For your family

      Половина недели была посвящена изучению странного планетоида. Системы корабля оказались частично исправными, и группы, отправляющиеся туда, изучали корабль при вполне пригодном освещении.       Спок сам участвовал в двух вылазках из пяти. Но точно знал, что новичок был во всех. Ему не нравилось, что Хан рядом с капитаном, но сам Джим, кажется, не придавал этому значения.       После очередной смены, когда Спок привычно прошёл через смежную ванную в каюту Джима, он застал капитана куда-то собирающимся. Он укладывал в сумку полотенце, чистые вещи и довольно странного вида расчёску.       – Я предположу, что ты всё же не собрался ночевать на инопланетном корабле, – сказал Спок, глядя на неохотные сборы. Эти несколько вещей Джим укладывал уже минуты две.       – Нет. Вот это видишь? – Джим, указав себе за спину, развернул крылья. Основания и часть спины рядом с ними покрывала густая пуховая подушка. – Ещё несколько дней, и пух начнёт отваливаться комками. Ну и по опыту, он будет везде – в коридорах, на моём кресле, в ванной, в кровати. Так что я к Боунсу. Он вычешет.       Джим, закрыв крылья – в сложенном виде пуховая подушка была не видна – принялся складывать в сумку чистую форменную майку.       – Доктор тебя вычёсывает? – Спок удержал начавшие разворачиваться крылья. – И давно?       – С академии. Ему не очень нравилось, когда по нашей комнате пух летал, ну и прижилось.       Джим, усмехаясь, закидывает сумку себе на плечо, тянется к Споку и целует его в щёку.       – Это часа на полтора-два. Может, два с половиной, если мы решим выпить чайку под разговоры.       Спок успевает ухватить его запах – горьковато-древесный одеколон, горячий запах перьев и суховатый – кофе, а Джим уже отстранился и пошёл к двери.       – Я могу тебя вычёсывать, – ровно произнёс Спок.       – Спок, это просто медицинская процедура. Не ревнуй. Просто его умелые пальцы будут перебирать мой пух и гладить основания крыльев. Пока!       Он подмигивает и скрывается за дверью.       Спок застывает посреди комнаты. Опомнившись и напомнив себе о такой категории как «человеческие шутки», он втягивает ускользающий Джимов запах, и, кое-как успокоив крылья, возвращается к себе. Позже в личном дневнике он отметит это как "причиной последующих событий послужила неспособность достигнуть нужного уровня концентрации для погружения в качественную медитацию".       Зал для тренировок – самое большое помещение на корабле, не считая нижних инженерных палуб, и всегда самое оживлённое. Люди приходят сюда размять уставшие за день крылья. Это территория, где можно обходиться без фиксаторов и даже упражняться в полётах.       Джим, например, очень любил летать. Он проводил бы тут часы, если бы не высокая занятость. Спок, как уроженец Вулкана, не часто поднимался в воздух и по возможности вообще старался реже пользоваться крыльями, следуя наставлениям отца, о чём теперь приходилось жалеть. Он не мог составить Джиму пару в полётах. А Джима так восхищали его крылья – всё, что было связано с его крыльями, и эта мысль была очень тёплой и приятной.       И если когда-нибудь они заключат брак – а эта мысль была крайне нелогичной, но остановить её Спок не смог, – они не смогут выполнить красиво традиционный совместный взлёт и вираж после обручения. Спок за Джимом просто не поспеет – или Кирку придётся лететь медленно.       То есть, его самые большие по величине среди людей крылья практически бесп…       На этом месте Спок зашёл в зал, и его размышления прервала следующая картина.       Хан. То есть, Джон Харрисон, которого Джим упрямо называл новеньким. Он, обладающий самыми большими крыльями здесь, на корабле, упражнялся во владении боевой цепью в воздухе.       Надо сказать, это действительно выглядело завораживающе даже в отсутствие партнёра. Его крылья органически продолжали каждое движение, он управлял ими, всем телом, цепью, потоками воздуха вокруг него – и вниманием присутствующих в зале. Все взгляды были направлены на него, даже Сулу, известный своей увлечённостью во время тренировок, стоял у стены с рапирой и смотрел вверх.       Завидев Спока, Хан будто бы провалился в воздушную яму – несколько девушек ахнуло – но спустя две с половиной секунды стало понятно, что он выполнил сложнейший манёвр уклонения.       Появление коммандера тоже было замечено, и экипаж расступался, чтобы пустить его поближе в центр образовавшейся толпы наблюдателей. При этом Спок поймал на себе несколько оценивающих взглядов. Раньше они были только восхищёнными и уважительными – его крылья вызывали эти чувства у людей без всякой демонстрации их возможностей.       – Новенький не мешает вам заниматься? – спросил Спок у лейтенанта Джейн Виллстэт, тщательно вычистив из голоса все эмоции.       – Что вы, сэр! – девушка воодушевлённо встряхнула светло-бежевыми крыльями. – Такую красоту не каждый день увидишь. Мы просто не смогли продолжать – очень уж захотелось полюбоваться.       – Действительно, – констатировал Спок, ощущая, как за его спиной сами собой встают дыбом перья. Никакого желания смотреть на Харрисона он не испытывал. И уж тем более им любоваться.       Негромкие хлопки, сопровождаемые упругими токами воздуха, дали понять, что новенький опустился на пол. И теперь он шёл к ним.       Спок развернулся к нему лицом.       Хан остановился в положенных по регламенту двух шагах.       – Коммандер, – он кивнул ему, потом – девушке, – мисс Виллстэт.       Девушка тихонько ахнула. Видимо, не ожидала, что новенький запомнил её имя.       – Стажёр Харрисон, – Спок приподнял бровь и сложил на груди руки. – Мы ни в коем случае не хотели вас отвлекать. Можете продолжать своё… выступление.       – Безусловно, сэр, – Хан улыбнулся. В его улыбке было что-то странное, но Спок, выросший среди вулканцев, не мог уловить, что именно. – Но я хотел бы предложить вам присоединиться. Как… равному по возможностям.       В зале установилась полная тишина. Настолько полная, что Спок не сразу понял, что случилось: просто в один миг весь шелест перьев, шёпот и прочие звуки замерли. Люди ждали. Он только сейчас понял, что это ловушка, расставленная новичком: конечно же, Хан видел состояние его крыльев и знал про фиксаторы. О них все знали.       – Да коммандер его сделает! Порвёт как Васька грелку!!! – завопил откуда-то из угла… ну конечно же, Чехов. – Народ, ставлю сто кредитов!       И тут они зашумели. Все разом. Фраза Спока «я давно не летал и думаю, что только испорчу вам успешную тренировку» теперь не имела смысла.       – Пойду, поставлю двести на новенького, – шепнул кто-то рядом, явно стараясь делать это тише, и протолкался через взбудораженно взъерошившуюся крыльями толпу.       – Хорошо, я принимаю ваше предложение, – сказал Спок, глядя Хану в глаза.       Хан ничего не знал о вулканцах из своей прежней жизни. Бегство с Земли произошло задолго до Первого контакта. Но, проснувшись в этом времени, он изучал характеристики всех рас, входящих в Федерацию или являющихся её основными врагами. Чтобы создать идеальный военный корабль, надо знать, на кого он пойдёт.       В их драке после смерти капитана Спок продемонстрировал, что он, хоть и полукровка, унаследовал силу, выносливость, темперамент и потрясающий потенциал своих вулканских предков. И даже не будь Спок настолько… мотивирован, Хан не сказал бы точно, кто победил бы.       Так что же возьмёт верх сейчас? Опыт и здоровые крылья или ненависть и потенциал?       Они остановились на втором уровне высоты. Здесь их никто не мог слышать, поэтому Хан поинтересовался у Спока:       – Ваши крылья, коммандер. Вы уверены, что принять моё предложение было логично?       – Как вы верно заметили, это мои крылья. Предоставьте мне самому оценивать потенциал их возможностей.       Хан чувствовал его ненависть в каждом слове, взгляде, жесте.       С особенным удовольствием отчего-то воспринималась мысль, что Споку после боя светит хороший нагоняй от доктора.       Самому Хану, конечно, тоже.       – Тогда приступим, коммандер. И пусть победит сильнейший.       Сеансы вычёсывания у МакКоя всегда действовали на Джима умиротворяюще. Это ж… часа полтора чистого удовольствия. Так что, вычесавшись, они разговаривали – традиция, в этот раз об особенностях общения телларитов. Джиму казалось, что их манера общения – особенность контролируемая, Боунс, собирающий пух в мусорные мешки, и от этого особенно раздражённый, придерживался иного мнения.       – Джим, ты недооцениваешь влияние воспитания, – он перемежал это тихими ругательствами, стряхивая в очередной мешок прилипший к пальцам пух. – Ты же видел их дипломатов.       – Ну так вот, они нормальные…       – В том-то и дело, что нормальные, пацан. Не больше. Это – максимум того, что для них возможно.       – Так, Боунс, раз уж некоторые представители…       Их отвлёк входящий на комм Джима. Капитан поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию, и принял вызов.       Это был Джотто.       – Да, Барри?       – Капитан, – в голосе начальника охраны слышалось несвойственное ему замешательство, – мои парни доложили, что в тренировочном зале коммандер схлестнулся с Х… Харрисоном.       – В смысле серьёзно, не тренировочный бой?       Джим поднялся со стула. Джотто – не паникёр. Если он взволнован, причины есть.       – Боюсь, что нет, сэр. Парни говорят, там пух и перья летят.       – Пусть разнимают. Я скоро буду.       Джим захлопнул коммуниктор.       – Думаю, ты тоже нужен, – бросил МакКою, не оборачиваясь. Боунс кивнул. Он всё слышал и всё понял.       МакКой злился. Сначала полвечера капитанского пуха, теперь вот эти двое со встопорщенными крыльями.       Когда Боунс и Джим пришли в зал, охрана уже разняла большекрылых, и драку они после этого продолжать не стали. Но на осмотр их всё равно пришлось погнать.       И вот теперь они стояли рядом у стеночки в кабинете для осмотра крыльев, взъерошенные, наадреналиненные, раскрасневшиеся (Хан, Спок раззеленевшийся) и выглядели как подравшиеся за школой старшеклассники.       – Что, боевые петухи, – МакКой подошёл к Споку с трикодером. И тут же был едва не снесён воздушной волной – чёртов коммандер распахнул крылья и несколько раз ударил ими в воздух. Понятно, что он это не контролировал, но хренова ж крылатая жопа!..       Хан сразу стал выглядеть хитрющим. Падла сверхчеловеческая, ну понятно, кто это всё затеял.       – Доктор, в человеческой культуре петух – это обидное наименование, – произнёс Сингх, удивительно похоже копируя интонации Спока.       – А-а, мне вас, мистер Харрисон, надо ещё и ласково называть после того, что вы устроили? – Боунс не стал на него даже смотреть. Приказал Споку вытянуть крыло (он ещё и подбородок гордо задрал), и стал исследовать состояние суставов.       – Наименование «петух» скрывает под собой негативную оценку, стажёр прав, – заявил Спок. – Мы не делали ничего, выходящего за рамки устава – это была простая тренировка в воздухе.       – Спиной ко мне, – скомандовал МакКой, и когда Спок повернулся, несколько раз мстительно разогнул-согнул его крыло. Это должно было доставить коммандеру определённые неудобства. Поместив крыло в нужное положение, принялся за обследование. – Спок, я тебя предупреждал, что тебе нельзя хлопать? Предупреждал. Ещё немного, и ты вывихнул бы себе плечевой сустав крыла. Вправлять его очень больно, а восстановление занимает полтора месяца. Хочешь не хлопать крыльями полтора месяца? Я тебе официальный приказ могу выписать. За подписью капитана. Мне не сложно.       Спок притих.       – Я поддерживаю доктора, – Джим, до этого молчавший, подал голос. И МакКою оставалось только догадываться, каких усилий над собой ему стоило это «поддерживаю». – От мистера Харрисона мы сейчас ожидаем чего угодно, но вы, коммандер. Я ожидал большей дисциплинированности.       МакКой перешёл к другому крылу. Тут без всяких запугиваний дело было плохо – на завтра крыло будет сильно болеть. Судя по виду, Спок врезался им в потолок.       – Я думаю, произошедшее – это только моя вина, мистер доктор, – сказал Хан. У него повреждений было меньше, да и в целом он выглядел менее потрёпанным. – Вам не стоит быть настолько строгим к коммандеру.       Перья Спока под рукой опять встали дыбом.       – Принять приглашение было моим очевидно взвешенным решением, мистер Харрисон, – отчеканил Спок. – Вам не следует принимать на себя ответственность только из-за желания лишний раз продемонстрировать исключительные душевные качества.       МакКой повернулся к своему подопечному.       – На тот край зала. И молчать. Я не хочу быть снесённым чёртовой крылатой бомбой. А вы, коммандер, успокойтесь и дайте мне закончить осмотр!       – Мне совсем-совсем молчать? – уточнил чёртов Хан. – Я могу просто не касаться этой темы?       – Да твою мать…       Джим, выругавшись, решительно подошёл к Хану и за шкирку утащил его в другой край зала. Хан при этом выглядел почти обиженным, но утащить себя позволил.       – Спасибо, капитан, – бросил МакКой сквозь зубы.       На обследование ушло ещё двадцать минут. После Боунс отпустил Спока с изрядно раздосадованным капитаном.       Крылья Хана были в полном порядке, не считая некоторых неправильно торчащих перьев. С ними МакКой поступил просто – выдрал. Всё равно назад не прирастут.       Первый раз Хан вздрогнул от неожиданности, потом стоял спокойно – хотя крылья на каждое выдирание реагировали, топорщась.       – Доктор, – это где-то на четвёртом пере, – о подобных действиях следует предупреждать. Мои рефлексы остались при мне.       – Учту на будущее, – отрезал МакКой и дёрнул последнее перо. И с удивлением увидел, как на месте выдранного махового второго порядка тут же проклюнулся зачаток нового. Однако. – Возвращайтесь к себе. Не думаю, что вам требуется иная моя помощь.       – Рад был увидеться, доктор.       Хан величественно удалился, поводя крыльями. На нём даже проплешины от выдранных перьев не смотрелись комично.       Хану было интересно – если бы доктор знал, насколько чешутся места отрастающих перьев, он стал бы их выдёргивать?       О, конечно бы стал. Удивительно цельная личность. Крылья никогда не врут.       Хан, потягивая дым из кальяна, расположился на своей кровати. Крылья свободно раскинул – так и удобнее, и отрастающие перья меньше чешутся. В идеале в такой ситуации по обе стороны от него сидели бы прелестные девы и перебирали перья, чтобы облегчить зуд, но чего нет, того нет.       Он медленно затянулся, вдыхая винно-вишнёвые пары. Репликация, что кальян, что наполнитель.       Его размышления, от поведения доктора плавно перетёкшие к поведению коммандера и его отношениям с капитаном (которые определённо есть), прервал звонок интеркома.       За дверьми оказался не доктор, хотя от ещё одной беседы Хан не отказался бы, а светловолосая лейтенант… Циммерман, кажется. Она застенчиво мялась, не зная, с чего начать. Удивительно для девушки, которая всё-таки решилась нанести визит.       Хан, улыбнувшись, отошёл в сторону и сделал приглашающий жест.       – Чем обязан визиту такой очаровательной мисс?       Параллельно мелькнула мысль, что следует реплицировать вина. И, возможно, шоколад.       МакКой писал отчёты. Просматривал видео с дракой, результаты обследования крыльев Спока, сопоставлял повреждения, снова смотрел видео и снова писал отчёты. И снова просматривал видео. Ему надо было доказать, что драка не являлась актом агрессии подопечного. Интересно, знай Хан, в какую головную боль его куратору выльется их десятиминутная драка со Споком – стал бы он её затевать?       Бессмысленный вопрос, конечно стал бы. Удивительно хитровыебанный пиздюк. Даже после всех психомодификаций.       МакКой не ждал к себе визитёров, поскольку Джим сейчас носится вокруг Спока и пытается придумать, как трахнуть его так, чтобы Споку не пришлось хлопать и не надо было лежать на спине (лежать на крыльях МакКой ему тоже запретил – на двадцать процентов даже из вредности). Поэтому на звонок интеркома он только бросил «открыть» и снова уткнулся в просмотр.       – Доктор, вы ведь не станете меня замораживать… снова? – От дверей донёсся проникновенно-сокрушённый голос Хана.       Он медленно прошёл в комнату, остановился где-то… там.       – Я могу сказать, что мне жаль, – закончил он.       МакКой смерил его взглядом, прищурившись. Конечно, раскаивается он. Два на двадцать раз.       Крылья, сложенные за спиной, спокойны, и тут – он впервые это отметил – даже так красивы. Чёрные, огромные, полные силы. А ещё…       Да, от него едва заметно тянуло женскими духами.       – Тебе не жаль, – сказал Боунс, кладя падд себе на колени. Спина от долгого сидения устала и ныла, крылья как будто налились тяжестью. – Красивости будешь вещать своим дамам. Они в них склонны верить, а меня только раздражают.       – Я рад, что мы пришли к взаимопониманию.       МакКой заметил, что в руках у Хана свёрток. Хан же, видимо, проследив его взгляд, улыбнулся и поднял его выше.       – Я подумал, что будет невежливо не отблагодарить вас за триббла, доктор. Это подарок.       Хан сделал пару шагов к нему, чуть склонился, протягивая свёрток, заметил:       – Иногда можно и отвлечься от работы.       – Иногда работа – единственный способ не сойти с ума.       МакКой развернул свёрток. Стеклянная колба со шлангом. Ещё из свёртка выпал пухлый бумажный пакетик с сильным ментоловым запахом.       – Это что, какая-то химическая колба? Никогда не видел.       – Думаю, я дарю вам ещё один способ не сойти с ума, доктор.       Неуловимо усмехнувшись, Хан оставил колбу в его руках и прошёл к репликатору.       – Это кальян. – Он продолжил рассказ, набирая что-то на репликаторной панели. – Ближайший аналог, который я встречал в вашем мире – электронные сигареты. Те, в которых вместо дыма вдыхаешь пар. В наше время это считалось замечательным способом расслабиться.       – А эта ментоловая ерунда… – Боунс наклонился (снова дала себя знать боль в спине), подбирая упавший пухлый пакетик, – что-то вроде наполнителя?       – Именно. Мне показалось, что вам подойдёт ментол. А в качестве жидкости можно использовать как воду, так и вино. Вы что предпочтёте?       – Для вина нам с тобой рановато, Джон, – МакКой нарочно назвал его по вымышленному имени, внимательно наблюдая за реакцией. – Предпочту знакомиться с культурой твоего времени – и с тобой – постепенно.       – Как пожелаете, – он не обернулся, но в голосе почувствовалась улыбка. – Сэр.       Наобщавшись с репликатором, Хан вернулся – оказалось, реплицировал обычные стакан воды и спички. Не зажигалку. Спички. И принялся за установку кальяна. Он соединял детали, вливал воду внутрь, клал пахучую смесь, закрывал, зажигал угли. Медленно и спокойно, будто выполняя древний магический ритуал.       – Его лучше курить в полумраке, доктор, – сказал он, не поднимая глаз от работы. В комнате уже пахло ментолом и, немного, жжёным деревом. – На будущее.       МакКой улыбнулся. Подопечный старался, но почему? Действительно хотел загладить (не вину, точно нет) впечатление от сегодняшнего инцидента? Он точно не выслуживался, потому а) не в характере и б) уже понял, что это бессмысленно – в отчётах всё равно будет правда. Но это означало, что его куратор чем-то ему важен либо интересен. А вот это странно. Хан ещё ни к кому на корабле не проявлял особого интереса. При его силе интеллекта они все тут должны казаться ему недоразвитыми, кроме Спока разве что.       – Это можно устроить, – МакКой поднялся с кресла и скинул на пол две подушки. Уселся на одну из них. – Компьютер, свет на десять процентов.       Хану было приятно видеть расслабившегося доктора. Они сидели в мягком полумраке, кальян, едва подсвеченный красным, исходил ароматом. Доктор, освоившись с мундштуком, неторопливо тянул дым. Расслабленный, без вечной своей напряжённой хмурости, он был даже красив. По-своему.       А ещё Хана забавляла мысль, что у доктора висит недописанный отчёт. Понятно, что доктор, как придёт время, выгонит Хана и допишет его... но всё равно забавно.       – То, что я вам подарил – репликация от углей до мундштука, – Хан говорил, полулёжа на подушке. – Как вы понимаете, это совершенно не то. Здесь нужен кокосовый уголь, а смесь нужно готовить самому. Травы, масла...       – Возможно, на какой-нибудь планете с похожей культурной особенностью мне удастся взять тебя с собой на рынок. Та же Элизиум-8 – капитан любит устраивать там для экипажа длинные увольнительные. Думаю, там вполне реально найти такие смеси. – Доктор усмехнулся в полутьме. – Если, разумеется, будешь хорошо себя вести.       – У вас есть сомнения в моей благонадёжности? – Хан мурлыкнул, забирая у него мундштук.       В таком кальянном полумраке всегда было что-то интимное. Более интимное, чем серенады при луне, и даже чем то, что произошло между ним и Анной Циммерман пару часов назад.       Сейчас Хану хотелось бы, чтобы доктор согласился на вино вместо воды. Лёгкое и приятное опьянение прекрасно дополнило бы атмосферу.       Доктор слегка прикрыл глаза, как будто вслушиваясь во что-то внутри себя. Ему явно было жарко, и он пальцами оттянул воротник плотной форменки, а после и вовсе расстегнул его.       – Скажи мне, ты ведь нарочно затеял это? Со Споком. Дал ему возможность психологической и физической разрядки.       – Доктор, ну нельзя же так верить в людей...       Хан затянулся. Выдохнул, проследив, как красиво дымный пар заворачивается спиралями.       – Ваш коммандер обладает удивительным потенциалом воина, доктор. Но он губит его и своё тело из-за того, что не соответствует идеалам вулканцев, кстати, не самым однозначным идеалам во вселенной. А теперь у него есть стимул развивать это в себе. Я готов поставить всё своё будущее жалованье у вашего кудрявого букмекера на то, что уже спустя месяц коммандер Спок сможет изрядно меня потрепать.       – Он тебя и потрепал тогда, на той летучей штуке, – доктор покивал. – Но тогда он далеко не соответствовал идеалам вулканцев. А ты, – он поднял взгляд, чуть улыбаясь, – нашёл себе противника по силе.       – Именно, доктор. – Хан удерживает его взгляд и возвращает улыбку. – Судя по информации, которой я располагал при работе на Маркуса, вулканцы всегда были воинственной расой. И остались ей, несмотря на изменившийся облик. Та же суть, но другой противник. Мне это... импонирует. Кажется интересным. А вам?       – Меня волнует, как бы вы не покалечили друг друга, большекрылые.       Доктор явно хотел прибавить что-то ещё, но счёл нужным промолчать и только затянулся влажным ментоловым дымом.       – Я думаю, этого не произойдёт. Сегодняшние последствия были у коммандера только из-за недостатка тренировок. А этого он себе больше не позволит.       Хан также замолчал, наслаждаясь тишиной, полумраком, запахом ментола и дыма.       Было в этом нечто удивительное. Пожалуй, будь МакКой поромантичней, он бы влепил термин «волшебное», но ему было тридцать два и он слишком много дряни видел в своей жизни.       И всё же влажный пар, пахнущий ментолом, мешающийся с запахом древесного дыма, атмосфера полумрака и доверительной беседы творили с ним что-то невероятное. Он впервые с того страшного дня расслабился по-настоящему и не хотел ничего. Ни бежать, ни волноваться, ни забить мозги работой, чтобы ни о чём не думать. Мыслей и так не было. Или были – неспешные, как течение могучей реки, они текли мимо с тихим шелестом.       Они с Ханом полулежали друг напротив друга на подушках, тянули по очереди пар, наполняя им лёгкие, и изредка переглядывались – вот и всё. В молчании была удивительная наполненность. МакКой не заметил, как прошла боль в спине. Крылья удобно сложились за ней, расслабленные, наполовину раскрытые – нижнее лежало на полу, верхнее – на нём, чуть сильнее сложенное.       Хан наблюдал за ним расслабленно, как дремлющий в сумерках зверь. Светлые серо-голубые глаза в полумраке казались прозрачными.       К МакКою пришло осознание – он добьётся того, что его не будут называть навязанным Маркусом именем. Никакого Джона. Они могли играть в эту игру ещё немного, растянуть её, ощущая неправильность происходящего – но это имя отпадёт как сухая шелуха. Останется не более чем строчкой в официальной документации. Офицер флота Джон Харрисон.       Мимо них неспешно текли минуты.       Тонкий запах древесных углей поглотил навязчивый сладкий женских духов, который Хан принёс на себе. Вливается в коллектив, не прошло и месяца…       МакКой улыбнулся этой мысли почти лениво. И его тут же накрыло ощущением собственного одиночества. Полного и… пустого. Как космос.       У Джима был Спок. Центр его пухового, полного приключений и побед мира. У Пашки были друзья. Куча друзей по кораблю. А рано или поздно он и пару себе найдёт, МакКой не сомневался.       А у него не было никого – ни на Земле, ни на корабле, ни в одном уголке огромной галактики.       Но это точно не то, о чём стоило знать его подопечному.       МакКой мысленно приказал себе перестать ныть и снова расслабился на полу. Вечер отпускать отчаянно не хотелось.       Хан, слегка прикрыв веки, наблюдает за доктором. Его перья, металлически поблескивая отражённым от кальяна светом, лежат спокойно сейчас. Не топорщатся, не подёргиваются, лишь единожды прошла по ним волна, лёгкая, как ветер колышет траву, и успокоилась.       – Ваши крылья напоминают мне жидкий металл, доктор, – сказал Хан, передавая ему мундштук. – Сейчас – жидкий. Как ртуть.       – Раньше они были просто серыми, – он хмыкнул. – Поэтому меня так зацепил твой рассказ про отрубленные крылья и потерянные души. У крыльев нет причины менять цвет просто так, а наука этого объяснить не может. Но такое случается. Я не верил, пока этого не произошло со мной.       – Мои изменили цвет, когда мне пришлось переступить через себя ради спасения моих людей. А вы удивительный человек, доктор. Если ваши крылья изменили цвет действительно без видимой причины – то вдвойне удивительный.       Доктор выпускает дым изо рта, его лёгкие пары теряются где-то в сумраке у потолка.       Его форма неорганична ему сейчас. Казённый синий. Чёрный, как у самого Сингха, смотрелся бы лучше.       – Без причины ничего не происходит. – Доктор слегка пожал плечом. – Но продолжая наш вечер комплиментов, скажу, что мне редко доводилось видеть такие гармоничные крылья, как твои. Обычно в крыльях что-то да не так, что-то да не вяжется – форма, цвет, толщина перьев, состояние костей и суставов с желанием человека летать, размер крыльев с весом – и так далее. Список бесконечен. Твои же как будто боженька ваял – если таковой у нашей вселенной имеется.       – Возможно, дело в генетических модификациях. Хотя я предпочитаю думать, что генетики попросту улучшили во мне то, чем я обладал.       Хан усмехается, отмечая, как изящно доктор перевёл тему. Напахнуло изяществом манер времён Возрождения.       – В любом случае, мне приятно, – Хан склонил голову. – Мне нечасто делают искренние комплименты.       – А ты часто их заслуживаешь, м? Хотя это не критерий. Я вот работаю как проклятый – и что? Главным предметом восхищений и восхвалений в корабельных сплетнях всё равно остаются капитан и коммандер. А теперь ещё и ты появился – такой загадочный и интересный, так что мне и подавно ничего не светит.       Мягкая, без всякой злобы самоирония доктора выглядела почти доверительным жестом. Пожалуй, так разговаривают… с близкими приятелями.       – Я не думаю, что в вашем окружении нет людей, которые не хотели бы сделать вам комплимент, доктор. Просто вы не выглядите как человек, который его примет. На работе, по крайней мере. Кстати, для вашей загруженности, у вас удивительная осведомлённость о корабельных сплетнях.       Хан сел и склонился над углями. Они уже еле тлели – от его осторожного дуновения огненные прожилки, прочерчивающие их, вспыхнули ярче, но, едва оно закончилось, потускнели.       – Приходится, видишь ли. Знать настроение экипажа, разбираться в происходящем. Иногда это необходимо, хотя и утомительно. Я бы с радостью не знал многих вещей, – говоря это, доктор смотрел в сторону. Судя по взгляду, вновь ставшему бесцветным и нечитаемым, он опять «закрылся». Потом он сел и сказал: – Ну, я благодарен тебе за посиделки и разговор, но отчёт сам себя не напишет.       Было немного жаль уходить, но Хан и сам чувствовал, что вечер пора заканчивать. Он молча собрался, потушил угли оставшейся водой. Перед самым уходом только обернулся, склонил голову.       – Спасибо за чудный вечер, доктор.       Спок мог назвать пять случаев в своей жизни, когда его эмоции так же плохо поддавались контролю, как в этот вечер.       – Он поддавался мне, – сказал сразу же, едва они с Джимом оказались в его каюте. Капитан всю дорогу был молчалив и хмур, и Спок понимал, что разозлил его, но сейчас его это мало трогало.       – Зачем ты вообще ввязался в эту драку? Ты не мог не понять, что он провоцирует, нет, но ты ввязался.       Джим оборачивается к нему. Складывает руки на груди.       – Зачем, Спок?       Его голос жёсткий и холодный, он и сам на взводе сейчас.       – Отказаться значило уронить авторитет в глазах подчинённых, Джим, – Спок скрещивает на груди руки, чуть прищуривается, разглядывая его. – Это происходило на глазах у всех. Я думал, ты понимаешь.       – Ты... ты понимаешь, какую чушь несёшь сейчас, Спок?!       Джим не выдерживает. Он повышает голос, прижимает пальцы к вискам и отходит дальше, к кровати.       – Какой авторитет ты уронил бы, Спок?! Ты уже победил его раз, да и... не будь этого... ты думаешь, действительно думаешь, что наша... НАША команда, Спок, ожидает от тебя каких-то ратных подвигов? Ты чем думал в этот момент?!       – Я постараюсь объяснить, – перебил Спок холодно, ощущая, как вздыбливаются крылья за спиной. – Это было всего лишь приглашение на совместную тренировку в воздухе. От такого не принято отказываться. Особенно обладателям самых мощных крыльев. Особенно при таком скоплении народа. Это бы выставило меня нерешительным, а значит – плохим руководителем.       – Ты знаешь, что на самом деле выставило тебя плохим руководителем? Твоя неспособность отказаться. Ты пошёл на поводу у толпы, так руководители делают? Ни за что не поверю, ни за что, Спок, что ты забыл о состоянии своих крыльев. Да мать твою!       Джим пнул кровать, смотря на неё с такой ненавистью, будто она была причиной произошедшего инцидента.       – Я вижу, ты многого не понимаешь в крыльях, – заметил Спок, окончательно замыкаясь. Ему удалось сохранить тон максимально отстранённым. – Если это необходимо, я готов понести дисциплинарное наказание.       – Я не как капитан сейчас говорю! А-а-а...       Джим подходит к нему в пару стремительных шагов, хватает за плечи и встряхивает.       – Посмотри на меня, Спок. Не смей закрываться. Ты знаешь, насколько тяжело и больно переносить крыльные болезни?       – Лучше, чем ты думаешь, Джим.       Спок прекрасно помнил, как в подростковом возрасте дважды ломал кости крыльев – один раз слишком сильно стянул их фиксатором, в другой во время драки в школе, когда по фиксатору ударили, и он вывернул крыло. Исключая эйдетическую память, которой Спок был наделён из-за вулканской крови, крайне сложно забыть самую сильную боль в своей жизни.       Взгляд Джима смягчился. Он отпустил одно из плеч Спока и положил ладонь на его щёку. Ласково погладил большим пальцем.       – Ну и что тогда? Я говорю тебе серьёзно, не пострадал бы твой авторитет от отказа.       Спок отрицательно качнул головой и накрыл его руку своей.       – У тебя не было повода испытать подобное, что я считаю положительным моментом. Мой авторитет пострадал бы. Когда речь идёт о крыльях, люди становятся предсказуемыми. Хан тоже это знает, но у меня ещё остались вопросы, почему он предпочёл мне поддаваться во время поединка. Я не верю в искренние намерения, когда речь идёт об этом человеке.       – Я знаю свой экипаж, Спок. И адекватность Хана подтвердил МакКой. Ему я верю.       Джим отнимает их руки от щеки Спока, целует его ладонь, прижимается щекой к ней, трётся. Его тёплые голубые глаза смотрят уже без злости, даже с лёгким пониманием.       – Тебе не нужно доказывать свою состоятельность на моём корабле. Ты мой коммандер. Ты победил Хана и спас мне жизнь. – Джим отпускает его руку, отпускает второе плечо, притягивает к себе за талию.       Спок плавно раскрывает крылья и сводит их за его спиной так, чтобы они оба оказались в коконе.       – Это твоё решение, верить, – говорит тихо, касаясь губ Джима пальцами. – Я верить ему не собираюсь.       – Давай оставим этот разговор, – Джим ловит кончики его пальцев губами, мягкое, тёплое, бесконечно приятное касание. – И никаких поединков, пока не разрешит Боунс. Я хочу уже спать с тобой и не думать, как причинить тебе меньше вреда этим.