She is music

Дженни жалеет о своем решении пару дней спустя. - Укатись в неизвестном направлении, будь добр, - цедит она сквозь зубы. Тэхён не будь Тэхёном, если бы не был парнем-мечтой в инстаграме и совершенно стрёмным чуваком в жизни. Это Дженни понимает слишком поздно. Пару дней Ким практически не вспоминает о новоиспеченном парне – она погружается в новую работу в университете, соглашается на ещё одно выступление в честь открытия неведомой, но несомненно важной для человечества херни, забегает отрабатывать свою законную смену в бар и заходит в больницу к сестре – всё без изменений, счета так же накапливаются, врачи так же жмут плечами. Тэхён заявляется в её университет посреди второй пары и громко требует у преподавателя, чтобы Дженни Ким была немедленно освобождена. Он долго выжидающе смотрит, когда красная от стыда Дженни выскакивает из аудитории, утаскивая его за собой. Молчание между ними повисает на несколько минут, прежде чем он наклоняется, и легко чмокает девушку в нос. - Я скучал. Для него это было пару дней поиска информации, сортировки, выискивания лазеек и потайных ходов. Затем сожаления, оскорбительная для девушки жалость и крутящиеся на третьей космической шестерёнки в голове. Хотелось увидеть чужое лицо, живое, с подвижным океаном в глазах и попискивающими крошками света на коже. Хотелось её. Срочно. Для неё это были пару дней судорожных перебежек из одного заведения в другое, быстрых перекусов, от которых еще пару часов крутит живот, виноватых докторских лиц и строгих выговоров сначала от преподавателя, затем от менеджера в баре, где она вечерами поет. - Ты дурак? – рычит она, хватая за воротник идеально выглаженной рубашки. – Я здесь учусь, чтобы потом зарабатывать на жизнь, а если тебе нечем заняться, иди туси со своими друзьями, которые трахаются, чтобы пиздить для тебя номера понравившихся девок! Тэхён должен бы обидеться, но не делает этого. Проходят секунды, и их кожа шипит там, где они соприкасаются друг с другом. Они оба чувствуют это. - Правильно, маленькая, - внезапо тихо говорит Тэхён, с легкостью разжимая чужие пальцы и прижимая их к своим губам. Дженни дергается, но не вырывается, настороженно смотрит, будто готовая в любой момент дать дёру. Незнакомо. – Делай это. Показывай, когда тебе больно, но только мне, ладно? Только я должен знать об этом, просто вымещай её на мне. - Да что ты знаешь, - обезоружено шепчет Ким, опуская глаза на острые ключицы и все-таки выдергивая свои руки. Пунцовеет, закусывая нижнюю губу. – Н-не будь таким добрым со мной. Тэхён смеётся, и его густой низкий смех отражается от стен пустого коридора. Дженни невольно вздрагивает и оборачивается – будет неприятно, если случайно проходящий мимо преподаватель заметит её во время пары вне аудитории в компании неизвестного парня. Однако Ким тут же возвращает её внимание к себе, не позволяя думать ни о чем другом. - Я должен, - он подходит ближе, и заглатывает в свои медвежьи объятья. Дженни случайно касается губами чужой шеи и деревенеет вся, не знает куда деть руки, лицо, себя. – Мы встречаемся, помнишь? Его улыбка смешная и глупая, наивная до тюленей в животе, и ужасно хочется улыбнуться в ответ. Дженни думает, что с этим парнем неделя – вполне себе достаточный срок для того, чтобы начать встречаться. Даже если он из того типа людей, к которым она уже привычно много лет относится с презрением. Она устраивает мешающие руки на сильной тэхёновой спине. Ничего ведь не случится, правда? Дженни снова жалеет о своем решении ещё пару часов спустя, когда: - Ну и жопа ты, Дженни Ким, я знать, что ты роковой дама, но была уверена, что если ты увидишь его еще раз в жизнь, то завязать яйца в узел! - А я знать, Лалиса Манобан, - язвит в ответ Дженни, натягивая джинсы и застегивая плохо поддающуюся пуговицу на рубашке. – Что ты только косишь под идиотку, и можешь нормально говорить без ошибок! Лиса смущенно затыкается и принимается разглядывать острые носы своих туфель. - Давно? - С самого начала! – я победной ухмылкой заявляет Дженни, расчесывая волосы. Манобан, простигосподи, никогда не была тупицей или что-то в этом роде – мозгов её хватает и на себя, и на своего непутевого братца, вот только зачем-то она при всех играет веселую идиотку, которую легко обвести вокруг пальца. Это скорей печально, чем смешно, но Дженни предпочитает в такие дебри не лезть – разобраться бы в своих проблемах, не то что чужим психотерапевтом подрабатывать. - Ты могла мне сказать, - обиженно замечает Манобан. Ким хмыкает, закрывая шкафчик на ключ. Лиса притащилась в бар, где она поет вечерами и настояла на том, чтобы дождаться Дженни. Ей и до этого причин для совершения какой-то херни не нужно было, но сейчас она узнала, что Ким Тэхён умудрился захомутать Дженни Ким в рекордные сроки, исчисляемые едва ли не неделей, и любопытной тайской мордашке срочно понадобились подробности. Не добывать же их у ненавистного Ким-perfect-Тэхёна? - Ты ужасно милая, когда тупишь, - бросает Ким, однако затем поправляется. – Или делаешь вид, что тупишь. Неважно, это твое дело, Лалиса. - Поразительная способность провести черту между собой и другими, ничего для этого не предпринимая, - восхитилась Манобан, едва успевая за пианисткой на своих высоких каблуках. Лиса и так всегда была достаточно высокой, но сейчас разница в их росте была просто комичной – Дженни делала большие уверенные шаги в стоптанных кедах, в то время как тайка семенила позади, отчаянно лавируя между людьми. - Я восхищаюсь вами, о великий айсберг всех айсбергов и айсберих! - Святые корги, что ты несешь?! - Пытаюсь заполучить тебя на свою сторону путем задабривания и подлизывания! Ким резко останавливается, и Манобан едва успевает затормозить, чтобы не врезаться в неё. - Не пойми неправильно, Лалиса, - резко оборачивается Дженни, и на лице написана бронетанковая уверенность. – Я не хочу знать о твоих проблемах так же, как не хочу, чтобы ты знала о моих. Я не знаю, что за феи на меня начихали, когда я согласилась на эти странные отношения с Ким Тэхёном, но я не хочу это обсуждать ни с кем. Ты входишь в это число "ни с кем", если что. - Нини, - стонет Манобан, буквально налетая лбом на железобетонную прямолинейность девушки. – Ты такая жестокая. Я просто хочу подружиться! - Если этого не случилось в школе, с чего бы сейчас? – цинично изгибается темная бровь. - Мы неплохо общались! - Мы общались, Лалиса, на этом все. Просто скажи, чего ты хочешь сейчас? Ты не умела врать, и не научилась, серьёзно, это даже не смешно. Манобан тушуется мгновенно, опускает красиво накрашенные глаза и хватается за длинную рыжую прядь. - Я… Послушай, ты только не злись сильно, ладно? Черт… - она ерошит уложенные волосы и поднимает взгляд к потолку. – Выйдем? Тут душно очень, поговорим на улице? Давай, пойдем Дженни, мы не можем говорить тут… - Лиса, ты пугаешь меня, знаешь об этом? – недовольно хмурится Дженни, но послушно топает за тайкой. Теперь та несётся крейсером через толпу, хватая Ким за запястье. - Я просто хочу помочь, - на одном дыхании выдает Лиса, как только они вываливаются в прохладу ночного Сеула. Дженни мрачнеет. - Ты все узнала? – выговаривает она с трудом, бледнея. – Как? Когда? Кто ещё об этом знает? Ты говорила Тэхёну? - Я… - Эй, Ким! И они удирают. Серьезно, за долю секунды Дженни успевает схватить Манобан за запястье, как ещё недавно она сама её держала, и рвануть в противоположную от бара сторону. Лалиса взвизгнула, едва успевая передвигать ноги на шпильках, а затем ещё на несколько секунд замешкалась, стягивая их с себя. - Шевелись, Лалиса, давай! – заорала Дженни, тоже останавливаясь, и дергая рыжую на себя. - Что происходит? – задыхаясь от бега спрашивает Лиса, оборачиваясь на двух преследующих их мужчин. - Не болтай, - цедит Ким, ускоряясь. – Шевелись, если не хочешь огрести за компанию. Лисе страшно и хочется плакать. Давно перевалило за полночь, на улице темно, безлюдно и свежий воздух пробирает до самых костей. Выверенные движения и хладнокровная уверенность в каждом движении бывшей одноклассницы не успокаивает, однако будоражит и приводит в непонятное волнение – не значит ли это, что ей приходится проделывать это не в первый раз? Лиса вглядывается в хрупкий худой силуэт, длинные каштановые волосы, маленькие ступни и кедах и детское личико – такая как она не должны так жить, с ними нужно бережно, как с бесценным фарфором, нежно и робко, с теплой пушистой любовью и сахарной заботой. Такие девочки не должны бегать темными вонючими переулками, и взгляда у них такого тоже быть не должно. Отчего-то Лисе срочно захотелось набрать Тэхёна и сказать это ему. Они бегут довольно долго, переулки все уже, людей все так же нет. Манобан страшно и она практически не может бежать, мужчины позади выкрикивают угрозы и ругательства, она устала, каждый шаг дается с невероятным усилием. В ушах шумит кровь, слёзы вот-вот готовы брызнуть из глаз. Никакого адреналина, только животный страх. Перспективы с ароматом свинофермы и подозрительно отдают пиздецом. - Дженни… - задыхается Манобан от быстрого бега. – Я не могу больше серьезно, не могу, я сейчас… - Слушай меня, - жестко говорит Ким, оборачиваясь на догоняющих преследователей. – Сейчас добегаешь до той развилки – видишь, впереди? – и поворачиваешь налево. Беги, сколько можешь, не оборачивайся и просто беги. Позвони кому-нибудь, и включи джипиэс, скажи, что чрезвычайная ситуация, пусть тебя заберут. Не связывайся со мной, и не звони – поняла? – не смей звонить мне сегодня и искать. Ты запомнила, Лиса? Налево, Лиса, давай, пошла! Лиса плохо видит из-за застилающих глаза слёз и смутно понимает, что ей говорят, но покорно повинуется сильному толчку, направляющему её в очередной переулок – лёгкие горят огнем, губы пересохли и босые ноги больно сбились об асфальт, ей уже плевать куда и от кого бежать, главное бежать, не останавливаться – стучит болезненная мысль в голове. Спустя несколько минут приходит понимание, что она одна. Совершенно – ни Дженни, ни двух устрашающего вида мужчин нет даже поблизости. И это пугает до разразившейся истерики. - Чонгук… - рыдает она в трубку, когда тот наконец отвечает после нескольких гудков. – Чонгук, пожалуйста, забери меня! Нет, господи, Дженни, она… Я не знаю, где я! Дженни, послушай, Чонгук, Дженни одна совсем, я не знаю, что с ней! Чонгук, скажи Тэхёну чтобы нашел её, пожалуйста, Чонгук!.. Лалиса едва ли успевает успокоиться, когда Чон находит её – она все-таки вспоминает, что говорила её Дженни и включает GPS, - дрожащую, с растекшейся по щекам тушью и стертыми в кровь ступнями. - Что произошло? – он натягивает на разревевшуюся от облегчения Манобан свою толстовку, и заматывает в плед, найденный на заднем сидении. Та вцепляется в него мертвой хваткой, используя силу, которой раньше и не было, жмется, как бездомный щенок, подобранный в канаве и не может толком ничего сказать. – Лиса, солнышко, успокойся. Скажи мне, кто это был? Тебя обидели? Девушка всхлипывает и от холода у неё стучат зубы, грозясь прикусить язык, и потому Чонгук сажает её на заднее сиденье машины, забираясь следом. Тайка мгновенно сворачивается улиткой в чужих руках, прижимаясь всем оледеневшим телом – маленькое коктейльное платье явно не подходит для забегов по ночным сеульским подворотням. Лисе страшно, как было в детстве в огромной пустой комнате – тени играли с воображением, разглядывая её жуткими чудовищами и монстрами, чересчур технически оснащенный дом щелкал и поскрипывал – вентиляция, подогрев полов, освещение и всяческие автоматические регулировки – было страшно и одиноко, и совершенно, совершенно никого рядом. Слишком занятые родители для маленькой пугливой девочки. Слишком черствые и жесткие родители, для хрупкой слабой Лалисы, которой было страшно оставаться ночью одной. - Я ждала Дженни, - начинает она тихо, когда чувствует, что может говорить без заикания и всхлипов. – Мы вышли из бара, где она работает – я плохо помню, мы разговаривали о чем-то, а затем резко начали бежать. Двое, их было двое, мужчины, высокие и крупные, в чем-то темном – черном или синем, - было очень темно, я не смогла рассмотреть. Они кричали что-то, угрожали, Дженни сказала бежать, а затем… Она говорила что-то, но я не разобрала ни слова, она просто толкнула меня в другую сторону и… За мной никто не погнался, кажется, она на это и рассчитывала, но… Чонгук, господи, я так испугалась, как тогда, когда отец… - Тихо, солнышко, не говори, - Чон прижимает её ближе к себе, укладывая рыжую голову на свое плечо. Он шепчет успокаивающие слова, - бред какой-то, на самом деле, - а другой рукой набирает сообщение Тэхёну. – Все хорошо, Тэ найдет её. С твоей Ким все будет нормально, такие как она… - Не говори так, Гук! - резко обрывает Лалиса, поднимаясь. – Ты видел её вообще? Она едва ли изменилась со школы! - Но умудрилась втянуть тебя в свои проблемы, - ощетинивается на грубость Чон. – Тебе мало своих? Твои родители живы – тебе легче от этого? Хлопок пощечины оглушает, прежде чем погрузить машину в полную тишину. - Отвези меня домой. Сейчас.