For your family

      После сорока минут подготовки «Орфей» и «Саратога» связались с «Энтерпрайз». Ухура с интервалом в несколько секунд доложила о двух входящих вызовах.       – Только голосовые, лейтенант. Побережём энергию.       Хан устроился в капитанском кресле, игнорируя возмущённые взгляды инженера Скотта.       – Кирк на связи, – надтреснуто заговорили динамики. – У нас всё готово, контейнер на Орфей передали. Ждём начала действий.       – Говорит Лата, господин. Контейнер приняли, герметичность проверили. Готовы загружать торпеды в установки.       – Хорошо.       Хан побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. В воздухе пахло приближающейся бурей, и экипаж тоже это чуял. Беспокойно подрагивали золотые крылья только что забежавшего на мостик Павла. Чуть сильнее, чем обычно, сжимались губы лейтенанта Ухуры при работе. Даже инженер Скотт оставил свою обычную пустую суетливость и внимательно вслушивался в трескотню помех.       Самого Хана предчувствие бури освежало.       – Синхронизируем часы, – скомандовал Сингх.       – 2306, – тут же среагировала Лата.       – Тут часы отстают, – сообщил Кирк. – Синхронизирую по входящему сигналу. 2306 и пятнадцать секунд.       – Время установлено, 2306.17– отозвался от своей панели Скотт. Сейчас он был собран и сосредоточен на работе, ни следа возмущения, и так даже вызывал уважение.       Хан кивнул ему и снова обернулся к пустующему экрану, прикрыв глаза. Конечно, хотелось видеть их всех сейчас, но это было необязательно. В былые времена он командовал огромными армиями на расстоянии… Картинка – всего лишь картинка.       Единственная брешь в его плане – Спок. Конечно, Хан предпочёл бы сейчас видеть командующим Саратоги вулканца. Идеальная логика и интуиция – да, он на них рассчитывал; с Кирком успех операции понижался на десять-двенадцать процентов.       – Итак, – заговорил Хан. – Это последний сеанс связи, но если каждый будет действовать согласно плану, больше никто не погибнет. Леонарда и меня вскоре транспортируют, и тогда у Павла будет около двух часов на исследование заражения. Павел?       Хан открыл глаза и нашёл взглядом лейтенанта Чехова. Странно было видеть златокрылого Павла без его обычной шальной весёлости – встретив взгляд Хана, он торопливо кивнул.       – Сделаю всё возможное.       – Конечно.       Хан поднялся с кресла. Крылья, больше ничем не стеснённые, дрогнули, расправляясь.       – Мы сражаемся не против Федерации, – заговорил он, обращаясь к экипажам всех трёх кораблей. – Мы сражаемся, чтобы сохранить её репутацию и её целостность. Но в первую очередь мы сражаемся за свои жизни и жизни тех, кто нам дорог. Начиная с этого момента и до капитуляции врага мы – одно целое. Не будет споров, ссор и жалоб, мы будем работать как слаженный механизм и победим. Капитан Кирк, Лата?       – Всё так и будет, господин, – отозвалась Лата.       – Нет вопросов, – чуть с запозданием ответил капитан.       – Заканчивайте подготовку. Старт через восемь минут.       – Дайте мне поговорить с Чи, – взмолился Чехов. – Это может быть очень важно.       Хан прервался и уставился на него этими своими жуткими инопланетными глазищами.       – У вас пять минут.       – Хорошо! – Чехов кинулся к экрану. Ухура поднялась, уступая ему место, и Пашка с размаху плюхнулся в её кресло. – Чи, слышишь меня?       – Да, да, – из-за помех её взволнованный голос.       – Юи, солнышко, у нас такое дело…       Он быстро рассказал ей всё, что они успели узнать о растительной заразе и дорсалии. Притихшие на мостике люди тоже слушали внимательно.       – То есть, им чего-то не хватает, чтобы существовать, вот в чём дело. Это что-то есть у живых организмов. Для этого живые частицы преобразовывают всё в растительную форму, и мне надо понять, чего не хватает, может, это поможет их нейтрализовать!       Пашка умолк. Юи тоже молчала.       – Две минуты, – напомнил позади Хан.       – Растения? – это чужой голос. – В смысле, вам надо понять, на что они реагируют?       – Чехов, это наш спасённый с Саратоги, Айвил, – с напряжением в голосе сказала Юи.       – Растения находят людей, хотя и не должны, – продолжил этот самый Айвил. – Мы в поясах с силовыми барьерами, но мы не теплоизолированы. Так клубки нас и находили, по теплу.       – Ох… Да, Чехов, да, точно! Я же это поняла, они реагируют на тепло! Может, оно – главный компонент их жизнедеятельности? Но почему растения, что с растениями?       – Минута, – это Хан.       Пашка подёргал крылом. Само получалось: он нервничал.       – Если эти частицы в родной среде обитали в чём-то подобном – неплотной структуре, вырабатывающей тепло, содержащей дорсалий? – предложила Юи.       – Ага, – Чехов подался вперёд, – и там они могли находиться в состоянии покоя, это могли быть и не растения. Просто у растений оказались сходные характеристики – плотность тканей и тепло. Но не такое количество тепла, которое им нужно. Ресурс невозобновляемый. На их планете не так.       – Геотермальные источники? – предположил Айвил. – Вулканическая активность, а если есть атмосфера – парниковый эффект. Или близкое расположение планеты к своему солнцу. Это поможет?       – М-м-м, я постараюсь, чтоб помогло, – страдальчески протянул Чехов. – Постараюсь.       – Время вышло, – негромко объявил Хан позади.       Пашка чертыхнулся.       – Ладно, додумаю. Спасибо вам обоим.       – Удачи, – пожелали эти двое. Их голоса едва донеслись через треск помех.       Подготовка к приёму кораблей вступала в решающую стадию. Готовились торпеды на Саратоге и Орфее, просчитывались и прокладывались зеркальные курсы, в спешном порядке приводились в дееспособное состояние боевые установки. Как бы ни хотелось Хану дать Леонарду ещё пару минут на отдых, он не мог.       Он покинул мостик, оставив командование на лейтенанта Ухуру. Инженер Скотт занимался подготовкой ящика, и Хан не собирался его отвлекать.       Прошёл в кабинет капитана, где, бессильно обмякнув на диване, спал его Леонард. Измученный, осунувшийся. Прекрасные стальные крылья, полураскрытые, лежали на спинке дивана и частично на полу.       Хан ласково скользнул пальцами по оперённому суставу. Его Леонард, его сумасбродный и чистосердечный доктор. Готовый защищать свою семью какой угодно ценой. Как и сам Хан.       Крылья не среагировали на прикосновение. Сон был крепок.       Сингх сжал плечо доктора и потряс его.       – Просыпайся, душа моя, – позвал доктора. – Ты нужен на мостике.       – Зачем... Джим опять... – он повозился, сонно бормоча, но глаза не открыл. – Пусть идёт сюда. Я сейчас...       – Ты сейчас проснёшься, или я отнесу тебя на мостик на руках, – спокойно продолжил Хан. – Леонард, Джим на Саратоге. Ты нужен Энтерпрайз.       – А-а... Понял. Опять снилось... – Он сел, щуря воспалённые веки. Крылья приподнялись, левое, зажатое диванной спинкой, встопорщилось. – Что случилось? Прилетели?       – Скоро прилетят.       Хан присел на корточки. Теперь его лицо было ниже лица Леонарда, и от этого глаза доктора казались ещё более запавшими.       – У нас есть немного времени, – сказал Хан, беря его руку в свои. – Я рассказал капитану и экипажу про свой план, теперь расскажу тебе.       Доктор выслушал его, не задавая вопросов и не шевелясь. Только на моменте, где Хан сказал про пытки, поднял голову.       – Остальные знают об этом? Что меня пытать будут.       – Нет. Для остальных – тебя транспортируют как последнего оставшегося в живых старшего офицера и моего куратора. Правду знает только Кирк.       – Сказал ему, значит…       – Он твой капитан и должен знать. Тебе отведена самая трудная роль, душа моя, – Хан поцеловал его расслабленную ладонь, закончив рассказ. – И запомни, нужно продержаться два с половиной часа, ни минуты меньше. Стоит формуле попасть к врагам, и они уничтожат этот корабль, а после сорвутся с места на той скорости, которая другим кораблям флота не доступна. Их нельзя будет догнать. Поэтому ты должен молчать до последнего.       Доктор отвёл взгляд.       – Вечно спросонья хочу протирать всё спиртом, – проворчал тихо. – Два с половиной часа пыток. Я понял.       – Ты должен чётко осознавать, что если ты продержишься меньше или выдашь ключ – мы обречены. Энтерпрайз, Саратогу и Орфей уничтожат, тебя убьют, а я стану мешком крови до скончания своих дней. Меня найдут даже на краю галактики, а мне этого очень не хочется, милый.       Хан снова поцеловал его ладонь. Ладонь пахла чем-то стерильным.       – Ты готов? – спросил мягко.       Леонард кивнул.       – Один вопрос. Если меня будут шантажировать уничтожением корабля – что мне делать?       Хан чуть улыбнулся ему.       – Не поддаваться. Твой секрет – залог сохранности не одного корабля, а всей Федерации. Множества людей, которые живут своей жизнью и знать не знают о заговорах и секретах сверхчеловеческой крови. Не забывай об этом.       Он ещё раз кивнул и, не глядя на Хана, поднялся.       – Принеси воды. Мне капитана из себя разыгрывать, а в горле филиал Вулканской пустыни.       Хан понял, что сейчас Леонарду очень хочется остаться одному. Или хотя бы не ощущать на себе его взгляд. Поэтому послушно поднялся и направился к репликатору.       Около инженерной панели стоял небольшой тёмный ящик, и Скотти видел, как взгляды присутствующих нет-нет да обращались к нему. Быстрые и опасливые. Ему и самому было не по себе находиться рядом с этим оружием массового уничтожения.       С виду – ящик и ящик. Корпус из того же самого металла, которым обиты стенки жилых помещений, на это Хан упирал особенно сильно. Что он там сказал-то…       «Его будут искать, инженер. Сканеры на моих кораблях очень мощные, они способны обнаружить любой инородный объект на борту. В наших интересах, чтобы он ничем не отличался от обстановки».       Ну вот… корпус из тёмного металла, внутри – кусочки того, во что превратился погибший Джонсон; плюс последняя доработка, автономный температурный мини-генератор, какие стоят на контейнерах для химических веществ – это чтобы поддерживать внутри тепло, и радиоактивный дорсалий раньше времени не начал распад; силовое поле и часовой механизм, его отключающий. Готовили эту штуку восемь человек, включая Чехова, Хана и самого Скотти. Биологическое оружие замедленного действия. Таймер заканчивает отсчёт, генератор отрубается, силовое поле снимается, контейнер открывается... и вперёд. От того, насколько простым в исполнении и чудовищным по своей сути оно было, Скотти коробило.       Судя по взглядам экипажа, не его одного.       Вот открылась дверь капитанского кабинета, и оттуда вышел Лен и этот, чернокрылый. Скотти было поднял руку в приветственном жесте, но осёкся.       Доктор выглядел как живой мертвец.       А Хан – как некромант, поднявший его.       Ох не надо было увлекаться сетевыми играми в детстве…       Хан был жутким. Он выглядел жутко, то, как в его присутствии осунулся Боунс, выглядело жутко. А самым жутким был этот ящик с заразой. Капитан Кирк не додумался бы до такого, и Скотти любил его за это.       Боунс остановился, не пройдя и пары шагов от двери. Обернулся к Хану.       – Мне нужна минута, – сказал тихо, Скотти скорее прочёл по губам, чем услышал. Хан, отпуская, кивнул.       МакКой попросил минуту, чтобы хоть как-то собраться с мыслями. Крылья приучили его к постоянной боли, но не научили её не бояться. И снова, как сутки назад, он смотрел на себя в зеркале в стерильном освещении туалета, разница состояла только в том, что выглядел он не на сутки, а лет на десять постаревшим. Вглядывался в собственные запавшие, обведённые чернотой глаза и пытался собрать воедино со своим «я» эту картинку. Выходило не очень. Часть сознания выла, требуя бежать и прятаться.       Не помогало ни это «боль – всего лишь показатель нарушения функций живого организма» и «раз выдержал – выдержишь ещё». Парадоксальным образом оказалось, что умирать он не боится, но вот боли – запросто.       Хан сказал, им нужен результат быстро. И то, что предатели, по мнению всё того же Хана, будут использовать целый Энтерпрайз как предлог для шантажа одного вредного доктора, давало им всем время.       Задача МакКоя – это время протянуть. Два с половиной часа, пока идёт подготовка, он должен держать внимание заговорщиков на себе. Хан предполагал, что перед беззащитной дрейфующей «Энтерпрайз», не зная о ещё двух боеспособных кораблях, они будут ощущать себя в безопасности, и намеревался на этом сыграть.       «Управление мостиком – один, максимум два человека, как на «Возмездии». Помнишь? Они бы не допустили туда ещё кого-то. Они же будут заниматься допросом, поскольку тебя они тоже никому бы не перепоручили. Твоя задача – чтобы у них и мысли не было возвратиться на мостик».       – Каких-то два часа, ну. Соберись давай, – сказал Боунс хрипло своему отражению. Всё тот же полубезумный взгляд в ответ. Привет, начало деперсонализации.       – Да иди ты к чёрту.       МакКой открыл кран и принялся умываться. Как можно тщательнее, будто собрался отмыть от себя это затравленное выражение лица. Вода, проходя сквозь силовой барьер пояса, отзывалась искристо-щекотным ощущением на коже, примерно как газировка на языке.       Ожидаемо за спиной открылась дверь и зашуршали крылья, которые Хан протискивал в проём.       Следом за этим последовал щелчок заблокированной двери.       – Я не буду спрашивать, как ты себя чувствуешь, – сдержанно проговорил Сингх, становясь за его спиной.       МакКой фыркнул.       – Да уж спасибо. Я сам у себя не хочу этого спрашивать.       Хан опустил ладони на его плечи и мягко, но неуклонно, развернул к себе. Смахнул капли, собравшиеся на подбородке, и МакКой больше услышал, чем увидел, что за его спиной смыкается крыльный заслон.       – Я пришёл поддержать тебя.       – Нормально всё, то есть… не нормально, конечно, но этого вот не требуется, – МакКой отвёл его пальцы от своего лица. – Надо сделать, значит, сделаю. Вопросов нет.       Хан снова коснулся его подбородка, а в следующую секунду МакКой услышал характерное шипение гипошприца. И ощутил жжение в шее.       – Ты не совсем понимаешь, что значит поддержка в моем понимании, – заметил Сингх.       – Да? И что же ты мне… А, ну конечно. Ты же понимаешь, что отдыха это не заменит? Плюс кровь неочищенная. Всё равно что вколоть мне концентрированный борщ и надеяться, что «витаминки» из него попадут куда надо.       МакКой отпихнул его руку со шприцем, машинально потёр место инъекции. До усталого сознания не сразу дошло...       – Ты взломал медицинские базы данных. Ну конечно, иначе откуда бы ты знал, что у меня не будет анафилактического шока...       – Мне нужна была твоя карта. Это было важно. Сейчас моя кровь, пусть и неочищенная, поможет тебе продержаться.       Сверхчеловек невозмутимо спрятал гипо в чехол падда и ласково, почти неощутимо коснулся пальцами мокрой щеки МакКоя.       – Мне страшно отправлять тебя туда, душа моя. У меня осталось не так много, а ты устал и измучен.       МакКой проигнорировал прикосновение на этот раз. Сбросишь – начнёт трогать снова. Удивительно цельная личность. Вместо этого сам прикоснулся пальцем к его щеке. Медленно повёл по ней ниже, надавил на уголок губы.       Насколько бы сверхчеловечен Хан ни был, но теперь тоже явно нуждался в помывке и расчёсывании. Не говоря уже о том чтобы побриться, почистить перья и найти чистую одежду.       МакКой чертыхнулся. Насколько проще было бы залезть в реактор, как Джим. Пять минут – и всё закончилось. Он хотел бы, чтобы для него всё закончилось.       Хан смотрел на него нечитаемо.       – Я ведь верно понял, что если погибну, ты всё бросишь и сбежишь с птенцами? – сказал Боунс, держа подушечку пальца на уголке его губ. – А мне надо, чтобы ты спас корабль. Выжить, без вариантов?       – Ты верно понимаешь ситуацию.       Хан взял его лицо в ладони и всмотрелся – внимательно, пристально. Завеса самоконтроля на миг приподнялась, и за ней был гнев.       – Ты, – заговорил он зло, – душа моя, драгоценность моя, ты окажешься в лапах грязных шакалов. А я буду вынужден ждать и бездействовать, пока они будут глумиться над тобой. Я поставил всё на карту - тебя, себя, Лату и Йоахима, и я ненавижу тех, кто вынудил меня на это.       Чуть склонившись к МакКою, Хан коснулся губами его лба. И сказал негромко:       – Пойдём на мостик. Время на исходе.       Пока Хан и Боунс отсутствовали, Скотти ещё раз перепроверил всё: торпедные установки, готовность наскоро подлатанных оружейных систем, транспортаторный блок, щиты – стояли на минимуме.       Они сняли силовые поля по всему кораблю. Чехов протараторил что-то там про частицы, сказал, что теперь заражены все отсеки, и в щитах просто смысла не осталось. Оставили только поля на лабораториях пятой палубы, в оранжерее и медотсеке – Скотти почти слышал вздох облегчения красавицы Энтерпрайз, с которой сняли необходимость тратить столько энергии.       Теперь корабль висел на границе надвигающегося шторма – обездвиженный, совершенно беззащитный с виду.       Всё было в порядке. Нийота, подрагивая перьями, сканировала окружающее их пространство на предмет приближения кораблей.       По возвращении Хан занял капитанское кресло. От самоуверенности, с которой он это сделал, Скотти потянуло поморщиться. Его всё ещё коробило от мысли, что они вынуждены доверить безопасность экипажа и Энтерпрайз ему – холодному, агрессивному, не умеющему беречь… Да одна его идея с использованием останков Джонсона чего стоит!       – Приближаются, – нетвёрдым голосом объявила Ухура.       – Прекрасно, – Хан пошевелил крыльями, устраиваясь удобнее. Его перьевому величеству размеры кресла явно не соответствовали. – Когда ждать?       – Минуту, сэр. Возможно, полторы.       – Скотт, состояние щитов.       – На десяти процентах, – с готовностью откликнулся инженер. – Я свёл энергопотребление на палубах до минимума, зато усилил на защищаемых зонах. Плюс небольшой камуфляж на нашу готовность стрелять.       Хан одобрительно кивнул.       – Похвальная инициатива.       Не без удивления Скотти осознал, что похвала ему приятна. Но обдумать это не успел – Нийота объявила входящий вызов. Хан покинул кресло, отошёл к тем, кто собрался за его спинкой, и встал среди них. Приказал принять вызов.       На экране появилось изображение того самого адмирала, из видеопослания. И помех было намного меньше, чем при связи с Саратогой и Орфеем.       – Где капитан Кирк? – спросил Райс, на вкус Скотти резковато для траура.       – Погиб, – ответил Боунс, выходя вперёд. – От растительной заразы.       – Офицер МакКой. – Адмирал теперь смотрел только на него. – Кто остался за старшего на корабле?       – Из дееспособных старших офицеров, – Лен взялся за спинку капитанского кресла, но садиться в него не стал, – выше всего звание у меня. Я временно принял командование. И мне есть что сказать вам, прежде чем вы расщепите нас на атомы.       Адмирал помолчал, сложив перед собой пальцы. Опух он, что ли? Начинал бы уже! Скотти устал держать пальцы на пусковых кнопках мини-блока для транспортации.       – Вы не заморозили преступника Джона Харрисона, как вам было приказано.       – В рамках своего кураторства у меня было достаточно поводов убедиться, что это не является необходимой мерой.       – Любопытно… учитывая присланный вами запрос об отмене кураторства.       Райс склонился вперёд в своём кресле и дёрнул крылом. Скотти чуть не дёрнулся вместе с ним, но Кинсер – вот спасибо! – удержал его руку.       – Это был депрессивный эпизод, – сказал Лен. – Мне казалось, я не справляюсь с обязанностями.       – Оставим это пока что, – продолжил адмирал. – За время пути мы пересмотрели позицию в отношении вашего уничтожения.       По мостику зашелестели удивлённые голоса. Сейчас здесь было больше народу, чем два часа назад – некоторые во время выполнения хановых поручений поднялись с нижних палуб, и удивление вышло более чем натуральное. Не предупреди их Хан, что так будет…       – Однако я хотел бы уточнить детали, для чего собираюсь переговорить с вами лично. А для этого вам будет лучше подняться на борт нашего корабля.       – Я могу быть опасен даже в поясе жизнеобеспечения, – напомнил МакКой.       – Мы подготовим изолированный бокс и транспортируем вас сразу внутрь него. Но мы вынуждены будем поднять и изолировать также вашего курируемого. Напоминаю, Федерация признала его преступником, подлежащим заморозке. – Райс прищурился, ещё сильнее наклонившись в кресле. Скотти мысленно пожелал ему оттуда вывалиться.       Боунс кивнул.       – Обещайте, что не станете предпринимать в его отношении никаких действий без суда.       Райс приподнял брови в намёке на удивление.       – Я пока что не могу обещать, что мы оставим в живых ваш экипаж, а вы говорите о суде над Харрисоном?       – Я всего лишь исхожу из конституционных прав, естественно присущих каждому разумному существу на территории Федерации, адмирал. Будь оно в прошлом преступником, изгнанником или даже командующим Звёздного флота. Кажется, отдавая приказ о срочной заморозке сверхлюдей, вы об этом забыли.       Райс еле заметно улыбнулся. Нехорошая это была улыбка, но из-за прислонённых к губам пальцев её мало кто разглядел.       – Рано беспокоиться об этом, доктор. Обсудим ситуацию, взвесим риски. Возможно, никто больше не пострадает.       МакКой снова кивнул. Позвал Хана, чтобы встал рядом. Так они оба оказались перед экраном, высоченный чернокрылый аугмент и уставший, измученный, больной человек, которому предстояло чёрт пойми что. Скотти ещё ни разу не видел, чтобы у кого-то так обвисали крылья. Ему очень хотелось пожелать доктору удачи, да и остальным, думается, тоже – вон как смотрят на эту парочку.       И тишина. Только перья шуршат.       – Удачи, доктор, – сказала Ухура, поднявшись со своего места. – Мы на вас рассчитываем. Вернитесь с хорошими новостями.       МакКой обернулся на неё. Бледный, жуть.       Следом за Нийотой, сейчас казавшейся Скотти самым прекрасным созданием в галактике, выступили Сулу и Чехов, потом, чуть с запозданием, остальные. Нестройное «удачи» слилось в один хор.       Лен кивнул им. Даже попытался улыбнуться.       Скотти не мог пожелать ему удачи – он вообще не должен был отсвечивать.       – Спасибо вам всем, – негромко сказал МакКой, после чего выпрямился перед экраном. – Мы готовы к транспортации, адмирал.       – Какая преданность экипажа, доктор, – Райс пошевелил серыми крыльями. И выпрямился в кресле. – Учитывая недавнюю гибель их капитана. Я хотел оставить это между нами, надеясь на ваше благоразумие, но… как вижу, вы возвели себя в культ героя. А это неверно, доктор, это искажение фактов. Время развенчать ваш прекрасный ореол. Что бы эти люди сказали, узнав, как легко вы отдали их жизни в мои руки? Если бы они знали, что вы могли спасти всех тех, кто погиб от растительной заразы? Мисс Ухура, – Нийота вздрогнула, – я знаю, кто вы. И знаю, что именно вы помогли коммандеру Споку раздобыть кровь Хана для спасения капитана Кирка. Капитан остался жив благодаря вам в том числе – и это после смертельной дозы радиации.       Теперь почему-то дёрнулся Чехов. Заозирался, что-то шепча себе под нос, но Скотти было не до него. Если бы не проклятая необходимость молчать и сидеть на месте!       – Переносите нас, – повторил доктор.       – Вы видите в моём лице карателя, – Райс, не обращая на него внимание, чуть повысил голос, обращаясь ко всем собравшимся, – но я лишь выполняю свой долг, защищаю жителей Федерации. Сейчас у меня нет другого выхода, кроме как уничтожить ваши заражённые корабли. Но в руках у доктора…       Люди смотрели на него как завороженные. А крылья Хана дрожали, силясь развернуться. Этого он не предполагал, и экипаж не знал, как реагировать. Даже Скотти начал сомневаться в том, что это блеф. Кирк ведь выжил, а он сам видел, как тот умирает в «тамбуре» реактора, как с него пластами слезает кожа и по ней расползаются язвы. А потом Спок отправился ловить Хана. Приволок обратно на борт.       И Кирка вылечили.       – …кровь этого аугмента, – продолжал Райс, указав на Хана, – которой доктор когда-то спас Кирка. Применённая вовремя, она могла бы вылечить тех, кто погиб, и нивелировать необходимость уничтожения вашего корабля. В его руках – кровь признанного преступника, лекарство, которое могло спасти вас всех! Но доктор предпочёл об этом умолчать и нарушил приказ о заморозке. Любопытно, офицер МакКой, как быстро и легко вы поставили жизнь Хана Нуньена Сингха выше жизней четырёхсот человек вашего экипажа.       Тишина стала как на кладбище. Даже перья не шуршат.       Хан медленно взял доктора за руку. А на Лена смотреть было страшно – сгорбился, голову опустил…       Скотти почти разжал пальцы на кнопках, но Кинсер шлёпнул его по руке. Больно, чёртова ракушка, и Скотти чуть не выругался вслух, зато опомнился.       – Экипаж «Энтерпрайз», я сделаю всё возможное, чтобы убедить доктора воспользоваться кровью Хана, а от этого преступника – получить достаточно крови для вашего спасения. В этом случае уничтожать ваш корабль не придётся.       На экране Райс опустил взгляд, что-то нажимая на подлокотнике. Хан рассказывал, на его кораблях система управления спроектирована таким образом, чтобы капитан, сидя в своём кресле, мог делать буквально всё: ставить щиты, задавать курс, транспортировать...       Датчики показали, что «Корунд» опустил щиты.       МакКоя с Ханом окутало золотое сияние. Перед тем, как исчезнуть в облаке искр, Хан задержал взгляд на Скотти.       Скотти заколебался, но кивнул ему. Он успел – нажал кнопку, едва завидел первые искры, и теперь мог наконец-то отпустить мини-транспортер.       Это был вопрос чёртовой веры, но теперь он не знал, что думать. Если Лен правда знал, как их спасти, и молчал всё это время? Во имя чего, чёрт возьми – вот этой чернокрылой дряни?       К нему подошла Ухура, сама не своя, молча протянула руку.       – Получилось? – спросила тихо.       – Да, конечно, посылочка наша где надо.       Скотти замешкался, прежде чем взять её протянутую руку, и сурово посмотрел на Кинсера. Он ответил укоряющим взглядом, но со своего места соскользнул.       – Сядешь? – Скотти кивнул на освободившееся кресло.       Ухура отрицательно качнула головой.       – Я боюсь, – сказала ещё тише. – Что этот Райс прав. У нас, в конце концов, только слово Хана против его слова.       – Да уж, не густо, – согласился Скотти, беря её руку в обе своих, – но знаешь, что? Капитан поверил Хану. А Лен сказал бы в этой своей манере: «Чё-орт вас побери-и-и, все жизни важны, это не обсуждается!», – он так похоже изобразил южный докторский акцент, что Нийота против воли улыбнулась, – и вот, получается, действительно важны, даже этого чернокрылого гада, даже если его кровь реально могла нас спасти. Такой уж Лен есть, жертвовать чьей-то жизнью ради других не станет. И я лучше буду верить нашему доктору, чем какой-то заднице, которая сначала грозится нас на атомную пыль разнести, а потом, видите ли, толкает речи о спасении.       Ухура кивнула, затем обернулась.       – Но им этого не объяснишь.       Скотти тоже огляделся. На мостике всё ещё толпились люди, многие из них переговаривались явно взволнованно, то и дело оглядываясь на погасший экран.       Среди них была и Адлер, которой доктор запретил тут появляться.       Пашка метался по обзорке, чувствуя, как стремительно «перегревается». Сулу давно уже оставил попытки понять, что там в его голове происходит, сидел на диване, разложив по спинке крылья, и пил чай. Эта умиротворяющая картинка иногда цепляла зрение – и тогда Пашке становилось будто легче дышать.       То, что сказал этот Айвил – про планету с «тёплыми» условиями, и то, что частички нуждаются в тепле… Они могли быть с демонической планеты класса Z или Y, они нуждались в тепле как в основном условии жизни. Возможно, использовали тепловую энергию как свою «базу данных», память своей расы. Накапливали знания о мире. Малейшие нарушения теплового баланса могли быть их способом «кодирования» информации. Ведь как-то же они знали, как перестраивать ткани человеческого организма в эти странные растения! Этим же можно было объяснить отсутствие энерговыброса при молекулярной перестройке. Частичкам самим было мало тепла. Без него они впадали в подобие «спячки».       Вот и планетоид дрейфовал сколько десятилетий при минусовой температуре – и хоть бы что, заразе ничего не сделалось.       Но это значило, Энтерпрайз заморозкой не спасёшь, ничего это не даст.       – Сулу, я тупой, – в отчаянии выдохнул Паша.       – Смелое заявление, – Хикару многозначительно на него посмотрел поверх чайной чашки. Чехов был благодарен ему за спокойствие в этот миг – сам он, того и гляди, взорвётся. – А кто тогда умный?       – Не знаю, Хан, наверное… А-а-а-а, дрянь!       Чехов метнулся на другой край обзорки и опять заходил туда-сюда среди нагромождения голографической мебели, задевая её крыльями. Вот когда пожалеешь, что фиксаторы не надел!       Холод как средство борьбы с живыми частичками не годится. Так.       Зато когда этот Райс упомянул про погибшего от радиации капитана – ну да, что-то зацепило сознание, будто иголкой холодной по спине кто царапнул, но…       – Радиация, – выговорил он наконец, останавливаясь посреди палубы и поражаясь, как можно было быть такими тупыми. – Радиация, Сулу!       – Да, ты говорил. Мелкие заряженные частички ионизируют молекулы дорсалия.       – Да не в том дело! Шаттлы! С Саратоги! Они же чисты – потому что… там всё в радиации, на Саратоге радиационный фон шкалит! А Скотти тогда ещё, в самом начале сказал – шаттлы чисты…       – Потому что им провели очистку?       – Ну конечно, Сулу, ну конечно! – Чехов подскочил к нему и попытался встряхнуть за плечи. – Обычная радиационная очистка в ангарах! Живые частички или нет – это просто радиация – не вирус, не неизвестная бактерия или что там ещё бывает… Мы можем вычистить весь корабль от этой дряни обычным нейтрализатором! Правда, у нас вся эта… заражённая часть на корабле, она будет в дорсалиевой пыли, она осядет повсюду, ох… И с планетоидом всё равно что-то надо делать. Он слишком здоровый.       Сулу взял его за руки, поймал взгляд.       – Подожди с планетоидом, давай по порядку. Сначала по нашему кораблю. Проверить гипотезу можно?       – Наглядно – только в заражённых лабораториях. Включить нейтрализаторы на полную и через пятнадцать минут измерить уровень радиации. Но там же эти, – Пашка понизил голос до шёпота, потому что на обзорку кто-то зашёл, – клубки чёртовы! На Саратоге наши с ними не справились.       – Но выхода-то у нас особо нет, да? – Сулу отставил чашку. – Пойдём к Скотти.       – Это ещё зачем?       Сулу терпеливо вздохнул.       – А как ты собрался сам снимать силовые блоки с пятой палубы? Там все лаборатории до сих пор наглухо запечатаны.