нам говорили, лето придёт, не сегодня, так завтра тронется лед, растают сугробы, пробьется трава, ну, а пока — з и м а.
Он слегка расслабляется, когда дверь за спиной открывается с тихим вскриком. Шаги раздаются совсем близко, и Олега окутывает облако родных запахов, которые он все не мог выкинуть из памяти. Особенно больно было, когда он отдыхал в Италии, и каждый гребанный запах напоминал о нем. О тех днях. От Дани до сих пор пахнет югом, легким морским бризом, яблоками и корицей. Однако к запахам примешивается что-то другое, более взрослое, лишнее, чужое — запахи слишком крепкого кофе, сигарет и отчаяния. Его мальчик давно вырос. Его мальчик давно не мальчик. Его мальчика больше и не существует. Всего пара шагов. И миллионы воспоминаний. Олег не оборачивается, а Даня разглядывает его напряженную спину и голову, склоненную чуть набок. Олег разглядывает сад, деревья, посаженные с явной любовью, аккуратные грядки, яркие цветы, но боится посмотреть на того, кого искал. Дэни видит Олега, но не верит в его существование. Голоса тоже казались вполне реальными, но их никогда не было рядом. — Что ты здесь делаешь? Олег сжимает руками перила, когда слышит этот безэмоциональный, безжизненный голос. Его Дэни не может так разговаривать. Его Дэни всегда захлебывался эмоциями, чувствами, и не боялся показывать их. А сейчас он будто говорит с мертвецом. — Я скучал. Вот так. Просто и наивно. Глупо. Без всяких «привет» и «как дела?». Олег сам удивляется, что такие слова срываются у него с губ в первые и, кажется, самые важные мгновения, но он не жалеет о сказанном. Он обещал, что будет честен с ним во всем, и эти слова полностью отображают его мысли. Голова закружилась, а ладони стали странно подрагивать, и Дэни обхватывает тело руками, чтобы это не было заметно. Он боится спугнуть видение, боится моргнуть и остаться один. Солнце мягко касается его мокрых волос и согревает синие пальцы от недавнего холодного душа. Второе солнце оборачивается, улыбаясь тепло, по-детски открыто, и Даня чувствует, как задыхается. — Прошло пять лет, Терновой, — качает головой Даня. — Не думай, что после стольких лет я приму тебя с распростертыми объятиями. Ложь. Боже, какая ложь. Дэни любит. До сих пор любит. Хоть что-то остается неизменно вечным. — Я даже и не надеялся на это, если честно. — Тогда зачем ты здесь? Олег поджимает губы, но не уводит взгляда, не сгибается под напускной холодностью. Даня изменился. Он уже не тот подросток с проекта, уже не тот нескладный и долговязый мальчишка, которому Терри выжег сердце, но которого так сильно любил Олег. Воцаряется тишина. Каждый думает о чем-то своем. О нем. — Я привез подарок, — прерывает тишину Олег, кидая на Даню последний взгляд и разворачиваясь в сторону машины. Дэни ежится от внезапно налетевшего ветра — хотя ни одна ветка не пошевелилась — и идет следом. Олег открывает багажник и достает… Горшок. Дэни готов истерически рассмеяться и расплакаться, когда видит синие лепестки и маленькую золотую сердцевину. Из горла вырывается странный звук, напоминающий рев поверженного животного, и Дэни прижимает ладонь ко рту, чтобы не всхлипнуть снова. Он переводит взгляд на Олега, и сердце пронзает острая игла, а рыдания царапают горло. Весь багажник машины уставлен горшками с незабудками. — Я узнал, что у тебя здесь сад, и решил… может быть, мы пересадим их… На память. Чтобы ты не забывал тоже. Олег тщательно подбирает каждое слово, глядя на маленький цветок, значащий слишком много. Он боится отказа. Боится, что приехал зря, что они теперь чужие друг другу, и это никак не исправить. Олег невольно вспоминает те дни, когда они были невероятно близки, когда нитки опутывали их с головы до ног, когда незабудки цвели. Он боится, что все закончится вот так. Даже не начавшись. Так уж, наверно, им и суждено жить. — Я… — Дэни едва может дышать, а Олег смотрит на него с этой его гребанной нежностью и напоминанием в руках. Напоминанием об их похеренной любви. — Хорошо. Хорошо, давай сделаем это. Они молчат, пока переносят горшки в сад. Дэни наконец берет себя в руки и быстро отдает приказы, как хозяин этой земли и более опытный садовод. Олег послушно уходит в дом за лопатой, а Даня опускается на колени перед цветами, осторожно касаясь горшков холодными пальцами. Настоящие. Значит, Олег тоже настоящий. Он может поклясться, что Олег сейчас зашел в дом, громко скрипнув дверью, что незабудки слишком реально покачиваются на легком ветру. Если он сошел с ума, то, пожалуй, даже не жаль. Лишь бы это не кончалось.нам говорили, будет звезда, только для вас засверкает она, страхи и темень отступят прочь, ну, а пока — н о ч ь
Олег входит в холодный, будто совсем необжитый зал, разглядывает камин, который согревает Даню вместо чьих-то объятий, гитару, брошенную в отчаянии куда-то в угол, Олег пальцами касается книжных корешков и замечает до боли знакомую тетрадку с нотами. Он воровато оглядывается, боясь быть пойманным с поличным, а потом открывает тетрадку. К его удивлению, она заполнена полностью. Ни единой пустой странички. Сначала идут песни, написанные Даней еще в колледже и на проекте, потом — песни, которые вошли или не вошли в его альбом, прогоревший четыре года назад, потом — песни, написанные уже здесь. Олег впитывает каждое слово, замечая маленькие разводы — Даня плакал, когда писал это. Дане было больно. Где-то в углу его рукой выведено олежино имя. И на следующей странице тоже. Олег проводит по нему пальцем, будто пытаясь его стереть. Дэни думал о нем, пока писал песню. Пока писал все песни. Последняя страница вырвана, и она вылетает из тетради, когда Олег уже хочет ее захлопнуть. Олег поднимает листок с пола, разворачивая и читая слова, написанные, кажется, совсем другой рукой — убористый, аккуратный почерк Дани становится нервным и скачущим настолько, что Терновой едва может разобрать слова. «В моей смерти никого не винить». Олег едва соображает, когда пальцы ловко разрывают страничку на мелкие-мелкие кусочки. Он прижимает пальцы к глазам, чтобы не дать слезам выхода, и рвано дышит. Он не думал об этом, когда слышал, что Даня уехал куда-то за лучшей жизнью. Он думал, что Дэни будет счастлив без него, без всех, сможет разобраться в себе. Возможно, найдет того самого и… Разве он мог догадаться? Предугадать? И пока он был в Москве, в окружении друзей и лейбла, его Даня думал о самоубийстве. Олег даже думать не хочет о том, что было бы, если бы он опоздал. Если бы приехал с этими гребанными горшками, отворил калитку, прошел на террасу, зашел в дом, а Дэни встретил бы его, вися под потолком или в луже крови. Олег даже представлять не хочет, как крик вспорол бы его горло, как бы он сминал тело Дани в объятьях, на которые уже никто не ответит, целовал бы замерзшие, белые губы и молил о прощении. Как вкапывал незабудки в свежую землю могилы. Терновой плохо помнит, как он оказывается на улице, сжимая лопату в руке чуть ли не до судорог. Даня поднимает голову, встречаясь с ним взглядом, и все понимает. Олег яростно втыкает лопату в землю и начинает копать. Забыться за физическими действиями… перестать думать об этом… блять. Он останавливается резко, вытирая пот со лба, задыхаясь, со свистом вдыхает воздух — и едва не давится им. Дэни привычным жестом достает сигареты и закуривает. Олег продолжает копать. Даня запрокидывает голову и выдыхает сладковатый дым. Знал бы Олег, как восхитительно он травился без него. — Почему, Дань? — Я не хочу обсуждать это. Дым плавно поднимается к небу, извивается и рассеивается. Красиво. Привычно. — Идиот! Ты хоть понимаешь, что собирался сделать?! Дэни поджимает губы и затягивается. Из горла Олега вырывается яростный крик, он падает на колени, наплевав на дорогущие брюки, и внезапно всхлипывает. Даня курит. — Мне двадцать три, прекрати обращаться со мной, как с ребенком. Дэни понимает, что это звучит резко. Олег ведь о нем заботится сейчас, но где он был, мать твою, четыре года назад? Воспользовался и бросил. Оставил одного умирать в темноте, а сейчас приехал с этими незабудками и нежностью в голосе, и думает, что все нормально? Хватит с него унижений. Хватит с него Олега. — Я не знаю, что стало бы со мной, если бы ты умер… — Ты четыре года прекрасно справлялся без меня, а сейчас что-то изменилось? Олег пересаживает первый цветок в вырытую ямку, уплотняя пальцами землю. Он чувствует, что не знает, что делать. В нем словно что-то ломается. Возможно, надежда. Создание перед ним совсем пустое, словно сосуд, заполненный серым дымом. Сломанный маленький мальчик. Тобой сломанный. Дэни подсаживается ближе, помогая, и в какой-то момент их пальцы соприкасаются. Олег даже вздрагивает, когда создание переплетает их пальцы вместе, сжимая так сильно, будто боится упасть. И от этого маленького движения становится как-то спокойнее. Даня еще может что-то чувствовать. Олег ощущает, как слезы стекают по его щекам, и даже не пытается их скрыть или утереть. Ему не стыдно. — Что изменилось? Все, Дань! — вырывается у Тернового. Они уже никогда не будут прежними. Олег думает, смогут ли они пройти через это. Смогут ли вернуть похеренную пять лет назад любовь? Любил ли его Дэни тогда, в далеком и туманном прошлом? Конечно, без сомнений. Любит ли сейчас? Олег не знает ответа. — Я ушел из Блэк Стара, — признается внезапно. Даня тут же вскидывает голову, встречаясь с ним взглядом. На секунду в его глазах появляется удивление, но быстро исчезает в безразличной пустоте. Олег захлебывается. Слова забиваются в глотку, в гортань, в легкие. Заползают дальше, заставляя кашлять. Так сильно, до ярости, до слез. От этого хочется вырваться наизнанку и сдохнуть наконец-то. Олег говорит, говорит, говорит, будто его прорвало. Олег думает, что пора остановиться, прекратить говорить, успокоиться. Но — к черту. Хуже уже не будет. Он должен знать.нам обещали, будете петь, никто не посадит вас в темную клеть, никто никогда не закроет вам рта, ну, а пока — т и ш и н а
Терновой рассказывает про то утро, когда он проснулся в дорогом отеле в окружении дорогих шлюх и будто очнулся. На какую-то долю секунды перехватил власть у Терри, который постепенно тоже сходил с ума - пытался забыться за алкоголем, наркотой и суками. Который тоже пытался забыть Даню. Удалить его из чертовой памяти. Качели сделали еще один оборот, и Олег внезапно выплыл из тьмы, пока Терри захлебывался в крике. Терри нельзя было влюбляться, но он проебался. Тоже. Терновой рассказывает о своем последнем интервью. Он хорошо помнит вопрос, заданный в шутку, на который многие отвечали односложно отрицательно: как вы относитесь к ЛГБТ? Олег помнит, как взгляд перевел на одну из камер, представляя, что смотрит в глаза каждому зрителю программы в прямом эфире, и сказал слова, ставшие для него роковыми. «Как вы относитесь к ЛГБТ? Я отношусь. Я гей и много лет влюблен в парня, а теперь прошу меня простить, я должен его найти и больше не отпускать». Терновой рассказывает, что тогда все будто взорвалось. Твиттер, контакт, инстаграм, телефон. Люди пребывали в шоке и в эйфории. Многие расценили его поступок, как призыв к действию, и запустили флэшмоб с камин-аутами. Многим была противна сама мысль нахождения Терри в Блэк Стар, подписывали петиции, закидывали его стену оскорблениями. Олегу практически сразу позвонил Тим, и он просто рассказал ему все. Добавил в конце, что больше не видит смысла быть в лейбле, тем более это идет им же в ущерб. Тимати понял. Терновой рассказывает о разговоре с родителями сразу после. Он хотел, чтобы они узнали это лично от него, а не из телевизора. Просто позвонил и раскрылся. Надеялся на поддержку, но… Терновой рассказывает о следующих днях, когда папарацци караулили даже ночами, а друзья наотрез отказывались отвечать на звонки либо посылали его нахуй. Как он отчаянно набирал всех знакомых, просто чтобы выговориться, услышать чужой голос, говорящий, что все в порядке. Дане звонил больше всех, конечно. Миллиарды раз. Терновой рассказывает, как обрадовался, когда на звонок ответил PLC. Сережа услышал в его голосе что-то, что заставило его приехать к нему в полвторого ночи. У него все хорошо, на Даню не злится, съехался с Назимой, помогает ей с новым альбомом, а Амелька иногда называет его папой. От этих слов у Дани на душе легчает — Сережа наконец-то счастлив, заслужил все-таки. Терновой рассказывает про Кристину с Максимом, которые поженились в прошлом году. Они пронесли любовь через проект, конкуренцию, туры и годы. Они сильнее, чем Даня с Олегом. Олег признает, что завидует им. Их любовь выжила. Любовь Олега с Даней держится на тоненьких корнях привезенных незабудок. Терновой хочет сказать еще так много, когда Даня притягивает его к себе и целует. Поцелуй сухой, его вообще едва ли можно назвать поцелуем. Они будто пытаются узнать друг друга, изучить все заново, вспомнить, как это было раньше. Олег чувствует, как напряжен Даня, когда притягивает тело к себе за плечи, привлекая в более глубокий поцелуй. И Дэни словно оживает, тянется к нему, позволяя чувствам заполнить все тело. Солнце начинает медленно клониться ко сну, когда они заканчивают. Даня привстает, чтобы оглядеть их работу, и довольно вздыхает, отряхивая руки от грязи. Олег не может оторвать взгляда от синих лепестков. Они кажутся живыми, дышащими, когда ветер мягко касается их. Дэни тоже кажется живым, когда Олег берет его за руку. Тоненькая, едва красноватая нить тянется между ними, связывая их запястья. Сколько у них времени на абстрактное счастье? Может быть, времени уже и нет. Может быть, они потратили его на пустоту, молчание и злость. Олег думает, что они смогут пройти все заново. Первый поцелуй. Первая робкая улыбка. Первые объятья в темноте. Первые «доброе утро» и поцелуи в макушку. Первые прогулки за руку. Первые признания. Доверие, страсть, любовь. Они попробуют все с чистого листа. С самого начала. Без Терри, камер и соперничества.нам говорили, что любви нет, бабочки в животе — лишь вкусный обед, с этаким грузом пойдешь ты ко дну… ну, а пока — л ю б л ю
Они выдержат. \\ Вжик. Олег помнил, с каким звуком опускаются и поднимаются качели в старом дворике в Ташкенте. Он ненавидел этот звук в детстве и ненавидит сейчас, потому что слышит его каждый раз, когда Терри пытается перехватить контроль. Вжик, — и качели вздымают его вверх, он не может ничего с этим поделать, бессильно наблюдая за развернувшейся картинкой. Так было раньше. Сейчас он борется. Однажды он утратил контроль, позволил Терри стать самостоятельным, и потерял Даню на целых пять лет. И может потерять снова, уже навсегда, если… Терновой отгоняет от себя эти мысли. Ему нужно сосредоточиться на чем-то одном. Он вспоминает незабудки, колышущиеся на ветру. Их символ любви с забавным названием forget-me-not. По телу струится теплота, Терри отступает. Все, о чем Олег сейчас мечтает — Даня. Он хочет быть нормальным ради него. Забирать его боль, мягко касаться волос, целовать в плечо по утрам, пока тот готовит им кофе. Заполнить все вокруг счастьем. Олег мечтает, чтобы они были семьей. И его мечта почти сбылась — они хотя бы рядом. Вместе. Дэни верил, что Олег сможет преодолеть свое второе я. Верил, что они смогут быть счастливы вместе. Теперь в это верит и сам Терновой. Олег с удивлением отмечает, как сильно вцепился пальцами в матрац, и когда он пытается расслабиться, то просто не может. Мышцы словно одеревенели и отказывались подчиняться, ужас накатывает снова. Ему нельзя быть слабым. Ему нельзя проиграть Терри. Не сейчас. Никогда. — Терри, — шумно выдыхает Даня, застывая в дверном проеме между гостиной и олежиной спальней. Олег вскидывает голову и встречается с его испуганным взглядом. — Ты все еще?.. — Борюсь, — отвечает Олег сквозь стиснутые зубы. Дэни будто током прошибает, он дергается всем телом и всхлипывает. — Он все еще часть меня. Не думаю, что я смогу избавиться от него, но я научился его контролировать. Его. Внутри Олега все еще живет существо, готовое в какой-то момент разорвать все, чего они добиваются с таким трудом. Терри все равно преследует их, Олег привез его с собой вместе с незабудками, пустил монстра в дом, в их собственную тихую обитель. Даня не знает, злится ли он или ему уже просто плевать. Это место, впрочем, никогда не было для него истинным раем. — Он стал слабее после той ночи. Он будто что-то почувствовал к тебе. Как я. Иногда даже кромешная тьма содержит в себе тонкий лучик света. В полутемной комнате, освещенной только слабым свечением луны, Олег видит, как Даня краснеет. Терновой чувствует, как становится легче, он уже может чувствовать онемевшие пальцы. Контроль возвращается. — Я знаю, о чем ты думаешь, — говорит Олег, когда видит, что Дэни так и остается стоять, боясь сделать хоть шаг к нему, хотя очень хочет. — Но я не позволю ему. Этого больше не произойдет, я никогда больше… каких бы усилий мне это не стоило, Дань, обещаю… но я пойму, если ты скажешь мне уйти. Тело Дани реагирует быстрее, чем мозг, он дергается к Олегу, в секунду преодолевая расстояние между ними и утыкаясь лицом в его грудь, бесконечно доверяя его словам. Мозг все еще пытается выискать в глазах Тернового или в его действиях скрытый подвох — сомнения никуда не ушли, — но не находит. Олег опять не верит своему счастью, испытывая дежавю, когда заключает парня в объятьях так осторожно и ласково, словно держит фарфоровую куколку. Есть ли что-то, чего бы Олег ни сделал ради него в тот момент? — Прости меня, — выдыхает Олег, его лицо озаряет вымученная, болезненная, совсем слабая, но улыбка. — Боже, Дань, прости меня за все. Я не заслуживаю твоего прощения, я не заслуживаю тебя. Чтобы хоть как-то загладить свою вину мне не хватит и жизни. Дэни ощущает тепло его тела. Задыхается, вдыхая такой родной запах, а сильные руки гладят невесомо, даря ощущение безопасности. Сердце выбивает ритм, будто колеса локомотива. Сердце весит всего двадцать один грамм, но почему же сейчас оно увеличивается до невообразимых размеров и блокирует легкие, мешая нормально дышать? — Некоторые вещи, если ты полюбишь их однажды, а они полюбят тебя, останутся твоими навсегда. И даже когда ты попытаешься их отпустить… — Олег мягко касается пальцами его оголенной шеи, выводя круги и заставляя покрываться мурашками, — они опишут круг, возможно, в несколько бесконечностей, но все равно вернутся к тебе. Потому что ты их часть, Дань. Лучшая часть. — Или они убивают, — внезапно отвечает Дэни, рассеивая всю горевшую между ними нежность. — Тебя не может склеить тот, кто разбил. И правда обрушилась на Тернового, словно цунами на беззащитный берег. Он не доверяет ему. Он не доверяет ему. Он не доверяет ему. Любовь — это преданность. И оно не от слова предательство. Олег еще крепче прижимает его к себе, дыхание сбивается к чертям, улетает в пропасть к Терри, который шепчет: он больше тебя не любит. Даня пытается отстраниться, когда Олег начинает петь. Он помнил эти строчки. Он помнил все. — Он должен его простить, Он должен его понять. Ведь так тяжело любить, Любить его, но молчать. Дэни поднимает взгляд, и Терновой боится увидеть в них ненависть. Но ее нет. В глазах плещется только отчаяние, перемешанное с каким-то давно забытым чувством. И Олег верит, что не ошибся, когда Даня продолжает за ним. — В ответ ему на главный вопрос. Написал: я тебя люблю, Лепестками роз. Даня улыбается ему. — Я могу остаться? Олег кивает. Эту ночь они проводят вместе. Пусть и на разных концах кровати. Они учатся вновь принимать друг друга. Они учатся вновь быть единым целым, чувствуя чужое тепло. Делят кошмары на двоих, и когда один из них забьется в немом крике, второй всегда будет рядом, чтобы успокоить. \\ Им впервые за несколько лет спокойно. Это все так невозможно правильно. Словно и не было тех кошмарных пяти лет, выступлений, концертов, туров, алкоголя и секса по пьяни. Олег даже и не помнит всего этого. Он помнит только Даню, сидящего в его футболке на полу и подбирающего аккорды для новой песни, помнит диван, на котором он сам и вытянулся, неудобно упираясь спиной в подлокотник, помнит закат, расчерчивающий всю комнату косыми тенями деревьев. Это реально. Это его. Дэни поднимает взгляд и смотрит на Тернового так, как никто никогда не смотрел. Загорелая кожа Олега золотилась в лучах уходящего солнца, на губах играла до боли знакомая, настоящая улыбка, и все это заставляет парня просто замереть от счастья, забывая о гитаре и песне. Это реально. Это его. Терновой ловит его взгляд, и улыбка становится шире. Даня смущенно краснеет, как ребенок, когда его ловят за подглядыванием. Он все еще не может поверить в это. В свое счастье. Что он здесь не один, что у него есть любимый человек, который тоже его любит. Господи, неужели люди могут чувствовать такое? Быть настолько счастливыми? Любить? Невероятно, как он еще не взорвался от переполнявшей его нежности. Они еще привыкали друг к другу, приближаясь маленькими, почти крохотными шажками. Неторопливо, смакуя каждое мгновение, каждую маленькую победу. Пройдет еще много времени, пока Дэни вновь начнет ему доверять, как пять лет назад. А Олег перестанет вздрагивать от неожиданности, когда Даня отвечает на его поцелуи. Но они научатся, обязательно. Просто дайте им время. — Тебе скучно? — внезапно спрашивает Дэни, не в силах продолжать свое занятие. — Ты жалеешь, что бросил Блэк Стар? — Что? Конечно, нет, — качает головой Олег, задумавшись всего на долю секунды. Он скучал по сцене, это правда, но там был не он, не настоящий Олег, и вся эта известность была лишь лишним напоминанием о Терри. — Но ведь песни, сцена, фанаты — это твой смысл жизни. — Ты — мой смысл жизни, Дань. Дэни вновь посмотрел на него. Пытаясь понять, лжет ли Олег, но Терновой точно знает, что говорит правду. — Ты боишься, что я уйду? — спрашивает Олег, едва сдерживая улыбку от глупости предположения, однако Даня мрачнеет и кивает. Не доверяет ему еще, чтобы не допускать у себя мысли, что Терновой опять может предать. От этого внутри все холодеет. Олег нежно подзывает его к себе и вынимает из кармана кольцо, купленное прямо перед приездом сюда. Давно хотел это сделать, да все сдерживался, боялся, что отпугнет. — Вот. Парень удивленно таращится на то, как Олег берет его руку и надевает на безымянный палец кольцо. Чуть-чуть большеватое, обычное, без всяких узоров и надписей, блестящее в последних лучах солнца. Дэни задыхается, когда понимает, что это значит. Качает головой, пытается снять, но Олег накрывает его пальцы своей рукой, сжимая едва ощутимо. — Ты что творишь, Олег?! Прекрати… — Это мое обещание, хорошо? Что я не уйду, не брошу больше, не причиню боль. Это все в прошлом. Сейчас я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я не знаю, чем таким заслужил твою любовь, но я сделаю все возможное, чтобы быть ее достойным. Я люблю тебя, Даня. Я люблю тебя. Дэни жмурится, пытаясь прийти в себя. Он чувствует, как внутри будто расцвел огромный огненный цветок, пускает в нем корни, заставляя биться в счастливой агонии. Олег дает ему пару мгновений, а потом подносит его руку ко рту и целует сухую кожу. Планеты взрываются ярким фейерверком чувств. От щемящего в груди чувства становится даже больно. Это его обещание. Теперь они связаны этим. Они всегда были связаны. Олег все повторяет эти слова, повторяет, и повторяет, и повторяет, пока они не заполняют комнату, пока количеством не равняются с глубиной его чувств к Дане. Олегу нравится говорить это, потому что это единственные правильные слова во всем мире. Он обрел свой дом. Он никогда больше не предаст. Он наконец-то выбирает Даню. А Даня отчего-то плачет. \\ Из облака размышлений Даню выводит приглушенная музыка. Мелодия с незамысловатыми битами, хрипловатый мужской голос солиста и два человека в комнате, которые любят друг друга больше всего на свете. Олег удовлетворенно улыбается, делает погромче и встает напротив нахмурившегося Дэни. Протягивает руку, приглашая на танец. Глупо. Наивно. Люблю. — Ну же, ты любишь танцевать. — Да, — кивает Даня, но не меняет положения на диване. — А вот ты, вроде бы, не умеешь вальсировать. — У меня же самый лучший учитель танцев, — подыгрывает ему Олег, возмущенно вздыхая, но руку не убирает. — Так что встань и дай мне пару уроков. В нашей паре именно тебя выделяла Решетникова на хореографии, хотя, помнится, ей очень понравился мой сексуальный танец под песню Назимы. Могу повторить его с вами. — Вы что, со мной заигрываете? — Даня уже не может скрыть улыбку, когда наконец-то встает к своему партнеру, смотря в его глаза и сгорая от тепла, исходящего из них. Олег замирает, когда видит эту улыбку: если бы та улыбка была храмом, он точно уверовал бы и ходил молиться каждый божий. — А вы видите здесь кого-то еще, с кем я мог бы заигрывать? Дэни осторожно кладет свою ладонь в ладонь Тернового (Олег на какую-то долю секунды любуется кольцом, которое ярко блестит на пальце в лучах солнца), а второй рукой огибает торс Олега, чтобы найти удобное положение. Олег прижимается ближе, музыка подходит к куплету, а Дэни внезапно вспоминает первый мастер класс у Занетти и улыбается, спрашивая: — Значит, все-таки ведомый? Олег тоже вспоминает. Его рука ложится Дане на плечо, и Дэни делает шаг вперед, заставляя Тернового отступить назад. Шаг, шаг, поворот, шаг. Даня подозревал, что Олег блефует, когда говорил о своем полном неумении танцевать медляки, потому что он все-таки рэпер, ему даже стыдно было бы уметь. Однако при первых же движениях, плавных и умелых, Дэни понимает, как хорошо он танцует. — Вам точно нужны мои уроки? Шаг. — Мне совершенно точно необходимы вы. Дэни наклоняет его, хихикая что-то про то, что Олегу надо поменьше есть, он стал слишком тяжелый, а потом замирает, вглядываясь в его глаза, но будто боясь сделать движение и коснуться его губ. Раз, два, три, поворот. В этот раз приходит очередь Олега наклонить его, и Даня смотрит на него с какой-то надеждой, когда Терновой мягко целует его. Музыка заканчивается, а они даже не слышат этого — не в мелодии все-таки дело. И даже если бы Земля в тот момент раскололась надвое, Олег бы ни за что не отпустил Дэни. Дэни кладет голову ему на грудь, слыша, как громко сердце выстукивает бит их собственной песни о любви, а Олег прижимается щекой к его волосам, и их танец, нелепый от начала и до конца, переходит в что-то более интимное и любовное. Они чувствуют такое счастье, кружась в медленном танце по гостинной их общего дома, где они наконец-то обрели как себя, так и друг друга. Незабудки на подоконнике покачиваются с ними в такт.