху, подавившимся таким нелепым образом.       – Если вы говорите о лейтенанте Ухуре, посол, то…       – Не о ней, – произнёс Прайм с какой-то особенной интонацией, глядя Споку в глаза. – Ты знаешь, о чём я, Спок.       Зачем ты лжёшь?       У меня нет связи       Ты пытаешься меня спасти?       Если подумать, это было повторение ситуации после гибели Вулкана. Тогда Прайм сказал ему, что его судьба во Флоте. То, что изменит его так, как он и не ждёт. «Дружба с Джимом».       – Сын, это правда? – требовательно спросил Сарек.       Спок заставил себя обернуться к нему.       Я отказываюсь от нормальной жизни и возможности быть…       Прайм это я       Я не мог       Мысли и эмоции позорно смешались, и он только и мог, что замереть. Споку казалось, от любого движения они вырвутся наружу и разорвут его на части.       –Спок, – напомнил Прайм. – По твоим собственным словам, тебя на корабле ждёт неотложная работа.       – Да… да, отец. Я состою в ментальной связи.       – Кто она? – Сарек смотрел на него с холодным презрением.       – Он имеет право не разглашать имя своего партнёра, – мягко заметил Прайм, подходя ближе. – С вашего позволения, коммандер, я хотел бы выполнить и свою миссию, ради которой я здесь – подняться на корабль и поблагодарить капитана за то, что он и его экипаж сделали для нашей планеты. Вы позволите?       – Нам больше не о чем говорить, – обронил Сарек. Он развернулся к Споку спиной, позвал жену и они вместе вышли из зала.       Моя возможность…       Избавиться от крыльев       – Вы можете подняться со мной, – бесцветно проговорил Спок, ощущая себя опустошённым.       Прайм спокойно ждал, пока он доставал коммуникатор и связывался с кораблём.       – Мистер Скотт, – произнёс Спок, и словно со стороны услышал, как мертвенно звучит собственный голос. – Поднимайте двоих.       В транспортаторной было шумно, как и всегда во время миссий, связанных с доставками на дружественные планеты. Больше всего суеты создавал офицер Скотт, с большой скоростью перемещающийся по помещению и хлопающий при этом крыльями. Он подбежал к Споку и Споку Прайму, поторопил их со спуском с транспортаторной платформы, хотя они и не задерживались, после чего начал торопить следующую группу, готовящуюся к спуску. Спок отметил, что сегодня инженер Скотт ведёт себя ещё более несобранно и суетливо, чем обычно.       Прайм чинно вышел из транспортаторной, следуя за Споком. От него исходила аура спокойной и доброжелательной уверенности в себе.       – Что вы имели в виду под «связью»? – почти что выпалил Спок, когда они оказались в лифте. Сейчас ему было плевать на «человечность» собственного поведения.       – Мне казалось, ты понял мои слова, Спок. – Прайм разворачивается к нему, переплетая пальцы. – Разве ты не осознал, какого рода связь я имел в виду?       – Я не состою в какой бы то ни было связи! – Спок был почти в отчаянии. – Вы… лишили меня единственной возможности избавиться от крыльев. Законы Земли это запрещают.       – Не состоишь разве? – Прайм приподнял бровь, он выглядел удивлённым.       – Вы сами говорили, что наши реальности не дублируют события друг друга, – Спок отвернулся от него и встал лицом к дверям лифта. Створки плавно разошлись, выпуская их на мостик. В этот час тут была бета-смена в неполном – из-за орбитального дрейфа – составе, но капитан должен был находиться в своём кабинете.       – О. В таком случае, я должен попросить прощения за свою поспешность, молодой Спок, – в голосе Прайма, однако же, сожаления не чувствовалось. – Мне не следовало вмешиваться в твои отношения с капитаном и предвосхищать события. Мой поступок не был логичным.       Спок, как раз собиравшийся позвонить в интерком на двери кабинета, замер.       – Капитан?..       – Связь между реальностями может быть намного тоньше, чем простое совпадение событий, Спок, – мягко заметил Прайм. – Я не раз убеждался в этом. Теперь, возможно, ты позвонишь и позволишь мне увидеться с Джимом?       Спок позвонил. Когда динамик голосом Джима сказал «входите», он первым вошёл в прохладный кабинет.       – Капитан, я позволил подняться на борт послу Споку. Он утверждает, что хочет поговорить с вами.       Джим при виде него поднял глаза поверх очков – он читал документы за столом. Отложил падд. Приподнялся, выражая обеспокоенность своим видом.       – Посол? Да, Спок, конечно… и Спок. Ты бледен. Очень бледен, с тобой всё хорошо?       – Я отвык от жаркого климата, капитан. – Спок встретился с ним взглядом и заставил себя не отводить взгляд. – Разрешите идти?       Джим чуть нахмурился, усаживаясь в своё кресло.       – Идите, коммандер. Прямым ходом к Боунсу. И это не совет, это приказ.       – Есть.       Спок развернулся – как в полусне – и покинул кабинет, едва осознавая реальность.       Джим проводил взглядом поверх очков Спока, скрывающегося за дверью его кабинета. Вулканец, который отвык от жаркого климата? Либо патология, либо Споку очень уж не хотелось говорить ему правду.       Спохватившись – всё же он тут был не один, а с гостем – Джим улыбнулся Прайму и поднялся со своего места.       – Спок, – он прошёл к послу и радушно обнял его. – Я так рад тебя видеть.       – Это взаимно, Джим, – его сухие ладони похлопали Кирка по спине. – Я пришёл с официальными благодарностями тебе и твоему кораблю от совета Нового Вулкана.       – Оставь это, садись.       Джим указал на свободное кресло, после чего вернулся на своё место за столом.       – Я не хочу слышать об официальных благодарностях от тебя, Спок. А вот почему мой коммандер выглядит так, будто привидение увидел, я бы послушал.       – Виной тому некоторые разногласия, которые есть у него с семьёй, – Спок чинно уселся на предложенное кресло, не сводя с Джима внимательного взгляда. – Из-за них, капитан, вы едва не лишились вашего коммандера. Ему предлагали остаться на Вулкане.       – С какой стати твоя… ваша… прости, Спок, но так и есть. Ваша ксенофобная семейка возжелала видеть его под боком?       Джим устроился на своём стуле, расправил крылья. Снял очки.       Прайм слегка склонил голову набок. Такая привычка была и у молодого Спока.       – Причина проста, Джим: Спок уходит из флота, ему убирают крылья, и вскоре из официальной памяти стирается необычный служащий звёздного флота с острыми ушами. Зато появляется достойный сын своего отца и продолжатель нашей фамилии.       – Ты не… да, конечно, вулканцы не лгут. – У Джима слегка перехватило дыхание. – Нет. Это похоже на… бред какой-то. Погоди. – Он наклоняется вперёд, опираясь локтями о столешницу. Локтям тут же становится больно, но Джим едва чует эту боль. – Всё же уже в порядке, правда, Спок? Ты сказал, я едва не лишился коммандера. Но я не лишился. Он останется. Да не молчи же, Спок!       – Скажем так… Я повлиял на решение нашего с ним отца. Но для самого Спока это стало ударом. Пойми, Джим, мне в своё время приходилось сложно, но в своём мире я внешне полностью соответствовал вулканскому фенотипу. Не берусь представлять и судить, каково моей крылатой версии. Я лишил его возможности освободиться от крыльев.       – Так…       От сердца слегка отлегло. Закрыв лицо руками, Джим медленно вдохнул, сосредотачиваясь на информации.       Спока хотели забрать с корабля, но Прайм не дал. И… если судить по его словам, Спок хотел уйти. Лишиться крыльев и стать идеальным вулканцем. Одной из этих остроухих задниц, которые всю жизнь ему переломали.       – Спасибо, Спок, – проговорил капитан. Из-за ладоней получилось глуховато. – Я обязан тебе. Теперь ещё и за это.       – Если ты считаешь себя обязанным, просто поддержи его. Ему это нужно. А в конечном счёте где-то в пространстве высокой мерности мы с ним являемся прообразом одного и того же существа. Если однажды мне помогла поддержка твоей версии, должно сработать и здесь, с вами. – Прайм кивнул ему и поднялся. – Не проводишь меня до транспортаторной? Не хочу, чтобы из-за меня задержался вылет.       Поддержишь его       Как его поддержать       Если он к себе ближе чем на километр не подпускает       – Конечно. – Капитан поднялся из-за стола. – Пойдём.       Эти люди родились в мирное время. Они боялись Хана, порождения войны, ныне лишённого своей сути. Война была сутью Хана, война и власть. Его команда – семьёй.       Маркус лишил его семьи, мозгоправы Федерации – всего остального. Теперь сверхлюди, жалкие обломки прошлого, были раскиданы по кораблям в целях… реабилитации? Сами того не понимая, федераты избрали для них худшее наказание – забвение и лишение сути. Медикаментозная кома, гипноз, психологи, нейролингвистическое программирование, в ход шло всё, и Федерация выиграла. Хан – проиграл, как проигрывал раз за разом, оказавшись в этом времени.       Если бы вышло сбежать и воссоединиться со своей командой, Хан улетел бы за пределы Федерации. Но в возможность побега он уже не верил. По крайней мере не сейчас, сейчас нужно было пройти через очередную волну тестов, выйти из этого помещения, называемого палатой (на деле – камерой-лабораторией) и расправить крылья. И – важно – не сойти с ума от скуки до этого момента.       Быть подопытным кроликом того же Маркуса было не в пример интереснее. Тогда Хана проверяли на рефлексы, на интеллект, на силу – ах, сколько замечательных и захватывающих тестов устраивал ему изобретательный адмирал. Сейчас Сингх вспоминал об этом даже с какой-то ностальгией.       Его нынешний куратор был неразговорчив, не поддавался на провокации и питал явную нелюбовь к Хану. Может, потому что Хан убил его друга. Может, из-за того, что от скуки Хан принялся развлекаться, заговаривая с охранниками, исследуя оборудование – то немногое, что рисковали оставлять в комнате, провоцируя и выцарапывая на стенах формулы, которые озаглавливал как «супертопливо». На самом деле, топливом там и не пахло, скорее дрянь, приготовленная по этой формуле, разнесла бы половину корабля, вздумай кто-то её испробовать. Но один из лаборантов посматривал на его каракули вполне себе с интересом. Хан, поймав раз его взгляд, даже подмигнул ему – надо же, взрослый человек, скорее всего, умный, и… как ребёнок, поверил в благотворительность бывшего диктатора. Сингх не уставал поражаться наивности людей, выросших в мирное время.       Доктор же, заметив их переглядки – а потом и предмет переглядок – воткнул в основание шеи Хана какой-то гипо, после которого Хан отрубился на несколько часов. Когда пришёл в себя – его царапки уже были счищены со стены, а доктор, недобро улыбаясь и склоняясь над ним, пообещал, что в следующий раз наказание будет серьёзнее.       – А ещё, – продолжал он спокойно, – я могу совершенно случайно – случайно, Джон – ввести не те данные в оборудование для забора анализов. И посмотрим, как быстро умеет вырабатывать кровь твой организм и перегонит ли он мои аппараты, которые её выкачивают.       Хан выдержал его взгляд, даже не пытаясь строить из себя оскорблённую невинность. Напугать его доктор не смог бы – смерть – не то, чего боятся сверхлюди.       – Сомневаетесь в стойкости своих работников, доктор? – спросил вкрадчиво. – Стоит ли приводить ко мне тех, в ком вы не уверены?       – Ты не так понял. За вандализм на стеночках попадёт мне, порча федеративного имущества. – Он ласково поправил на чёрной форменке Хана бирку с фальшивыми именем и фамилией. – Понятно? А теперь, если ты не возражаешь, пойдём смотреть картинки с котятками.       Хан не возражал. Он не возражал ни против чего, лишь бы это помогло быстрее отсюда выбраться. Ни против психотестов, ни против крови, которую из него выкачивали чуть ли не литрами. Тесты на стрессовые реакции. На реакции агрессии и защиты. На физические показатели. Обед и ужин по расписанию, смена одежды по расписанию, звуковой душ – пять минут перед сном, и визит доброго доктора в 2200, чтобы «подоткнуть одеялко».       Когда Хан сказал, что ему скучно, доктор притащил ему большую резиновую игрушку в виде свиньи. Она была ярко-розового цвета и могла издавать пищащий звук при нажатии. На этом её функциональность заканчивалась.       – Игрушку меньшего размера ты мог бы попробовать запихать кому-нибудь в глотку, – констатировал задумчиво.       С этим сложно было поспорить.       Хан мог.       В первые дни заключения на корабле Хану ничего не давали в руки, кроме безобидной пластиковой посуды. А потом…       Сначала он заметил, что после очередного визита доктора под столом оказалась оставленная им медицинская игла. На следующий день он обнаружил жгут старого образца за одним из приборов, после ужина и смены одежды по расписанию доктор «случайно» оставил ему лишние носки. С помощью этих «находок» Хан мог легко выбраться на свободу – чуть придушить своего куратора, впихнуть кляп в рот, обезвредить охранников иглой и пройти биосканеры, используя полузадушенного доктора. Это была настолько очевидная провокация, что Хан… подыграл. Он послушно собрал всё, что ему оставили, и продолжил разыгрывать снедаемого тоской заключённого.       На следующий день доктор нарушил привычный паттерн поведения. Он спросил, не принести ли чего «Джону».       – Мне нужно что-нибудь, чтобы я не сошёл с ума от скуки, доктор.       Хан улёгся на кровать, сложив голову на руки. Уставился неподвижным взглядом на доктора.       – Федерация так гуманна, она даже перевоспитывает преступников, а не наказывает их. А что делаете вы? Запираете меня в четырёх стенах безо всякого шанса чем-то заняться. Если задуматься, это настоящая пытка. Могу я рассчитывать хотя бы на книгу? Маленький падд без доступа к вашим системам? Игрушку йо-йо? Чем развлекаются в вашем времени?       – Пока что придётся тебе поскучать, – ответил он спокойно, готовя очередную очередь пробирок. Вскоре все они должны были наполниться кровью. Наблюдая за этим процессом, Хан снова подумал о несчастном убитом капитане Кирке. И о том, что флот слишком быстро сдался с воскрешающей сывороткой.       Если сдался. Ведь носитель материала – Хан – здесь, жив и готов делиться кровью. И его изучает человек, который – один из всех – способен сотворить воскрешающее зелье.       – Почему меня решили вернуть в общество вместо того, чтобы выкачать кровь и пустить на сыворотку, доктор? – Хан чуть понизил голос. – Я убийца. Я убил вашего звёздного капитана. Почему я всё ещё не болтаюсь в лабораториях, утыканный трубками для забора крови?       Доктор не спешил отвечать. И смотрел исключительно на наполняющуюся пробирку. Это было уже что-то: обычно он за словом в карман не лез.       – Ты низко нас оцениваешь.       – О нет, доктор, – Хан растянул губы в улыбке. – Вас я вовсе не оцениваю. А в том, что касается власть имущих, я просто не могу ошибаться.       Теперь он посмотрел прямо в глаза. Взгляд был как обычно – лишённый выражения. Выражение доктор прятал для других, вроде капитана.       К вене в сгибе локтя присосалась игла, тщательно упакованная в резиновый футляр. Через небольшой шланг пошли наполняться пробирки. Одна… Доктор сменил насадку на шланге. Вторая…       – А если ты ошибаешься? – спросил негромко. – Мне не было приказа готовить сыворотку. Только курировать тебя во время реабилитации.       Хан снова останавливает взгляд на нём. Нет, доктор наивным не выглядел. Легковерным – тоже. И не было похоже, что он действительно защищает своё командование.       Быть по сему.       – А вам был приказ не готовить её, доктор? Космос полон опасностей, а ваш капитан и друг – безрассудства. Неужели вы ни разу не думали о том, как замечательно иметь под рукой волшебную колбочку… на всякий случай?       – О, это, конечно, соблазнительно. Даже крайне, – он убирает четвёртую наполненную пробирку в контейнер и наконец вынимает иглу. – Но видишь ли, в чём дело: я был так потрясён смертью своего лучшего друга и так оглушён надеждой его спасти с помощью твоей крови, что приготовил сыворотку почти в забытьи. Это было вдохновение, мгновенная вспышка. Я не протоколировал результаты. А теперь попросту не могу вспомнить рецепт. Командование в курсе, они проверяли меня на детекторе.       – И почему же тогда командование отдало меня именно вам, – Хан делает паузу, – доктор?       – Потому что я без преувеличений лучший в своём деле, – МакКой безбоязненно щёлкнул его по лбу. Жест был естественный. – А ты – самый сложный из семидесяти трёх пациентов.       – И если у вас произойдёт ещё один приступ вдохновения, я буду под рукой.       Хан с каким-то странным удовольствием ловил признаки того, что доктор его не боится. Хана боялись охранники, лаборанты, все, кто работал с ним всё это время. Доктор – нет.       – И всё же, доктор, раз вы называете меня пациентом, то превратите вот это, – обвёл рукой помещение, – из тюрьмы в палату. Пока что здесь скучно, а от ношения фиксаторов у меня болят крылья.       Он убирает контейнер на отдельный столик, а его откатывает от кровати вместе с иголками и шлангами. Затем командует фиксатору на левом крыле ослабить пасть. Из поясного футляра появляются трикодер и датчик.       – Вытяни крыло. Только осторожно, товарищ скучающий, а то сшибёшь меня на пол, а я приму это за акт агрессии.       – Вы? – Хан, посмеиваясь выполняет рекомендацию. Ловит через стекло двери взгляд одного из охранников – тот полон ужаса. – Вы не примете, доктор. Вы провели столько психотестов, что должны знать – я не опасен.       Он осторожно расправляет крыло – не полностью, это невозможно в такой небольшой комнате. С наслаждением чувствует, как расправляются затёкшие мышцы, как восстанавливается нормальный кровоток.       Доктор оставляет без внимания комментарий об опасности. Он тщательно исследует крыло: сначала водя над ним датчиком, потом, отложив трикодер, принимается за ощупывание суставов.       – Мне не нравится их состояние, – сказал через минуту. – Но в этом помещении физической нагрузки для крыльев я обеспечить не могу. – Пальцы ещё раз прошлись по суставу, иногда надавливая, иногда замирая. – Единственное, что можно сделать в этих условиях – массаж.       К чести сказать, Хан даже не рассчитывал на такую уступку. Максимум, который он мог предположить – ему разрешат периодически расправлять их, как сейчас. А уж когда доктор повелел (иначе и не скажешь) ему лечь на кушетку лицом вниз, расслабить крылья и не дёргаться, всё стало совсем странным. Беззащитно раскрытые крылья, прикосновения к самой уязвимой части своего тела, открытость и подчинённость уверенным рукам доктора. Массаж он делал отменно, и не будь это массаж оснований крыл, Хан даже воспринял бы его с удовольствием – хоть что-то приятное в его заточении. А пока приходилось насильно расслабляться, успокаиваться и терпеть.       На следующий день Хан стащил фазер у одного из охранников. С этим приобретением шансы на успешный захват корабля повысились практически до абсолютных. Но вот желания так и не появилось. Поэтому, когда доктор зашёл вечером отдать ему сменную одежду, Хан попросил его подождать и выложил на свою кровать и иглу, и жгут, и носки. И фазер – при виде него брови доктора чуть поднялись, так что, видимо, это в его планы не входило.       – Как я и говорил, я безопасен, доктор. Я прошёл проверку?       – Я ожидал, что ты отдашь мне мелочёвку. Но не фазер, – доктор кивнул, снова возвращая себе непроницаемое выражение. Сел на край его кровати, сплетя пальцы рук. Игрушки он не тронул. – Как ты себя чувствуешь?       – Я здоров и полон сил.       Хан сдвигает всё, что выложил, к краю кровати – ближе к доктору – и садится рядом.       – А у вас явные суицидальные наклонности. Не хотите поговорить об этом, доктор?       – Или же я уверен в том, что ты не нападёшь, – он легко игнорирует вопрос. Тянется к тумбочке (она, к слову, привинчена к полу), берёт с неё свинью и ставит себе на колено. – Оставим моменту его лирическую недосказанность.       – Мне просто было интересно, знал ли капитан о вашей небольшой проверке. И я почти уверен, что нет. Не похоже, что он готов так легко рисковать вашей жизнью.       Хан тянет руку к свинье и нажимает на неё. Свинья пищит.       Доктор улыбается. Это сухая, дежурная улыбка. Поглаживает гладко-розовую спинку игрушки и отдаёт её обратно Хану. Поднимается, сгребает с кровати прочие «игрушки», куда более опасные.       – Я вижу, вы подружились. Не буду её забирать.       – Так я прошёл проверку? – Хан спрашивает это уже куда более раздражённо. Столько времени взаперти кого угодно сделают неуравновешенным.       Доктор выпрямляется с фазером в опущенной руке. Скорее всего, фазер просто не влезает в сумку. Рукоять он сжимает неплотно, даже небрежно.       – Скажи мне, Джон, ты сомневаешься в своём состоянии? Оставляешь себе шансы на то, что можешь сейчас вскочить, выбить из моей руки фазер и уже через час захватить этот корабль?       Хан поднимается с кровати, подходит к нему. Теперь фазер практически его – лишь несколько быстрых движений. И Хан улыбается.       – Я ваш пациент, доктор, но я не дурак. Разумеется, я могу хоть сейчас забрать у вас фазер. Я могу захватить ваш корабль. Я могу многое, очень многое, и всё же сейчас стою перед вами, ожидая вердикта. Вот она, – он разводит руки, – правда. Мне это не нужно. Но вы, конечно, можете не поверить мне, продержать меня здесь ещё месяц и посмотреть, как быстро сходят с ума от скуки люди с улучшенным генотипом.       – И ты полагаешь, что для меня твоё состояние не очевидно? – мягко интересуется доктор, приподнимая брови. – Есть регламент, Джон. Я мог выпустить тебя на четвёртый день после первого ряда тестов. Но представь, что в этом случае началось бы. Тот же регламент, однако, приписывает мне не давать тебе никаких предметов. Каждый такой предмет обходится мне в два дополнительных отчёта с полным обоснованием разумности моих действий. Например, твоя свинья.       Он запускает свободную руку в поясной футляр и вынимает оттуда тонкую, потрёпанную книгу. Протягивает ему.       – Это – ещё два отчёта.       Хан смеётся, подходя к нему ближе. Стоит почти вплотную, смотря в зелёные глаза, в которых – потрясающе – ни капли страха.       Он всегда любил смельчаков.       – А во сколько отчётов вам обошёлся фазер, доктор?       – Лучше тебе таких ужасов не знать, спать потом не сможешь. Ну что, берёшь?       – Я беру. – Он мягко вынимает книгу из руки доктора. – И мне уже пора спать, правильно?       С тем, что ему было пора спать, доктор полностью согласился.       На выходе уже сказал:       – Система теперь перенастроена так, чтобы слушаться твоих команд на включение-отключение света. Сам уж решай, когда засыпать.