For your family

      Это была долгая неделя. МакКой – Джим его мысленно такими словами поносил, какие и выговорить-то не захотел бы – запретил Споку лежать на спине целую неделю.       Но Джим хотел Спока! Он хотел его в кровати, в ванной, на полу, в коридорах, в турболифте, на мостике, в своём капитанском кресле – он хотел его постоянно, безудержно, иногда выть хотелось от желания и невозможности его реализации.       Нет, они позволяли себе разок или два перед сном. Джим устраивал Спока полусидя и отсасывал ему – это раз, а потом брал его вот так – это два. Спок всё равно пытался хлопать, Джима даже пару раз подбрасывало от его не-хлопков, но если отказаться и от этого…       Джим точно потерял бы голову. Он заклинил бы турболифт, вжал бы Спока в стену где-нибудь в коридоре. Сейчас даже на смене нельзя было отвлечься на работу – они неделю изучали планетоид, туда спускались группы высадки, иногда там же устраивали лагерь на ночь, чтобы не скакать туда-сюда. Работа Джима заключалась только в разборе отчётов научников и инженеров по исследованиям.       И вот периодически, отрываясь от очередного отчёта, он поднимал глаза на Спока… и всё, пару минут о работе думать уже невозможно, потому что мозг тут же начинает работать совсем в другом направлении. Картинки всякие кидает, где Спок вылизывает мошонку Джима, сидящего прямо здесь, в кресле. Спок вылизывает, прижимается щекой к его эрекции, а пальцами – о-о-ох – орудует у ануса, слегка надавливая, кружа, дразня.       Или ещё – как они заходят в турболифт, останавливают его, и Джим берёт Спока, вжимая его грудью в стену. Берёт сильно, глубоко, размашисто, целует его шею, сжимает его бёдра, вдыхает запах, стонет, прижимаясь губами к плечу, чтоб было не слишком громко.       А вот ещё…       И ещё…       Мозг Джима был неистощим. Он подкидывал самые разные ситуации, где «можно было бы», и во всех них их ничто не ограничивало. Спок МОГ лежать на спине, МОГ хлопать крыльями, МОГ выгибаться под ним, стонать, целовать, вылизывать, трахать, отдаваться – всё это было можно. После смены, наполненной такими фантазиями, находиться со Споком в одном помещении было затруднительно. Джиму казалось, что его желание разливается по комнате, оно жаркое, пахнущее их разгорячёнными телами…       В результате в их совместные вечера в капитане просыпалась совершенно неуёмная активность. Он просто не мог сидеть на месте – чтобы не начинали лезть всякие мысли – и придумывал себе занятия, да такие, чтоб поактивнее. В один из вечеров он просто сбежал в тренировочный зал, убегался там так, что пришёл и просто свалился спать. Спок потом всё утро был слегка надутый.       А сегодня Джим решил избавиться от фиксаторов Спока. Он пришёл в каюту Спока, вывалил их из шкафа и сейчас просто сидел под внимательным взглядом коммандера и изучал каждый из них.       – Вот этот, – он поднял устрашающего вида металлический фиксатор. В его креплениях застряли частички перьев, – его разве не в тюрьмах используют?       – Для конвоя особо опасных преступников, – ответил Спок, глядя на него нечитаемо. Дескать, я тут ни при чём и вообще. Но кончики ушей заметно позеленели.       – И где ты его откопал? Это было законно?       Джим потряс фиксатором. Металлические крепления слегка зазвенели.       – Меня снабдили им на Вулкане. – Спок уткнулся взглядом в падд и отвечал крайне неохотно. – Когда я сдавал вступительные в Вулканскую Академию наук. Я должен был контролировать себя идеально, чтобы мой дефект не бросался в глаза.       – Тьфу, ну и гадость… А ещё гуманисты…       Джим с отвращением отбросил фиксатор. Ему показалось – и он надеялся, что только показалось – что на парочке звеньев он заметил бурые следы. Перешёл к другому: кожаные ремни, упругие вставки. По сравнению с остальными, этот фиксатор был даже комфортным.       – Спок, почему ты не носил вот это? Я его вообще не помню.       Спок тихо выдохнул.       – Три таких я порвал в подростковом возрасте, когда… не получалось вовремя справиться с эмоциями. Ношение этого фиксатора не имело смысла, но мама всё равно положила мне его в багаж, когда я покидал Вулкан.       – Потому что кое-чьи крылья слишком большие и сильные, ммм? – Джим подмигнул ему, откидывая и этот фиксатор. – Я серьёзно. Кем надо быть, чтобы посчитать эту красоту дефектом? Ты же мог летать!       Спок слегка встряхнул крыльями и поднял голову от падда. Он был очень серьёзен.       – Когда при малейшем шевелении крыльев тебя преследуют взгляды – в школе, на улице, на дополнительных занятиях в храме – очень сложно прощать себе такой недостаток. Сначала я летал по ночам в саду у нашего дома. Мама говорила, надо быть выше этого, но я не мог, и в конце концов она сдалась. Она учила меня летать ночами. Выходил утром на завтрак я всегда в фиксаторах. Отец был строг в этом отношении. А в подростковом возрасте я сам отказался от полётов и стал пользоваться жёсткими фиксаторами. Мама не смогла меня переубедить. – Его голос внезапно чуть изменился, стал глубже, задумчивей и мелодичней, и Джим догадался, что так выражается у Спока скорбь. – Она всегда говорила, что я излишне строг к тому, что она мне подарила. Я называл её слова нелогичными и действительно считал их таковыми. Ненависть к собственной человечности была для меня в порядке вещей. Полагаю, ей было больно смотреть на то, что я делаю со своими крыльями. Именно мама уговорила меня пойти в Звёздный флот тайком от отца. Если бы я мог теперь сказать ей за это спасибо – я сделал бы это, не задумываясь о логичности произнесения подобного вслух при любых свидетелях.       – Спок, я говорил не о тебе, – Джим чуть наклонился к нему, чтобы провести пальцами по его щеке. Глаза Спока сейчас были похожи на два огромных чарующих омута. – Я об остальных. Ты – молодец, что смог с этим бороться. Я тобой горжусь.       Спок лежит на животе, раскинув два расслабленных крыла практически на всю комнату. Это гладкое чёрное великолепие погружает эстетическое чувство Джима в непереходящий экстаз.       – Твои крылья прекрасны, Спок, – Джим продолжает смотреть в его глаза, поглаживать прохладную кожу щеки. – Ты весь прекрасен. – Тихо прыскает, – если б ты знал, что я о тебе думаю во время смен…       – Я догадываюсь.       Спок протянул руку и коснулся Джимовой щеки двумя пальцами в самом целомудренном вулканском поцелуе, какой только свет видывал. Вид у него при этом был слегка растерянный и уж точно не целомудренный.       – Сегодня истекает срок запрета на активные махи крыльями.       Джим почувствовал, что от этой фразы кровь в его теле как по мановению волшебной палочки устремилась от мозга к половым органам. Он подтягивается к Споку, проводит носом по его шее – нутро дрожит в предвкушении.       – Тогда нам нужно принять другое положение, да? – шепчет Кирк, согревая дыханием его кожу. – Избавиться от одежды. О господи…       Боунс как-то раз сказал, что потенциал кирковой ебливости стремится к бесконечности. И сейчас Кирк прямо почувствовал, как этот потенциал подкинул его на кровать к Споку, перевернул того на спину и уселся сверху.       Не то чтобы Спок был против.       – Ты забыл, да? – спросил тихо, притягивая его к себе ближе и зарываясь пальцами в пух у крыльных оснований. Спок любил погружать туда пальцы полностью или греть их в пуху, перебирать пух… короче, взаимодействовать с пухом.       – Забыл.       Джим, дрожа, расправляет крылья, подставляясь под ласковые прикосновения, и завладевает губами Спока. Все мысли – о фиксаторах, о вулканцах – вышибает из головы тут же.       – Посмотрите, – лаборантка, то ли Хильсон, то ли Нильсон, принесла результаты анализа последних образцов. – Химический состав более близок к растениям. Но модели гуманоидов, которые мы воссоздавали…       МакКой и без неё знал. Растениями там не пахло. Но всё же у всех найденных на корабле-планетоиде останков был подобный химсостав.       – Либо это разумные гуманоидные растения, либо всё наше оборудование резко вышло из строя, – пробормотал МакКой, проглядывая страницы результатов. Рядом с видом задумчивого наивняшки пристроился Спок. Но Боунс видел, во-первых, общую встрёпанность крыльев, а во-вторых, коммандер клевал носом. Значит, не медитировал. Не нашёл времени для медитации.       – Коммандер, что вы по этому поводу думаете? Потому что я даже не знаю, с чего начать, – сказал МакКой, кинув взгляд на старшего научника. Спок сам вызвал его сюда для консультации, когда лаборатории зашли в тупик.       Он не поднял головы от падда.       – Я думаю, не мешает посмотреть вам, доктор. В течение двух-трёх дней. Возможно, непосредственно на корабле, – отозвался с некоторым запозданием. – Вы не спускались туда уже две недели – это немалый срок. На месте вас может озарить.       Боунс молчал и продолжал на него смотреть. Только чуял, как за спиной встают дыбом перья.       – Нам приказано доказать безопасность планетоида для его дальнейшего изучения и использования, а с такими противоречивыми данными мы даже свою безопасность без поясов не можем гарантировать, – сказал Спок с нажимом.       – Веришь в меня, значит, – МакКой возвёл глаза к потолку. Это называется «вызвать для консультации». – Похвально. Думаешь, я один найду ответ на то, на что три лаборатории найти не могут?       – Вы один сумели воскресить капитана.       МакКой с выдохом хлопнул ладонями по столу.       – До конца жизни мне это припоминать будете – ты и Звёздный флот.       – Есть и ещё одна причина. Группа из инженерного сутки назад перешла на новый контрольный узел, соответственно, нам стали доступны новые участки и ярусы. Мы обнаружили закрытый карман, комнату, полностью изолированную от остального корабля и также заполненную трупами. Учитывая то, что комната была запечатана, там либо находились первые умершие, либо у умирающих гуманоидов были иные причины запирать себя в комнате с ограниченным запасом воздуха. Паника или слухи недопустимы, поэтому я хочу, чтобы карман проверили вы с вашими людьми.       Говоря это, Спок встревоженным не выглядел, но в голосе напряжение ощущалось.       – Вот что, гоблин, давай без нагнетания. Надо спуститься на планетоид – я спущусь.       – Доктор…       – И своего подопечного я возьму с собой. Лишние мозги мне под рукой не помешают.       – Доктор М…       – Палатка, одноместная, с силовым полем, потому что спать в поясе я не собираюсь, – закончил МакКой.       Зеленоухий приподнял бровь.       – Всё это я хотел предложить и так.       – Ну, я рад, что мы пришли к взаимопониманию. Жду от вас официальный приказ о спуске.       Фыркнув, МакКой вышел из кабинета. Только ночёвок на чёртовом платиновом булыжнике ему и не хватало для полного счастья.       Джим, прознав, что МакКой собирается свалить на планетоид – экспедиция предполагалась на пару-тройку дней, понял, что пришло время икс.       Предпосылки времени икс он почувствовал недавно. Просыпаясь, он видел небольшие опушённые участки простыни, отдельные пушинки летали в воздухе и оседали в сливе ванны после мытья.       А вот Спок ничего не говорил. Ни звука. Ни разу. Он заметил, это точно, потому что… ну, во-первых Спок очень любит его пух. Он трётся щекой о него, запускает туда пальцы, чуть ли не мурлычет, на самом деле, когда касается Джимовой спины. Должен был заметить, что клочки пуха начали отходить.       А во-вторых, это Спок, и он – вулканец. Он замечает вообще всё. Сколько у Джима родинок, в какой зависимости находится число и интенсивность его оргазмов по отношению к действиям Спока, как часто он бреется и какова траектория скольжения мочалки по его телу во время мытья. Да, Спок уже изучил и это. Он точно понял, что Джиму пора вычесаться. Просто говорить не стал. Хотелось бы, конечно, проверить эту всю фигню, протянуть, позволить МакКою спуститься, проследить поведение Спока после этого… но, как бы Джим в чудесные вулканские пальцы Спока ни верил, в вычёсывании он предпочитал старого доброго МакКоя. Поэтому вечером перед спуском экспедиции он помылся и принялся за сборку сумки.       Спок насторожился. Он делал вид, что сводит отчёты, но Джим видел – нет-нет да поглядывал на него из-за падда.       Поэтому Джим собирался медленно и со вкусом: сложил клеёнку, достал расчёску с верхней полки – специально встал на носки и вытянулся под настороженным взглядом, перешёл к поиску чистой одежды…       – Ты собираешься к доктору? – спросил Спок минут через пять, отложив падд. – Очень вовремя. Я тоже хотел напомнить тебе об этом.       А говорят, вулканцы не врут.       – Он в экспедицию завтра, а я не хочу облепить всё пухом, родной. – Джим достал чистые штаны, перекинул их через плечо и перешёл к поискам футболки. – Ты же не сердишься, что я не приглашаю тебя с собой?       Джим внутренне замер после последней фразы. Вряд ли Спок вообще думал о такой возможности.       – Нет, – ответил он через паузу, – вам с доктором необходимо пространство для дружеского общения.       Охренеть неожиданно.       Джим всё собрал, уложил, застегнул сумку. Походя чмокнул Спока в его очаровательный лоб – как же было сложно, чёрт возьми, не перейти к губам и не забить на всё вычёсывание к чёрту.       Спок перешёл к настоящему поцелую сам. Он привстал на стуле, потянулся через стол и поцеловал так, будто им грозило неделю не видеться.       Господи всемогущий, у Джима от его поцелуя чуть земля из-под ног не ушла, его в жар бросило, даже сумка упала – разжались пальцы – Джим обвил шею Спока руками, зарылся пальцами в волосы, целовал, целовал, и хотел уже оседлать его колени…       Спок разорвал поцелуй.       – Ты пропустишь вычёсывание, – он ласково провёл ладонью по его волосам. – Иди.       – Ты сделал это специально, да? Специально, чтоб я поцеловал тебя и передумал уходить.       – Разумеется, нет, – Спок проник рукой под его форменку и зарылся пальцами в основания крыльев, поглаживая участок спины между ними. – Только если ты сам захочешь. А ты хочешь получить профессиональное вычёсывание, так что я, зная об этом, и не подумал бы препятствовать твоему желанию.       – Маленький. Вулканский. Говнюк.       Джим кусает его за нижнюю губу. Он безумно хочет остаться – действительно, чем плохо? Спок его вычешет. Вычешет так ласково и тщательно, что на середине вычёсывания они оба не выдержат, начнут целоваться. Спок обнимет его сзади, Джим выгнется в его чутких руках, притрётся задом к его паху, где…       От одних мыслей жарко. Так что Кирк резко выпрямляется – взгляд всё равно прикипает к потемневшему месту укуса на Споковых губах, прочищает горло.       – Я тебе такую трёпку задам, когда вернусь, родной, – ласково обещает Споку.       – Удачного вычёсывания, – желает Спок нейтрально, и если бы не горящий взгляд, выдающий его с потрохами, и не скажешь, что он тут планы по совращению капитана устраивал. – Передай доктору, что для него найдётся одноместная палатка.       МакКой смотрел, как Джим заваливается к нему, приваливается к стенке с совершенно ошарашенным видом и невидящим взглядом вперяется в потолок.       Ну ясно всё.       Боунс берёт ведро воды – каждый раз подготавливает, чтобы обмывать чесалки от пуха, и окатывает капитанского пиздюка от души, сверху вниз, тепловатой водичкой.       – Спасибо, – он сопит, с силой проводя ладонью по лицу. Потом по волосам. – Меня щас совращали. Жёстко. Морально поимели, так сказать.       МакКой понимает, что это бесполезно. Всё бесполезно, пока они влюблены активно. Полгода, что ли… примерно. Он забыл, как это бывает.       – Стягивай мокрые шмотки и садись, – он махнул в сторону табуретки, одиноким архипелагом стоящей посреди расстеленной клеёнки.       – Да погоди, мне бы вздрочнуть.       Джим шлёпает в ванную, оставляя после себя мокрые следы.       Джим душевно передёрнул, представляя, как Спок отдаётся ему прямо на приборной панели. Его глаза были тёмными и глубокими, рот – жадным, задница – узкой и горячей, и весь он был таким… сексуальным, таким…       Джим с трудом взял себя в руки, чтобы не кончить МакКою на мочалку. МакКою вообще не нравилось, когда кончают на его вещи – Джим помнил, как в общежитии раз отправился в душ с его полотенцем, а потом Боунс обнаружил там его сперму. Весело было.       Заодно ополоснулся ещё раз.       К МакКою вышел посвежевшим и адекватным.       Боунс смерил его взглядом, поднялся с кровати, по пути прихватив что-то со стола, и кинул на табурет полотенце.       – Это чтобы ты задничкой своей розовенькой не прилип к табуреточке, чудила, – сообщил недовольно. – Садись уже.       – Меня Спок к тебе ревнует, – довольно поведал Джим, усаживаясь. – Ну не совсем к тебе. К твоим рукам. И знаешь, если он так горячо будет меня отговаривать от вычёсываний у тебя, я даже не против.       – А уж как я не против! – ожидаемо послышалось сзади вместе с прысканьем пульверизатора. Боунс смачивал его пух. – Пусть вычёсывает. Я счастлив буду. Но одно я знаю точно: таких рук у него не будет. Это дар божий, Джим, и мне он достался. А вам всем – нет.       – Ох, ну надо же всё свести к убогой утилитарности… Я говорю, чтобы он меня отговаривал, а не вычёсывал.       От МакКоя слегка пахнет алкоголем – поддал, видать. Виски, скорее всего, его любимое вечернее «блюдо». Знакомые поглаживания пуха – МакКой трамбовал его ладонью, чтобы лучше смочить – расслабляют, Джим опирается о сиденье стула ладонями.       – Нет, если я начну расхваливать твои руки, он меня вообще отпускать перестанет.       – О-о, друг мой, – пшиканья сменяются приятным тянущим чувством в основании – МакКой принялся за вычёсывание. – Хотелось бы сказать, что на правду не обижаются, но с влюблёнными не тот случай.       – Ммм… да. – Джим чуть щурится от удовольствия. Улыбается. Руки Боунса не зря называют волшебными, каждое их прикосновение отзывается симфонией приятных ощущений по всему телу. Ох как он должен быть хорош в постели, очешуеть можно. – Да ладно, все знают, что твои руки лучшие в Федерации. Спок тоже знает. Просто теоретически. Ну и… да, практически ему лучше об этом не думать. Он мне даже не сказал, что пора вычёсываться, когда пришло время. Ждал, пока ты свалишь, видимо.       – Ну-у, это же очевидно. Он заполучил тебя и жаждет прибрать к рукам всего – вместе с твоим пухом.       Они медленно переговаривались. МакКой прочёсывал его пух, параллельно ощупывая спину и диагностируя состояние оснований, и это было так приятно, так расслябляюще…       Джим сам не заметил, как задремал. Вот прямо сидя на табурете.       Сначала это звезднота ксеноебливая уснула. Ну и ладно, главное, со стула не падала. МакКой хлебнул ещё виски и продолжил вычёсывание, негромко напевая себе под нос. Распустил собственные крылья – они расслабленно повисли по сторонам. Он вычёсывал качественно, весь уходя в это занятие и периодически отвлекаясь, чтобы собрать пух влажной губкой и сбросить в пакет для утилизатора.       Он был рад за Джима. И, пожалуй, доволен, что в огромном пустом космосе Джим нашёл того, в кого можно влюбиться без памяти. Может быть, дружеских посиделок под пиво и пиццу с просмотром очередного притащенного Кирком фильма им теперь не видать. С другой стороны, это всё мелочи. Вон он какой счастливый. После всей случившейся дряни, после воскрешения.       Мысли текли сами собой, неторопливо и плавно, комья влажного пуха слезали с оснований Джимовых крыльев, увлекаемые частыми зубьями чесалки.       Но когда ровное дыхание Джима сменилось бормотанием, насторожился.       – Шп… пок… – капитанский пуховой засранец даже во сне умудрялся видеть свою зеленоухую любовь. – Шпок… Да, сюда…       МакКой задумался, дать ему шлепка по шее холодной мокрой тряпкой щас или повременить. Решил повременить и вместо это ещё пощекотал крылья чесалкой.       Джим вздрогнул, заёрзал…       – Ох, чёр… шпо… брлбрл… шпок…       Ну, это как минимум неприлично.       МакКой убрал руки от его крыльев и тихонько попятился к ведру с водой.       – Ну не занудствуй, ну… А-а-а!!!       От ведра воды, вылитого прямо на голову, Джим заорал, замахал руками и свалился с табурета.       – Либо ты ведёшь себя нормально, либо я вручаю тебе чесалку – и вали к своему коммандеру вычёсываться.       – Я спал!!!       Джим с видом оскорблённой невинности принялся вытираться и отплёвываться. Пофыркав, снова взгромоздился на стул, но продолжал глядеть на МакКоя волком.       – Ты просто глумливая сволочь, – высказал, тряхнув крыльями. Несколько капелек попали в том числе и на самого Боунса.       – Ну знаешь, – МакКой дерябнул его чесалкой по пуху, не вредно, но чувствительно, – мне это межвидовое аудио-порно он-лайн бесплатно без регистрации даром не сдалось.       – Не сдалось тебе… – Джим чуть ли не фыркает, как недовольный кот, – чёрт возьми, такой сон спугнул...       МакКой дёрнул его за плечо, возвращая в нужное положение.       – Сон ему, значит, спугнули. Ничего, переживёшь. Ну-ка давай живо, расскажи мне последние новости по изучению планетоида.       Работа в лабораториях по-прежнему была не особенно интересной, но сейчас Хан хотя бы нашёл относительно увлекательный материал для своих исследований. Это мало относилось к тем областям, которыми занимались научники на Энтерпрайз – судя по данным, которые получил инженерный отдел с планетоида, у этой расы было крайне занимательное бактериологическое оружие. Хан даже нашёл себе напарницу по исследованию – терранку-альбиноса, интересующуюся бактериями и не интересующуюся самим Ханом.       Последнее было особенно отрадно. Дамы – и некоторые джентльмены – осознав, что Хан теперь действительно не представляет опасности, начали проявлять к нему интерес. Одна из граней интереса заключалась в том, что ему стали наносить вечерние визиты, благо, свобода сексуального самовыражения в Федерации приветствовалась. Хан не был недоволен этим. Ему нравился секс. Нравились женщины. К мужчинам он тоже относился благосклонно. Организм сверхчеловека сбоев не давал. И всё же некоторые вечера хотелось бы оставить для себя – почитать – его напарница, Ада Йоргенсен, скинула ему преинтереснейшие книги. Покурить. Нанести визит доктору – сам доктор заходил к нему на несколько минут каждый вечер, но не ради общения, а исключительно по работе. Задержаться в тренажёрном зале на пару-тройку часов. В конце концов, лечь в ванну и предаться размышлениям – Хану, живущему в комнате для старшего офицерского состава, была доступна ванна.       – Что ж, Флаффи, я бесспорно хорош.       Свинья слегка удивлённо взирала на него с кресла. Хан после душа (мисс Циммерман покинула его пятнадцать минут назад) причёсывался у зеркала.       – Но лучше бы меня побаивались. Возможно, стоит завести отношения?       Он обернулся к Флаффи. Она всё ещё выглядела удивлённой.       – Безусловно, Флаффи, безусловно. Мисс Циммерман – прелестная девушка, но сближаться с ней у меня нет ни малейшего желания. И завтракать тоже, несмотря на её намёки.       Хан вернулся к расчёсыванию. Триббл, накормленный, расчёсанный, музыкально урчал в своей клетке. Возможно, его присутствие в комнате также влияло на энтузиазм посетителей. Как упомянул доктор, заставить этого триббла "петь" затруднительно даже при тщательном уходе.       Следующим утром вместо того, чтобы прямой дорогой отправиться в столовую, Хан завернул к каюте доктора. Ему всё ещё не хотелось делить завтрак с мисс Циммерман, а сама мисс была близка к тому, чтобы навязать ему своё общество.       – Доктор, – поприветствовал Хан открывшего ему доктора. И с удовольствием заметил самую первую, самую искреннюю его реакцию – удивление.       – Что-то случилось? – он отошёл от двери, давая понять, что готов выслушать.       – Случилось время завтрака, доктор. – Хан прошёл, но недалеко. Оставаться тут надолго он не собирался. – И я хочу составить вам компанию.       Этому доктор не удивился, только кивнул, отойдя к зеркалу, и взял в руки фен. Видимо, появление Хана отвлекло его от сушки волос.       – Подожди минуту. И пойдём.       – Вы не удивлены?       Хан сел в кресло, которое в его комнате занимала Флаффи. Эта резиновая свинья так гармонично вписалась в его жизнь, диву даться можно.       Тихонько зашуршал фен, поток воздуха волной пробежался по влажным волосам доктора, на миг взметнув вверх его чёлку.       – Я удивлён только тому факту, что ты предпочёл завтракать не в одиночестве у себя в каюте – при твоей-то нынешней популярности, – сам доктор чуть повысил голос, чтобы перекрыть шум, и принялся расчёской укладывать непослушные пряди.       – Мне же нужно социализироваться.       Хан усмехнулся, понимая, насколько это "социализироваться" выглядит смешно в свете той же внезапной его популярности.       – К тому же, я не против восторженных почитателей. Просто не каждый день.       Через минуту доктор окончательно принял свой привычный вид, влез в ботинки, чуть одёрнул форменку, прицепил к поясу чехол с паддом и сказал:       – Да, к числу твоих восторженных почитателей я явно не отношусь.       – Хм…       Хан, поднявшись на ноги, окинул доктора оценивающим взглядом.       – Пожалуй, от такого почитателя, как вы, я бы не отказался. Даже интересно, в чём выражалось бы ваше почитание. Выходим?       Уже в коридоре на пути к лифту доктор вдруг фыркнул.       – Готов поспорить, многие теперь мечтают занять моё место. Следить за тобой и твоей адаптацией к корабельному быту, диагностировать, составлять отчёты… мять твои крылья, – он едва заметно улыбнулся. – Проникнуть в тайну личности, так сказать. А ещё две недели назад на нас с тобой таращились бы как на зачумлённых, вздумай мы совместно появиться на завтраке. Лютый доктор МакКой, воскрешающий мёртвых, и его дьявольский подопечный, почти уронивший «Энтерпрайз».       – Даже жаль, что нам не пришла такая идея.       Хану тоже смешно. Он подходит к лифту, жмёт кнопку вызова – в пересменок его всегда приходится дольше ждать.       – И всё же, доктор, никто вас не заменит. – Когда открывается дверь, он делает жест, приглашающий доктора зайти первым. – У вас волшебные руки.       – Продолжаем вечер комплиментов? – доктор хмыкнул, входя в лифт. – Но, боюсь, это всего лишь профессиональное. Мне просто нельзя иметь грубые или нечувствительные руки.       – Я знал докторов, назвать которых костоломами было бы злостным преуменьшением, так что профессия не показатель. К тому же, вы сами сказали, что комплиментами вас не балуют. Так почему бы мне это не исправить? По крайней мере, я точно буду искренен.       Лифт доставляет их к нужному коридору, раскрывает двери, выпуская в оживлённый коридор. После того, из которого они вышли – небо и земля. Занимательный контраст.       Они дошли до столовой молча. Люди смотрели на них, некоторые – оборачивались. В словах доктора об их «зачумлённости», перешедшей в Ханову популярность, явно была очень точно подмеченная истина. И Хан не удивился бы, если бы они стали предметом самых популярных сплетен на пару дней. Или больше.       Даже жаль, что никто не видел, как они вместе выходили из каюты.       Хан любил сплетни. Они помогали очень точно определить, кто и что волнует людей.       В молчании же они взяли подносы, собрали себе завтраки и уселись за небольшой стол у стены. Завтрак доктора, как и ожидалось, был здоровым и сбалансированным: овсяная каша из цельных зёрен на воде с мелко нарезанными распаренными сухофруктами и мёдом, чашка зелёного чая, в который он бросил два кубика дынного подсластителя.       Хану же учёный, некогда усовершенствовавший его тело, рассказал, что сверхчеловеческий организм в состоянии самостоятельно разобраться, что и в каких количествах ему нужно. Так что Хан завтракал бифштексом с кровью (гарнир из спаржи, крепкий чёрный чай с сахаром).       Если вспомнить, доктор при нём не ел до этого. И даже не перекусывал. В его кабинете на его столе стояла небольшая вазочка с сухофруктами. А ещё – регулярный спортзал и бассейн.       – Доктор, вы склонны к полноте? – ненавязчиво поинтересовался Сингх.       – Недоработка моих генов. Тебе-то, конечно, подобное незнакомо, – кивнул он спокойно, беря в обе руки чашку с чаем. И с полминуты умиротворённо держал её в обхвате ладоней, словно укачивал, прежде чем отпить. Действие походило на привычное.       – Отчего же. До генетического улучшения я страдал от аллергии. – Хан начинает разрезать бифштекс. – Не нужно идеализировать меня, доктор. Ничто человеческое мне не чуждо… было, по крайней мере.