For your family

      Свой тайный язык-шифр сверхлюди разработали ещё в далёкие годы подпольной работы на Земле. Язык жестов, практически незаметный постороннему глазу – движения пальцев, губ, даже моргания были в его арсенале.       При помощи этого тайного языка Вольг дал Хану понять, что его люди по-прежнему ему преданы, ему – и их старым идеалам. Восемнадцать из семидесяти двух нашли способ связаться друг с другом и ждали только его команды, чтобы начать захват кораблей.       Они всё ещё жили в старые времена – во времена великих сражений, завоеваний, воинской славы и преклонения людей перед ними. И всё ещё считали, что их улучшенный генотип обеспечит им быструю и лёгкую победу в любом сражении с менее совершенными людьми.       Раздумывая над этим, Хан понимал, насколько несовершенны были они, дети генетики и войны. Их наделили потрясающими способностями и потрясающим же самомнением, граничащим со слепотой. И не было заслуги самого Сингха в том, что он смог прозреть – в этом была заслуга Маркуса, пробудившего его раньше всех и познакомившего с нынешними возможностями людей. Этот урок был жестоким, зато полезным. Но некому было преподать его сверхлюдям, пробуждённым недавно. Это значило, что все они в опасности.       Он посвятил переосмыслению ситуации всё время после встречи с Вольгом. И теперь – работал, общался с напарницей, фиксировал интенсивность размножения бактерий, а параллельно со всем этим думал, думал… Ему надо было не ошибиться, не повернуть события в неправильное русло случайной небрежностью.       Изначально было множество выходов. Ничего не делать и посмотреть, что у них получится. Поддержать Вольга и остальных бунтовщиков, захватить Энтерпрайз и столько кораблей, сколько выйдет, и попытаться покинуть Федерацию. Это было привлекательно. Снова ощутить эфемерную сеть власти, захватывать, убивать, гордо идти по трупам. Только теперь Хан понимал, что это слишком рискованно. Нет, слишком. Он подойдёт к опасной черте ближе, чем допустимо.       Варианты написать анонимный донос или попытаться играть на два фронта Сингх даже не рассматривал. Он никогда не был трусом. Были другие варианты, но все они давали слишком зыбкие гарантии. Именно поэтому он выбрал то, что выбрал – рассказать о намечающемся бунте. Это было единственным шансом обезопасить его людей. Если не всех, то большую их часть.       Закончив работу в научном отделении где-то в середине бета-смены, Хан отправился к каюте доктора. И застал капитана выходящим из неё. Взгляд, которым капитан смерил его, слабо поддавался трактовке, но всё же Хан улыбнулся в ответ… почти дружелюбно.       – Капитан, – он склонил голову в приветствии.       – Джон, – капитан застыл у дверей Леонарда. – Доктор МакКой планирует снять с себя кураторство. Вы знаете, почему?       – Я догадываюсь. И не собираюсь обсуждать это с вами, – Хан собрался пройти к двери, но капитан преградил ему путь. Вот теперь в его глазах явственно читалась злость.       – Слушай, ты, – прошипел он, подходя опасно (для себя) близко, – Боунс – мой близкий друг. И что бы ты ни задумал…       – Это не ваше дело, – холодно прервал его Хан. – И я очень советую вам, капитан, сейчас идти в свою каюту и ждать нашего с Леонардом визита. Нам будет что вам рассказать.       – Что ты имеешь в виду? – Капитан Кирк сделал ещё один шаг вперёд и оказался почти вжат в Сингха. – Будь хоть сто раз сверхчеловек, ты на моём корабле. Ты член моего экипажа.       – У вас замечательная память, капитан. Когда я читал устав, я это тоже заметил. – Хан не глядя включает интерком на двери Леонарда.       Доктор открыл не дистанционной командой – сам. Выглянул, оглядел их двоих – в особенности разъярённого капитана Кирка.       – Так, – сказал мрачно, – если это сватовство, то где Чехова с балалайками и водкой потеряли?       – Не смешно, – сказал Кирк.       – Я не смеюсь, чёрт вас побери! – доктор встопорщил перья. – Просто уже не знаю, чего ждать!       – Боюсь, мне тоже не до шуток, доктор, – Хан разворачивается к нему, игнорируя капитана, топорщащегося крыльями. – У меня разговор к вам. Капитана он тоже касается, но сначала я поговорю с вами наедине.       – Джим, подожди. А ты – не будешь говорить при нём, если я попрошу?       Хан теплеет взглядом.       – Если вы попросите, я сделаю что угодно. Но и я прошу вас – выслушайте меня наедине, Леонард.       И видит краем глаза, как перья капитана встопорщились резко сильнее, а потом так же резко опустились.       – Чего? – спрашивает он тихо куда-то в пустоту.       – Детский сад, вот что. Ладно: у вас минута. У тебя – рассказать, а тебе – подождать. – Доктор нетерпеливым жестом махнул внутрь каюты. – Быстро.       Когда за крыльями Хана закрывается дверь каюты доктора, он медленно проходит на середину комнаты, сцепляет пальцы позади себя.       – Это касается моих людей, доктор. – Сингх не смотрит в его сторону. Он понимает, что сейчас, спасая жизнь своим, предаёт их. – И моей встречи с Вольгом. Вы уже догадываетесь, о чём пойдёт речь?       – Да неужели… Мы полночи анализировали видео с вашим разговором, – сказал доктор. Он остался стоять у двери. – И ничего.       – Что это за шифр, который можно разгадать? – Хан горделиво вскидывает подбородок. И смягчается. – Вы бы и не смогли, конечно. Вольг передал мне, что восемнадцать наших людей нашли способ связи и сейчас ожидают моей команды, чтобы начать захват. Но я не хочу их смертей, доктор. А они будут.       Хан сжимает пальцы, сцепленные за спиной. Ему больно сейчас.       – Это мои люди. Моя семья. Они не понимают законов вашего времени, сил, которыми вы обладаете сейчас, а кураторы вряд ли были настолько любезны, чтобы допустить их к действительно ценным информационным базам. Они пойдут на риск и погибнут, захватив с собой и остальных – все они попадут под опалу, все семьдесят два. Я не могу допустить этого. Поэтому я сейчас стою перед вами, а после буду стоять перед капитаном и рассказывать это.       – Семьдесят три, – медленно и тихо произнёс доктор. – Да, ты прав. Вы под дулами фазеров ходите почти в буквальном смысле. Я благодарен тебе за рассказ. Эта информация поможет избежать жертв. Один вопрос только... Ты понимаешь, что этим отрезаешь себя от них навсегда? У нас не будет времени выдумывать обходную версию для командования.       Чуть склонив голову набок, Хан смотрит на него неподвижным взглядом. Он знает, что тот поймёт.       – А есть ли что-то, чего вы не сделали бы ради своей семьи, Леонард?       – Ладно, – он кивает и поворачивается к панели. – Время терять не будем.       Джим выслушал предельно лаконичный доклад Хана безо всякого удивления. Слегка только удивился, что Хан сдаёт своих, прикинул, может ли это быть каким-то обманным ходом.       – Я полагаю, мои люди сейчас ожидают от меня команды к действию, которой не дождался Вольг при встрече, – закончил Хан свой рассказ. – У нас ещё есть время. Но не более нескольких суток. Они нетерпеливы.       – Так, и… – капитан посмотрел на Боунса, хмурясь.       – Это правда, – сказал МакКой раздельно. – Да и сам подумай, какая ему выгода сдавать своих, кроме спасения их жизней. Ты знакомился с протоколами безопасности проекта, знаешь, что сделают с нашими подопытными в случае лишнего трепыхания.       – Это не повод ему доверять. Для меня.       Джим щиплет переносицу, слишком много новостей на сегодня. Сначала Хан Боунса Леонардом зовёт, потом оказывается, что сверхлюди восстание готовят. Что дальше? Орионцы всем скопом уйдут в монастырь?       – Так, ладно, господа, – он поднимает голову, убирая руку от лица. Я вас понял. Теперь оба за мной, запишем видеообращение для адмиралтейства.       Стремительно развернувшись, он выходит из каюты и направляется в ближайшую переговорную.       Они записали видеосообщение командованию в середине бета-смены в присутствии охраны. Джим выглядел сосредоточенным и холодным, капитанская маска «проглотила» его с потрохами – в такие моменты Боунс не очень-то понимал, откуда у него на крыльях до сих пор пух.       – Прошу обратить внимание на то, что мой подопечный сделал признание добровольно и по собственной инициативе, – сказал МакКой в самом конце своего короткого резюмирующего доклада, стоя рядом с неподвижным Ханом. Понять его состояние было нельзя – подбородок высоко поднят, выражение лица спокойное, крылья ровно сложены за спиной.       Одна характеристика, впрочем, подбиралась: траур.       МакКой смотрел, как гоблин занимался отправкой сообщения. Он сам кодировал некоторые безопасные каналы, и теперь сидел за главным компьютером в зале. Длинные пальцы бегали по голографической клавиатуре.       – С учётом повреждения на станции Ипсилон-5 подпространственного трансивера из-за электромагнитных возмущений сообщение дойдёт до Земли за три часа и сорок минут, – сообщил Спок, и у МакКоя на миг перехватило дыхание. Три часа, почти четыре. Время есть, и он найдёт способ... должен.       – Прямую связь обеспечить невозможно? – резко спросил Джим.       – Неполадки на станции, служащей промежуточным звеном в передаче сигнала. От нас это не зависит, капитан.       – Я вас понял, мистер Спок. Работайте.       Кирк по-прежнему был хмур.       МакКой оставил безмолвного Хана и подошёл к нему.       – Сам понимаешь, что я должен. – Джим не смотрит ни на него, ни на Хана. Смотрит на экран, на котором работает Спок. – Теперь нужно протоколировать каждое своё действие. Но ты можешь сопровождать его под конвоем.       – Могу и должен, пока меня не отстранили. – МакКой не мог отвязаться от мысли, что поступок Хана по степени прямоты и отчаянности очень напоминает ему одного пухового звездюка, залезшего в реактор. Не мог же Хан не понимать, что на этот раз Федерация сверхлюдей без лишних расшаркиваний пустит на опыты. Не убьёт, нет. Слишком дорого обошлись.       – Джим, – это совсем тихо, – скоро так и так всё закончится. Если его сообщение подтвердится, проект закроют. Будем, как прежде, растить кактусы, попадать в космические переделки и вычёсывать тебе пух раз в неделю без всяких сверхлюдей на борту. А если нет… если это его уловка, если что-то пойдёт не так, будь уверен, до вас я его не допущу.       Джим резко поднимает на него пронзительные голубые глаза. Прищуривается.       – Ты что задумал? – говорит тихо.       МакКой вздыхает, подавляя назойливую потребность взъерошить и без того лохматые светлые волосы.       – Ты когда протоколы читать научишься? Каждому из них вшит наноимплантат с функцией шокера. Они об этом не подозревают. Один мой щелчок пальцев – и у нас готовый полутруп в полукоме.       Взгляд Джима становится совсем странным. Будто задумчивым слегка.       – Полутруп, говоришь. Ну хорошо. Иди, – кивает головой в сторону охранников, – с собой возьми Джотто и Кексика и сопроводи его в каюту. Я пока сменю у неё режимы доступа, чтоб он сам выйти не мог.       – Вышли мне их. Я должен иметь доступ до конца, пока проект не заморозили.       Хан знал, что игра в «реабилитацию» никого не обманула. Заставила на какое-то время притвориться, что Хан – часть их общества, но поверить…       Сейчас на него смотрели не как на человека, а как на ходячую опасность. Они были откровенны и свободны в своих реакциях, а вот Сингх наоборот – он должен был до последнего держать лицо, чтобы не навредить себе и своим людям ещё сильнее. Он смотрел, как Леонард тихо переговаривается с капитаном, потом подходит к нему в сопровождении двух охранников, выдерживает прямой взгляд, кивает на дверь.       – Мы проводим тебя в твою каюту.       Хан поднимается, выходит из переговорной. Двое охранников молчаливыми тенями следуют за ним, доктор идёт рядом. Их шаги проглатывает звукоизоляционное покрытие коридора, а проходящая группка научников смотрит на конвой со смесью ужаса и любопытства. Но не удивления. Им бы бежать отсюда сейчас, два охранника и судовой врач – это не конвой для сверхчеловека, это неудачная шутка, но они даже не ускоряют шага. Люди, родившиеся в мирное время.       Охранники, доведя их до хановой каюты, останавливаются позади, доктор заходит вперёд, чтобы набрать код на панели.       Интерком пищит, открывая дверь, и Леонард отходит, пропуская его внутрь.       А где-то в подпространстве летит видеосообщение, которое заставит его людей навсегда возненавидеть своего вождя. Что же, если это цена за их безопасность... не такая уж высокая цена.       Доктор смотрит на него, когда закрывается дверь.       Таким же взглядом он иногда смотрел на капитана – когда тот не видел. И тогда, в палатке...       Этот взгляд не приносит облегчения, он только с новой силой взрывает всё внутри.       Легче не становится, даже когда дверь закрывается, отрезая его от остального мира. Хан проходит к креслу, где сидит Флаффи, улавливает тревожное попискивание триббла.       Здесь всё выглядит так, будто ничего не произошло.       Будто Хан не предал свою семью.       Будто не он стоял перед видеоэкраном, рассказывая о своей встрече с Вольгом.       Взревев, как раненое животное, Хан подхватывает кресло и швыряет в стену.       МакКой мог отслеживать состояние подопечного через падд, в том числе через систему жизнеобеспечения, о чём ему «тактично» напомнил Спок, но посчитал это просто отвратительным. Даже если Хан начнёт буйствовать, запертый в своей клетке, это его право. У него осталось не так уж и много прав в целом.       – Это кажется мне любопытным, – сказал Спок, устраиваясь на диване (они вдвоём ждали Джима в комнате отдыха старшего офицерского состава). – То, что побудило Хана предать своих.       – Он попытался их спасти – как мог, – сказал МакКой, ощущая ноющую боль в крыльях. – Не притворяйся, что не понял.       – Я не притворяюсь, доктор МакКой, – Спок уместил, наконец, за диванной спинкой свои крылища и теперь смотрел на него, сидящего напротив в кресле. – Хотел ещё раз подчеркнуть парадоксальность возникшей ситуации.       – Ну подчеркнул, чёрт тебя возьми, спасибо. Дальше можешь не подчёркивать.       Чертыхнувшись, МакКой стал смотреть на растение в большом горшке.       – Я просто хочу вам сказать…       – Обо…       – Послушайте, прошу вас. Находясь в окружении вашей эмоционально-ориентированной расы, я понял одно – решения, принятые в так называемом состоянии «на эмоциях», не бывают верными.       – Ты сейчас…       – О вас, доктор. Вы поверили преступнику. Возможно, его положение сейчас действительно вызывает в вас сочувствие, но напомню – он действует так, потому что понимает, что сила не на его стороне.       МакКой смерил гоблина взглядом. Он злился, или не злился, или вообще уже ничего не понимал, но устал точно. До ненависти ко всему сущему устал.       Впрочем, ничего нового. Попутно вспомнилось, что Спок о провале проекта не знает. Ненависть, значит?       – Почему ты так решил, Спок? Сверхлюдям ведь промыли мозги.       – Не уверен, что правильно понимаю вашу идиому, но рискну предположить, что это не имеет значения. План бунта доказывает, что проект провалился. Хан верно оценил тактическую расстановку. Его люди, пробывшие в этом времени куда меньше него, не представляют себе истинного положения вещей. Он сделал единственный в такой ситуации возможный ход.       МакКой не успел ответить – в комнату зашёл Джим. Едва заметно взъерошенный, он прошёл к ближайшему креслу, тяжело в него плюхнулся и запустил пальцы в волосы.       – Так и будем сидеть, как на похоронах? – МакКой в сердцах запихал в чехол свой падд, который беззвучно надрывался сигналами входящих. Чехов, конечно же. Значит, по кораблю уже слухи. – Джим, я не предавал тебя, чёрт, ты знаешь!       Джим поднимает голову и смотрит на него недоумённо.       – Какая муха тебя укусила? – Он чуть морщится, выпрямляясь. – Я связался с Саратогой, хотел объяснить ситуацию капитану Бенуа. Но мне никто не ответил. Связь есть, ответа нет. Попытки связаться мы продолжаем.       – Так сразу надо было говорить! – выпалил МакКой. – Пришёл и уселся тут!       – Я сделаю чаю, – сказал Спок очень ровно, поднимаясь с дивана.       – Мне зелёный.       – Да, мне с сахаром сделай. – Джим снова опускает голову, прикладывает пальцы к вискам. – В общем, мне это не нравится. И сильно. Я выжду пару часов, а потом направлю Энти к ним.       – Джим, что значит «с сахаром»? – поинтересовался Спок от репликатора.       – Это значит, гоблин, реплицируй любой чай любого цвета, но с тремя кубиками сахара, – огрызнулся МакКой.       – Крайне информативно, если убрать оскорбления, доктор.       – Это не оскорбление, а констатация факта.       – Вы целый день грызться будете? – Джим закатывает глаза. – Спок, я просто люблю сладкое.       – Джим, у нас миссия по посещению колонии, она регламентирована по срокам. – Спок принёс и поставил перед ним чашку чая. Вторую отдал МакКою и чинно уселся на диван. – Мы не можем развернуть корабль просто потому, что на наш вызов не ответили.       – Мы можем, Спок. И мы сделаем это. – По голосу Джима ясно, что менять своё решение он не собирается.       – Чай кошмарный, – сказал МакКой, потому что чай был кошмарный. Думать о том, что капитан «Саратоги» всё-таки нашёл растительных приключений на задницы своего экипажа, не хотелось. – Может, просто перебои связи? Это космос, мало ли.       – Боунс, чёрт возьми, ты что, впервые в жизни поверил в безопасность космоса?!       Джим всплёскивает руками, видимо, забыв, что держит чашку чая, и проливает чай себе на колени. Принимается, чертыхаясь, вытирать мокрое пятно.       – Нет, зато я поверил, что тебе нельзя давать чайные чашки.       – Реплицировать полотенце? – поинтересовался Спок. Он всем своим видом не одобрял решение действовать без приказа.       – Забудь. Я пойду на мостик и узнаю у Ухуры, как дела.       Джим забирает чашку и выходит из комнаты.       Спок практически вылетает следом. МакКой, чертыхаясь – за ними, но чай с собой прихватывает.       Космос – такая штука… никогда не знаешь, когда в следующий раз удастся выпить чашку.       МакКой ждал этого с самого начала вылета, но приказ всё равно стал громом посреди ясного неба. Приказ пришёл не ему, а на капитанский код доступа, так что Боунс узнал о нём от Кирка. Они тогда находились на мостике и ждали ответа от «Саратоги», которая, казалась, канула в небытие, Ухура вызывала корабль раз за разом, всё бестолку, и в конце концов Джим сказал ложиться на обратный курс до планетоида, и вот тут-то это и произошло – подпространственный от Флота.       Джим только махнул МакКою рукой и сказал «в мой кабинет», позвал ещё и Спока, оставив мостик на Сулу, и Боунсу опять показалось, что в следующий сеанс вычёсывания (дай космос дожить) под пуховым слоем у Джима обнаружатся настоящие перья.       Они прослушали сообщение, сидя за столом Кирка – он вывел запись на экран. Сложно было поверить, что это было записано на Земле чуть больше трёх часов назад.       "Флот благодарит вас за передачу информации, – голос Комака можно было бы описать как "без выражения", не будь он таким напряжённым. – Совет решил ликвидировать опасность, которую представляют сверхлюди. Всем кураторам приказано получить максимум крови от сверхлюдей, а их самих поместить в стазис для последующей передачи на ближайшую базу с необходимыми криокамерами. Официальные распоряжения будут разосланы на падды кураторов в течение суток, но приступать к выполнению необходимо сразу по получении распоряжения. Адмирал Комак, конец связи".       – Они не приказали разрабатывать сыворотку, – тут же подал голос Спок.       МакКой молчал. Он не сомневался, что это будет в официальном распоряжении. Для него лично.       – Боунс, – тихо произнёс Джим. – Тебе надо идти.       – Знаю, – МакКой кивнул капитану. – Ты не переписывал больше коды доступа?       – Нет, всё как было. Тебе охранников больше нужно?       – Нет, он не подозревает, – МакКой со вздохом поднялся на ноги. – Просто активирую имплантат. Через двадцать минут всё будет. Я так понимаю, нужен будет кто-то, кто проконтролирует выполнение приказа. Коммандер, не окажете честь?       – Конечно, – Спок в кои-то веки не стал даже препираться. – Джим, на мостике меня может заменить Чехов.       Джим, кивнув, смерил МакКоя внимательным и, кажется, сочувствующим взглядом.       Доктор сказал, что ему потребуется некоторое оборудование в лаборатории, поэтому они сразу же прошли в медотсек, в его личный кабинет.       Спок не стал садиться в предложенное кресло, полагая, что МакКой быстро покончит с приготовлениями. Коммандер успокаивал эмоции относительно известия о том, что проект сворачивают. Это означало, что Хана на корабле больше не будет, и угроза Джиму с этой стороны будет нивелирована. От этой мысли сами собой улеглись вздыбленные перья на крыльях.       Доктор принёс сумку, контейнер под пробирки, оборудование для забора крови (мотивировал тем, что хочет покончить с этим сразу). Всё это он собирал долго и тщательно, ставил на свой стол, за каждым предметом ходил отдельно в примыкающую к кабинету мини-лабораторию. Спок отметил, что МакКой принёс ещё один контейнер синего цвета. Небольшой по объёму, он, однако, был снабжён модулем контроля температуры и запитывающей его автономной батареей. Такие использовались для хранения нестабильных химических веществ, требующих содержания при строго определённой температуре, и некоторых лекарственных препаратов с такими же свойствами.       – Доверие – страшная сила, Спок. – Доктор оглядел предметы на столе и начал аккуратно складывать их в сумку. – Хан мне доверяет, а я своими руками почти что убью его. А ещё месяц назад я думал, что мне в руки попал мой лютый враг, и мне будет тяжело его не убить, оставшись наедине в запертой лаборатории.       Спок молчал. Эмоциональной натуре доктора сейчас требовалось, видимо, словесное выражение переживаемого. Не было бы слушателя – оно реализовалось бы в виде автокоммуникации.       – Это всё же не дело – верить преступнику. Но это моя ошибка. А что делать с его доверием ко мне? Вот в чём... – доктор затолкал в сумку шланг, с некоторым трудом, и принялся что-то искать в ней же, – проблема. Но тебе с твоим контролем эмоций этого, конечно, не понять. Одно из самых страшных преступлений против своей семьи, Спок, это предательство. Предать доверие близких, тех, кто нуждается в тебе как в опоре и поддержке. Для кого ты чуть больше чем "вон тот человек напротив".       Он что-то, видимо, нашёл в своей сумке, кивнул удовлетворённо и подхватил её со стола, повесив на плечо. Его крылья были неспокойны. Спок подумал, насколько сильна возникшая эмоциональная привязка доктора к своему подопытному.       – Идём, коммандер. Я готов.       Спок развернулся к двери. Но у самого выхода остановился.       – Доктор, вы забыли контейнер.       – Да? Какой?       – Терморегуляторный. – Спок обернулся, краем глаза заметив, что МакКой держит руку в сумке, будто боится, что без придерживания в ней что-то опрокинется. – Полагаю, он вам нужен для...       Он успел увидеть движение, но не блокировать. Доктор был прав: доверие – страшная сила. Спок не ожидал такого от лучшего друга Джима. И когда в его шею с шипением вжался гипошприц, даже не сделал попытку оттолкнуть доктора. А когда перехватил его руку, было уже поздно. В глазах потемнело, стены покачнулись, расплываясь. Спок упал бы на пол, но его подхватили и опустили туда плавно. Тошнота подкатила к горлу, тело не слушалось, он не мог пошевелить даже пальцем. Крылья бессильной тяжестью тянули к полу. Звуки сделались гулкими и далёкими. Как через пелену, он увидел, что доктор навис над ним. Привалил его к стене спиной, аккуратно сложил поочерёдно оба крыла так, чтобы они лежали в удобном положении.       – Через полтора часа с тобой всё будет в порядке, эффект пройдёт. Так, Спок, ты сейчас этого не слышал, но прости меня. Я негласно пообещал Хану защиту и не смогу нарушить своё слово. Вот...       Спок ощутил, что в его руки втолкнули что-то прохладное и гладкое прямоугольной формы. Синий контейнер.       – Это восемь доз того, что вы упорно зовёте воскрешающей сывороткой. Улучшенная формула. Разработана мной за последний месяц. Из всего корабля – этого ты тоже не слышал, гоблин, – только ты сможешь распорядиться ей как следует, и если со мной что-то случится... я верю, ты найдёшь ей правильное применение. Ну...       Доктор выпрямился. Спок теперь видел вместо него только смазанное пятно, хотя и силился сфокусировать взгляд. Большая часть ресурсов его организма сейчас была направлена на нейтрализацию введённого препарата. Поэтому он почти не услышал, как с шорохом закрылись за МакКоем двери кабинета.       МакКой ставит сумку с оборудованием на пол, блокирует за собой дверь и вводит в панель три кода. Один активирует систему защиты комнаты. Второй снимает предыдущий Джимов. Третий Боунс вводит наугад, закрыв глаза, чтобы самому не видеть комбинацию цифр. Всё – они заперты здесь «до дальнейшей деактивации кода», как сообщает электронный голос компьютера. Взломать его могут несколько человек на корабле, и на это потребуется время – вполне достаточно. Им, по крайней мере, хватит.       После он оборачивается к Хану. Тот сидит на полу посреди разгромленной комнаты, наблюдая за ним из-под свешивающихся прядей волос. Между его скрещенных по-турецки ног негромко вибрирует крохотный музыкальный триббл. Освещение процентов на семь, не больше, и механически поглаживающая триббла рука кажется бледным призраком на чёрном фоне.       – Мне поступил приказ тебя убить. – МакКой подхватывает сумку и идёт прямо к нему. Из расстёгнутого нутра сумки петлёй высовывается прозрачный шланг для перекачки крови. Под подошвами ботинок что-то глухо хрустит. – Напрямую этого никто не сказал, но приказ «выкачать кровь для дальнейших исследований» звучит вполне прозрачно.       – Какое унижение, – тихо и шипяще произносит Хан, не сдвинувшись. Только рука в шерсти триббла замерла, перестав гладить. – Умереть как кровяной мешок.       Он пересаживает триббла на пол и, когда МакКой подходит ближе, стремительно оказывается на ногах. Делает шаг вперёд, и вот уже они вжаты друг в друга, а пальцы Хана удерживают его за бёдра.       – Вы же не думаете, что я собираюсь покориться этому приговору, доктор?       – Я пришёл предоставить тебе выбор. – МакКой без страха ощущает себя игрушкой – стоит Хану пожелать, он швырнёт его через всю комнату так же, как мог бы швырнуть триббла. Это ощущение странно лёгкое, почти умиротворённое. – Либо ты убиваешь меня, проводишь разблокировку панели, вырываешься и умираешь… сражаясь, либо не убиваешь, но в этом случае я попытаюсь выполнить приказ. Возможны и другие варианты, но суть одна – я человек. И ничего не смогу тебе сделать. А код деактивации я не знаю – вводил наугад. Не убегу.       Пальцы Хана чуть сжимаются на его бёдрах, и вот кажется – да, сейчас швырнёт, но…       Хватка исчезает почти тут же. Пальцы проходятся по щеке МакКоя, а нечеловеческий взгляд делается почти страдающим.       – А они знали, кого присылать, – он выплёвывает это в бессильной ярости, отталкивает МакКоя, выпрямляясь. – Я не причиню вам вреда, доктор, сколько раз я должен повторить это?! – Он рявкает, отходя на шаг назад. – Нет! И скажите мне после этого, что ваша Федерация гуманна! Я не причиню вам вреда, но и крови моей вы не получите! Проклятые! Федераты! – С этим воплем он пинает к стене опрокинутый стол, и тот, пролетев, ударяется в неё и жалобно скрипит.       – Какая бы ни была, Федерация даёт людям дом и защиту. Иногда – второй шанс. Даже если он выглядит как издевательство.       МакКой присел на перевёрнутую тумбочку. Она валялась на боку. Сплёл между собой пальцы. Сумка, обмякнув, валялась у его ноги. Мягкое нутро расползлось, приоткрыв другие кольца прозрачного шланга.       – В тебя вшито устройство, по сигналу вызывающее временный паралич. Я не стану его использовать. Так что надеюсь, ты всё же позволишь мне подсоединить этот шланг – иначе придётся меня убить или оглушить.       В глазах Хана полыхнул огонёк ярости, он подлетел к МакКою, и… встал на колени у его ног, положив ладони на его щёки. Заставив смотреть в свои глаза.       – Вы, люди, – голос низкий, рычащий. – Вы не понимаете. Вы, доктор, не понимаете. Вы думаете, что сверхлюди – это машины для убийств. Что в нас нет чувств, кроме… ярости. Агрессии. Это не так. Доктор. Леонард. Вы предлагаете мне смерть от своей руки, и я принял бы её. Вонзите нож в меня, – он касается своей шеи. – Сюда. Быстро или долго. Легко или мучительно. Выстрелите из фазера. Но не это. Это!       Он хватает сумку с шлангом, встряхивает её и отшвыривает. Вскидывает подбородок.       – Я – Хан! Хан Нуньен Сингх! Я не ошмёток мяса!       МакКой берёт его за руку, распрямляет длинные пальцы. По одному.       – Я не предоставил бы ошмётку мяса выбор, ценой которому моя жизнь. В том или ином смысле. Заберёшь её ты или тюрьма за то, что я нарушил прямой приказ командования.       – Тюрьма? – переспрашивает он, застывая снова.       МакКой прикрыл глаза. Какой чертовски длинный день. После такого хорошо прийти домой и вытянуть ноги на диване, деградируя под стакан виски и какую-нибудь музыку по случаю. Только хрен ему, а не спокойная деградация.       – А как ты думаешь? Я деблокировал капитанский код, заперся тут наедине с тобой и не стремлюсь тебя убивать, хотя для этого имеются все возможности.       Хан молчит, усаживаясь на свои пятки. Берёт его руку в свои, подносит к лицу и медленно-медленно прижимается губами к костяшкам. Потом отпускает, не меняя позы.       – Я готов.       МакКою почти нехорошо. Было бы, не будь он половину жизни вынужденным абстрагироваться от своих же эмоций. Он идёт за отброшенной Ханом сумкой, возвращается с ней. Извлекает оттуда шланг, упаковку со стерильной иглой-насадкой и шесть пробирок. Столько, на сколько стандартно брал крови во время первых двух тестовых недель. Больше в сумке ничего нет.       Со всем этим добром он присаживается возле Хана и жестом просит его руку.       Хан подаёт, не меняя позы, только взгляд – почти жадный – впивается в него. МакКой просит его сжать-разжать кулак. Стерильной антисептической салфеткой очищает место прокола. Игла входит в его вену мягко и почти нежно, он умеет ставить не больно. Подсоединённый к шприцу шланг стремительно темнеет от крови. Первая пробирка начинает наполняться, когда срабатывает дверной интерком.       – Нас нет дома. Правда?       – Так и есть. – Хан смотрит, почти не моргая.       Интерком надрывается ещё какое-то время. МакКой успевает сменить пробирку.       На третьей входящий затыкается. Но с самим интеркомом они что-то сделали, и динамик передавал шаги, приказы, шуршание по ту сторону двери. МакКой слышал голос Джима.       – Пойдут взламывать панель.       Свободная рука Хана поднимается и щемяще ласково проходится пальцами по волосам МакКоя.       – Не станут же они вас прерывать, когда взломают.       МакКой кивает. Внешне – абсолютно спокойно.       Вот именно что внешне.       – Я доктор, а не программист, но всё же предположу, что управимся мы быстрее, чем эти гении взломают панель. Её программировало несколько человек разом.       – Я не хочу умирать на глазах у них. – Пальцы продолжают гладить. – Чем быстрее, тем лучше.       МакКой меняет четвёртую пробирку, затем пятую. Тишина. Он начинает говорить только на шестой.       – Когда я получил начальный пакет приказов и протоколов по проекту реабилитации, в них указывался ряд обязательных комплексных тестов на испытание подопечного. Я их честно выполнил. Но последний пункт предполагал… этакое креативное стимулирование мозгов подчинённых. Последний тест куратор обязан был придумать сам.       Пробирка наполовину наполнилась тёмной кровью. Рядом лежали в небольшом контейнере запечатанные пять. Драгоценный груз для того, кто умеет пользоваться.       – Проблема заключалась в том, что я уже не был для тебя просто куратором. А потом и вовсе возникла необходимость снять с меня эту обязанность. Но мы не успели, а последний приказ оставил мне как куратору совсем немного времени. Пришлось импровизировать на ходу, но я должен был убедиться, что ты безопасен для меня… а значит – для моей семьи.       МакКой аккуратно вынул иглу из его вены, подождал, пока остатки крови по шлангу перетекут в пробирку и закупорил её, положив к остальным. Поднял голову, встречаясь взглядом со своим подопечным.       – Ты безопасен для нас, и я намерен это доказывать командованию – или пойти под трибунал за свои убеждения. От этого они, впрочем, не поменяются. Формально приказ по сбору крови… – пальцы защёлкнули крышку контейнера, – я выполнил. На одну дозу воскрешения тут хватит с лихвой.       Хан – он должен сейчас чувствовать головокружение – смаргивает, вроде как ещё недоверчиво. Потом медленно улыбается.       – Доктор, вы же понимаете, что тест сработал не потому что я безопасен.       – А я тебе не Федерация, – Боунс убирает весь инструментарий в сумку, сматывает шланг. – Если даю второй шанс, то наёбывать не собираюсь, аэроплан ты мой нелетучий. Мне другое интересно, расписывая в техзадании «социализация может проявляться самыми неожиданными и порой не сразу распознаваемыми образами», кто-то из этих учёнишек подразумевал то, что произошло с тобой?       – Ни один из этих учёнишек понятия не имеет о сильных чувствах.       Хан поднимается на ноги – движение чуть резче, чем обычно, но в целом он выглядит почти пришедшим в норму. Бледнее разве что. И притягивает МакКоя к себе, ничуть не заботясь о его поклаже.       – Так я не ослышался, Леонард? – Его рука ложится на затылок, и от этого вдоль позвоночника, особенно между крыльев, пробирает странным ознобом… типа слабого электрического импульса. Не сказать, что неприятно, и МакКой не говорит. – Ты даёшь мне шанс?       – Для кого я тут распинался, по-твоему? Только учти, я не забыл, что ты стал причиной смерти моего лучшего друга.       – Прости.       Хан шепчет это на выдохе, уже касаясь губами, и целует МакКоя – медленно. Глубоко. Совершенно не обращая внимания на людей, скребущихся с той стороны двери.