Hisie Morne

      Взгляд Лаурефиндэ рассеянно прошелся по мне, охватил лицо, скользнул ниже, отмечая свежие царапины, и пальцы его до побеления сжали луку седла. Он замер. И вдруг спешился, — столь стремительно и резко, что едва не запутался в стременах — бросился в мою сторону и, крепко обхватив голову ладонью, обнял. Воздух тут же вышибло из легких и грудь сдавило от крепких, почти отчаянных объятий — эльф обнимал так, будто боялся, что мой силуэт через мгновение растает прямо в его в руках и сизой дымкой растворится в воздухе. — Ты вернулась, — выдохнул наставник, не в силах подобрать слов, которые могли бы выразить его чувства.       Глорфиндел, коротко вздохнув, зарылся холодными пальцами в волосы на затылке и прижал меня еще сильнее, будто пытался навсегда приклеить к себе. Я не осталась в долгу — порывисто обняла в ответ, все глубже вдыхая цветочно-медовый, как летнее солнце, запах. Я скучала. Чертовски скучала по нему, даже не понимая столь очевидных до этого времени вещей. — О Эльберет, я уже и не надеялся увидеть тебя, — наставник немного отстранился, зачарованно ловя мой взгляд.       Губы его дрогнули, но мягкая улыбка с них так и не исчезла, а в потемневших глазах не виднелось ничего, кроме обреченной тоски. И от его шепота, горячечного, то и дело срывающегося, болезненно сжималось сердце. — Я знала, что это будешь ты, — призналась я. Пальцы мои скользнули в холодную ладонь эльфа, оставляя на шершавой коже гладкий берилл, — так боялась тебя увидеть, но и так сильно надеялась…       Он медленно опустил взгляд, осторожно сжимая ладонь, и я вдруг ощутила, как сладко кольнуло в груди. Обычно бесстрастное или чрезмерно веселое лицо эльфа теперь хранило совершенно неповторимое выражение, а в ясных глазах клубилась такая нежность, что от нее перехватывало дыхание. — Я тоже скучал, Исиль, — низкий вибрирующий голос обласкал слух, вызвав стайку мурашек.       Глорфиндел неторопливо поднял все еще зажатую в его пальцах руку — поразительно маленькую и тонкую по сравнению с его ладонью — и невесомо коснулся губами тыльной стороны кисти. Я мелко задрожала, словно бы разучившись дышать. Губы наставника снова дрогнули, на мгновение изогнулись в самодовольной ухмылке, но он тут же отпустил меня и обернулся к застывшему неподалеку Арагорну. Я поспешила представить: — Это Глорфиндел, мой наставник, — я качнула в его сторону ладонью и, вспомнив, что только что с ней вытворял эльф, неловко стушевалась, — он прибыл из Имладриса, чтобы отыскать нас. — Приветствую вас. Меня прислал Элронд, поскольку опасался, что опасность будет поджидать вас на пути.       Взгляд наставника скользнул к Фродо, который, завидев приближение эльфа, будто бы немного ожил и попытался сесть, но смог лишь слабо покачнуться на пони. Глорфинделу хватило пары секунд, чтобы того подхватить. Лихорадочно дрожащий хоббит, потный и липкий от жара, не оставил никаких сомнений о произошедшем. Я с тревогой проследила, как Лаурефиндэ сжал плечо периана, осторожно и бережно ощупал вокруг раны, и лицо его заметно омрачилось. — Значит, господин Гендальф уже в Раздоле? — озабоченно спросил Сэм, и наставник мягко покачал головой. — Когда я уезжал, Гендальфа еще не было. Но уехал я девять дней назад и за семь суток достиг моста через Митейтель. — Там он и оставил нам знак, — я указала на зажатый в пальцах эльфа берилл, — но сейчас не время для разговоров. — Верно, — поддержал меня Глорфиндел, тревожно вглядываясь в посеревшее лицо Фродо, лежавшего у него на руках, — за вами пятеро; когда они обнаружат ваш след, примчатся тотчас, а местонахождение остальных четверых мне не известно. Боюсь, что они уже поджидают вас у Брода. — Но Фродо ведь ранен, — вдруг подал голос Мерри, — мы не можем идти в обход! — Если Глорфиндел отвезет его в Имладрис, мы сможем отвлечь на себя назгулов, — несмело предложила я, — или хотя бы попытаться. В любом случае, я уверена, что Асфалот будет быстрее. — Асфалот? — не понял Арагорн, и Глорфиндел, удивленно приподняв бровь, пояснил: — Мой конь, — обеспокоенный взгляд эльфа прошелся по мне, — не думал, что тебе известно о нем. Впрочем, идея не лишена смысла, вот только поедешь с ним ты.       Я тут же захлопала глазами, недовольно нахмурившись. — Но ты сильнее меня.       Мое вялое возражение не возымело эффекта, и Глорфиндел, словно ощутив мою тревогу, мягко потрепал меня по плечу. — Поэтому и останусь — знаю, что справишься и сама.       Мы пошли дальше. Хоббиты, уставшие от долгой и тяжелой дороги почти что падали, путаясь в заплетающихся ногах, и даже Арагорн как-то сник. Фродо, совсем бледный и мелко подрагивающий, все так же лежал на груди Лаурефиндэ и всем своим видом напоминал беспомощного ребенка. Наконец, наставник устроил того в седле, все еще придерживая за спину ладонью, и тихо поинтересовался: — У тебя все хорошо?       Я скосила на эльфа взгляд. Ночные тени причудливо сплетались на его лице, ожесточая черты, и лишь глаза — все такие же светлые, слегка поблескивающие в темноте — оставались прежними, мягкими. — Конечно, — протянула я, как можно более серьезным тоном, но не выдержала и фыркнула смешливо, надеясь скрасить секундную неловкость, — много всего произошло, так уж и не упомнишь. А ты как поживал? — Солгу, если скажу, что хорошо, — дернул плечом Глорфиндел и улыбнулся как-то дискомфортно, — без тебя было… не так. Хотел бы я знать, что двигало тобой, когда под сенью мэллорнов ты пряталась от меня, будто от прокаженного, да место и время сейчас неподходящее.       Окраины Троллистого плато действительно не подходили для разговоров по душам, вот только вялая, скомканная беседа не позволяла замолчать — идти в гнетущей тишине хотелось еще меньше. Я качнула головой. Сердце кольнуло сожалением: злить или расстраивать Лаурефиндэ не хотелось, но тогда у меня попросту не было другого выхода. Слишком уставшая от бесконечной беготни за рассыпающимся прошлым, я подсознательно отталкивала от себя всех — убегала, пряталась, просила не рассказывать о моем местоположении. Но думать, что Глорфиндел не найдет меня, было по-детски глупо. Он нашел. Нашел, и понял, что по-прежнему больше ничего не будет. Должно быть, мои действия сильно ранили его, раз сейчас в его голосе сквозило такое уныние. — Я пыталась убежать от самой себя. Бросалась из крайности в крайность, пытаясь почувствовать себя живой, и совсем не думала о твоих чувствах. Прости.       Пришлось виновато замолкнуть, сдерживая тяжелый вздох. Однако наставник рассерженным не выглядел. То и дело оглядываясь в мою сторону, эльф будто бы решал до невозможности сложный вопрос в своих мыслях, и ответа все никак не находил. — Я не злюсь и уже давно не расстроен, — бесцветно отозвался тот, — тебе пришлось бы сильно постараться, чтобы действительно огорчить меня. — Например, снова утянуть тебя под воду? — лукаво усмехнулась я, вспоминая наш совместный заплыв возле дома Беорна. Глорфиндел коротко хмыкнул, пряча улыбку. — Не против повторить еще раз.       Идти стало чуточку легче — дорога плавно шла под уклон, а корни деревьев сменились мягкой травой. Знакомые чувства понемногу накатывали, словно приближающиеся воды Бруинена, — их было слишком много и почти каждое было связано с идущим рядом эльфом. Я слишком хорошо помнила здешние места: вид величественных гор, сизой стеной тянущихся к небу, шелест растущих вокруг сосен… и запах меда и цветов. Я глянула в сторону наставника — тот смотрел на дорогу перед собой и выглядел куда более отрешённым, чем обычно. В движениях остальных тоже сквозила явная напряженность, будто каждый готов был бежать, едва заслышав приближение назгулов.       Чем дальше мы продвигались, тем реже становился лес. Птичьи голоса, довольно редко звучащие у самого его входа, и вовсе смолкли; только раздавалось тихое шуршание веток и травы под ногами. Наконец через несколько минут стены ущелья развернулись, будто выпуская нас на свободу из своих душных лап. Хоббиты, казалось, вздохнули с облегчением — они нередко оглядывались по пути, тревожась из-за погони, и поглядывали на дорогу так, будто стены из красного камня начинали сжиматься и давить на них. — Госпожа Исиль, — я с готовностью обернулась к Сэму, — это и есть брод?       Я повернулась в указанную пальцем сторону, разглядывая пологую тропку, будто бы отрезанную от дороги широкой лентой реки. Бурлящие, быстрые воды, вытекающие откуда-то со стороны предгорья, немного сбавляли темп и практически застывали на каменистом дне.       Глорфиндел остановился на середине шага, положив ладонь на рукоять оружия, и настороженно принялся вглядываться в редеющие просветы между крупных стволов деревьев. Я прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Земля мелко подрагивала. — Назгулы близко, — вырвалось у меня.       Лаурефиндэ коротко переглянулся с Арагорном, обвел взглядом нашу разношерстную компанию — на все это ушло меньше двух секунд — и передал мне поводья. Асфалот нетерпеливо фыркнул сбоку, поведя головой. — Скачи, Исиль! — тишину прорезал властный голос эльфа, — скачи!       Я сорвалась с места, вскакивая в седло. Асфалот тут же рванул, — будто и без каких-либо дополнительных указаний понял приказ хозяина — и я смогла лишь прижать ослабшего Фродо к своей груди. Под копытами тут же зашуршала прибрежная галька, поднимая осевшую пыль, и мы понеслись по узкой тропинке вниз — прямо к обмелевшему Бруинену.       Воздух будто бы загустел, налился свинцом и с трудом проникал в легкие. Я оглянулась. Черные всадники выскользнули из-за кромки леса, как стрелы, и словно не замечая ни Арагорна с испуганными хоббитами, ни воинственную фигуру наставника, рванули вперед — к нам. Я чертыхнулась, сжала поводья крепче. Под копытами уже плескалась и пенилась вода.       Асфалот будто летел по земле — быстро, резво отдалялся от леса, однако могильный холод неумолимо подступал со спины. Назгулы подбирались все ближе, и их визгливые голоса слились в одну дикую какофонию где-то позади и заставляли все внутренности сжаться от ужаса. Рывок. Асфалот выбрался на берег, торопливо засеменив по рыхлому берегу копытами. Пришлось пригнуться к шее коня, выдерживая равновесие от столь быстрых движений, и когда я в последний раз обернулась, Бруинен вдруг прорвался вперед стремительной, неумолимой волной.       Глубинный треск, словно выворачивающий гору наизнанку, прорезал напряженный воздух. Вода хлынула, как приближающееся цунами, хороня под белоснежной пеной и темных, как ночное небо, лошадей, и фигуры назгулов. И прямо над ними, меж струями Бруинена возвышалась сияющая в лучах восходящего солнца фигура Лаурефиндэ.       Я не помнила, как добралась вместе с Фродо до Имладриса — лишь вкрадчивый голос стражей, выпутывавших Фродо из кольца моих рук, и обеспокоенный перелив эльфийской речи вернули меня в реальность. Пришлось торопливо разжать сцепленные в замок пальцы, позволяя снять периана с лошади, и устало слезть с Асфалота. — Наверное, стоит вернуться за твоим хозяином, малыш. И поскорее.       Асфалот довольно шевельнулся, едва не сшибив меня шеей, и громко, выразительно фыркнул. Я потрепала того по голове, выдыхая. Хотелось верить, что все самое плохое оставалось позади… — В спешке нет нужды, — спокойный, наполненный какой-то светлой радостью голос заставил меня неверяще обернуться, — можешь отпустить коня, он вернется к Лаурефиндэ сам. — Эрестор! — ликующе вскрикнула я, — Рада тебя видеть!       Советник Элронда при моей попытке обнять лишь неустойчиво качнулся, в притворном недовольстве цокая языком. Однако даже это не помогло ему избежать своей участи: я сдавила эльфа в объятиях, окончательно перекрывая тому воздух — чтобы не ворчал лишний раз. — Полно тебе! — улыбнулся тот, мягко отстраняясь, — Ты этому у людей понабралась? — Как будто я раньше себя так не вела, — весело парировала я, — кстати, тебе разве не нужно быть с владыкой Элрондом сейчас?       Эрестор плавно качнул головой, складывая руки на животе в замок. Привычкам своим он за шестьдесят с лишним лет так и не изменил: высокую худощавую фигуру скрадывал зеленовато-синий балахон, волосы неизменно зачесывались назад и скреплялись на затылке заколкой, а вечный его спутник — книга, причем иногда первая попавшаяся — зажата подмышкой. Кажется мне, что таких балахонов у него приличное количество, раз добрый десяток из них пал жертвой моей учебы. Вот уж точно — слуга вечности… Ничего не поменялось. — Моя помощь сейчас не требуется, — ответил тот в своем привычном нравоучительном ключе.       Иногда мне даже казалось, что заметная поучительная нотка в голосе Эрестора возникала сама по себе — может, годы, проведенные в роли главного советника и единовременно учителя близнецов, и наложили свой отпечаток на его манеру речи. — Тогда не подскажешь, кого можно попросить их встретить? — я тут же исправилась, объясняя, — Глорфиндела и моих спутников. Может, стоит отправить кого-то с лошадьми… — Доберутся сами к вечеру, — эльф расцепил пальцы и расслабленно махнул кистью, будто отгоняя от меня тревожные мысли, — ступай пока и отдохни с дороги. Если не устроят твои прежние покои в доме Лаурефиндэ, подыщем тебе новые. — А, нет нужды, — я отмахнулась с нарочитым спокойствием, — но спасибо за предложение.       Мы распрощались тут же. Эрестор двинулся в сторону главного Чертога, а я решила пройтись по затихшему Имладрису. Несмотря на то, что в этом месте на данный момент находилось огромное множество эльфов, обитель казалась вымершей, и даже сияющее великолепие дворца несколько померкло — внушительная резиденция словно замерла в томливом ожидании завтрашнего дня.       Долина еще спала, погруженная в дымку утреннего тумана, и тот будто обволакивал ее одеялом, плотной белесой пеленой расползался по улочкам, смягчая углы и пряча за собой изукрашенные резьбой торцы зданий. Изредка по главной дороге встречались эльфы, и тогда мои руки невольно тянулись к капюшону плаща. Приходилось одергивать себя, обрывая движения на середине — в последнее время я крайне редко ходила по улицам открыто. Однако знакомых лиц среди четверых повстречавшихся эльфов не было — те вежливо склоняли голову в знак приветствия при моем приближении и тут же исчезали за спиной без тени узнавания на лице.       Когда я вышла к саду, в котором еще догорали десятки подвешенных к деревьям фонариков, то невольно поежилась от прохлады. Утренний воздух звенел росой и был на удивление влажным. Осевший туман расплывчато рисовал силуэты кустарников и высоких, чем-то похожих на троллей деревьев; искажал золотистое поблескивание фонарей, и от этого казалось, будто вокруг мерцали сотни тусклых, но близких звезд. Даже по прошествии лет Имладрис оставался волшебным и спокойным местом, и от этой мысли становилось чуть легче на душе.       Знакомая дорожка вывела меня к дому. Нерешительно потоптавшись на пороге, я толкнула дверь и сделала шаг в стылую пустоту. Первое, что бросилось в глаза — длинная полоска тусклого света, тянущаяся по полу от окна. В доме было… непривычно. Непривычно пусто, непривычно темно и оглушающе тихо. Все было погружено в утренний полумрак, где едва-едва угадывались очертания предметов.       Я сняла плащ. Рука привычно дернулась в сторону, — где-то в той стороне были прикручены крючки для верхней одежды — и я потрясенно нащупала один из них. Тело помнило. Помнило, как я приходила домой, забрасывала плащ на стенку, — даже не глядя — и как Лаурефиндэ в притворном недовольстве сетовал на растекшуюся под ним лужу.       «А убирать кто все это будет?» — немного саркастичный тон наставника коснулся слуха, отдаваясь эхом далекого воспоминания. Губы дрогнули в полуулыбке. Вот если бы все было… как прежде.       На столе стояли свечи, и я зажгла одну из них. Теплый свет, наконец, разогнал сумрак гостиной, позволяя рассмотреть комнату. Взгляд неспешно скользнул по мебели, очертил засохший букет цветов в вазе, пробежался по зашторенному окну. Здесь тоже ничто не поменялось, только лишь из-за отъезда Глорфиндела дом казался временно пустым.       Я поднялась в комнату. Она встретила меня привычным беспорядком и обилием света — окно не было зашторено, и из-за приоткрытой ставни проникал свежий, слегка прохладный воздух. Вещи, оставленные мной шестьдесят лет назад, неизменно лежали на своих местах: раскрытая книжка на столе, стопка одежды на уголке кровати, засушенный цветок на полке, похожий на желтоватые соцветия вишни. Все было так, будто я никогда не уходила, а Глорфиндел и вовсе не тревожил покой этой комнаты. Однако чистые полки, отсутствие пыли на мебели подсказывали: покои убирались с особым тщанием, аккуратно и бережно, будто кто-то боялся изменить не только расположение предметов, но и атмосферу в комнате.       Я с улыбкой достала с полки потрепанную книжку, повертев ту в пальцах. Обложка из картона немного потрепалась, пара листков держалась лишь на добром слове, страницы пожелтели от времени, но записи остались целы. Я пролистала страницы, бегло просматривая наброски эльфов и странные обрывочные фразы, обрамленные дрожащей линией чернил и выделенные большими восклицательными знаками. В них не было чего-то особенного — лишь непонятные мысли двадцатилетней девушки.       Дневник начинался размашистой надписью даты: «2938 г. Без понятия, какой месяц. Лето» и продолжался неказистым, довольно неаккуратным рисунком: справа виднелись наброски Главного чертога, а слева снизу страницу очерчивал силуэт цветка.       Дни тянутся очень долго, чувствую, что не скоро привыкну к их распорядку дня. В Ривенделле я уже почти два или три месяца, и за прошедшее время столько произошло, что надо бы привести мысли в порядок. Что ни день, так шоу талантов — музыка с утра до ночи, но вся медленная. Постоянно сон клонит! Да и делать особо нечего, вот я и гуляю то там, то сям.       К слову, о музыке. Вчера Глорфиндел спровадил меня к Линдиру, но учитель из того никудышный. Не знаю, зачем пытаться учить меня игре на флейте — может, у них традиции такие? Обругали меня, конечно, знатно: чаще всего в речи мелькало ampamaita. Это когда руки из одного места, но у эльфов даже бесталанность красиво называется — одним словом, эльфы.       Ходила в библиотеку, но языковой барьер даёт о себе знать. Я, конечно, знаю пару слов и фраз, но тенгвар не учила. Завитки сплошные, ничего не понятно! А просить кого-то прочитать — слишком хлопотно. Глорфиндел где-то пропадает целыми днями, да и как-то не годится он на роль няньки, а остальные эльфы смотрят на меня так, будто я с прибабахом. Так оно, может, и есть, но как-то все равно не по себе.       Я пролистала дальше, почти не вникая в суть написанного. Все воспоминания казались уже вымытыми из памяти за давностью лет, и создавалось ощущение, как если бы я читала чужой дневник: и стиль речи, и сам почерк, и уже давно непривычные обороты казались будто бы не к месту. «С прибабахом» — довольно ёмкое и точное слово для всего написанного.       Усталость давала о себе знать. С дрожащей в руках свечой я вернулась в гостиную, и каждая встреченная по пути мелочь болезненно отдавалась в сердце вереницей воспоминаний. Один эпизод неумолимо тянул за собой другой, плавно выхватывал из водоворота памяти третий и так по кругу или, вернее, по замкнутой цепи — будешь собирать кусочки воспоминаний, пока сама себя не оборвешь.       С закрытыми глазами абсолютнейшая тишина дома воспринималась легче. Да и казалось, что пустота отступала: все комнаты, все вещи пропитались его запахом. Наверное, все же стоило вернуться раньше или хотя бы написать наставнику письмо. Время тянется бесконечно… — Проснись, Исиль.       Я сонно приоткрыла один глаз, чувствуя, насколько сильно затекла прижатая к кулаку щека, и отыскала взглядом причину своего пробуждения. Глорфиндел, немного взъерошенный после долгой дороги и поединка с назгулами, возвышался над диваном и мягко похлопывал меня по плечу. — Ох, кажется, я уснула, — сдерживая зевок, я потянулась, разминая гудящее тело, — когда вы успели вернуться? — Только что, — улыбнулся эльф, — ты обедала?       Я покачала головой. Лаурефиндэ лишь смерил меня привычным взглядом а-ля «почему я не удивлен?» и предложил: — Тогда давай поужинаем вместе. Подождешь немного, пока я все подготовлю?       Я проследила, как Глорфиндел отточенным движением отстегнул легкий походный доспех, и вздохнула: кажется, эльф снова собирался готовить что-то самостоятельно. Получалось у него, конечно, гораздо лучше меня, — все-таки готовила я из рук вон плохо — но заставлять наставника заниматься домашними делами сразу после возвращения как-то не хотелось. Можно было бы совершить набег на дворцовую кухню, но часы трапез уже закончились — оставался только ужин через несколько часов. — Я помогу. Правда не обещаю, что будет съедобно и безопасно для жизни, — я усмехнулась, и Глорфиндел, припоминая мои ужасные навыки в готовке, лишь хохотнул в ответ, — можем не готовить много, а просто перекусить. Ужин ведь скоро.       С горем пополам выпроводив меня, Лаурефиндэ принялся хозяйничать на кухне. Пару раз я пыталась предложить свою помощь, но эльф добродушно отмахивался, то скрываясь за дверью кладовой, то старательно пряча за собой его кулинарное чудо. Сдаваться он явно не собирался, поэтому мне оставалось лишь капитулирующе поднять руки и отправиться бродить по дому. — Ты идешь?       Дверь приоткрылась, и из-за неё высунулась голова Глорфиндела. Я так и осталась стоять в его кабинете с книжкой в руках, будто застигнутая врасплох во время преступления. Однако вид наставника, столь привычного, домашнего, заставил невольно улыбнуться: Лаурефиндэ имел весьма милую привычку склонять голову и немного сгибаться, заглядывая в комнату. Зрелище это было восхитительное. Завершали картину его растрепанные волосы, перекинутые через плечо. — Иду, иду.       Мы спустились вниз. Глорфиндел без особого удивления проследил, как я перемахнула через перила и, заложив крутой вираж, скрылась в комнате для омовений, и принялся откупоривать вино — судя по громкому «пуньк» от пробки. Хорошо, что я догадалась переодеться сразу же после возвращения, и сейчас не нужно было позориться покрытыми глиной штанами — прогулка по Комариным топям не прошла бесследно. Я быстро умылась, смывая с лица остатки усталости, и вернулась как раз тогда, когда еда еще не успела остыть.       Я с разбегу прыгнула на диван, заваливаясь на подушки. Глорфиндел, в то время разливающий вино по бокалам, вздрогнул и с выражением полнейшей усталости, которая бывает у родителей в первые годы воспитания ребенка, уставился на меня. — Как же хорошо вернуться домой! — раскинув руки в стороны, я звонко рассмеялась. Повисшая между нами неловкость будто бы на мгновение отступила. — Почему тогда раньше не вернулась? — миролюбиво отозвался эльф и протянул едва наполненный бокал.       Я приняла тот с настороженностью, прекрасно читая в глазах эльфа желание обсудить все здесь и сейчас. Оставалось лишь неопределенно хмыкнуть, раздумывая, как лучше подступить к причине столь долгого отсутствия, и отставить бокал в сторону. — Мой уход был необдуманным, — призналась я, откидываясь спиной на подушки, — но не бессмысленным. Вайрэ в моем сне сказала, что дух матери еще в пределах Арды, и поэтому я решила отыскать ее. У меня слишком много вопросов, а ответов — ноль.       Предупреждая негодующий вздох Лаурефиндэ, я вскинула ладонь и продолжила: — Знаю, что поступила безрассудно, — с усилием выдохнула я, — но я очень надеялась найти хоть что-то. Галадриэль мне отказала в помощи, Трандуил и вовсе ничего не знает про нолдор той эпохи. Про гномов, думаю, и говорить не стоит. — Почему не обратилась к исстари? — задумчиво отозвался эльф. Я качнула головой, отгоняя всплывшие в памяти образы волшебников. — К кому из? К Митрандиру? Или к Радагасту, переевшему грибов? Сдается мне, что он уже давно не в себе. — Тогда что насчет Сарумана?       Я медленно выдохнула. Верно, Глорфиндел не мог знать о том, что Саруман уже переметнулся на сторону врага. — Он сейчас выводит орков в Изенгарде. Лаурефиндэ если и удивился этой новости, то вида не показал, лишь недовольно поджал губы. Я продолжила: — В общем, я просто не решилась вернуться в Имладрис. Поехала в Лот-Лориэн. Владычица позволила мне вступить в ряды разведки на границах.   — Почему? — Что «почему»? — не поняла я. Глорфиндел смерил меня обеспокоенным взглядом. — Почему ты не решилась вернуться, — в голосе эльфа слышался едва заметный оттенок нетерпения. Я вздохнула, но все же продолжила рассказ. — Кое-что произошло, — я снова подхватила бокал за ножку и, взболтнув темно-красную жидкость, отставила в сторону, — несколько лет назад.       На секунду я закинула ноги на диван. Однако все происходящее стало почему-то напоминать прием у психотерапевта, и я спешно села. Говорить с кем-то о причине своих беспокойств не хотелось: воспоминания преследовали меня на каждом шагу, и в каждом мне виделась угроза. Угроза другим. Да и подобные разговоры начинали нервировать — я не умела правильно подбирать слова и объяснять причины своих поступков.       Глорфиндел слегка отклонил голову, пытаясь по моему лицу понять, что же все-таки произошло. И я, борясь с опасениями, несмело спросила: — Если бы я совершила что-то ужасное… ты бы возненавидел меня?       Балрог… И почему на словах эти жалкие попытки подойти к теме разговора прозвучали еще хуже, чем было на самом деле? Я уже успела пожалеть о том, что продолжила эту тему. А ведь могла привычно соскользнуть, уйти от расспросов, сделать вид, что ничего не произошло — все лучше путанных попыток объясниться.       Лаурефиндэ коротко выдохнул, будто горло эльфа сдавило спазмом, и я окончательно скисла. А потом вздрогнула от неожиданности, ощутив легкое прикосновение к щеке. — Я ведь говорил тебе бессчётное число раз, — пальцы эльфа уверенно переместились на подбородок и слегка потянули его вверх, заставляя взглянуть на наставника, — что всегда буду на твоей стороне. — Даже если бы я убила человека? — почти беспомощно выдохнула я.       Взгляд Лаурефиндэ — удивительно ласковый — даже не дрогнул. Прохладные пальцы эльфа все так же невесомо поглаживали линию нижней челюсти — спокойно, размеренно вырисовывали кончиками какой-то неведомый узор. Я вздрогнула, повела головой. От столь доверчивого взгляда хотелось лишь сильнее провалиться под землю.       Когда-то давно, когда Глорфиндел вложил мне в руки меч, я внутренне поклялась самой себе, что ни за что жизни не подниму тот против кого-то, кроме слуг тьмы. За все время я так и не преступила клятву. Вот только способствовала смерти других иным путем. — Не тебе предо мной оправдываться, — наставник поджал губы, изо всех сил стараясь хоть как-то вывести разговор дальше, — я приму тебя любой.       Я замолчала, склонив голову. Доверие со стороны наставника многое значило для меня, но в глубине души я была уверена: эльф в смятении. Глорфиндел никогда не врал. Не договаривал — да. И поэтому, видя сейчас его сомнения и старательно удерживаемое выражение лица, мне хотелось оправдаться. Но оправдываться было нечем. — Все началось в деревеньке возле Рохана, — наконец начала я, — мне нужно было пополнить запасы, и я остановилась в трактире. Если вкратце, то хозяин трактира обокрал меня, а потом еще стал требовать плату за жилье. Я, конечно, вернула свои вещи и деньги, но… я тогда очень разозлилась.       Глорфиндел молчал, терпеливо дожидаясь конца моей истории. Я сглотнула, непроизвольно сжимая кулаки: любое воспоминание о делах минувших дней больно откликалось в сердце, а чувство вины душило. Я была виновата, и это было мне известно лучше, чем кому бы то ни было ещё. — Я была в бешенстве, — проскрипела я, и голос мой задрожал, — я не знаю, как это случилось, но… я потеряла контроль. В какой-то момент запахло гарью — это вспыхнула стойка. Огонь взметнулся так быстро и легко, словно поддуваемый ветром, и…       К горлу подступил ком, и я гулко сглотнула, вдруг ощутив себя крайне неуютно. Все мысли будто испарились, слова пропали, и снова собрать разбегающиеся мысли в кучу отчего-то не получалось. Я просто не представляла, что мне нужно было сказать — да и стоило ли вообще. — Таверна вспыхнула в один миг, а от неё потом загорелись и другие дома. Пламя охватило все так быстро, что никто не успел даже шелохнуться. Вот ты стоишь перед трактирщиком, а в следующий миг — над головой трещат балки и… дым вокруг.       Глорфиндел, видя мои затруднения, лишь тихо вздохнул и осторожно положил ладонь рядом с моей рукой, но касаться той не стал. Его взгляд, скользнувший вновь по моему лицу, вмиг потяжелел. — И огонь не гас, — зачем-то добавила я.       В воспоминаниях пылало. Остро пахло гарью и пеплом, оглушительно трещало пылающее дерево, жутко стонали дома. Пламя тянулось вперёд, пожирало все, чего могло коснуться, затапливало улицы и тянулось дальше — за людьми. За убегающими в панике женщинами, за мельтешащими мужчинами с вёдрами воды. Та выплескивалась при беге, капала на пропитанную жаром землю и тут же испарялась — огонь было не затушить, и тот с легкостью поглощал собой все сущее.       Я закрыла лицо руками, пытаясь выкинуть из памяти пронзительные крики людей. — Я тогда испугалась, — запинаясь, продолжила я, — и этот минутный страх все испортил. За несколько минут от деревни остался только пепел и обугленные балки… А ведь у жителей ничего больше не осталось — ни дома, ни вещей, ни… родственников.       Лаурефиндэ молчал. И тишина эта казалось оглушительной в своём немом осуждении. Наконец, тщательно все обдумав, наставник мягко поинтересовался: — Ты уверена, что таверна не загорелась сама?       Я подняла на него глаза и отрешенно покачала головой. — Это точно была я, — взгляд мой удрученно остановился на запястьях, — чувствовала все, но ничего не могла изменить. Магия… От неё такие ощущения, будто ныряешь в болото с головой и начинаешь задыхаться. Раньше тоже случалось подобное, но не в таком масштабе. Поэтому я и побоялась возвращаться в Имладрис — не хотела, чтобы подобное повторилось здесь. Но, спасибо Гендальфу, — язвительно скуксилась я, — пришлось вернуться. — Хочешь сказать, — задумчиво протянул наставник, и я несмело подняла на него взгляд, — что продолжила бы прятаться, если бы не периан?       Выдержки хватило лишь на усталый вздох. Я кивнула, небрежно обронив: — Ну а что поделать? Здесь меня сдерживать некому — разве что Элронду, да и тот не обладает большей силой. Случись что, Имладрис останется в развалинах. Такой судьбы, я уверена, никто бы не хотел для этого места. — Но почему ты думаешь, что тебя необходимо сдерживать?       Взгляд мой медленно проскользил по бокалу с вином. Стоял тот по большей степени ради приличия — пить алкоголь я не умела и, соответственно, не испытывала ни малейшего удовольствия от вмиг потяжелевшей головы и горького послевкусия. — Потому что когда я испытываю какие-то сильные эмоции, вроде гнева или страха, все начинает происходит само собой, — я поджала губы, — мне не удается контролировать свою магию. Она выплескивается из меня разом, словно вода из налитого доверху сосуда. Я не в состоянии прекратить это. Подобное просто происходит и длится до тех пор, пока не начну терять сознание.       Я откинула голову назад, всматриваясь в дощатый потолок над головой. Глорфиндел, казалось, даже не пошевелился — с самого начала разговора сидел неподвижно, будто статуя, и глядел куда-то мимо, в стену. Мне были понятны его чувства. Все-таки не каждый день приходит дочь его лучшего друга и признается в поджоге и ненамеренном убийстве людей — от такого даже я бы пришла в ужас. — Уверен, ты этого не желала, — все же подытожил Глорфиндел, мягко и невесомо касаясь моего плеча, — посему не чувствуй вину за события, которых ты не могла изменить. Всё случилось так, как должно было случиться, и нет здесь вины — ни твоей, ни чьей-либо другой. А что до магии… Мы что-нибудь придумаем, я обещаю. Уверен, что все образуется.       Я вяло угукнула в ответ. Слова поддержки немного успокоили, но тяжесть на душе никуда не делась. Да, конечно, что-нибудь придумаем… Вот только сколько времени пройдет до этого момента?  Кто ещё успеет пострадать от моих рук? Хоббитов едва минула эта участь, и не оставалось ни единого шанса, что в следующий раз кому-то повезет больше.