автор
Антинея гамма
Размер:
планируется Макси, написано 413 страниц, 38 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
398 Нравится 339 Отзывы 168 В сборник Скачать

Глава 8. Вперед

Настройки текста
— Леголас! Поднимай их! — где-то рядом, словно гром, раздался повелительный голос Арагорна.       После духоты и слишком высокой температуры, вдыхать свежий, с ноткой морозной остроты воздух было попросту больно. С каждым вдохом лёгкие словно пронзало льдом. Жива. Я на автомате пробежала еще пару шагов и одышливо прокашлялась, оперевшись ладонями о колени. Неужели мы и правда выбрались?!       Голубое светлое небо над головой с мягкими барашками облаков точно выдернуло нас из удушливой клетки. Вглядываясь в его спокойную синь, я могла лишь с содроганием вспоминать красноватые вспышки на черном обломке разрушенного моста, отчаянные крики братства и багровый силуэт балрога, будто бы сотканного из чистейшего огня. В воспоминаниях не было ничего, — только смазанные ощущения то ли ужаса, то ли растерянности — я и сама не понимала, что конкретно должна была чувствовать, глядя на чудовище, которое стало причиной смерти наставника и отца.       «И Гендальфа», — запоздало напомнило сознание.       Рядом заунывно плакали хоббиты, почти задыхаясь от слез. Даже в глазах Боромира, показывающего за всё время путешествия только две эмоции, — раздражения и спокойствия — блестела влага. Я слепо повернулась в их сторону, не соображая решительно ничего, и обвела компанию взглядом. Если они настолько убиты горем, то должна ли я чувствовать то же самое? — Дай им минуту! Будь милосерднее! — как-то обессиленно прокричал Боромир. То, как быстро с него слетела маска уверенности, поразило меня куда больше, чем недавняя встреча с балрогом.       Я помотала головой, сжимая пальцами виски. Никаких чувств не было — ни страха, ни скорби, ни, уж тем более, радости. Лишь пустота. Вакуум. Только что умер Гендальф, — тот, кто вечно надоедал мне своими нравоучениями и замечаниями, тот, кто видел во мне лишь неспособного ребенка — и мне следовало ощущать хоть что-то: облегчение, радость, мрачное удовлетворение. Но я смотрела на чужие лица, измазанные в слезах и пыли, и не испытывала совершенно никаких эмоций.       В той части души, где должны были теплиться чувства, будто тлел прогоревший в пламени валарауко уголек. — К ночи эти горы будут кишеть орками. Надо успеть в леса Лот-Лориэна!       Шок постепенно сходил на нет, и в области груди противно заныло, напоминая о синяках и ушибах. Я потянулась к поясу, чтобы ослабить ремень, и тут же осознала, что в привычном списке оружия одного клинка не наблюдалось. — Кажется, я посеяла кинжал, — отчего-то вслух посетовала я, растерянно осматривая обмундирование. И когда только успела?       Отвратительное смутное предчувствие тут же прошило позвоночник. Боромир, до этого момента даже не замечавший меня, вдруг резко повернулся. Лицо его исказилось в искренней злости с толикой мрачного удивления, и он грубо выпалил в мою сторону: — Да у тебя сердца нет! Как может эльфийка, да и просто женщина быть такой бесчувственной?! — яростные интонации тут же хлестнули наотмашь, вызывая стайку панических мурашек, — Беспокоишься об оружии, когда умер член отряда!       «Бесчувственная тварь! Ты вообще человек?!» — захлебывалась слезами мать, в воспоминаниях грузно оседая на перила кресла, — «У тебя хоть сердце есть?! Посмотри на себя — ты черствый сухарь! Это ведь твоя бабушка, та, кто растила тебя со мной!»       Спину прошиб холодный пот. Я вдруг почувствовала, как кровь отхлынула с лица, и в ужасе отшатнулась, сминая пальцами ткань рукава. Злобные, жестокие слова человеческой матери тут же всплыли в голове, будто снова насмехаясь надо мной. Умом я понимала: «это был лишь всплеск эмоций; ее захлестнуло горе, и она хотела хоть немного сбросить груз с души», но сердце болело. «Почему я? Почему я такая?» И на все вопросы был лишь один ответ — вечное осуждение по поводу и без.       Я и правда безразлично относилась к слезам других, не чувствовала горечи от потери, будто была не способна сопереживать по определению. И сейчас, когда я больше всего была не готова к обвинениям, слова гондорца снова кромсали потревоженную рану. И от этого хотелось лишь кричать. — Да что ты можешь знать обо мне, — с обжигающим безразличием вдруг ответила я, — думаешь, ты все понимаешь?       Я сделала шаг, каменея лицом. Боромир, возвышающийся надо мной на добрую голову, будто бы резко растерял весь запал, но продолжал взирать на меня со свирепым прищуром. Внутри все будто надорвалось, — точно последние цепи благоразумия разом спали, позволяя раздражению вырваться на волю — и пальцы вновь закололо подступающей яростью. — Думаешь, — я криво усмехнулась, абсолютно не меняясь ни в лице, ни в тоне, — ты имеешь право меня судить? Ты ничего не знаешь обо мне — только то, что сам себе придумал.       Я угрожающе надвигалась, не замечая ни застывших неподалеку хоббитов, ни опасливое выражение на лице Арагорна — только ошеломленная гримаса гондорца маячила перед глазами, как раздражающий все мое нутро фактор. — Если у меня нет сердца, тогда кто ты? Кто ты, — рявкнула я, заметно повысив голос, — что постоянно упрекает меня и тычет в искаженность моих чувств?! Да! Я бесчувственная! — жесткий удар наотмашь прямо в грудь мужчины заставил его вздрогнуть и нерешительно отступить, — Я не умею скорбеть — да! Но какая тебе, к Морготу, разница?!       Боромир смертельно побледнел, будто бы застыв. Но мне было все равно — в теле кипела яростная, обжигающая сила, которой хотелось разнести все в клочья. Усилием воли сдержав этот разрушительный порыв, я глубоко вздохнула и прошипела на выдохе: — Сходи-ка ты в сторону Утумно, Боромир, сын Денетора, — и под ошеломленные взгляды замерших хоббитов я мрачно улыбнулась, — с меня хватит. Я возвращаюсь домой.

***

      Солнце давно перевалило за полдень и клонилось к закату, так что я даже боялась представить, сколько времени мы заняли этими бесполезными спорами. Сумерки еще не сгустились окончательно, и в тени деревьев были различимы тихо колыхающиеся травинки.       Сидя на берегу реки в одиночестве, я снова думала обо всем произошедшем и чувствовала себя неимоверно разбитой. Слова, неосторожно слетевшие с губ в порыве злости, мрачное, но такое правдивое замечание Боромира и упавший в черную бездну Мории Гендальф, который должен был учить меня хоть чему-то — все это сейчас казалось нереальным и далеким. Хотелось отмотать время вспять.       Я тут же горько усмехнулась своим мыслям. Отмотала бы — что дальше? Изобразила бы искреннюю скорбь? Оттянула бы Гендальфа от пропасти, пародируя наставника, который в свое время умер, прикрывая отход эльфов из Гондолина? Я больше не была наивным ребенком и четко знала свои пределы — то, что случилось, я изменить бы не смогла, даже если бы захотела.       «Но я не захотела».       Отблески далекого костра мелькнули меж серебристых стволов деревьев — братство расположилось неподалеку, то ли опасаясь приближаться ко мне, то ли не желая больше иметь со мной дела. Но мне было все равно. Спустя месяц похода я наконец почувствовала облегчение, точно все проблемы разом схлынули. Может, я действительно начинала в какой-то степени ненавидеть этот мир, а может, мне просто нужен был отдых — от событий, людей, даже самой себя.       Я молча проследила за Боромиром, который нес дополнительный хворост к костру. Тот презрительно скривился, заметив меня на горизонте, но прибавил шаг и стремительно скрылся за кустарником, что-то бурча себе под нос. Горсть собранных веток тихо захрустела в его руках.       Жалела ли я о сказанных словах? Ни капли. Да и, честно говоря, сил уже не было смиренно терпеть. Я понимала их — с одной стороны. Но с другой — мне было по-детски обидно за незаслуженное безразличие ко мне, за едкие подколы гондорца, за смущенные и неуверенные взгляды братства. Казалось, они вот-вот были готовы вмешаться, — помочь, показать, что я ничем не хуже — но лишь неловко отводили взгляд.       Я сняла сапоги. Пожухлая трава мягко обласкала ступни, а прохладный воздух подарил немного свежести — после удушливых, но сырых копей живая прохлада леса казалась самой желанной на свете. Бледное солнце уже скрылось за горизонтом, и все вокруг слилось воедино: серые стволы деревьев, островки травы и пни с поваленными деревьями, сплошь устланными мхом; и только всполохи костра виднелись в сгущающихся сумерках.       Извилистое русло Нимродели вывело меня к перекату возле водопада. Оно, хоть и не могло похвастаться шириной, было достаточно глубоким, и лишь на одном участке — там, где братство перешло на другой берег, воды было разве что по щиколотку. Я неторопливо прошлась вверх по течению, наблюдая, как переливались в свете встающей луны воды реки, как ночь окутывала златые мэллорны и как на тёмном покрывале небосклона зажигались первые звезды. — Где бы ты не бродил, у каких бы не был дорог, по какой бы тропе не шел между скал отвесных… — в мыслях мгновенно пронеслись строчки полузабытой песни, и я замычала в нелепой попытке вспомнить остальные слова, — над тобою все те же звезды, что надо мной… что над городом нашим свет проливают, стынут…       Ночь была прекрасна. Где-то в траве застрекотали кузнечики. Вода тихонько колыхнулась возле моих ног, и я присела на корточки, протягивая к ней руку. Нимродель тянула меня к себе лёгким зазывающим ощущением силы, словно обещала подарить покой и восполнить силы после долгой дороги, и я с радостью потянулась к ее мягкой, спокойной магии. — Свет далеких путей, — продолжала напевать я, водя пальцами под водой, — остающихся за спиной, обнимает тебя, прикрывает от ветра спину…       Пальцы начало покалывать, однако чувство холода немного притупило ощущения. Я вздохнула. Размеренные движения ладонью у самого дна из стороны в сторону и приятное, ласкающее кожу прикосновение воды настраивали на медитативный лад.       Слова песни никак не всплывали в памяти, и я неловко замолчала, вдруг вспомнив реакцию других на свое пение. Даже среди людей многие говорили мне, что ни слуха, ни голоса у меня не было, а эльфы и вовсе кривились — тянула ноты я «как орк». Конечно, музыка меня интересовала мало, да и при должном усердии можно было научиться всему, — было бы желание — вот только его у меня не наблюдалось: обжегшись один раз о неприятные замечания, мне расхотелось иметь с музыкой хоть что-то общее.       Вот только общее было — прекрасно играющий на флейте отец.       Первое время я даже зажглась странной идеей научиться музыке, чтобы хоть немного походить на отца, но особого таланта, вопреки надеждам остальных, у меня не было. Я вечно совершала глупые ошибки и даже дышала, как оказалось, неправильно. Линдир на мои жалкие попытки только махал рукой и пытался отдать столь нерадивую ученицу кому-нибудь другому — мол, пусть учится, раз так хочет, но подальше от моих чувствительных ушей.       А потом я ушла из Имладриса, и музыка исчезла из моей жизни совсем.       Я хмыкнула, помотала головой, избавляясь от ненужных мыслей. Становиться менестрелем я никогда и не желала — и без этого жилось вполне неплохо.       Ладонь, опущенная в реку, уже начинала замерзать, и я пошевелила пальцами, чтобы разогнать кровь. Вода слабо колыхнулась в отблесках луны, заиграла серебристыми переливами и медленно засветилась, озаряя каменистое дно. Я удивленно провела рукой то в одну, то в другую сторону, и все не сводила глаз с таинственного голубоватого сияния. Магия точно вспыхнула сильнее — но всего на мгновение — и заструилась вверх: по предплечью, очерчивая паутинку вен под тусклой кожей, обвиваясь вокруг запястья, точно змея.       Выходит, моя магия заключалась не только в огне…       Я глупо улыбнулась, ощущая лишь безмерное спокойствие и… надежду. Мне всегда нравилась вода, ее податливость, но вместе с тем упорная и пробивающая сила. Это было… волшебно. Никогда прежде я не ощущала магию настолько явственно, никогда еще не чувствовала подобного единения с природой, которая словно обнимала и ласкала меня своими заботливыми руками.       «Как мать должна лелеять своего ребенка», — вдруг подумала я.       Губы невольно растянулись в улыбке: я уже чувствовала нечто подобное — там, на краю Вороньей высоты, когда застыла перед чудовищно пустыми глазами Белого орка.       Я резко выбросила руку вперед, создавая вокруг себя фонтан из брызг, и вода стремительно всколыхнулась в том же направлении. Я наклонилась еще ближе, охваченная блаженным восторгом, и плавно отвела руку в сторону. Часть воды из Нимродели, словно удерживаемая невидимой преградой, поднялась над речной гладью и живым, переливающимся комком потянулась влево, к моей сияющей ладони. Дыхание перехватило. Что это — азарт, эйфория? Даже тело занемело в неясном предвкушении, точно боялось спугнуть этот восхитительный момент.       Позади хрустнула ветвь. Водяная сфера, зависшая над перекатом, с громким всплеском разбилась о гладь реки, и я вздрогнула, каменея всем телом. Медленно повернулась, будто бы небрежным движением опуская руку обратно в Нимродель. На фоне сумрачных стволов и кустарника высилась фигура Арагорна. — Что-то случилось? — холодный, почти замораживающий своим безразличием голос ничем не выдал моего испуга. Я снова повернулась к реке, крепко зажмурившись.       Чего ему надо? Тоже пришел указать мне на неправильность моего поведения? Или, завидев шар из воды, застывший в воздухе, резко подрастерял свой пыл? Раньше я бы испугалась другого, — посчитал бы он меня опасностью для братства или нет — но сейчас все было иначе. Я больше не планировала слушать ничьи наставления. — Ужин готов.       Я удивленно обернулась, встречаясь с Эстелем взглядом. Темные, почти черные из-за скудного освещения глаза точно впитали в себя сумерки леса. — И все? — недоверчиво фыркнула я, словно мои надежды и ожидания в очередной раз обманули, — думала, ты пришел меня нравственности учить.       Я покачала головой, отгоняя непрошенные мысли прочь. Как глупо… все это. Я четко дала понять, что больше не желаю иметь хоть что-то общее с братством, но он все равно пришел, да еще и предложил поесть вместе с остальными. Что это — жалость? Я лучше останусь голодной до самого Карас-Галадона, чем пойду против своих же слов. Тогда они вообще ничего стоить не будут. — Зря ты так, — Эстель только головой покачал, намекая на мою гневную тираду возле Мории и продолжающийся бойкот, но в голосе его не чувствовалось осуждения, — ты в обиде на меня, не на них. Верно же?       Пришлось медленно приоткрыть веки, стараясь не выдать собственных эмоций. Спокойное, несколько меланхоличное выражение лица взирало на меня с понимающим прищуром, как если бы точно понимало мои эмоции. Я не ответила, старательно вытирая закоченевшую руку о штаны.       Эстель моего молчания не оценил, тут же нахмурившись. Он шагнул ближе, носками сапог почти зарываясь в податливую глину у самой кромки воды, и присел рядом, в задумчивости рассматривая противоположный берег. Тишина на мгновение снова накрыла поляну — только вода журчала меж камней. — Я слышал о тебе. В Имладрисе. Должно быть, тебе известно, почему я оказался там, — вдруг отозвался Арагорн и, с шумом выдохнув, продолжил, — но это дело иное. Когда был совсем мальчишкой, слышал от других об ученице Глорфиндела — как ты вернулась из похода гномов.       Я поспешно опустила голову, чтобы не встречаться с мужчиной взглядом. Верно, в те времена он уже должен был жить в Ривенделле. С ним я, правда, ни разу не встречалась — то ли он проводил детство в местах, куда я не захаживала, то ли я попросту не понимала, кто был передо мной. Но к чему надо было вспоминать об этом сейчас? — И вот, тогда я сбежал с тренировки, чтобы хоть мельком на тебя взглянуть, — продолжал Арагорн, — представлял тебя смелой воительницей под стать Лаурефиндэ — в сияющем доспехе, мечом наперевес.       Я лишь понятливо хмыкнула, припоминая этот момент. Возвращалась домой я полностью разбитой и с грузом нежеланных воспоминаний о войне. Жалкое зрелище. — И что же, разочаровался? — Не сказал бы, — он покачал головой, — просто осознал, что не стоило судить по слухам. В Имладрисе разное говорили: и что ты на эльдар не похожа, и про сумасбродность твою, но когда увидел своими глазами, понял, что ты просто иная. Потом уже, когда наткнулся на тебя в Лихолесье, мне захотелось узнать лично, что скрывалось за твоим взглядом. Он был совершенно другим — не таким, каким я его запомнил, будучи десятилетним мальчишкой. — И каким же он был? — отозвалась я, стараясь казаться незаинтересованной. — Как у древнего старца, который повидал за свою жизнь столько, сколь другим и представить невозможно, — Арагорн задумчиво постучал пальцем по подбородку, — поэтому и не встревал в ваши споры с Боромиром — думал, справишься сама, оскорбишься моей помощью, сочтешь за жалость. По тебе заметно было, что подобное не примешь. Но если вдруг захочешь знать мое мнение… — С чего ты взял, что захочу? — перебила того я, внутренне раздражаясь, но Арагорн вдруг тепло улыбнулся. — Видишь, пытаешься даже сейчас спрятаться за грубостью и показным безразличием. Чего боишься? Что сочту слабой? Никто тебя таковой не считает.       Тихий, вкрадчивый голос медленно проникал в мозг. Раньше я даже не задумывалась об этом — почти всю свою жизнь я провела либо в одиночестве, поддерживая дистанцию со всеми, кто не был мне близок, либо с Лаурефиндэ, с которым попросту не нужно было выглядеть и быть сильной. — Если все же хочешь узнать мое мнение, — завидев, как растерянно замерла я от его слов, Эстель помолчал с минуту, но тут же закончил, — что тогда, что сейчас — в душе ты потерянный ребенок, которому довелось столкнуться со злом, но который не был к этому готов. А на Боромира не гневайся — он несдержан и горяч на язык, но зла тебе не желает. Просто не приглянулась ты ему. Да и времена темные только сильнее страху нагоняют на тех, кто видит во всем дурное предзнаменование. Людям свойственно бояться того, о чем они не ведают. — «Не гневайся», — насмешливо протянула я, старательно скрывая подступившую к горлу обиду, — «не приглянулась». Чтобы называть меня бесчувственной тварью, мало одного «не приглянулась». — Он был не прав, и поддерживать его слова я не собирался. Кто знал, что мое молчание на виду у остальных станет для тебя бременем, — пробормотал человек, виновато склонив голову, — я просил его не докучать тебе и принести извинения, но он чрезмерно горделив, чтобы слушать кого-то, кроме своего отца. Все мы сейчас охвачены горем, а уж ему сказать что-то сгоряча… — Ладно, ладно, — я махнула рукой, больше не желая продолжать разговор, — я поняла уже, что ты не был с ним заодно, но лишь боялся меня оскорбить. Я на тебя зла не держала и не держу — как и на остальных. Но прощать гондорца не собираюсь.       С трудом сглатывая вязкую слюну, скопившуюся во рту, я могла лишь провожать фигуру человека взглядом. Арагорн остановился, так и не дойдя до тропинки меж стволов, и оглянулся: — Я виноват перед тобой. Прости меня, Исиль, — и, неловко скривив губы в улыбке, кивнул в сторону костра, — возвращайся. Даже если не желаешь быть частью братства боле.

***

      Утро предвещало хороший остаток дня, и его даже можно было назвать спокойным — я уже успела позабыть, когда в последний раз просыпалась без ощущения грядущих опасностей и давящего чувства усталости. Даже еда показалась мне на удивление отличной. Леголас, заметив мои попытки вгрызться в завтрак, который упорно не желал поддаваться зубам, очень уж пристально наблюдал за мной, но стоило только взглянуть на эльфа в ответ, как тот молниеносно переводил взгляд на землю, навлекая на себя полный заинтересованностью травой вид. — Ну что? — все же не выдержала я. Аранен недоуменно вскинул бровь. — Я ничего не говорил, — улыбнулся тот. Судя по взгляду, эльф слышал наш вчерашний с Арагорном разговор и уже успел сделать для себя какие-то выводы.       Я только вздохнула, снова возвращаясь к завтраку. После произошедшего никто не смотрел на меня косо и даже не отпускал замечаний, только Боромир взирал исподлобья, а Леголас — то ли с удивлением, то ли с учтивостью. Наверное, можно даже было сказать, что все вернулось на круги своя.       Расправившись с завтраком, и собрав поклажу, мы двинулись в путь. Восходящее солнце освещало золотые верхушки мэллорнов, отчего те светились, наполняя своим светом все окружающее нас пространство. Несмотря на зиму, в окрестностях Лориэна царило буйство красок и мирное течение жизни, будто бы внезапно вырванное из сна. У корней мельтешили насекомые и мелкие зверьки, где-то среди белоснежных стволов и золотисто-серебряных крон слышалось переливчатое пение. Бодро журчала сбоку Нимродель. Лес жил. Цвел даже зимой, точно островок лета. Настроение моё улучшилось: я с нетерпением ожидала встречи с эльфами Лориэна.       Вот только члены братства еще брели по тропинке мрачнее тучи. Я оглядела их безрадостные лица — потерянное у хоббитов, тревожное и опасливое у Гимли, недовольное у Боромира — и старательно отвернулась. Думать о плохом не хотелось. Дальше мы снова двигались в тишине, один лишь Гимли бурчал, что подобная обстановка наводила его на подозрительные мысли об эльфийских шпионах. Я хмыкнула и неопределенно пожала плечами в ответ на его возгласы, и повела отряд дальше по тропе. В нескольких минутах ходьбы находился первый пограничный пост.       Пограничники обступили нас быстро и незаметно. Пока Гимли ошарашенно вертел головой, я искала в толпе эльфов знакомые лица. Они уже наблюдали за нами некоторое время и, согласно инструкциям, сейчас должны были нас отправить подальше от границ или бесцеремонно скрутить и отвести к Владычице. С орками на границах поступали менее гуманно: сразу же расстреливали всю группу, при необходимости спускаясь на землю.       Эльф, наблюдавший за нашим отрядом из-за деревьев, неторопливо вышел из своего укрытия и бегло осмотрел нашу компанию. Его твердый, холодный взор вдруг остановился на мне, и его глаза распахнулись в неприкрытом удивлении. Взгляд его сразу же потеплел. — Elo! — из-за спины Халдира показалось не менее шокированное лицо его брата, — Меня подводят мои глаза, или сама леди Исиль решила почтить нас своим присутствием? — Прошу простить, не успела отправить письмо! — я развела руками, демонстрируя раскаяние, и рассмеялась, уже чувствуя недоуменные взгляды братства за моей спиной, — а ты как здесь оказался? — О чем они говорят? — шепотом уточнил у Арагорна Сэм, но тот лишь покачал головой, призывая к молчанию.       Пограничники, казалось, напряженности среди братства даже не заметили. Румил, младший брат Халдира, и вовсе ничего и никого не стеснялся — об этом в Лот-Лориэне знали все. — Что значит «как»? — воскликнул Румил с придыханием и, притворно скорчив обиженную гримасу, отозвался максимально капризным тоном, — Мы с тобой в одном отряде были! Вот, значит, как друзей встречаешь! — Так поэтому и спрашиваю, — ехидно парировала я, — Халдир же все клялся, что в один патруль с тобой не пойдет даже под страхом смерти. — Вот вечно вы так! — Румил всплеснул руками и ткнул брата в плечо, — я, между прочим, половчее вас двоих буду! — И шума от тебя в сотню раз больше, — смешливо поддержал меня Халдир и снова принял серьезный вид, переходя на всеобщий, — рад видеть тебя, Исиль. И вас, друзья. Мы редко принимаем у себя гостей. — Вы что, знакомы? — удивленно уточнил Гимли, и Халдир проскользил по нему взглядом, полным сомнений. — Если служба бок о бок в течение двадцати лет считается за знакомство, то да, — расслабленно ответила я, как бы невзначай укладывая ладонь на плечо гнома. Взор Халдира несколько смягчился.       Несколько лет я провела в роли разведчика на восточных границах, и могла с готовностью назвать их одними из лучших в жизни. В последнее время мне действительно не хватало той чудесной атмосферы — единства, свободы — и веселых шуток. Эльфы, служившие со мной, всегда позволяли мне покинуть ненадолго пост, чтобы залезть на верхушки мэллорнов и посмотреть, как первые утренние лучи окрашивают лес золотом. Это был своеобразный ритуал, о котором не должно было знать начальство: покидать свой пост до определенного времени нам было запрещено.       Пока мои спутники поочередно представлялись, я ткнула Румила в бок и насмешливо приобняла того за руку. Тот лишь выразительно фыркнул и с готовностью уточнил: — Ну и что ты от меня хочешь, маленькая предательница? — едва заметная улыбка все не сходила с его лица. — Ну почему сразу предательница, — вздохнула я притворно жалобным тоном, — подумаешь, не встретила тебя, как ожидал того ты. Я же не виновата, что ты себе невесть что напридумывал. — Видно, такова моя судьба — терпеть ваши с братцем насмешки, — эльф выпутался из моих рук и все же приобнял за плечи. Лицо его тут же стало серьезным, — спросить хочешь о чем-то? — Слышала, у вас частенько стычки с орками происходят, — неопределенно отозвалась я, задирая голову — хоть эльф и был самым младшим в семье, ростом он превосходил обоих братьев.       Румил кивнул, вздыхая. — Вот уж чего не отнять, так этих тварей. Я поэтому и перевелся на северные — тут чуть ли ни на каждом шагу надо дозор ставить. — Сегодня здесь вроде бы тихо, — взгляд мой бегло прошелся по застывшим мэллорнам. — Это потому что все орки к Мории сбежались, — бросил пограничник, — нужно ли говорить, из-за кого?       Весьма очевидный ответ я предпочла не озвучивать и повернулась к братству. — Мы не имеем дел с гномами, — напористо возражал на фоне Халдир, — наш союз с ними разрушен, и я не в праве пропустить его дальше.       Я подошла ближе, успокаивающе похлопав разведчика по плечу, и протянула: — Ну же, не будь таким серьезным. Они все мои хорошие друзья, так что я готова за них поручиться. Ну, разве что, не за него.       Я выразительно ткнула пальцем в сторону Боромира, — у того аж глаз задергался от негодования — и он только открыл было рот, чтобы высказаться, как Халдир ответил на синдарине: — Что с тебя взять… Снова приказы ни во что не ставишь. — Ты меня прямо-таки злостной нарушительницей выставляешь, — довольно усмехнулась я, уже предвкушая новую волну вопросов со стороны тех, кто синдарин как раз-таки понимал, — а я то всего однажды на пост не явилась вовремя.       «Да-да, рассказывай мне больше», — отчетливо читалось в его глазах, — «я ведь прекрасно знаю о твоих утренних похождениях». — Хорошо, — все же сдался Халдир, — под твою ответственность.       Задерживаться на границе не стали — Халдир лишь раздал указания, и пара незнакомых эльфов взлетела на стволы, точно птицы. Хватило пары секунд, чтобы серые фигуры в плащах затерялись среди веток — разведчики двинулись вперед, чтобы донести о нас весть. Они вернутся обратно, когда доберутся до второго поста — следующая пара вестников выступит вглубь Лориэна уже оттуда, и так до тех пор, пока сообщение не достигнет самого центра — Владычицы Галадриэль.       Мне было известно, как работала система: на границах всегда были патрули и располагались они в таком порядке, что на внешнем кольце почти не оставалось мест, где мог бы проскочить враг. Большинство постов не имело дэлонь — разведчики размещались прямо на ветках — и при необходимости могли разойтись на большую площадь. Мне доводилось бывать и на тех, и на тех — бывали даже патрули в несколько дней подряд без смены.       Жалко только, что я не смогу сейчас забраться наверх и проскочить этот долгий путь до Карас-Галадона так же, как делала раньше. Я коротко вздохнула, с жалостью провожая могучие ветви мэллорнов взглядом.       «Я больше не страж».       Отряд снова побрел вперед, — только уже вдоль Ворожеи — ведомый сероватой фигурой эльфа. Миновав несколько лиг, мы наконец переправились на другой берег. Все в основном предпочитали отмалчиваться — говорили только хоббиты и Халдир, который заинтересованно расспрашивал их про осевших в Гаванях тэлери.       Спустя какое-то время со мной поравнялся Сэм. Он выглядел куда более взбудораженным, чем обычно, и постоянно косился в сторону Румила — с ним мы шли вместе в самом конце — то ли с удивлением, то ли с опаской. — Госпожа, — я равнодушно опустила на него взгляд, — а что вон там такое на дереве?       Керин Амрот утопал в золоте. Со стороны казалось, будто все возвышение было объято светом — настолько ярко горели желтые, слегка уходящие в серебро, листья под мягким зимним солнцем. Легкий ветерок, едва несущий в себе отголоски прошедшей осени, шевелил кроны деревьев. Казалось, засмотришься — и будто затеряешься навеки в этом мгновении, точно уходящему всем своим естеством к минувшим дням, когда в Валиноре еще высились два Древа. — Курган Горестной Скорби, — тут же нашлась я, — а то белое, выглядывающее из-за листьев — еще одна дэлонь. Она была домом здешнего короля еще до того, как в лес вернулась владычица Галадриэль с супругом.       Сэм сделал вид, что понял все, что услышал, и продолжил оглядываться по сторонам. Остальные тоже замедлились, рассматривая укрывшие поляну цветы, и вскоре Халдир дал знак об отдыхе. Хоббиты побрели вперед, к венцу окаймляющих холм деревьев. — Хочешь залезть? — с медовой улыбочкой поинтересовался Румил и коротко кивнул в сторону дэлони, куда уже успели забраться хоббиты вместе с Халдиром, — стало быть, позабыла уже, каково это — служить на границах. Не скучаешь? — Скучаю, конечно, — я даже ностальгически вздохнула, вспомнив богатый опыт пребывания на границах и времена, когда в Средиземье еще царил шаткий мир, — но сама ведь ушла. Заниматься чем-то одним слишком долго - не для меня. Как, к слову, остальные? — Тоже на границах быть должны, — небрежным движением эльф завел за голову ладонь и взбил собранные волосы пальцами, — Менелтор года четыре назад женился, его во внутреннюю стражу перевели. — Повезло, — отрешенный кивок головой не смог отогнать мысли о скорой войне.       Если все пойдет так, как должно, у Хорнбурга поляжет много эльфов. Хорошо, конечно, что бывшему сослуживцу это не грозит, но вот остальные… — Чего ты так смотришь жалостливо? В браке он очень счастлив, между прочим, — истолковав мое выражение лица на свой манер, Румил лишь коротко хмыкнул, — мы думали, ты тоже в Имладрис вернулась или осела где еще, замуж вышла. А ты все бродишь по окрестностям, точно дух неприкаянный. — Да ну тебя, — я устало отмахнулась от эльфа, — сам давай женись. Орофин с Халдиром все наверное ждут того дня, когда ты покинешь отчий дом, и в нем наконец станет тихо и спокойно.       Эльф закатил глаза. — То же могу сказать и тебе. Лаурефиндэ наверное, уже устал каждый день на тебя готовить. Ты ведь все так же сжигаешь дотла несчастную дичь? — Эй! — негодующе выплюнула я, угрожающе прищуриваясь, — от моей стряпни никто не умер! Даже я! — Пока что, — ехидно уточнил Румил.       От дружеского удара под дых он увернулся, а от удара судьбы его спас Халдир. Тот уже спустился обратно и стоял неподалеку, взирая на нашу перепалку так, как смотрят на маленьких, ничего не понимающих детей. — Наигрались? — расплывшись в лукавой усмешке, протянул разведчик.       Я даже невольно отметила их сходство с братом — сейчас они выглядели совсем схоже, и даже ухмылки на лицах были одинаковыми. Единственное отличие было лишь в том, что Румил прятал серьезность под маской шутливости, а Халдир — наоборот. — Тогда выдвигаемся. Владычица Галадриэль уже ожидает.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.