She is music

Дженни так быстро подключает и переключает что-то на телефоны Манобан, что тот зависает пару раз, и в это время Ким судорожно стучит пяткой по деревянной панели кровати и едва не откусывает свои губы. - Давай же, - шипит она, даже трясет технику пару раз, и наконец на экране загорается зеленая галочка, и из динамиков доносится положительное «пилик». – Да! Дженни вскакивает на кровать ногами, победно запуская в воздух перебинтованный кулак, и даже не замечает резкой тянущей боли. - Что там? – Лиса заглядывает в экран. Она сама нервничает, как ненормальная, потому что Тэхён это мальчик под деревом и спускайся глупая дурочка я смогу поймать тебя. Тэхён для неё – это вечный равняйся на него от родителей, посмотри на Тэхёна от родителей и почему ты не можешь быть как Тэхён от родителей, но он поймал её тогда, как и обещал, а в жизни Лалисы сдержанное обещание – дорогого стоит. - Я смогла подключиться к GPS на его телефоне, - поясняет Дженни, она вся шевелится и перемещается, не может сидеть на месте и её _буквально_ размазывает по пространству и воздуху, расщепляет на молекулы и гоняет по комнате. – Я видела, как мои друзья в Новой Зеландии делали это, но уже не надеялась, что у меня получится. На сенсоре мигает небольшая точечка, которая медленно передвигалась в черте города, и уже это заставило девушек вздохнуть спокойнее. - Я думала, это Хёк, - бормочет Дженни, одновременно озвучивая и свои и Лисы мысли. Она увеличивает улицу, по которой ползет точечка, обозначающая Тэхёна, и узнает адрес, недалеко от бара, в котором она работает. - Я сброшу это Чонгуку, он должен забрать его как можно быстрее, - преувеличенно спокойно говорит Дженни, будто не она три минуты назад едва не рвала на себе волосы. Лиса хмурится на это заявление и обхватывает пальцами запястья Дженни, останавливая её. - Нет. – мотает головой тайка, настойчиво сжимая чужую руку. – Ты должна сама забрать его. - Лиса, мы обсуждали это… - Дженни, подумай хоть немного о том, что он чувствует сейчас, - Манобан нетерпеливо встряхивает её, пытаясь донести то, о чем думает. – Ты думаешь, он позволит сейчас Чонгуку сделать что-то? Я знаю засранца с детства – он всегда был таким. Я переживаю, что он и сейчас натворит что-то, раз уж совсем недавно он был другим… - Другим? – переспрашивает Дженни, и лицо Лисы тут же выдает её. Манобан тушуется и опускает глаза, захлопывая рот в доли секунд. – Лиса, что ты имела ввиду? Лалиса морщится, и мысленно ругает себя так, что и Черин не снилось – не вовремя, не она, этого вообще не должно было с ней произойти. - Я расскажу тебе позже, - обещает она, поднимая умоляющий взгляд на Дженни, но та явно не убеждена. – Сейчас, пока мы теряем время, я даже представлять себе не могу, что он может устроить. Пожалуйста, Дженни, давай отложим это до завтрашнего утра? Ким буравит её тяжелым взглядом еще несколько секунд, прежде чем подняться с постели и натянуть кеды. - Ты не сможешь отвертеться от этого позже, - она строго предупреждает уже в дверях, и Лиса обреченно кивает: Чонгук с Тэхёном убьют ей, но Дженни сделает это с гораздо большей жестокостью, если она не сдержит обещания. Скоро рассвет, выхода нет, мрачно думает тайка, раздергивая шторы и с усталой злобой разглядывая редких людей на пустынных улицах, в равномерный городской ритм которых врывается одна Дженни Ким, чтобы сделать… что делать? Лиса не знает, что она собирается делать, но знает, что вредный равняйся-на-его-Тэхён нуждается в _ней_, н е й, н-е-й, ней, просто в ней. Лиса со вздохом думает, что их связь выглядит болезненной, как двое утопающих, вцепившихся друг в друга. Лиса не знает, насколько близка к истине. Дженни бежит с самой автобусной остановки, не останавливаясь и не давая себе времени на передышку, что-то в словах и выражении лица Лалисы заставило её поверить в то, что сегодня, именно сейчас стоит рискнуть, чтобы не ухудшить ситуацию. Её телефон сдох после двух кварталов, и сейчас она идет по памяти, надеясь на то, что она не найдет себе неприятностей на зад раньше, чем найдет Тэхёна. Лёгкие горят огнем, когда она останавливается на месте, где точка с Тэхёном подмигнула ей в последний раз, прежде чем сворованный у Лалисы телефон разрядился. Это так банально, мелькает в голове Дженни мысль. Всё это дерьмо всегда случается в самый откровенно паршивый и неподходящий момент, как в дорамах, в тупых девчачьих дорамах, где зритель даже не начинает волноваться, потому что знает, что в конце главные герои в любом случает отправятся за ручку в закат и продемонстрируют целомудренный тык губами в губы, чтобы потом назвать это поцелуем. - В нашем случае, мы можем за ручку отправиться и на дно океана, - бормочет Дженни, скептически осматривая потухший ни на что не реагирующий смартфон и утренние сумерки. Где его искать – развилка расчленяется несколькими узкими переулочками, и Дженни пытается представить себя Тэхёном и подумать, куда бы мог отправиться пьяный брошенный двадцати трехлетний лоб. - Подумать только, - из Дженни вырывается истеричный смешок. Она прикладывает руку ко лбу, второй упирается в бок, поворачиваясь в разные стороны и пытаясь обнаружить хоть какие-то следы пьяного лба. – Брошенка истеричная. Неужели нельзя было подождать, пока я не разберусь со своими проблемами? И вообще, что за способы решения проблем у мужиков? Чуть что – сразу надраться в слюни и скакать по улицам неадекватным телом. Кто так делает вообще? Дорам пересмотрел? Дженни топчется на месте еще несколько секунд, прежде чем закрыть глаза и глубоко вдохнуть, а потом выдохнуть. - Найду – спущу шкуру, скатаю в трубочку и буду продавать в ресторанах китайской кухни, - обещает себе Дженни. – Вот и разбогатею. – Потом думает еще несколько секунд, и добавляет: - Хоть какая-то польза с него будет. Ране-утренний прохожий с подозрением на неё косится, когда обходит по дуге странную что-то бормочущую себе под нос девчонку. - Простите! – очнувшись, бросается к нему Ким, и мужчина, бредней и зеленея, медленно оборачивается. – Вы случайно не видели тут парня? Высокий такой, волосы светлые, вьются, м-м-м, пьяный еще, очень сильно. Нет? - Не уверен, - мужчина смотрит уже с меньшей опаской, но все еще с подозрением. – Я видел какого-то парня, в голубом пальто… - Да! Да, это он! – Дженни подскакивает и сияет, как начищенный чайник. – Скажите, в каком направлении он пошел? Ким снова бежит, пока перед глазами не темнеет от усилий. Она все-таки пианистка, а не спринтер, и ей кажется, что каждая клеточка тела решила ей об этом напомнить. Однако Тэхёна все не видно, уже светает и люди спешат по своим делам, а она даже понятия не имеет, как далеко он мог уйти. Возможно, поблизости от бара? Дженни достает свою старую звонилку и набирает номер Джиёна. - Доброе утро, шеф, - она старается не дышать в трубку, как маньяк, но дыхание восстанавливается с огромным трудом. - Что такое, дитя? Ты сильно поранила руку? – голос Джиёна хриплый ото сна – Квон явно не из людей, привыкших вскакивать в шесть утра. - Нет, - мямлит внезапно смутившаяся Дженни. Все-таки звонить своему начальнику в шестом часу утра, чтобы не узнать, не забегал ли к нему твой парень… – Все хорошо. Я… - Что там, мекая, не тяни меня за яйца, я только недавно спать лег. - Простите! Я… Тэхён! Помните, того парня? - Сложно забыть, - хмыкает трубка, и Дженни слышит, как Джиён открывает окно и впускает в тишину квартиры уличный гул. Он прикуривает, и пианистке чудится, будто она слышит запах знакомых сигарет. – Что случилось? - Он не приходил в бар? - Нет. - Ох, я… - Дитя, что с тобой происходит? – Джиён спрашивает своим негромким и успокаивающим голосом, и Км становится невыносимо стыдно перед этим человеком. – Если тебе понадобится помощь… - Мне нужна помощь. - перебивает Дженни, разглядывая носки своих кед и потихоньку замерзая. – Но я никогда не смогу принять её от вас, потому что и так приняла слишком много. Я от всех принимаю, хотя заранее знаю, что ничего не смогу дать взамен… - О какой помощи ты говоришь? – смеется Квон, и Дженни поднимает лицо вверх, чтобы не позволить слезам капать. - Я знаю, - её голос ломается, и она делает несколько вздохов, чтобы снова продолжить. – Я знаю, что они приходили к вам. – Джиён молчит по ту сторону, давая Ким шанс выговориться. – Знаю, что вы защитили меня тогда, и не вышвырнули такую проблемную дуру, как я. И приняли на работу, несмотря на то, по какой причине меня уволили с прежнего места. И позволяете работать, не пропуская учебу, хотя давно могли нанять нормальную пианистку, и… - Прекрати, - Джиён вздыхает устало, и его голос снова погружается в тишину. – Зачем говорить мне об этом? - Потому что я очень благодарна и… - Если бы я хотел твоей благодарности, то просто сказал бы. А сейчас просто иди и найти своего Тэхёна, хватит трепаться со мной. Квон-самый-старнный-человек-в-мире-Джиён кладет трубку до того, как Дженни успевает выпалить слова благодарности и попрощаться. Она пару секунд недоуменно смотрит на извещающий об окончании диалога экран. Она выбирает один из путей, принимаясь блуждать, не заботясь о выборе маршрута и поворотах. Район достаточно большой, и пианистка понимает, что непросто будет кого-то найти здесь. Она задается вопросом о том, что имела ввиду Манобан, говоря о прошлом Тэхёна, когда слышит шуршащий звук одежды и глухой – ударов. - Черт, -шипит она, снова срываясь на бег. Пара метров и поворот – картина маслом: Тэхён, в хлам перепачканном голубом пальто сидит сверху на незнакомом парне, затянутом в странную черную одежду. - Тэхён! – кричит Дженни, когда понимает, что вокруг еще несколько таких же бессознательных едва живых парней, и страшнобольноплохо становится сразу. – Прекрати! Ты убьешь его! Она мертвой хваткой вцепляется в него, но тот не замечает – продолжает орудовать кулаками, отмахивается от Ким так сильно, что та шлепается на задницу, заставляя перевернуться вверх дном все органы. Дженни молится, чтобы никто из прохожих не забрел сюда, иначе придется разбираться ещё и с полицией. - Тэхён! – она поднимается, и тут же падает на коленки – ноги дрожат от быстрого бега, и кажется что-то с лодыжкой. Поэтому Дженни не раздумывая подползает, чтобы завалиться на чужую спину и обнять голову, дурную лохматую голову на плечах господина директора Ким Тэхёна, полупьяного и злого, практически дикого. Он может не раздумывая вцепиться в новую глотку, не идентифицировать свое, увидеть потенциальную жертву и разорвать на куски, потому что именно это видит Дженни, когда тот оборачивается к ней. - Ты пришла. Его взгляд не проясняется и не фокусируется на ней, он все такой же дикий и на первичных инстинктах, что Дженни невыносимо больно и стыдно, и будто и нет пава видеть его и касаться после того, как поступила. Она не может говорить, потому что слова кажутся сухими и острыми, как новые листы бумаги, недостойными того, чтобы этот момент был вскрыт ими. Её кажется, что она не видела его неделю, месяц – черты лица заострились и переменились, он него всего веет холодом и раной, глубокой и кровоточащей, и любые её действия кажутся Дженни лишь скупым пластырем на ней. Вот он был щенок лабрадора, радостный и гиперактивный, погладь меня быстрее ведь я милашечка где ты ещё такую найдешь, и Ким кажется, будто она вогнала нож в доверчив подставленное пузо, розовое с темными пятнышками. Вогнала в чужое доверие и нежность, в трогательную заботу и квадратную улыбку, нож, своими руками, по самую рукоятку. Дженни неуверенно улыбается, давя в себе слезы, когда кладет дрожащие кончики пальцев за ушами, склоняет голову чуть в бок и заглядывает в затуманенные алкоголем глаза, расширены зрачки, делавшие взгляд еще более безумным. Тэхён тянется к ней, щурится, не может сфокусировать взгляд, обхватывает лицо перепачканными чужой кровью ладонями, и приближает к своему, напряженно рассматривая. Он все еще может наброситься, все принюхивается, и Дженни страшно до черных пятен перед глазами, ведь зверь в поиске любого знака, но: - Ты действительно пришла. Дженни шумно всхлипывает и зачем, зачем так больно и почему именно я, за что он, можно начать все с начала, когда лохматая голова утыкается её в плечо, а руки сжимают сильно до ноющей боли в костях, до хруста в суставах и спертого дыхания. Дженни терпит, потому что он переполнен, как кувшин с водой, и если не выплеснется – то треснет. Дженни терпит, потому что сама заполнила этот кувшин, своими руками наливала воду каплю за каплей, и теперь она готова принять все, что из него будет литься. Дженни готова принять безумные глаза, разбитые костяшки, звериное и дикое, чтобы протянуть руку и коснуться там, за ушами, пустить пальцы в волосы и гладить долго и ласково, несмотря на то, что он может недовольно хлестать хвостом и жать в голове уши. Дженни готова принять чертов нож в себя, потому что вполне его заслужила после того, как поступила с чужим розовым и мягким. Дженни готова приручать и приучать, готова долго и страшно, укрывать лаской и заботой, только… Только бы он был в порядке. Можно? Пожалуйста. Ну, правда, очень надо, в последний раз, честное слово. - Да, - пианистка выдавливает из себя не своим, чужим, охрипшим и севшим голосом, глупо обломившимся в конце непрочной тростинкой. Её голос, который заглядывал в глаза и пробовал на вкус чужие тайные желания, сейчас жалкий, прямо как она. Жалкая, жалкая девчонка, не способная никого защитить по-человечески, только сыплющая вокруг себя боль, как фермерша корм – курам. – Да, я пришла, Тэхён. Она смотрит на неё долго, дышит очень часто и не ровно, обрывками, ошметками ядовитых эмоций и битого стекла, вдыхает все это вместе со укутывающим запахом шампуня и тепла, родного нежного тепла, протягивающего к нему свои руки и убаюкивающего в умиротворяющих объятьях. - Я убил их всех, - будто в бреду шепчет он, резко подаваясь вперед и, не контролируя силу, впиваясь в чужие предплечья. Он говорит не очень внятно и сумасшедший блеск в глазах сильно отвлекает, но, когда до Дженни доходит, она стремительно вскакивает, вынуждая Тэхёна беспомощно шлепнуться на землю. Однако тот будто не замечает, пошатываясь, поднимается, и смотрит на неё широко раскрытыми глазами, улыбается безумно-безумно. Дженни собирается плакать, нет, она собирается умереть, здесь, немедленно. – Я убью их всех, хочешь? Убью для тебя, я же обещал, маленькая, ты меня поняла? Дженни больше не медлит, она бросается к лежащим на земле бездвижным мужчинам, судорожно нащупывая пульс и проверяя дыхание. Один, другой, третий… седьмой? Дженни сбивается со счета, когда слезы начинают душить её. Кажется, будто это скоро станет её хобби – рыдать, снова и снова, как чертов феникс. Живы. Они живы, черт его Тэхёна побери, живы, поганые ублюдки, все, до единого, и нет, он не станет виноватым в смерти этих отбросов. Только не он, не её солнечный нежный Тэхён, он не может стать виноватым в чужой смерти, только, черт возьми, не он. - Я пришла, Тэхён. - Да. - Пойдем со мной, ладно? - Нет. - Тэхён. - Нет. - Пожалуйста, Тэхён… - Нет! Они добираются до квартиры Тэхёна на такси, за которое Дженни выкладывает оставшиеся рассованные по карманам бумажки. Огромная стеклянная многоэтажка внушает благоговение и странное отторжение, но Дженни мало обращает на это внимания – Тэхён сонный и пьяный, вцепился в её ладонь, как утопающий - в соломинку, висящий над пропастью – в выступ, брошенный щенок – в хозяйскую юбку. Девушка вздыхает – он не заслужил, чтобы она так с ним поступала. Он не заслужил того, чтобы кто бы то ни было поступал с ним так. Но какого черта он собрался кого-то там убивать? Дженни вымучивает из себя улыбку одуревшей от картины вахтерше и затаскивает тело в лифт. - Сколько же ты жрешь? - Пыхтит она, когда Тэхён особо нагло наваливается на её, и Дженни чувствует, как от напряжения пунцовеют лицо и уши. Все тело и так ломит от продолжительного бега, не говоря уже о том, что у нее не так уж много опыта в перетаскивании полубессознательных тел больше неё в два раза на своем горбу. Дженни шипит ругательства сквозь зубы, когда натыкается на дверь с кодовым замком. Она проверяет сообщение от Чонгука – только адрес и номер квартиры, ни каких следов пароля. - Эй! – Ким трясет Тэхёна за плечи, однако голова парня лишь красноречиво перекатывается с одного плеча на другое. Дженни осматривает замок – кроме сенсорной клавиатуры есть небольшой разъем для карты… которой у неё нет. - Ты, придурок! – в сердцах подпинывает пианистка развалившегося на полу Тэхёна. – Какого черта не захотел поехать ко мне? Она от души толкает его второй раз, и тот едва не заваливается на вылизанный подъездный пол, прежде чем Дженни успевает его подхватить. Из кармана грязного пальто выпадает что-то небольшое и плоское, с пластиковым звуком шлепаясь около ботинка Ким. Она наклоняется, чтобы подобрать пластиковую карточку с изображением фирменного символа, того же, что и красуется на чуть ли не бронированной двери. - Давно надо было тебя пнуть. Дженни с трудом поднимает Тэхёна на ноги, придерживая одной ногой дверь открытой. В коридоре автоматически загорается подсветка, и девушка чуть не роняет свою ношу от испуга. Однако в этот момент ноша проворно вцепляется в её одежду, и Дженни видит на себе пару расфокусированных глаз. Тэхён наваливается на её, и пианистка с глухим звуком стукается спиной и затылком о дверь. Костлявые лопатки под слоями одежды практически ничего не почувствовали, чего не сказать о голове. Ким на секунду теряет зрение, а когда промаргивается, то обнаруживает себя зажатой между тяжелым телом и дверью. Дженни едва успевает подхватить Тэхёна подмышки, когда у того смешно разъезжаются ноги. Не в силах удержать тяжелое тело, она с тихим стоном оседает на пол, прямо у не закрытой двери. - Я больше не нужен тебе? Вопрос взвивается в воздух, словно отпущенный ребенком воздушный шарик, бьется о стены, отскакивает от них, и заканчивает свой путь, больно врезавшись куда-то Дженни под ребра. - Не нужен? Девушка сглатывает, когда парня пробирает дрожь, и он совершенно трезво повторяет вопрос, заколачивая его между чужими ребрами низким охрипшим голосом и тяжелым, бесконечно отчаянным вдохом. - Я люблю тебя. Он замирает в руках пианистки, задерживает дыхание на пару секунд, прежде чем приняться настойчиво и неуклюже отстраняться. У Дженни в голове пусто и глухо, не звенит даже ничего, три выпавших откуда-то из глубины слова жгут и щиплют губы и глаза. Тэхён принимается барахтаться с новой силой, и тогда Дженни вцепляется в него, прижимаясь всем телом, ищет носом знакомую впадинку над ключицей, чтобы спрятаться там… от кого? От кого она собралась там прятаться, от себя? Тэхён – преданный и доверчивый, и любовь его такая же, большая и храбрая, отчаянная по своей натуре, как большая добрая собака, вот она, забери её, я дарю тебе все, что у меня есть, только ты прими, не отталкивай. У него не любовь, а целая любовище, со всеми вытекающими потребностями заботиться и оберегать, охранять и не подпускать никого, чтобы потом вернуться и вылизать с ног до головы, притащить все спрятанные кости и подгнившие вкусняшки, вывалить это все перед объектом своей любви и отдать следом и себя. У Тэхёна любовь – и не человеческая даже, какая только у животных бывает, чтобы посвящать жизнь и все последующие, целая зависимость, которая не может сравниться ни с алкоголем, ни с наркотиками. Тэхёнова любовь – это капкан, который захлопывается на его глотке, врастает в него и отдает отмычку другому, тому, для кого эта любовь-любовище предназначается. - Я очень люблю тебя, Тэхён. – Дженни всхлипывает, и фантомная отмычка жжется где-то внутри, по всему телу, всасывается в кровь и пульсирует вместе с сердцем. Он отдал ей ключ от своего капкана, своей болезни и накинутой на горло любви, а Дженни так неаккуратно дернула, не представляя, что делает с человеком, чью любовь-любовище получила. - Тогда не уходи. Дженни чувствует, как холодит самые кончики пальцев переданной отмычкой от её собственного захлопнувшегося на шее капкана. Утро находят их спящими в обнимку на полу, замерзших и беспокойных в своих снах. [2]