For your family

      Их отправили на планетоид ближе к обеду – перед этим был ещё один инструктаж, в этот раз группу высадки снабжали подробными картами, инструкциями к приборам планетоида, встраивали в переводчики на паддах язык погибшей расы. Хан в очередной раз оценил то, что Федерация была ориентирована на изучение, а не на завоевание. На Ботани-Бей работа, которую лингвисты и инженеры корабля выполнили за двое суток, заняла бы недели. С современными технологиями – дней пять. После инструктажа их разбили на пары, каждой паре выдали двуспальную палатку с силовым полем, запас воды, небольшую аптечку (гель-регенератор, слабое обезболивающее и тому подобное), контейнер для отходов (для последующей утилизации).       В пару Хану достался томный темноглазый научник. Лучше бы доктор, потому что очень уж Хану не нравился энтузиазм, с которым научник воспринял их «воссоединение».       После инструктажа темноглазый научник вырос перед Ханом, не успел тот подняться со своего места.       – Меня зовут Том, – поведал проникновенно.       – Джон Харрисон. – Хан пожал его руку. До смешного фальшивое «знакомство». – Ты дашь мне пройти?       – Я просто хотел сказать, что я очень-очень…       – Безразличен мне? Надеюсь, это взаимно.       Хан доверительно наклонился к его уху – кстати, пахло от научника вполне приятно. Можжевельник?       – Том, нам предстоит одна ночь в двуспальной палатке. Я планирую её спать. Не надейся на что-то большее.       – Очень было надо.       Том, фыркнув, удалился, а Хан поймал внимательный взгляд доктора – изучаете, дорогой сэр? – и подмигнул в ответ.       Доктор, к слову, был один. В смысле, у него была одноместная палатка и двое ассистентов со своей палаткой. Его одноместную внесли отдельно, и коммандер Спок передал её доктору со словами «всё, как вы просили».       Хотя Хан сомневался, что для обладания одноместной палаткой следовало просто попросить. Возможно, для этого нужно было быть доктором.       Огромное пространство переходов, галерей, комнат и залов, объединённых мостами и арками – планетоид был поистине огромен, и поистине, без навигационных систем, встроенных в падды, и коммуникаторов заблудившегося здесь ждала бы одна участь – медленная смерть.       Каждую группу высаживали на неисследованном участке планетоида и уже на нём каждая отдельная подгруппа из двух-трёх человек выбирала себе дорогу. При этом они постоянно поддерживали связь с другими группами и с инженерным отрядом, работающим на командном узле.       В этот раз их всей группой из двадцати человек транспортировали в огромную залу с неровным низким потолком. От него отходило восемнадцать тоннелей и один мост.       Несколько минут синхронизации – группа по паддам строила маршруты, Хан выбрал для себя и напарника маршрут, пролегающий к лабораториям. Во-первых, он там уже бывал, во-вторых, ему было интересно, что ещё, кроме интересных бактерий, можно там найти. В-третьих, мнение Тома ему было неинтересно – хочет покладистого спутника, пусть обращается к доктору как к старшему по званию.       Но напарник не обратился. Он, попыхтев, подтвердил выбранный Ханом маршрут, и, синхронизировав маршруты, группа начала расходиться.       Доктор поймал Хана практически на выходе из залы.       Перехватил руку за запястье и защёлкнул на ней браслет.       – Биометрический датчик, – пояснил вполголоса. – Мне так будет спокойней.       – Трогательная забота, доктор, – Хан улыбнулся ему. – Я благодарен. Так теперь я могу идти?       – Пообещай не облизывать стены и в целом не пробовать на вкус всё интересное, – буркнул он ворчливо и удалился вслед за своими ассистентами.       Доктор… пошутил?       Хан дал знак напарнику идти следом и вышел из зала.       МакКой сразу же повёл свою группу в указанный Споком сектор. Его беспокоило не то, что Спок доверил ему такое задание, а то, что при этом коммандер сам явно был не в своей тарелке.       До этого они встречали множество скелетов почивших здесь гуманоидов – от стариков до младенцев, поэтому сначала он не понял, что именно взбудоражило его подопечных.       – Это потребует более тщательного анализа, – сказала одна из них, наклоняясь над скелетом с трикодером, – потому что может быть неточным. Но, кажется, у этих нет в составе элементов, указывающих на растительное происхождение.       МакКой сам настроил трикодер, присел у ближайшего скелето-трупа. Обтянутое сухой кожей тело казалось жутковатым в слабом фонарном освещении. И да, трикодер показывал нормальный состав сохранившихся тканей. Никаких структур, соответствующих растениям.       Боунс ещё раз оглядел зал. Небольшой. Лишённый других выходов и с отсутствующим репликатором – примитивные аналоги их были найдены в других помещениях планетоида.       И примерно двести скелетов – некоторые в достаточно противоестественных позах. Как будто они пытались… куда-то сбежать?       Из этого следовали совсем невесёлые выводы.       Они провозились тут большую часть дня, и настроение, надо признать, было удручённым. Вероятность, что эти кости принадлежали существам другого типа, стремилась к нулю. А это значит... что? Растительное заражение?       – Сворачиваемся, – скомандовал МакКой через пять часов работы, понимая, что Спок был прав в своих догадках относительно «найдёте подтверждение». – На сегодня закончим. Заночуем и вернёмся завтра для подробного сбора образцов.       Обе девушки кивнули почти синхронно. Им явно было жутко тут находиться.       Хан начал ощущать определённый вкус к исследованиям. Особенно после того, как им с напарником удалось отыскать среди разблокированных помещений оранжерею. Когда брал пробы почвы, даже обнаружил ещё один труп, кости, конечно, оплетённый растениями так плотно, что обнаружить его при поверхностных пробах было невозможно. Там и осталось-то – несколько частей костей, фрагмент черепа. Всё остальное было изъедено, рассыпалось, смешалось с землёй. Растительная часть грунтовых проб даже рядом с костями составляла более 80 процентов.       – Кажется, мы нашли что-то интересное, – мурлыкнул Хан, убирая контейнер с очередной пробой в свою сумку.       – Да? – тут же подал голос напарник. По мнению Хана, он подавал голос как-то слишком часто.       Сингх обернулся к нему.       – Возможно, мама не учила тебя разговаривать с бывшими диктаторами, Том. Может, невнятно объяснили, когда меня доставили на корабль. Говорить со мной надо мало. Редко. По делу. И если я захочу что-то тебе сказать, я скажу сам. Понятно?       Том замер, пялясь на него огромными чёрными глазищами. Из пробирки, куда он набирал остатки растений, медленно высыпалась труха.       – Здесь труп, почти полностью поглощённый растительными образованиями, – смилостивился Хан. – Заканчивай с пробами, нам нужно возвращаться в лагерь. У тебя четыре минуты.       Этот темноглазик, в сущности, напарником был неплохим. Он беспрекословно слушался, был исполнительным, даже понятливым. Поэтому в лагерь Хан вернулся даже в каком-то подобии приподнятого настроения. Разобрал палатку, пока Том чесал языком со своей компанией, залез туда, включил падд, принялся за вбивание данных.       Напарник залез внутрь, когда в зале погасили свет. Нутро палатки освещалось только паддом Хана, и Том, прошуршав рядом в темноте, устроился и затих.       – Мы… хорошо поработали, – выдал через минуту.       – Я хорошо поработал. Твоя работа меня не интересует.       – Ну а ты… нелюдимый, да?       Это Хан уже проигнорировал как унылую попытку завязать неинформативную беседу. Том пытался зайти то с одной стороны, то с другой, пока не решился заговорить откровенно:       – Ты спал с парнями?       – Да, спал, и нет, я не собираюсь спать с тобой.       – Почему? Ты же на корабле…       Медленно выдохнув, Хан отключил светящийся дисплей падда. Отложил его. В полной темноте – едва-едва её разгоняли фосфорецирующие основания палатки – навис над Томом, за грудки вжимая его в пол.       – Ты неинтересен мне. Ты – слабый человек, которого я не убил только из-за того, что сделали с моими мозгами учёные Федерации. Радуйся этому факту и прекрати испытывать моё терпение, потому что оно на исходе.       Своим бедром, прижимающимся к паху парня, Хан почувствовал отвердевание определённой его части.       Вот же не повезло.       На сабмиссива напоролся.       Хан отпрянул, подтягивая к себе свой падд. С этими бороться бессмысленно – они торчат от агрессии в свой адрес. Как бы малыш Том не начал дрочить ночами на то, что Сингх прижимал его к земле.       Бесшумно – расстегнуть вход палатки, выскользнуть, благодаря провидение, что не стал снимать пояс жизнеобеспечения. И по памяти – к палатке доктора. Если прогонит, то спать малышу Тому на холодной земле. Полу. Металлическом.       МакКой спал нервно. В сумрачном пространстве между сном и явью то и дело вспыхивали самые безумные догадки по поводу обнаруженных скелетов, мозг, взбудораженный ими, не мог угомониться и перестать перебирать варианты.       Сквозь эту же дрёму он услышал шуршание, но не проснулся.       Нечто, прошуршав, проникло в палатку и улеглось рядом. Тихо. Как будто так и надо.       Первая полусонная мысль была – пришёл Джим, он всегда залезал везде как будто так и надо. А потом ударило осознанием, резко вырывая из дрёмы: Джима тут нет. Они на планетоиде.       – Ну и кто ты? – хрипло спросил МакКой палаточную тьму. Он лежал спиной к центру, поэтому получилось невнятно.       – О, я прошу прощения, доктор, – раздался прохладный голос Хана, – но мой напарник меня домогается, а у меня совершенно нет настроения спать именно с ним. Так что в этот раз я действительно пришёл в поисках укрытия.       От сердца немного отлегло. Хоть не с плохими новостями залезли.       – В одноместную палатку ты полез укрываться? Весьма… изобретательно.       МакКой дотянулся до оставленной в углу бутылки с водой. В горле успело пересохнуть, а сон – какой бы долгий ни был, отдыха не принёс.       – Вы думаете, в любой из двухместных мой визит восприняли бы как надо? – Теперь в голосе Хана ирония. – Доктор, либо я сплю у вас, либо юный Томас спит, где ему заблагорассудится, но не в нашей палатке.       Он пошуршал, устраиваясь – МакКоя задел его локоть.       – Запишу в отчёт «проявление излишней авторитарности», – пробормотал МакКой. – Ладно, спи. Очень надеюсь, что сверхлюди не храпят.       – Возможно, мы сверх-храпим. Я не знаю.       Хан, хмыкнув, затих.       – Не хотелось бы, – МакКой натянул на себя термоплед. Вот и смысл в отдельных палатках, называется. – Спокойной ночи.       Минут десять стояла тишина. Крыльям, прижатым вторым телом в палатке, не рассчитанной на двоих, становилось неудобно. В частности, левое, которое было снизу, начало затекать. МакКой попытался повернуться на живот, чтобы оно оказалось сверху, и в который раз ругнул человеческую эволюцию, до сих пор не могущую сделать так, чтобы крылья уже отвалились нахрен.       – Вам не спится? – Снова Хан. А МакКой было думал, что тот спит уже, от него ни звука, ни шороха.       – Ну, ты конечно не супер-храпишь, но занимаешь супер-много пространства даже для крылатого гуманоида, – отозвался МакКой, пытаясь устроить оба крыла так, чтобы не оттеснить Хана к стенке окончательно. Спина начинала противно ныть.       – У меня есть идея комфортного расположения нас обоих, если вы позволите, – он слегка зашуршал чем-то там.       – Да уж, великий стратег, – МакКой подмял под себя плед. – Если у тебя ещё и чай в термосе найдётся, я решу, что ты бог.       – Ну что вы, я всего лишь скромный сверхчеловек. – Снова шуршит и будто придвигается. – Так позволите?       – Как я могу отказать, что ты.       – Тогда расслабьтесь.       Хан приподнимает его, разворачивает к себе, просовывая под него… одно из своих крыльев. Притягивает доктора ближе, обнимая. Накрывает сверху вторым. Теперь он практически лежит спиной к стене палатки, и для крыльев МакКоя вполне достаточно пространства. А сам МакКой в крыльном коконе.       – Думаю, так вам будет вполне комфортно, – голос Хана звучит совсем близко.       – А тебе не кажется, что это несколько странно? – интересуется МакКой почти без иронии. Почти. От чёрной стажёрской форменки Хана пахнет чем-то хвойно-кофейным. Странное сочетание.       – А зачем бы я иначе стал просить разрешения, доктор? – В голосе Хана удивительно тёплая укоризна. Дескать, что ж ты, глупый, не разберёшься никак. – И теперь вы сможете заснуть, не так ли?       – Я впускаю тебя в свою палатку, ты обеспечиваешь мне удобный ночлег… Будем считать, услуга за услугу. – МакКой закрывает глаза. И вдруг понимает, что может высказаться. Хан не тот, кого может напугать их находка. – В километре отсюда по тоннелю комната. В ней примерно двести скелетов. И в них нет растительных останков, даже их химических следов.       – Хм…       Кажется, его заинтересовало. Даже более чем. Но – не удивило?       – Думаю, моя новость вас тоже заинтересует, доктор, – начинает он задумчиво. – Я исследовал оранжерею. Нашёл останки, несколько обломков костей, изъеденных будто кислотой, а грунт рядом с ними почти полностью состоит из тех самых растительных волокон и частиц. Труп был погребён в переплетении стеблей и листьев. Интересная параллель, не правда ли?       МакКой пошевелился.       – Крайне, – произнёс тихо. – До сих пор мы считали, что наличие растительных... ингредиентов в телах – норма для умерших гуманоидов.       – Возможно, ключевое слово «умерших». – Он усмехается куда-то ему в макушку. – Что-то растительное сожрало целую расу, и сделало это быстро.       Неприятный холодок пробежал по спине, в аккурат под кроющими перьями в основании крыльев.       – Завтра покажешь свою находку, – сказал МакКой и мысленно приказал себе не думать об этом раньше времени. – Посмотрим, что там кого сожрало.       Спок чувствовал себя странно, стоя перед стеклом обзорной палубы. За стеклом раскинулись чужие звёзды, всегда одинаковые и разные, рядом стоял Джим и держал его за руку, не боясь, что кто-то нарушит их уединение в гамма-смену.       – Ты меня зачем-то позвал сюда, – напомнил Спок осторожно.       – Мы на свидании, Спок. Влюблённые ходят на свидания, – ответил Джим спокойно. Сжал его руку в своей, ласково проскользил пальцами в ладони. – Хотя, по идее, полагается сначала ходить на них, и только потом ложиться в постель…       – Свидания созданы для разговоров? – уточнил Спок. Он мало знал об этом феномене человеческого поведения.       – Скорее для того, чтобы влюблённые уделили время друг другу и своему чувству. Может… прониклись им. Осознали. Если для этого нужно говорить, значит нужно говорить.       Джим тянет его на себя, выпускает руку Спока, обвивает своей его поясницу. Чуть покачивается, касаясь своим носом его шеи.       – Или, может, тебе интересно, зачем именно я тебя на свидание позвал?       – Возможно, – Спок позволил себе обдумать этот аспект вопроса. – Но раз мы одни, думаю, мы действительно можем поговорить.       – Можем говорить. Молчать. Смотреть на звёзды. Смотреть друг на друга. – Джим продолжает обнимать его и покачиваться. – Можем рассказывать истории из своей жизни. Смотри…       Джим своей рукой направляет руку Спока, указывая ей в звёздное пространство.       – Вон там где-то далеко-далеко Земля. Крохотный шарик в холодном безвоздушном пространстве. Когда я был ребёнком, космос казался мне далёким и чужим, но бесконечно привлекательным. Я мог лежать на траве, смотреть на звёзды – мог смотреть на них часами – и мечтать, что когда-нибудь полечу туда. Узнаю, как погиб отец. Превзойду его. Правда, чаще всего я мечтал быть космическим пиратом.       – Я не смотрел на звёзды, – сказал Спок, которому сложно было понять, как можно мечтать полететь к звёздам. Звезда – гигантский раскалённый шар, зачем о ней мечтать? С целью изучения? Он обнял Джима крепче и осторожно завернул в свои крылья. Так казалось правильней. – Джим, доктор собирается сделать запрос на видеосвязь для своего подопечного. Хочет, чтобы он поговорил со своими, о возможности чего спрашивал меня. Препятствий нет, но я всё же хотел обсудить это с тобой.       – Единственное, что меня в этом беспокоит, это то, что Боунс сам мне это не сказал. – Джим не выказывает недовольства от нахождения в крыльном коконе. Более того, он, похоже, удовлетворён своим пребыванием в нём, потому что сжимает свои крылья для удобства и прикрывает глаза. – Кажется, что Хан-Джон освоился на корабле, нареканий к нему нет, результаты тестов тоже хорошие. Связь можно устроить. Но сначала я хочу пообщаться с ним сам.       – Думаю, у доктора просто не было времени на разговор с тобой об этом. Отчёты по программе адаптации слишком подробные.       Спок нашёл, что стоять так, ощущая близость Джима, в общем коконе из крыльев, вполне приятно.       – Спок, у нас с Боунсом было время поговорить, когда он меня вычёсывал. Но о видеосвязи он ни словом не обмолвился… хм… – Голос Джима стал задумчивым,– если подумать, он вообще о нём со мной не говорит. А это важно.       – Мы вместе с новичком тренируемся в зале для полётов. Регулярно, – Спок посмотрел на Джима, точнее, на макушку Джима – капитан стоял, прижавшись лбом к его плечу. – Я не вижу в его поведении ничего примечательного.       – А ты хотел бы? – Кажется, Джим улыбнулся, если судить по голосу.       – Возможно, – не стал отрицать Спок. – Иначе моё отношение к Хану придётся пересмотреть.       – Ну… Боунс определённо пересмотрел.       Джим поднимает голову и касается губами подбородка Спока.       Но Споку резко становится не до «романтики».       – Как думаешь, может ли офицер МакКой относиться к своему подопечному не объективно?       – Сложно судить. Он мне о нём не рассказывает, в отчётах всё ровно. У тебя есть причины сомневаться?       – Хан – лидер, обладающей незаурядной харизмой и изобретательностью. Он умел находить себе сторонников. Что если он умело пользуется сострадательностью доктора? Ни его сила, ни реакции не пострадали, о чём я сужу из наших с ним поединков.       – Я не стану сомневаться в Боунсе, пока у меня не будет веских причин, Спок.       Голос Джима звучит спокойно и уверенно. Почти как на смене, когда он сидит в капитанском кресле, но эффект смазывается тем, что после своих слов Джим снова целует Спока в подбородок.       – Но я доволен тем, что ты поделился своими опасениями.       – Джим… – Спок касается ладонью его взлохмаченных волос. – Я не уверен, что «свидание» получится, если ты не перестанешь меня провоцировать.       – Спок, на свидании не принято обсуждать рабочие вопросы. Оно уже провалилось.       – Вернёмся? – на всякий случай поинтересовался Спок, кинув взгляд на звёзды, о которых можно «мечтать». И, дождавшись кивка Джима, подхватил его на руки, одновременно с этим плавно разворачивая за спиной крылья. – Будем считать его «экспериментальным», если ты не против.       Просыпаться, обнимая кого-то в коконе из собственных крыльев, было непривычно. Но не сказать чтоб неприятно. Правда, доктор, разбудивший Хана тем, что ворочаться начал, был хмур. Поворочался, выбрался из его объятий, принялся искать в своём походном наборе зубную щётку.       – Доктор, я спрошу, пока мы ещё не полностью вернулись к ролям пациента и врача, – Хан наблюдает за его утренними сборами. – Почему вас никто не называет по имени?       Доктор кинул на него ещё один хмурый «утренний» взгляд, но мимоходом.       – Потому что я сам себя не называю по имени. Со временем это отпало.       – Леонард… – Хан задумчиво покатал его имя на языке. – По мне так звучит замечательно.       – Угу. Не опаздывай на инъекцию.       Следом доктор пробурчал что-то совсем уж невнятное и с небольшим пакетом вылез из палатки.       Хан не стал особенно тратить время на приведение себя в порядок. Прополоскал рот очищающей жидкостью, протёр лицо, пригладил волосы пальцами и притянул к себе падд. Следовало разобраться с информацией, которую вчера успел вбить, и отправить доктору самое «интересное».       В итоге он вылез из одноместной палатки старшего офицера медицины, когда очередь на питательные инъекции уже подошла к концу. Улыбнулся округлившей на него глаза мисс Циммерман (а ведь действительно, он поутру вылезает из палатки доктора), вложил падд в поясную сумку. Было очень интересно, как быстро разлетятся по кораблю сплетни, рождающиеся в этот волнительный для экипажа момент.       Хану впервые подумалось, что неплохо бы завести друга-осведомителя, потому как ему-то эти сплетни точно никто не расскажет.       Пока он думал, доктор подошёл к нему и всадил в предплечье гипошприц. Это было неожиданно больно, хотя гипошприцы разрабатывались так, чтобы не доставлять боли при инъекциях. Но доктор умел, когда хотел.       – Жду вашу подгруппу здесь в полдень, – отчеканил крайне холодно. – Проведём сверку результатов исследований.       Кивнув Хану, он развернулся, подтолкнул одну из своих замешкавшихся лаборанток и направился с ними во вчерашний тоннель.       Хан, потирая ноющее предплечье, отошёл подальше от его пути. Не хотелось схлопотать ещё один гипо – что-то ему подсказывало, что это вполне возможная перспектива.       До полудня они с Томом успели вернуться в оранжереи, исследовать трикодерами весь грунт. Нашли ещё один «потерявшийся» в растительности труп, тщательно запротоколировали его – и первого трупа – состояния. На взгляд, которым напарник смотрел на Сингха, Хан старался не обращать внимания. Не хотелось раздражаться сейчас, когда они только-только нашли стоящую зацепку.       По всему выходило, что у трупов, обнаруженных в оранжереях, самое высокое содержание растительных волокон в останках. То самое нечто, погубившее цивилизацию планетоида, пришло отсюда. Но как оно проникло в остальные помещения? Растения-паразиты можно было изолировать – система, управляющая кораблём, вполне позволяла отрезать «захваченные» отсеки и спасти всех остальных обитателей.       В полдень они вернулись в залу, где был разбит «лагерь». Ассистентка доктора уже была на месте, но почему-то только одна.       – Меня послали проводить вас, – обратилась она к Хану, хотя номинально он тут был стажёром, и за их группку отвечал его приставучий спутник. – Доктор не хочет прерывать исследования.       Она провела их, видимо, к тем самым трупам, в составе которых растительных волокон найдено не было. Мистер доктор успел организовать там целую мини-лабораторию – использовал столы, уже находившиеся в помещении, на них располагались контейнеры с реагентами и соединённые друг с другом трикодеры, к которым лаборантка подносила один за другим образцы, прежде чем упаковать их в вакуумные пакеты или бросить в ту или иную пробирку.       – Доктор, А-13 дал реакцию, – сообщила, аккуратно отнеся пинцет от пробирки. – Повреждений костной ткани не было.       – Проверим на восьми для уточнения, – отозвался сам доктор с другой стороны. – Как раз срезаю уже с шестого.       Оказалось, он был занят крайне увлекательным делом – в защитных перчатках исследовал трупы и срезал с них образцы тканей.       Но их появление он заметил.       – Никаких повреждений. Эти умерли сами по себе, в закрытом помещении.       – Герметичные двери? – Хан остановился в дверном проёме. Створки автоматических дверей были не до конца раздвинуты. На них было изоляционное покрытие. Сзади на него налетела, охнув, их проводница, задержавшаяся в коридоре. Извинилась и протиснулась мимо.       – В том-то и дело. – Доктор поднялся от трупа. В одной руке у него был замысловатый ножичек, которым он соскабливал пробы, в другой пинцет и три прозрачных пакетика с образцами. – Они не были больны. Они прятались.       – Позвольте, я объясню, сэр, – подала голос одна из лаборанток, нервно вздрагивая крыльями. Хан вдруг отметил, как они со второй похожи, возможно, сёстры. – В инженерном нам сказали, что системы подачи кислорода в зал были специально приведены в неисправность. Они не вышли их починить, не попытались добраться до узла управления. Или некоторые из них пытались, – девушка указала на несколько скелетов ближе к дверям, лежащих в странных, вытянутых позах. – Этих просто застрелили. То, что снаружи, казалось им страшней медленной смерти от нехватки кислорода. Мы считаем, они так и умерли. Задохнулись. Всё это произошло за восемь-десять часов.       Хан присел у одного из трупов, неестественно скорчившегося в позе эмбриона, осторожно развернул ссохшуюся руку. Этот был не один – он сжался вокруг другого крошечного тельца. Мать? Отец? Обрекли ребёнка на жуткую смерть от нехватки кислорода? Это куда показательней того, что взрослые люди решили умереть самостоятельно.       – Доктор, мы нашли второй труп в оранжереях. Состояние то же. Пробы сняли и провели первичный анализ, так что это может быть вам интересно.       Сзади тихонько прокашлялся Том – а Сингх уже успел забыть о его существовании.       – Мы со стажёром Харрисоном обнаружили тела, ткани которых почти полностью состояли из растительных волокон, – а у вас тут…       – А у нас тут… – доктор сложил на стол свой инвентарь и принялся стягивать перчатки. – Полностью отсутствуют растительные волокна. В двадцати восьми проверенных образцах. И полная палитра костей по всему кораблю с содержанием растительных волокон от восьми до семидесяти процентов. Как думаете, господа, для коммандера Спока такие показатели окажутся достаточными, чтобы признать опасность этого корабля?       – Нет, – осторожно сказали у него за спиной.       – Правильно, Джел, нет. – Доктор фыркнул.       Хан поднялся от трупа, скрывающего ребёнка. Ему всё больше не нравился этот планетоид. И всё больше казалось, что в нём опасности больше, чем предполагаемой пользы.       – Значит, наша задача – убедить его в этом. Или убедить капитана напрямую, да, доктор?       Перчатки были засунуты доктором в контейнер для биомусора. Он выдохнул сквозь зубы, явно о чём-то думая.       – Корни. У растений, сожравших трупы в оранжерее, были корни?       – Очень тонкие корни, доктор. Я думаю, вам стоит взглянуть самому.       – Как они распространились по всему кораблю, вот что мне интересно. Ездили на гуманоидах и пришпоривали их пятками? Ладно, пойдёмте, глянем на ваш зал.       Тонкие корни, действительно похожие на нервные волокна, тянулись от оранжереи к оранжерее, связывая их в единую систему. Такие же волокна тянулись от некоторых близлежащих трупов, и, Хан был уверен, их можно было бы обнаружить и в скоплениях трупов – от тела к телу. Сколько же таких «нервов» пронизывало корабль до того, как была разрушена система жизнеобеспечения?       Доктор бесстрашно копался в грунте, ворошил клубки застывших стеблей и листьев, первым заходил в помещения. Героизм – этим страдал и капитан Энтерпрайз. При их с доктором человеческой хрупкости, при их важности для корабля такое поведение граничило с безрассудством.       Их исследовательская группа обнаружила ещё несколько трупов в оранжереях. На одном из трупов была неповреждённая именная бирка – ценная находка для восстановления картины. Но ни в одной из оранжерей они не обнаружили чего-то, что напоминало бы нервный центр этой растительной фантасмагории. Не хватило времени, чтобы сформироваться? Или просто он был не здесь?       Перед тем, как группа направилась к залу общего сбора, Хан вывел голографическую модель планетоида со своего падда и продемонстрировал присутствующим.       – Оранжереи, – скомандовал он карте, и нужные объекты подсветились ярче. – Они разбросаны по всему планетоиду. Мы побывали, – касается пальцем нужных точек, отмечая их крестами, – здесь, здесь и здесь. Картина везде одинакова. Но я уверен, что у растительного монстра должен быть центр. И почти уверен, что он где-то… – отметил ещё три оранжереи, – здесь.       – Откуда такая уверенность? – Это та самая Джел. Вторая девчушка помалкивала.       Хан улыбнулся.       – Чутьё, если хотите. Или их расположение.       – Займёмся этим завтра, – сказал доктор, оборачиваясь зачем-то на раскрытые двери, через которые они сюда зашли. – Кроме того, это оранжереи только одного яруса. На планетоиде их может быть до сотни. А у растений мог быть не один центр. Возвращаемся, до утра информацию не разглашать.       Вряд ли кто-то из присутствующих вообще захотел бы это кому-то рассказывать. Доктор, умница, собрал вокруг себя самый цвет адекватности из всей высадочной группы. Все они чинно и благородно вернулись в зал, стойко перенесли процедуру питательных инъекций.       – Доктор, могу я переночевать у вас и сегодня? – тихо поинтересовался Хан, когда подошла его очередь.       – Да ты издеваешься? – прошипел он в ответ, «перезаряжая» гипошприц – вынимал старую пустую ампулу и вставлял новую. – Заберёмся под одеяло и будем рассказывать лагерные страшилки при свете фонарика?       Хан ещё слегка понизил голос и наклонился к нему.       – Разве мы этим занимались, доктор?       – Нет, Джон, – доктор прижал гипо к его предплечью. Кажется, это было даже больней, чем утром. – Я заказывал одноместную палатку не за тем, чтобы её с кем-то делить. Всё, свободен.       Что ж, грустно, но терпимо. Хан, потирая предплечье, пошёл решать проблему другим способом – залез в свою палатку и посоветовал Томасу собрать вещи и пойти искать себе другой ночлег прямо сейчас, не дожидаясь, пока его выкинут посреди ночи.       – Это твой способ решать проблемы? – от доктора, влезшего в палатку, несло просто-таки арктическим холодом. – Если да, то ты выбрал не лучший способ. По крайне мере, если хочешь сохранять со мной нормальные отношения.       – Вторым способом было связывание, а верёвки у меня нет. Очень жаль.       Хан отложил падд и сел. Доктор оторвал его от книги по бактериям. Той самой. Очень занимательной.       – В итоге меня разбудили, нажаловались на твоё поведение, и всё это грозит ещё горой отчётов. Чего ты добиваешься?       – Вы серьёзно? – Хан усмехается. – Если хотите, я подам ответную жалобу на… не знаю его фамилии. Но это не поможет мне провести сегодняшнюю ночь в покое и неприкосновенности.       – Не говори мне, что не можешь приструнить обычного приставалу, не поверю, – доктор поморщился. – Но в итоге ты обеспечил мне ещё одну головную боль. Благодарю. Собирайся, ты ночуешь у меня.       И вылез.       Вот это положение вещей нравилось Хану куда больше. Хотя, возможно, оно и грозило ему болезненными гипо до конца его дней.       Кстати, раньше гипо доктора были абсолютно безболезненными. Даже в их первую встречу, когда Хан был преступником, а капитан Кирк собирался отдать его адмиралтейству для совершения правосудия. Выходит, дело не в неприязни.       В чём же?       Хан решил провести небольшое исследование среди экипажа – возможно, кому-то ещё выпала подобная радость. Это дало бы базу для выводов.       Размышляя об этом, Хан по недовольному жесту доктора первым протиснулся в неудобный вход одноместной палатки, явно не рассчитанный на обладателей больших крыльев.       Пахло здесь чем-то мятным и антисептическим. Наверное, доктор распылил что-то в воздухе перед сном.       – Укладывайся, только быстро, – поторопили его сзади. – Я ещё хочу выспаться.       Хан послушно улёгся, расстилая по полу одно из своих крыльев. В прошлый раз ему понравилось тут спать.       – Располагайтесь, – кивнул рядом.       – Я действительно не пойму, чего ты добиваешься, – доктор устроился на его крыле и натянул на себя тонкий плед. – Так нравится моё общество? Хочешь, чтобы про нас ходили по кораблю слухи? Уж прости, я всего лишь человек с обычными человеческими мозгами, и разгадать твои психологические игры вряд ли смогу.       – Мне, безусловно, нравится ваше общество, доктор. Слухи – это не более чем забавное дополнение к происходящему. – Хан укрыл его вторым крылом. – Но в данной ситуации я действительно не хотел терпеть приставания. В потёмках человеческих душ бывает скрыто множество демонов. Демон Томаса – страсть к авторитарным личностям. Крайне… сильная страсть. Усугублённая любовью к грубости и унижениям.       Доктор молча устроился в коконе из его крыльев, и Хан вдруг – снова – остро ощутил, насколько доктор по-человечески хрупкий. Особенно хрупкий, если учитывать его поведение в вылазках и на работе в целом.       – Вы сердитесь на меня, доктор? – поинтересовался Хан.       – Нет, я в уме собираю цветочки на зелёной лужайке, – отозвался он недовольно. – Разумеется. Ты повёл себя достаточно… невзросло. К тому же необходимость строчить отчёты по каждой твоей странности в поведении радости мне не прибавляет, можешь поверить. А в последнюю неделю с меня требуют доскональные отчёты чуть ли не о каждом твоём вдохе.       – Тогда я прошу прощения. – Сингх обнимает его, прижимая к себе чуть крепче. – Я не хотел доставлять вам лишних проблем.       – Тогда прекрати пытаться сломать мне рёбра, – ещё недовольней отозвался доктор. – Если мёрзнешь, можем повысить температуру. Меня беспокоит эта ерунда. Растения могли отхватить небольшой участок корабля, но весь? Понимаешь, о чём я? Тут что-то не вяжется. На корабле не один узел контроля инженерных систем. Сам корабль огромен. Они могли отсечь заражённые растениями зоны, спасти хоть кого-то. А тут эти гуманоиды как будто намеренно таскали эти растения на себе и заражали ими другие отсеки и ярусы.       – А вдруг? Вы же видели эти корни, вдруг они могли каким-то образом контролировать нервную систему людей? Мы не знаем, как протекало заражение, на какой фазе становилось заметным. Предположим, если до некоторого времени человек мог не знать, что заразился, выполнять свои обычные функции, передвигаться по кораблю, а потом – раз, – Хан сжал доктора чуть сильнее, демонстрируя «раз», и тут же ослабил хватку, – это нечто в нём резко «вылуплялось», к примеру, посреди коридора, и заражало тех, кто там был.       Доктор повозился, пристраивая крылья. Ему явно что-то мешало.       – Слишком много вариантов.       – Когда планируете рассказать команде о нашем открытии?       – Утром. – Он ещё повозился, выругался на тему «проклятых тяжёлых перьев». – Я скажу одну вещь. Можешь не верить, но эта ерунда меня не раз спасала. Я чую, что с этого булыжника нужно уходить. А лучше распылить его предварительно фазерным огнём. Просто знаю, что это нужно сделать, но ни Спок, ни командование меня не послушают.       – У меня сходное чувство, доктор. – Хан почувствовал желание провести пальцами по щеке доктора. Возможно, обстановка слишком уж располагала. – Скажите, а капитан вас послушает? Вы ни разу его не упомянули.       – Капитан… – доктор замолчал на минуту. О чём он думал, понять было невозможно. – Я поставлю его в затруднительное положение. Он мне доверяет. Но на него самого давят сверху – Федерации на кой-то ляд сдалась эта платина. На микросхемы они её пустят, что ли?       – Правильно ли я понял, что вы с капитаном – очень близкие друзья?       – Правильно.       – И ваша интуиция вас тоже редко подводит, – это Хан уже не спросил, а сказал утвердительно. – Доктор, я не в том положении, чтобы советовать что-то вам. Но как бы близок капитан вам ни был, принимать решение всё равно придётся ему. Это его корабль, его ответственность. Рассказав ему о своих опасениях, вы, возможно, убережёте его от ошибок. Подстрахуете, так сказать.       – Я не договорил, – перебил его доктор. – Ровно такое же «стреляй на поражение и беги» у меня по отношению ко всему проекту реабилитации. Было с самого начала, и сколько бы тестов я ни проводил с тобой, данные меня ни в чём не убеждают. Мистика, да и только.       – Тогда вы в очень удобном положении, доктор. Я почти всегда нахожусь в поле вашего зрения. Просто не забывайте носить фазер.       – Было бы забавно… хотя нет, глупости, – он тихо и насмешливо фыркнул. – Одно предсказание точно сбылось. Мы лежим под одеялом и рассказываем страшилки.       – Мы расслабляемся после насыщенного дня, доктор. Какая разница, как именно, – Хан улыбнулся в ответ. Желание провести пальцами по щеке доктора стало почти что навязчивым. – И раз уж речь зашла обо мне и страшилках – вы не знаете, случайно, что такого случилось, что с вас теперь требуют отчёты по каждому моему шагу?       – Кроме требований, мне ничего не сообщают. Либо эксперимент выходит в решающую стадию, когда важны все данные…       – Либо вы оказались правы в своих опасениях, да, доктор? И я опасен. – Хан улыбается шире. – И вы лежите сейчас, укрытый крыльями бомбы замедленного действия. Вам не страшно?       – За свою жизнь мне уже давно не страшно.       – Удивительное совпадение. Из всего экипажа мне меньше всего хотелось бы навредить именно вам.       Хан всё же касается его – но не щеки, а волос. Просто проводит по ним пальцами. Волосы доктора жёсткие и непослушные – то-то он столько времени тратит на их укладку по утрам.       – Мне уже можно выскакивать отсюда с воплями «насилуют»? – осведомился доктор вполголоса.       – Да, если вам требовалось моё разрешение. К тому же, я могу и прекратить. Только скажите.       Хан слегка кривит душой, потому как у него совершенно не было намерения совращать доктора. Но и отторжения эти мысли не вызывают.       – Испытываешь границы дозволенного? Ну-ну. Будем считать, что попытку я оценил.       – Вы такой строгий и собранный, доктор. – Хан кладёт ладонь на его щёку. Щека колется. – Вы первым заходите в опасные помещения. Не боитесь ничего и никого, в том числе и меня. И всё это – со стандартным поясом жизнеобеспечения, защита которого крайне слаба. Позвольте мне его улучшить. Это недолго.       – У всех поясов стандартные настройки. Тогда уж вылезай и иди программировать всем.       Поверх руки Хана ложится его рука, доктор аккуратно берёт её за запястье и убирает со своей щеки.       – Демонстрируете мне границы дозволенного?       – Исследую. Это моя задача в рамках проекта.       – То есть, с вашей точки зрения, я испытываю границы дозволенного с вами, а вы в свою очередь изучаете то, как я их испытываю? Не находите, что это смешно?       Сам Хан – находит. Это действительно выглядело бы смешно, если бы было реальным положением вещей. Но он ничего не испытывает. Просто доктор – привлекательный человек. Возможно, самый привлекательный для Хана на этом корабле.       – Я просто оказался объектом твоего интереса, – негромко заметил доктор. – Так же, как другие в своё время. Какие цели ты преследуешь – мне неведомо, а ты вряд ли скажешь. Остаётся изучать.       Хан понял. Доктор не просто не считает себя привлекательным. Он не считает себя важным, достойным заботы или защиты. И пока он не верит в искренность интереса Хана, нет смысла углублять их контакт.       – Давайте спать, доктор, – Хан снова обнимает его. – Завтра будет тяжёлый день.       – Спасибо, – он снова шуршит, пытаясь уложить крылья. Перья царапают о стену палатки. – Что не дал натворить глупостей.       – Всему своё время, доктор. Доброй ночи.       Доктор ещё долго ворочался, шуршал перьями о стенки палатки и тихо проклинал тяжеленные крылья.       – Это последний исследовательский день, – МакКой начал собрание с этих слов после ввода питательной смеси. – Вчера были найдены доказательства того, что растительные волокна в структуре уцелевших тканей наших мертвяков – следы заражения растением-паразитом. Но механизм заражения пока неясен. Напоминаю всем, что снимать пояса или отключать силовое поле нельзя ни в коем случае. Мы не знаем, сохранилась ли опасность заражения. Всем вам отправлены материалы вчерашних исследований, можете ознакомиться. Ваши падды синхронизированы с корабельным отсчётом времени. За два часа до гамма-смены вы все должны вернуться сюда, после чего все находящиеся на корабле будут с него транспортированы. Вопрос о продолжении исследований будет решать капитан.       МакКой повременил, пока люди тыкались в падды. Пока некоторые охреневали, другие перечитывали результаты.       – Задача на сегодня – поиск «карманов» с трупами, не подвергшимися паразитарному заражению. Если мы найдём несколько таких, это поможет понять, как и отчего именно прятались уцелевшие.       Они разошлись по тоннелям, сменив направления. На этот раз разбивались в группы по трое-четверо. МакКой сказал, что один вернётся во вчерашний карман и внимательней осмотрит комнату.       Кроме прочего, хотелось подумать в одиночестве.       Но его планам не суждено было осуществиться. Хан последовал за ним. Спокойно. Молча. Будто получил такое указание – такое, а не исследовать с остальными планетоид.       – Не слушаешься приказов старшего по званию? – спросил МакКой, когда они отошли на достаточное расстояние от центрального зала.       – Я решил, что спорить с вами по поводу решения прогуляться в одиночку будет хуже. Особенно на виду у всех. Этот планетоид опасен, доктор, не вы один чувствуете это.       Хан спокоен и уверен в своём решении. По нему видно.       – И ты сомневаешься в адекватности оценки мной степени опасности. Учту.       – Вы родились в мирное время, доктор. Вы привыкли недооценивать опасность.       Он подходит ближе и останавливается в полутора шагах. В слабом освещении коридора его фигура, которая на самом деле не намного выше МакКоя, кажется почти исполинской – или это иллюзия из-за его крыльев.       МакКой кивает.       – Мне расценивать это как угрозу, предупреждение или предложение помощи?       Хан слегка улыбается.       – Второе и третье. Я – не угроза для вас. Я – ваша безопасность.       Крылья, основания их, ноют невыносимо. И спина вместе с ними. МакКой подозревает у себя несколько крыльных болезней, но не особо рвётся искать им подтверждений. Спина и крылья болят часто и давно. Кроме самого МакКоя, проблем эта боль никому не доставляет. С Ханом серьёзнее.       – Но отказаться от конвоя я не могу, так?       – Мне бы этого не хотелось.       Хан делает приглашающий жест вперёд.       – Идёмте. Я буду тише воды, ниже травы.       – Хорошо. – МакКой поправляет ремень сумки и идёт дальше. Кроме спины, начинает ныть и плечо с сумкой. Он ругается про себя, что не захватил обезболивающее. Хан не отстаёт ни на шаг. – Только объясни, почему ты считаешь себя обязанным обеспечивать мою безопасность. Тебя назначили не в охранный. Эксперимент этого также не предполагает. И я едва ли выгляжу более хрупким и беззащитным, чем та же мисс Циммерман, поедающая тебя взглядом третий день.       – Я могу обращаться к вам не по регламенту, доктор? – В голосе Хана ирония.       – Разве тебе нужно моё разрешение?       Они свернули в разветвляющийся коридор, и МакКой остановился, чтобы свериться с картой на падде. До «кармана» оставался примерно километр тоннелей.       – Потому что я наблюдал за вами, Леонард, – Хан остановился вместе с ним. – Вы не думаете о своей безопасности. Не цените свою жизнь. Это одна из потрясающих черт вашей личности, то, что наряду с остальным делает вас вами. Но для меня ваша жизнь ценна. И я хочу иметь возможность защитить её, когда вы, в очередной раз не подумав о себе, сунете голову в пекло.       – Ну, такой должности, как «личный охранник старшего офицера медицины», на корабле точно нет.       – На моём была. – Он усмехается, – но вы правы в чём-то. В Федерации это не настолько актуально.       Они снова пошли по бесчисленным запутанным коридорам. Освещение кое-где не сумели восстановить, и куски коридоров были погружены во тьму. Но МакКой был уверен, что Хан и без карты способен найти дорогу.       – То есть, ты будешь ходить за мной и следить, чтобы я не порезался?       – Леонард, – полный иронии голос, – вы действительно не оставляете надежду меня переубедить, или вам просто нравится разговаривать со мной?       – Скорее первое. В этом случае количество отчётов сократится вдвое.       – Оставьте эту затею. Подождите…       Они прошли мимо какого-то неосвещённого коридора, но Хан, остановившись, вернулся к нему.       – Можете подсветить паддом? – обратился к МакКою. – Кажется, там есть что-то.       МакКой отстегнул от пояса и передал ему фонарик.       – Не хочу думать, что было бы здесь с человеком без карты, – пробормотал попутно.       Хан загородил крыльями весь проём.       – Он бы умер, – ответил зачем-то. И затих, осторожно проходя вперёд и подсвечивая себе фонариком. Сделав несколько осторожных шагов, окликнул доктора. – Вам это может быть интересно. Посмотрите.       Встал боком, чтобы открыть обзор. Перед ним лежало скрючившееся в предсмертной муке тело в разорванной одежде. Из его кожи прорастали тонкие побеги – видимо, фаза прорастания для этого существа наступила одновременно с отключением системы жизнеобеспечения. Побеги так и застыли – наполовину пробившиеся через кожу.       – Начинаю понимать, почему та группа предпочла умереть от недостатка кислорода, – МакКой присел у тела, доставая трикодер и разглядывая застывшие в холоде побеги. – Через сколько эта дрянь проклёвывалась? У неё был инкубационный период?       – Думаю, был. Но это, конечно, гипотеза.       Хан склоняется над телом, рассматривая. Трогает кожу в месте прорастания, отламывает застывший побег, шуршит в сумке с контейнерами для образцов.       – Сон разума порождает чудовищ, – вспоминает зачем-то древнюю крылатую фразу. – Интересно, чей разум породил эти чудовища.       – Не знаю и знать не хочу. – МакКой поднялся. – Но до «кармана» отсюда метров триста. Что-то мне подсказывает, что этого в «карман» не допустили. Или выгнали оттуда.