She is music

Он с легкостью перехватывает направленный прямо в лицо кулак, но Дженни движет не злость – у неё перед глазами белая пелена ярости и где-то глубоко в животе зудит и чешется желание причинить так много боли, как только сможет. Поэтому, едва не выворачивая собственное зажатое в чужих грубых пальцах запястье, она замахивается другой рукой и бьет, вкладывая всю силу, злость и обиду. Бьет в скулу так, что собственные острые костяшки трещат и пергаментом лопается кожа, мужчина отшатывается и врезается плечом в белую стенку, оставляя на дорогом пиджаке пятно. - Маленькая сучка, - смеется он беззлобно, с издевкой, смотрит снисходительно и поощряющее. Дженни трясет. Она едва дышит, в голове шум и звон – ничего не разобрать. – Ты совсем не изменилась. Не думала ведь, что я не найду тебя и твою замечательную сестренку? - Ты же не думал, что я не попытаюсь вышибить тебе мозги, когда увижу? – едко бросает в ответ Дженни и в подтверждение своих слов хватает тяжелую стеклянную бутылку с раствором. В глазах читается мрачная решимость и много-много обиды. - Такая горячая. – смеется он, потирая покрасневшую скулу с небольшой ссадиной. Для него все не в серьез, игра и трижды ха, жизнь в удовольствие, что может быть лучше. Для неё – падение на дно и последний шанс ухватить ублюдка с собой. – Как родители? Она замахивается снова, но мужчина перехватывает маленький кулак и сжимает сильно, до болезненного хруста. Дженни морщится и шипит, но мужчина не отпускает. - Не советую, - он все еще весел и смешлив, но глаза обещают самые ужасные страдания. – Ударить меня второй раз? Мне казались, мы узнали друг друга лучше. - О, - усмехается Ким, с силой выдёргивая покрасневшую ладонь. Пальцы онемели и ноют, в голове стрелой проскальзывает мысль, что придется взять отгул у Джиёна. Так глупо, ведь ситуация из разряда «тушим свет меняем планету». – Самое близкое знакомство с упоминанием твоего имени я бы хотела провести с твоими внутренностями. - Поэтому-то я и выбрал тебя, а не твою сестру, - одобрительно усмехается, засовывая руки в карманы. Дженни стискивает зубы так, что в ушах звенит, но больше не нападает. – Вы совершенно разные. - Хочешь об этом поговорить? – она цедит, и довыебывается ведь, пулудурок. Бутылка с раствором все еще в зажата в её здоровой руке. - Нет, пришел навестить Джису. Как она? - Хёк. – Дженни практически рычит, и лицо мужчины заливает краска удовольствия. - Возбуждаешь. - Это ты возбуждаешь. Во мне желание скормить тебя чайкам. - Как ты остановила свой выбор именно на этих птицах? - Хёк! - Где материалы? - Угадай с трех раз, упс, попытки закончились, попробуйте через двадцать четыре часа. Он смеется, но смех ледяной и твердый, и Дженни крепче сжимает рукой горлышко бутылки. - Дженни, золотце, почему ты такая? – он тянет манерно, округляет гласные и напрашивается, ей-богу, напрашивается. – Я же к тебе со всей душой… - С чем? – пианистку пробирает истерический смех и прекрати так шутить это вне закона нашей вселенной. – Ты где слов таких понабрался, Хёк? Не доверяй всему, что пишут в интернете, зайка. Он стискивает её горло, спина пребольно впивается в тумбочку, обещая оставить синяки размером с бесконечность. От знакомого тепла по телу пробегают мурашки, но все, о чем она думает – отстраниться, не дать коснуться ни миллиметра своей кожи. Дженни дурнеет только от мысли, что когда-то она жаждала его прикосновений. - Я же хотел просто поговорить, - он обжигает ухо горячим дыханием с немного затершимся в памяти запахом мятной жвачки. Дженни передергивает, она пытается освободиться, но рука сжимается сильнее, вырывая из горла хриплый кашель. – Не думай много о себе, малышка. Я пришел предупредить, что мне понадобятся материалы, и в ваших же интересах предоставить мне их так быстро, как только _ты_ сможешь. Дженни забинтовывают руку и фиксируют запястье тут же, в больнице, пока она с отсутствующим лицом гипнотизирует стену. Не то, чтобы она снова в депрессии, но. Не то, чтобы она ожидала что её жизнь резко наладится с появлением Тэхёна, но. В конце концов, вздыхает она, он же не радужный пони или золотая рыбка там, чтобы приносить удачу. Как в открытке: счастья, здоровья, всего самого лучшего (нет). Эта мысль смешит её, и колдующую над рукой медсестру передергивает. Ох уж эти сестры Ким, одни с ними проблемы. - Готово. – натянуто улыбается девушка, высокая и с красивыми изгибами. Дженни и её полтора метра в прыжке со стула становится невольно завидно. – Постарайтесь не напрягать руку в ближайшее время, и она полностью восстановится. - Простите, - она касается локтя уже собирающейся ретироваться медсестры, и та оборачивается. – Я пианистка. У меня не будет проблем? - О, - медсестра заинтересованно оглядывает её с ног до головы, будто это как-то должно было отразиться на внешности. Дженни едва удерживается, чтобы не закатить глаза. – Все должно быть в порядке, но если беспокоитесь, то можете дополнительно сделать рентген. - Хорошо, спасибо, - Дженни улыбается, и высокая медсестра уходит. Ким с тоской смотрит на затянутую эластичным бинтом руку и - не то от шока, не то просто защитная реакция организма – ничего не чувствует. Хёк вернулся – пусто. Хёк знает, где Джису – пусто. Хёку нужны материалы – пустопустопусто. Будто в коме, только больное спокойствие и неуместное равнодушие. Но Дженни знает, что через это не на долго. Не в первой же, честное слово. Не в первой. Господи. Да за что. Ебать вас во все места. Бля-а-ать… Дженни роняет голову на руки и взвизгивает, когда правое запястье отзывается тяжелой ноющей болью. Из глаз брызгают горячие злые слезы и ну что такое какого хрена хватит я сдаюсь. Она зло пинает свою сумку, когда принимается наворачивать круги по палате, агрессивно стирая со щёк слезы. Хёк здесь. Хёк знает, где Джису. Хёку нужны материалы. Тэхён. - Тэхён! – Дженни понимает, что кричит и всхлипывает в трубку, и поспешно прижимает руку ко рту. Дышать почти невозможно и Тэхён на том конце уже явно в панике, но пианистка все еще не прекращает судорожно придумывать отмазку. – Я… Подумала, знаешь… Хочу познакомить тебя с сестрой. Дура. Вот дура. Что ты несешь. Заткнись, бога ради. - Да, с сестрой. Я скину адрес смс-кой. Умри, просто умри, так всем станет легче. Дженни садится на стульчик около сестры и подтягивает к себе колени. Зачем же все так сложно, когда она наконец решилась жить? Тэхёнова голова показывается в проеме спустя пятнадцать минут, и кто его знает какими способами он добирался до больницы. Щеки раскрасневшиеся и дышит тяжело, взволнованный и возбужденный. - О… - роняет он, когда его взгляд достигает кровати. Весь его энтузиазм выветривается как по щелчку, и он в замешательстве и смятении. – О. - Познакомься, Тэхён. - Дженни улыбается, и парня передергивает. – Это моя сестра, Джису. Джису, это Тэхён, помнишь, я очень много тебе про него рассказывала. - П-привет… - Ким неловко кланяется и не может отвести взгляда от бледного лица в обрамлении черных волос. Она мало похожи с Дженни, и девушка в постели совсем не кажется живой, она будто в волшебном сне, дотронься – обожжет холодом. Пугает. Дженни отворачивается, возвращая взгляд к неподвижной сестре. - Они ехали за мной в аэропорт, когда… - Не говори ничего, - прерывает Тэхён и быстро подходит ближе, присаживается перед пианисткой и порывисто сгребает ладони в свои. – Я узнал… Это еще что такое? Он неосторожно хватает перебинтованную руку и Дженни с рассерженным шипением её выдергивает. - Больно! - Что это? - Не твое дело! Тэхён замирает надувшейся возмущенной квочкой и Дженни тут же понимает, что перегнула палку. Однако неожиданно включается детский сад группа ясельная «Черепашки», и она нахохливается, выпускает иголки и едва ли не транспарант у меня все к этому часу можете переключаться и можете и нет мне вообще насрать дело ваше. - Эй, - Тэхён наклоняется к пианистке и пальцами цепляет подбородок, заставляет смотреть на себя. – Что произошло? - Ничего, - бурчит в ответ Дженни. Тэхён злится, хлопает себя по бедрам, и зарывается пальцами в волосы. Нет, ну нормально вообще. Он мчался, как во все известные места ужаленный, нахватал штрафов, наверное, столько, сколько не хватал за всю свою историю вождения, чтобы… вот это? Нет, ну вообще. - Дженни! – он орет, злой и взбешенный, замученный тем, что не доверяют, не говорят, не смотрят в глаза и вообще… Пиздец. Приехали. Конечная. Выгружаемся. - Зачем? – он спрашивает едва слышно, падая прямо на пол перед ней. Укладывает ладони на колени и мягко надавливает, поглаживает, приручает. – Зачем позвала меня сюда, Дженни? Она реально ненормальная. Она человек вообще? Тэхён думает, что нахер оно ему нужно. Жил себе спокойно, потом появилась, ввалилась эта творческая мать её личность, во вей красе и… вот. Довольна? Посмотри. Посмотри говорю, у меня руины тут после тебя. Не стыдно, а? Вижу, не стыдно. Она же музыка, напоминает себе Тэхён, и усмехается обреченно. Музыка, самая настоящая, только вот нот у него нет и играть не умеет, как ему справиться с ней, если она сама не захочет позволить ему? - Не кричи, - просит Дженни свистящим шепотом, и великий крутой директор чувствует себя мудаком распоследним и ему виновато страшно, потому что в голосе слезы и он дрожит, звенит, ломается. Она сама, ему кажется, ломается. – Здесь моя сестра. Не кричи при ней. Ну нафига, нафига связался? Вот все теперь, уважаемый сеньер директор, все. Не выберетесь ни-за-что. Сука ты, Дженни Ким. Что ты делаешь вообще? Понимаешь хоть? - Я не понимаю, Дженни, - Тэхён уже сам чуть не плачет, ему по дебильному хочется упасть на пол и бить руками и ногами, чтобы исчезло все, прекратилось, сложно, как же, мать его, сложно. Хочется обниматься и за ушками, чтобы пожалели и сказали, что все будет хорошо.– Что произошло, скажи, маленькая. Скажи мне, а? Я убью всех, серьезно, убью, на кого пальцем покажешь. Почему тебе грустно, а? Ну же, скажи, Дженни, я не могу так больше! - Нам надо расстаться. Ну заебись теперь, что. Лалиса забирает её у ближайшего минимаркета около больницы с обнимку с бутылкой соджу и пустым взглядом. Она заикается было возмутиться на ранний алкоголизм, но наметанным взглядом оценивает ситуацию и упаковывает в машину. Покупает еще три бутылки и решительно катит домой. В большой квартире у Лалисы бардак и полнейший хаос, пребывающая в некой прострации Дженни спотыкается о что-то, беспорядочно валяющееся на полу и пребольно шлепается на коленки. Звук глухого удара разлетается по квартире, прерываемый удушливой тишиной, которую в свою очередь затыкает негромкий на грани истерики смех. - Дженни… - рассеянно мямлит Манобан и не решается приблизиться, пока пианистку не начинает колотить. Тайка мгновенно бросает впопыхах собираемые фантики и упаковки из-под полуфабрикатов подлетает к невменяемой подруге. – Дженни, вставай, быстрее вставай, я не включала подогрев уже сто лет, отморозишь зад, оно тебе надо? Давай, вот, клёво, а теперь на диван. Ох, постой, на диване мы с Чонгуком недавно трахались, давай на кухню, а? Вот сюда, на этот стул, нет, постой, ты сейчас сядешь мимо, ну Дженни, ты чего, тут мы ничего не делали. Клянусь, хочешь, могу даже на мизинчиках. Ай, погоди, я сама делала эти чашки, хочешь, и тебе такую сделаю, а? Со слониками, м? Могу даже с пингвинами. Нет, постой… Не переживай, я уберу, сиди-сиди. Лиса тараторит пулеметной очередью, закидывает словами, как камнями, заполняет квартиру своей болтовней, сама смеется, и сама себе отвечает, потому что Дженни… Она в коматозе, её вытащили из розетки и нулевой заряд, баста, следующая страница. Дженни кажется, будто её голова вот-вот разорвется от мыслей, лопнет, как пузырь и мыльная шелуха осядет неровным белесым пятнышком на запыленном паркете. Давит на виски и уши, что-то, похожее на толстый пласт воды, на грудь. Ким задыхается и, кажется, тонет. Будто она на дне океана, на дне своей жизни и на дне этого чертового гнилого мира, любить его конем. Как будто кто-то издевается над ей, насмехается жестоко и обидно, будто наступили на все её песочные замки и закидали высохшими собачьими какашками из ближайших кустов. Дженни разбита, но она думает, рвет заусеницы и свою слабость, грызет нижнюю губу и свои проблемы. Она должна. Она не имеет права так просто сдаваться. - Лиса, прости! – Джени резко оживает, вскакивает, вперивается диковато-сумасшедшим взглядом в перепуганную резким выпадом тайку. Много. Мыслей. с л и ш к о м Ким тараторит сумбурно и эмоционально, перескакивает с мысли на мысль и жестикулирует, будто доказывает теорию происхождения человека от обезьяны. Она болезненно и беспокойно раскраснелась, едва не разобрала перетягивающий руку бинт на ниточки и постоянно, _постоянно_ жевала и без того распухшую нижнюю губу, посекундно собирая языком вступившие капельки крови. - Стоп, - поднимает в капитулирующем жесте руки Лалиса, и трет переносицу, силясь разобраться в потоке вывалившихся на неё слов. – Медленнее, Дженни, я не успеваю за ходом твоих мыслей. Нихрена не понятно. Дженни молчит пол минуты, прежде чем собрать глаза в кучку и выпалить: - Хёк пришел в больницу, когда я навещала Джису! Манобан уверена, что если бы она что-то пила, то непременно бы подавилась и умерла, колотясь в судорогах и выкатывая глаза. - Этот ублюдок?! - Да, Лиса, и я должна срочно найти ружье чтобы пристрелить его и снять шкурку. - Ты что… - Господь-дядя, нет, Лиса, я просто так выразилась. - Но… - Я творческая личность, Манобан, ты что, издеваешься? Еще немного и я решу, что ты настаиваешь. - Ну… - Лиса, нет. - Дженни, он… Дженни смеется, больно и рассыпчато, хрипло от недавней истерики, но вполне вменяемо. Её смех бусинами и камушками рассыпается по полу, закатывается под диван и забивается под плинтуса, стучит по макушкам, тук, тук, тук. - Он кусок дерьма, дарлинг, - доверительно сообщает Дженни, после того как немного успокаивается. Лиса в замешательстве и хочется фу-фу-фу, папа, разобраться с моя проблемы, я глупая девочка, ну пап. – И потому он точно не заслуживает смерти. Поверь мне, май литл киттен, смерть тоже нужно заслужить, и Хёк будет страдать, здесь и сейчас, так, чтобы я была точно уверена, что он это делает, раз уж так вышло, что ни в рай, и в ад я не верю. Лиса вертит кольца на своих руках, когда Дженни, немного помолчав, продолжает. - Я извинилась перед тобой, потому что действительно виновата. Я знаю, что у тебя и своих проблема навалом, и про подвергаю тебя опасности даже тем, что просто рассказала о том, что он вернулся, не говоря уже о том, что продолжаю находиться рядом с тобой. Он чудовище, Лиса, настоящее чудовище, прямо как его отец, и я очень хотела бы отгородить тебя от него, от себя, от всего этого… Но ты единственная, кто знает все от начала до конца, и у меня никого нет… Я не справлюсь одна, и это эгоистично и гадко, я чувствую себя сейчас ужасно, честное слово, мне начинает казаться, что лучше и вовсе исчезнуть, чтобы не доставлять никому проблем… Но я не могу бросить Джису одну, она… Чичу не справится без меня, я точно знаю. Дженни не ломается и не рыдает, она не впадает ни в прострацию, ни в депрессию, ни в кризис среднего возраста, она думаедумаетдумает, её глаза бегают, будто пытаются найти решение где-то здесь, в этой комнате, будто она прячется за креслом или закатилось под журнальный столик. Она обкусывает нижнюю губу и рвет кутикулы, ковыряет бинт и притопывает ногой, бессознательно настукивая какой-то мотив. Лиса ёжится. Странная. - Я могу чем-то помочь? – осторожно интересуется она. - Я рассталась с Тэхёном, - невпопад отвечает Ким, и Лисе кажется, что кризис среднего возраста сейчас настигнет её. Она открывает рот, но тут же захлопывает его, когда понимает, то не знает, что хочет сказать, и хочет ли вообще. – Хёк сделает это снова, даже не задумываясь. Он сделает это с любым, если посчитает, что это как-то поможет ему заставить отдать родительские наработки. Поэтому… Мне действительно жаль, что приходится связываться с тобой и просить о помощи, и меньше всего я хочу, чтобы ты пострадала… Но у меня больше никого нет, кто мог бы мне помочь. У Лалисы сердце бьется, как сумасшедшее. Она смотрит на виновато-поникшую Дженни и её бросает в дрожь, как только она представляет, сколько пережила эта девочка-музыка. Невольно Манобан задается вопросом: как она смогла не сломаться? Как не пошла трещина, не почернела сердцевина, не завяли цветки? Как она смогла стать только тверже, как выжила? Но она выжила. Взгляните на неё только, остановите внимание на глазах: они блестят, они слепят и затаскивают внутрь, поглощают, как зыбучие пески, ласкают каждый изгиб чужой души. - Ни о чем не переживай. – порывисто шепчет Лиса, хватая Дженни за плечи и настойчиво заглядывая в лицо. Её немного потряхивает и руки сжимает слишком сильно, и Дженни обещает себе сделать все посильное и непосильное, чтобы маленькая раненая в сердце тайка не пострадала. – Я помогу, я обязательно помогу тебе. Сделаю все, о чем попросишь, слышишь? Они засыпают вместе ближе к середине ночи, когда Манобан поглаживает мягкие каштановые волосы, и они негромко переговариваются. - Ты уверена, что правильно поступить с Тэхёном? – тихо интересуется Лалиса, расслабленная и умиротворённая, даже не заметившая своей ошибки. - Нет, - едва слышно отзывается Дженни, тяжело вздыхая и закрывая глаза. – Я… кажется, я люблю его. Лиса переворачивается на бок и обнимает Дженни за голову, прижимая к себе и мягко поглаживая плечи. Её блузка скоро становится влажной, и еще через какое-то время Ким засыпает в чужих руках. «Что произошло?» Смс от Чонгука приходит рано утром, Лиса вздрагивает и подскакивает, перепуганная и возбужденная, будто и не спала вовсе. У неё гулко стучит сердце с шумит кровь в голову, яркий экран слепит, и проходит какое-то время, прежде чем она может разобрать слова. Вдогонку через минуту прилетает фотография, на которой подозрительно тэхёнова морда перекошена болезненной пьяной улыбкой и отпечатком барной стойки на левой щеке. «Он не рассказал?» - печатает Лиса непослушными пальцами, и садится на кровати, осторожно выпутываясь из цепких объятий Дженни. «Сначала он молча опрокидывал все, что появлялось в стакане, а потом вот» - отчитывается Чонгук, и Лиса тяжело вздыхает. Они оба тяжело это переживают, но Дженни хотя бы знает причину и у неё есть заботы, не позволяющие отвлекаться, а вот Тэ… Он всегда был инопланетным существом, привлекающий девушек своей внешностью и отталкивающий поведением, и несмотря на постоянную с ним ругань и подколы, её хотелось, чтобы был рядом человек, принимающий его всего, а не только фасад. Манобан снова вздыхает. В следующий раз надо уточнять свои желания более детально. «Они расстались» - она коротко печатает, и в следующую секунду телефон начинает разрываться гневными сообщениями сомнительного содержания, на которые девушка морщится и коротко припечатывает: «Она права» Затем думает, и добавляет: «Так нужно» Телефон молчит несколько секунд, после чего прилетает еще одна фотография сжавшегося в трогательный комочек на заднем сидении чонгукового автомобиля Тэхёна. Присмотревшись, Лиса различает влажные щеки и слипшиеся ресницы. У него тревога по всей физиономии капсом, сожаление и отчаянная тоска, что у тайки сжимается сердце. Чонгук не собирается её жалеть: «ТАК нужно?» - Мне так жаль… Лиса подскакивает на кровати, роняя телефон на пол, и перепугано смотрит на Дженни, невозмутимо подбирающую телефон и заново открывающую свернувшуюся фотографию. Манобан совершенно не заметила, когда та проснулась, и больше всего хотела бы избежать того, чтобы Дженни видела это. Дженни долго смотрит на фотографию, не шевелится и, кажется, даже не дышит. Затем она глубоко вздыхает, и зарывается руками в волосы, с силой их оттягивая и беспомощно мыча. - Я не хотела этого, черт возьми, почему я заставляю всех страдать?! Телефон снова пиликает, и прежде чем Лиса успевает что-то рассмотреть, Дженни вскакивает с кровати, сжимая звонилку до побелевших костяшек. «Лиса, блять, он исчез, я отошел за минералкой, а его нет»