Hisie Morne

      Утро принесло с собой непривычные ощущения полностью отдохнувшего тела. Я растерянно потерла переносицу: весь прошлый месяц начинал казаться нереалистичным сном — и поднялась с постели со стойким ощущением чего-то неправильного. Босые ступни холодил дощатый пол, а из-за тонких штор пробивалось утреннее сияние восходящего анар. Широко зевнув, я крутанула головой, разминая шею и затекшие после сна мышцы, и неторопливо отодвинула занавеску в сторону.       Карас-Галадон излучал свет. Хрустальные стекла на таланах отражали его друг от дружки, и казалось, что солнце спустилось к самым деревьям — то было сияние нескольких сотен фонариков, сливающихся в один большой кокон. Если еще не потухли фонари, занималось раннее утро, и не было нужды просыпаться так рано. Я сонно побрела обратно, запрыгивая в кровать, и уставилась в светлый деревянный потолок.       Талан с моим прежним домом на окраине Карас-Галадона был окутан тишиной. Рядом с защитной стеной, через которую мы прошли вчера с разведчиками, вообще было тихо — там мало кто жил, разве что стража, приписанная к воротам в город. Большая часть галадрим обитала рядом с центром, где всегда было оживленно: звучали песни, переливчато журчал фонтан — но даже там во времена своей службы мне доводилось бывать редко.       Я оглядела пустующий дом, отдающий слишком явной холостяцкой атмосферой, и фыркнула. Надо бы хоть мебелью обставить, а то одна кровать со столом и шкафом для одежды — как-то совсем не по-эльфийски. Халдир еще сетовал, что их дом, дом трех мужчин, и то был куда уютнее, но мне было нормально и так. Я получила жилище за службу и, будучи постоянно на границах, в нем появлялась разве что ради короткого отдыха между сменами патруля.       Здраво рассудив, что валяться весь день в кровати делом было скучным и бессмысленным, я все же подошла к шкафу, выискивая хоть что-то приличное. На глаза попалась старая форма галадрим — серая туника с темными штанами — причем, мужскими, поскольку до меня девушек в разведке не было вовсе — и знакомый лориэнский плащ с брошью в виде листа. Я покрутила ту в руках, вспоминая времена службы, и отложила обратно. Сейчас я была гостем — и только.       Я вышла на улицу, захватив с собой утащенную из копей Мории книгу, и в очередной раз потерла глаза. Те слезились, болезненно реагируя на обилие света — виной тому была встреча с местными владыками по приходе в город. Не то чтобы я не знала об их любви к помпезности и чистейшему сиянию вокруг, но ощущать их убийственную — в прямом смысле — красоту на себе было попросту больно.       «Нет, продолжайте, — хотелось мне крикнуть тогда, — не то чтобы мне нужны были мои глаза!»       По правде, прошлого «свидания» с Галадриэль мне и так хватило на всю жизнь. Можно было даже не смотреть на нее — внимательный взгляд владычицы, точно придавливающий к земле и заставляющий склониться, упасть к нее ногам в благоговейном восхищении, был почти что осязаем. Он будто пробивал насквозь, пытался проникнуть глубже, в самую душу, но я не чувствовала ее присутствия в голове. Как если бы между нами высилась невидимая, но от того не менее непреодолимая стена.       Все дрожали под взглядом Галадриэль, все склоняли голову в неожиданном для них самих трепете, но владычица смотрела безэмоционально, точно уже знала все наперед. И только мягкий свет голубоватых фонариков подобно звездам отражался в ее бездонных глазах. — Ты снова здесь, — произнесла она ровным, ничего не значащим тоном, — мы рады, что ты вернулась, пусть и в столь темный час.       Я помотала головой, стараясь выкинуть из головы недавний разговор. Крутая лестница под ногами не располагала к отвлеченным мыслям, да и снова прокручивать оригинальный сюжет не хотелось — утро выдалось слишком хорошим для печали.       Впервые за несколько недель я ощущала себя настолько отдохнувшей и бодрой, что готова была тут же припуститься на путь приключений. На них, конечно, в Лориэне надеяться не стоило. Повезет, если Халдир или другие сослуживцы позволят посидеть с ними в засаде денек-другой, на на остальное лучше было не рассчитывать. Все-таки Лориэн оставался самым тихим местом из всех.       Ноги несли меня вперед, и остановилась я лишь тогда, когда впереди показались внутренние ворота в город и зеленые стены. Подобно живой изгороди, они окружали сердце Лориэна, сплетаясь ветвями между собой, но, к моему несчастью, имели лишь один проход — южный. — Аауе-е-e, — откуда-то сверху раздалось мелодичное приветствие, и я задрала голову, разыскивая говорящего среди листвы, — tiro, Aegvel, udul! Lle maa quel, arwen en amin Isil. — Кого я вижу, — разглядев, наконец, радостное лицо бывшего сослуживца на посту, я приветственно махнула эльфам рукой и скептично заметила, — неужели все, кого я знала, решили перевестись с южных? Там хоть кто-то остался? — Сейчас почти все на северо-западные перешли и на восточные, — бросил Охтарон и пружинисто спрыгнул в траву, — кто на нас с юга то нападет? — Энты? — насмешливо предположила я, уже не пытаясь сдержать улыбку. Эльф прыснул. — Всяко быть может. Аэгвела знаешь? — короткий кивок в сторону листвы возвестил о местонахождении другого галада, — он как раз к южным сейчас приписан. Меняется раз в два дня со здешней стражей. — Не знаю, — совершенно непримечательно лицо Аэгвела, смущенно выглядывающее из-за листвы, никак не хотело всплывать в памяти, — будем знакомы. — Наслышан, — добродушно отозвался тот, взирая на меня несколько растеряно.       Я оглядела нового знакомого, отмечая про себя несущественные детали внешности — мягкие черты лица, серые глаза, тонкие губы. В нем не было какой-то особой, бросающейся в глаза привлекательности. И все же во взгляде и облике в целом было нечто такое… умиротворяющее и спокойное. Пожалуй, я изучала его дольше положенного, раз эльф смущенно кашлянул и отвернулся, притворившись, что был занят чем-то своим. — А ты тут почему засел, Охтарон? — тут же уточнила я, прерывая неловкую тишину, — Надоело? — Подменяю брата, — бесстрастно отозвался эльф, — помнишь его? Все ходил за тобой с жалостливым лицом. — Это он мне цветы в окна совал?       Охтарон снова прыснул, покачал головой, точно сетуя на подобную банальщину, и часто-часто закивал, подтверждая мое предположение. — Когда ты заметила его, он с такой скоростью улепетывал, с какой ни разу в своей жизни не бегал, — Охтарон громогласно расхохотался, приглаживая собранные русые волосы, — домой прибежал, глази-ищи-и! — Тебе смешно, а я тогда чуть со страху его не пристрелила через окно! Брата то не жалко? Бедный парень.       Бывший сослуживец, нисколько не впечатленный жалостливыми нотками с толикой осуждения, снова громко хохотнул и только рукой махнул — дескать, что с этими детьми поделать. Приличия ради стоило добавить, что брат его ребенком уже давно не был, вот только не воспринимался старшим никак иначе. — Ты то что здесь забыла? Говорила, что отправишься по Средиземью бродить. Неужели наскучило? — Заставили, — покачала головой я, уже предчувствуя очередную порцию вопросов, — давайте уж сразу все встретимся, а то я так и буду всем поочередно одно и то же рассказывать. Так и языку отсохнуть недолго. — Так и быть, побережем твой язык, — гоготнул эльф и под смущенный вздох Аэгвела снова взобрался на дерево, — куда сейчас? — Схожу к Кургану, — отозвалась я. Стражник кивнул. Многим из знакомых разведчиков была известная моя особая любовь к тем местам: всегда тихо, спокойно — рай для тех, кто любит посидеть в одиночестве. — Далековато ты решила прогуляться. — А что поделать — ворота на юге, а курган на севере. Умела б я летать, не ходила бы в обход. — Вы в следующий раз туда приходите, — раздался несмелый голос Аэгвела, и эльф спешно пояснил, — к северной части ворот — там дерево есть, очень удобно растет. По веткам можно перебраться на другую сторону. Только обратно все равно придется идти через южные врата. — Спасибо, что сказал, — я умилительно улыбнулась и снова повернулась к Охтарону, — вы если соберетесь, дайте знать — я все там же обитаю. Мне то проще под вас подстроиться. И ты, Аэгвел, тоже приходи. — Конечно-конечно, — заверил сослуживец, — удачной прогулки!       Задерживаться у ворот я не стала и медленно побрела на север. Погода была чудесная. Нагретый солнцем воздух не навевал никаких мыслей о продолжительной зиме вокруг, и все остальное — легкое дуновение ветерка, шелест листьев, начинающее едва заметно припекать полуденное солнце — казалось столь привычным и правильным, что улыбка невольно напрашивалась на уста.       Маленькие бутоны и уже распустившиеся на кургане острые лепестки, чем-то напоминающие звезды, имели мягкий золотистый цвет и мерцали на свету, а тусклые серебристые соцветия нифредила походили на устлавший холм снег. Эланор же рос небольшими островками и на контрасте с травой и нифредилом казался действительно чудесным. Маленькие островки лета и тепла вокруг морозного дыхания зимы — подобно Лориэну, отгороженному от остального мира.       Я села на землю, приметив уютное местечко в траве, и уложила книгу на колени. Потрепанная и уже побывавшая в пыли и грязи, заляпанная кровью, она казалась совсем лишней в столь чудесной обстановке — среди света и сияния. Нижний край даже обгорел, покрылся черной копотью. Книжка явно видела худшие времена. Местами порванные и разбухшие от сырости страницы превратились и вовсе в нечто непотребное, но на других виднелись записи на разных языках. Почерки тоже были разные — видно, книгу передавали из рук в руки.       «Надеюсь, не после смерти предыдущего владельца», — вдруг похолодело внутри от догадки. — Сколь многие приходят сюда. Душе его, должно быть, лестно столь почтительное внимание.       Непроизвольно вздрогнув от расслабленного и несколько ленивого тона незнакомца, я снова посетовала на свою невнимательность. Нужно было хотя бы осмотреться прежде чем заниматься своими делами. Впрочем, в последнее время я и впрямь была рассеянной — думала о своем, не замечая ничего и никого вокруг.       Я тут же оглянулась. В высоких стебельках травы, упираясь затылком в подножие холма, лежал на земле эльф. Он был высоким, — судя по длинным худым ногам — с белоснежными волосами, которые терялись меж соцветий нифредила. На их фоне ничем не выделялось такое же бледное лицо. Мужчина небрежно осматривал меня темными глазами, кажущимися отчего-то особенно огромными из-за пушистых ресниц, но осматривал цепко, словно пытался сопоставить реальность с картинкой в голове.       «Смотрит, как Вайрэ», — вдруг мелькнуло в голове, и я настороженно замерла, не готовая к подобному сравнению. И правда, было в нем что-то подобное — безэмоциональное и равнодушное. Пугающее. — Его душе? — все же несмело подала голос я после минуты молчания. Мужчина лениво прикрыл глаза, как если бы молчаливо соглашался с мыслями в своей голове, и с готовностью пояснил: — Того, для кого сложен был сей курган.       У эльфа был приятный, немного скрипучий голос, хрипота которого компенсировалась долгим и протяжным произношением гласных. Однако эта манера говорить показалась мне не самой удачной, потому что делала мужчину каким-то излишне неторопливым и даже ленивым, безучастным ко всему происходящему. — Амроту? — Хроа его не здесь, но фэар вечны, — самозабвенно продолжал эльф, кажется, даже перестав обращать на меня внимание, — возможна ли бóльшая благость — знать, что ты не забыт?       «Пойду-ка я отсюда», — сконфуженная и мысленно сгорающая от непонятного стыда, — возможно того самого, испанского, — я медленно поднялась на ноги. Странный любитель философии лишь проследил за моим движением взглядом — столь же безразличным, как прежде — и заметил: — С твоей фэа существование представляется равно тягостным.       Словно врезавшись в невидимую преграду, я затормозила и выпрямилась, осененная внезапной мыслью. По позвоночнику тут же пробежала дрожь — тело точно предупреждало об опасности. Ощущение огромной, давящей силы — едва заметное, но сквозящее в воздухе как шлейф стойких духов — все еще оставалось для меня самым узнаваемым из всех. Майа. Слишком много их стало в моей жизни в последнее время. — Успели и мою фэа разглядеть, — решительно и несколько нахально бросила я, разворачиваясь к мужчине лицом, — какая бесцеремонность. — Значит, и впрямь не чувствуешь, — с неожиданным удовлетворением заключил тот, — стало быть, ожидания мои были излишне высоки: прибыл, желая увидеть знакомого, а встретил желторотого птенца, что опериться не успел.       На мужчину мой мрачно-вопросительный взгляд впечатления не произвел. Поражало и то, как быстро изменилась атмосфера — с безмятежной и светлой на пугающе холодную. Он молча осматривал меня с головы до ног, ожидая реакции, и, не дождавшись, поинтересовался: — И чье же ты дитя? Как звать тебя? — и, снова пройдясь по мне пристальным взором, дернул уголком губ, — Сила в тебе столь спутана, будто в грязи извалялась. Неужто никто не поведал? — Меня зовут Исиль, — ровно ответила я, — но сравнение с грязью так себе. И вы тоже не представились. — Неблагословенный цветок Тельпериона, — майа понимающе усмехнулся, — символично. Должно быть, один из твоих родителей, пренебрегший всеми известными аксани, предполагал последствия подобного деяния. — Аксани? Это квенья? — переспросила я. Незнакомое слово, прошелестевшее на языке, не позволяло догадаться о его сути. Овраг, узкая тропинка? Водопад? Других значений квенийского слова axa я вспомнить не могла. — Валарин, девочка, — снисходительно улыбнулся майа, — axan есть ни что иное, как закон. Воля Эру. То, что Айнур никогда не должны преступать.       Воля Эру… То, что никогда не должны преступать.       Я все еще некоторое время слепо вглядывалась ему в лицо, обрамленное венком цветущих нифредилов, пока острая догадка не пронзила мозг. Внезапный вывод, до которого я додумалась, едва не заставил вскрикнуть.       «Я совершила ошибку, и это — моя расплата, — тихая, почти надломленная фраза, растерянный голос матери в воспоминаниях, горящие глаза, в которых не было ничего, кроме безумного страха, — она унаследовала мою силу и вместе с тем — мои прегрешения».       Что же ты натворила, мама? Моё рождение — преступление аксани? Или дело тут вовсе не во мне? — И что они из себя представляют? — гулко сглотнув, спросила я, — что-то вроде «не убей, не укради»? — Мне перечислить тебе их все? — насмешливо уточнил майа, — Всё бесчисленное множество законов? — Достаточно одного, — отрезала я, предчувствуя, что с каждым его словом подходила ближе к завесе, скрывавшей от меня прошлое — мое и моих родителей, — что преступила моя мать? — Стало быть, мать, — мужчина прикрыл глаза, кивая в такт своим мыслям, и несколько устало выдохнул, — хоть не смертного выбрала, радует. Неужто решила пойти по пути Мелиан, прикрываясь от Его взора любовью? Впрочем, на дочурку ее ты похожа. Но фэа у тебя совсем иная. — Вы уже в который раз это говорите, — раздраженная постоянной сменой темы и его уходом от прямого ответа, буркнула я, — что с ней не так то? — Крайне изменчивая, хрупкая, — майа поднял вверх кисть, пальцем указывая на только ему ведомую точку на моей груди, — трепещет, точно под порывом ветра. Кажется: мгновение — и истает.       Позади зашелестели листья на низкорастущих ветках, и я вдруг напряженно остановилась. Легкий ветерок подхватил мои волосы, следом принося терпкий пряный запах. Я ошеломленно попятилась, вздохнула глубже, но воздух будто застыл в легких. Истает? — Что… Почему?! Я ведь прожила не так много, как другие эльфы, чтобы начать угасать!       Майа поднялся. Двигался он под стать голосу — плавно, тягуче, словно кот. — Не угасаешь. Другое. Сама себя изнутри истончаешь. Сдерживала силы, свою суть? Или, может, отказалась от части за ненадобностью? — отчего-то раздраженно фыркнул тот, возвышаясь надо мной на добрых две головы, — сказал же, спутала саму себя, уже и не расплетешь. Не учил никто? — Не учил, — бесцветно обронила я, не понимая решительно ничего. Говорить загадками у майар в порядке вещей? — Оно и видно, — эльф цокнул языком, — где мать твоя была, раз позволила подобному случиться? Еще и энергия вперемешку — будто чужая с чужой, да твоей — капля.       В повисшей тишине подобно грому прозвучал мой убитый вздох — судорожный и хриплый. Я была готова практически к чему угодно, но только не к тому, что меня снова безжалостно ткнут носом в нестабильность моей магии. Выходит, после занятий с Гендальфом ничего не поменялось?       «И весь поход, за который ты снова натерпелась всякого, был бесполезен», — ехидно подтвердил внутренний голос. — Жалко мне тебя, aiwe, — заметив, как побледнело мое лицо, вдруг тепло отозвался эльф, — помогу. Стараюсь не вмешиваться в дела детей, однако тебе помогу. — Хрупкая у меня фэа, и ладно. Вам какое дело? Птицей еще называете… — Похожа на киринки, знаешь таких? Не крупнее крапивника, но все с пронзительными голосами, — эльф даже не обратил на мой выпад внимания. На лице его заиграла призрачная и слабая, но все же улыбка, — от угасания далека еще, однако сила твоя, не находя применения, саму себя истончает. Понимаешь, о чем толкую?       Я покачала головой. Майа небрежно указал на траву и сел сам, скрестив ноги. Даже сидя он был куда выше меня — изящный, холодный в своей возвышенной красоте и куда более подходящий под величественное звание «майа», чем тот же Гендальф. Но кто он, зачем пришел в эти земли, кого искал — все было мне неизвестно, и поэтому доверять ему я была пока что не готова. — В тебе течет кровь Айнур и их же сила, — мужчина слабо ухватился пальцами за запястье моей руки и перевернул ее ладонью вверх, точно подставляя ту под солнечные лучи, — однако «кровь» — понятие не столь важное для нас обоих. Ведаешь, почему? — Потому что вы духи, — ответила я, и майа самодовольно улыбнулся, подтверждая мое предположение. — Так и есть. Наша сила, могущество — вот что есть «кровь». В тебе ее половина. Растратишь бездумно — часть истает, умрет. Наоборот — тебя поглотит. Посему управлять ей дóлжно уметь — столь же естественно, сколь дышать. Ты не умеешь. — Гендальф меня… — я замялась всего на мгновение, но тут же исправилась, — Олорин меня учил контролю эмоций. Но ничего другого не показывал. Заклинаний тоже.       Майа покачал головой. — Не то. А что до заклятий — толка в них мало. — Почему же сам Олорин их использовал? — с подозрением уточнила я. Мужчина отозвался мягко, без малейшего удивления. — Привязался к хроа, растратил силу. Не удивлен. Сколько он уже стариком бродит? — С начала Третьей эпохи, наверное. Но вы и сами сейчас в обличье, — заметила я. — Воплощении, — поправил тот и несколько ленно облокотился локтем о землю, — второй раз как воплощаюсь, посему не рискованно. Странно мне, что ничего-то ты не знаешь, aiwe. Раз мудрейший из нас учил тебя, должна была хоть каплю знаний перенять. Расскажи-ка с самого начала, как вышло, что столь наивной неумехой выросла? — Сами вы неумеха, — обидчиво фыркнула я, — и вообще, представились бы хоть. — Имя узнать желаешь? — удивленно взметнулась его бровь, — Разве нуждаюсь в чем-то подобном? — Не говорите, что и имени у вас нет, — подозрительно нахмурилась я.       Как минимум, эльф был странным. Как максимум — подходил под описание волка в овечьей шкуре. Единственное, что пока еще останавливало меня от позорного побега в сторону ближайшей стражи — знание, что зло на земли владычицы Лориэна не попадет. — Зови, как хочешь — так ли важно? — равнодушно пожал плечами тот, — Я тут не посланник, сам по себе. — Посланник? Чей? — в который раз спросила я. Именно сейчас создавалось впечатление, что мне действительно ничего не было известно о мире вокруг. — Ничей, говорю ведь. — Нет, я не про то, — я покачала головой, пытаясь сформулировать вопрос, — из чьей вы свиты? — Повелитель мой Ирмо, — вздохнул майа, — оттого и пришел сюда — узрел, что здесь находится место, названием сходным с Садами близ Лореллин. — Лореллин? — Ничего ты не знаешь, aiwe, — лишь вздохнул тот, сетуя в очередной раз на мое обучение, — осознаешь хоть, какой силой владеешь?       Я недовольно скуксилась и засопела раздраженно. Вряд ли стоило грубить одному из высших духов, но с каждым новым разом слыша от других о своей силе, в груди не было ничего кроме неприязни. — Я ее не просила, — в тон ему отрезала я, — могла бы — избавилась бы тут же. Не нужна она мне, только проблемы одни от нее.       Майа только покачал головой с едва заметной улыбкой на лице, точно в очередной раз сетовал на мою неосведомленность. — Зря говоришь так. Жизнь куда проще станет, если освоишь. Я бы помог. Так что, поведаешь мне о судьбе своей?       Я перевела взгляд на растущий позади мужчины нифредил, пытаясь взвесить все за и против. С одной стороны, майа казался довольно рассудительным и мудрым, а прислужником тьмы не выглядел совсем. Наверняка он слышал о моей матери и мог бы при должном желании рассказать все, что знает, и ответить на вопросы, но с другой — был до подозрительного обходителен. Почему предлагает помощь? Да и его путанные фразы только больше убеждали меня в том, что двигало им вовсе не сострадание. — Подвох в моих словах ищешь? — улыбнулся майа, понимающе склонив голову набок, — Ничего подспудного. Иль боишься довериться? — Если бы я боялась, — с привычной маской спокойствия и уверенности на лице, я встала, подхватывая с травы книгу, — не стала бы говорить с вами. Мне уже хватило всевозможных занятий с головой, все равно толку от них…       Я не успела договорить. Даже двинуться не успела, прежде чем он на секунду заглянул в мои глаза. Тело резко онемело, точно враз налилось свинцом, и я попыталась было пошевелить хотя бы пальцем, но с ужасом осознала, что собственные руки не слушались. На мой испуганный взгляд в сторону ближайшего сторожевого поста, майа тихо хмыкнул и поднялся. Ловко обойдя мою застывшую тушку сзади, он шепнул на ухо: — Что делала бы, будь на моем месте враг? Бедная, маленькая aiwe, — насмешливо прошептал мужчина, — попалась в клетку и даже крыльями взмахнуть не может.       Во всех его ленивых движениях читалось неприкрытое превосходство. Липкая паника охватила горло. В голове разом затрепыхались десятки идей, но ни в одной не было спасительного пути назад. Я могла лишь боковым зрением ловить светлые волосы возле своего плеча и думать, как убраться от эльфа подальше. Моргот бы побрал эту доверчивость! Наверняка даже Галадриэль не может отследить сильного духа на своей территории.       «Все-таки от майар одни проблемы».       Внезапно невидимые путы, сковавшие тело, будто разом спали, и я тут же нелепо покачнулась в попытке удержать равновесие. От падения меня спасла крепкая хватка на предплечье — майа, казалось, совсем не был удивлен. — Глядишь так, точно убить тебя хотел, — его негромкий, хрипловатый голос только подстегнул бешено стучащее сердце, но я все же подняла на эльфа взгляд, — всего лишь показал, насколько бессильной можешь стать пред врагом. — Поэтому решили припугнуть? — я хлестко взмахнула рукой, выдергивая ту из хватки, и недовольно проскрипела, — хватит с меня майар! — Сядь и послушай, aiwe, — спокойно сказал он, и какая-то странная нотка в его голосе заставила подчиниться, — хотел бы навредить — навредил бы. Однако видеть суть и понимать меня ты не желаешь, право твое.       Майа все еще возвышался надо мной, загораживая тусклое зимнее солнце, и его светлые волосы подсвечивались слабенькими лучами, точно сияющий нимб. — Характер у тебя тяжелый, не удивлюсь, если отец из нолдор будет. Впрочем, обида твоя мне ясна. Думаешь, сила — причина неудач твоих?       Я отвела взгляд. Разговор уже начинал утомлять, да и манера речи у эльфа была не самой простой. Однако сомнения уже закрались в душу и теперь терзали ее столь важным вопросом: «а что, если…?». Что, если действительно довериться ему? Пусть он будет мятежным айну — я не столь значимая фигура, чтобы бояться подобного воздействия.       «Хуже уже быть просто не может». — И что вы хотите за свою помощь?       Майа даже вздрогнул от вопроса. Поднял брови, точно оскорбленный подобным предположением, и холодно отрезал: — Похож на того, кому нужна плата? Забудь, aiwe, не из таких. Разве что историю поведаешь свою — подобных тебе встречать мне не довелось.       И я рассказала. Осторожно обходя все острые углы, поведала и про родителей, и про сон с Вайрэ, и про странную брешь во времени моей жизни. Однако майа на мой рассказ лишь хмуро отозвался: — Другой мир? Прости, aiwe, однако подобное мне не ведомо. Даже то, что находится в пределах Эа не всегда открыто моему взору. Однако уверен: никому из нас, кроме Валар и самого Создателя, не под силу отправить кого-то за пределы Арды. — То есть? — уточнила я, но предположение тут же невольно сорвалось с языка, — хотите сказать, что это был не другой мир? Либо мне помог кто-то из высших сил?       Мужчина коротко кивнул. — Что до матери твоей — не знаю ее ни лично, ни по слухам. Может, имя иное взяла, да припомнить кого-то с похожим воплощением не могу. Что до ошибки… предположить могу, но оскорбишься. — Честно? — я фыркнула, — Уже ничем не оскорблюсь. Настолько привыкла, что никто ничего не говорит о ней, что готова принять даже самую абсурдную идею. — И даже если бы мятежной она была?       Я даже задохнулась от возмущения. Он на полном серьезе сейчас сказал, что моя мать, спокойно проживающая в Гондолине с отцом, могла оказаться на стороне врага? Какой бред. Эктелион ведь не настолько глуп, чтобы связывать жизнь с плохой женщиной. Да и Глорфиндел не раз говорил, что отец был на редкость разумным — само воплощение мудрости и благородства.       «На своего врага не смотрят с такой любовью», — вспомнила я мягкий, трепетный взгляд отца в сторону Айаннэ и его нежное обращение к ней.       Покачала головой, точно отмахиваясь от подобных мыслей. Точно, надо еще написать Лаурефиндэ. Если все-таки соглашаться на помощь этого странного безымянного майи, то предупредить наставника о задержке стоило незамедлительно. Переживает ведь, наверняка. — Не смотри так, aiwe, — покачал головой майа, — времена тогда были неспокойные, раз даже мудрейшие и способнейшие из нас примыкали ко злу. — Нет, ничего такого, — несколько потерянно качнула головой я, — уверена, что тут что-то другое.       Майа в очередной раз сумел разглядеть растерянность на моем лице, и молчаливо приподнял бровь. За тот недолгий разговор я уже начинала понимать его жесты — этот означал осторожный вопрос. — Вопросов столько было, а ответов… — полностью расстроенная отсутствием хоть малейшей ясности, я уложила подбородок на притянутую к туловищу коленку и жалобно вздохнула, — я даже воодушевилась, когда вы помощь предложили, но опять оказалось, что никому ничего не известно. — А сама как чувствуешь? Быть может, ответ уже у тебя имеется, но видеть его не желаешь? — Не знаю.       Я поднялась, бездумно подхватывая книгу пальцами с густой сочной травы. Может так и есть. Никогда особо я не заморачивалась на словах майар, считала их более расплывчатыми, чем те есть, но этому странному непонятному мужчине верить хотелось скорее инстинктивно. Может, он прав? Ответ же должен быть хоть где-то.       Однако мелкие детали, к котором стоило бы присмотреться, чтобы собрать общую картину, постоянно ускользали от меня, точно упрятанные кем-то нарочно. Что если действительно есть тот, кто не желает открывать правду? Я снова бросила на эльфа взгляд, полный сомнений, и с усилием выдавила: — Давайте попробуем. Только долго с вами заниматься я не смогу — мне нужно домой. — Смотря, что в твоем понимании «долго», — произнес майа с каким-то неясным оттенком эмоций, — и, разве, не нужно тебе продолжить путешествие?       Удивленная произнесенными словами, я могла лишь нелепо хлопать глазами в ответ. Путешествие? Стало быть, он в курсе про поход братства. — А вы до подозрительного хорошо осведомлены, — я выразительно фыркнула, взирая на эльфа сверху, — откуда знаете?       Майа окинул меня снисходительным взглядом. Почему-то в голову вдруг пришло невольное сравнение: Гендальф бы укорил в излишних вопросах и вывернул все так, что слишком уж я нетерпелива и недоверчива. Вот только этот айну держался спокойно и мягко, и говорил при всем этом с такой уверенностью, что ему просто нельзя было не поверить.       И этим лишь больше подстегивал разыгравшееся воображение и мою излишнюю настороженность.       «Слишком уж ты подозрительной становишься, когда не надо», — укорила я себя, мысленно одергивая. — Полагаешь, будто я целыми днями на траве лежу и смотрю в небеса? — расплывшись в искренней и легкой усмешке, отозвался тот, — Пусть и не вмешиваюсь в дела ваши, но изредка наблюдаю. Остальное — доля исстари. Им дóлжно склонять вас к нужной стороне и вести к ответу через закоулки душ, а я — созерцатель. Взираю на происходящее в Арде, однако выводами не делюсь. — Пусть так, — согласилась я. Мужчина снова улыбнулся, — но продолжать этот путь я не хочу. — А сомнения в твоей душе все же есть.       Майа ударил прямо в цель — снова. Когда я ушла в свой первый поход с гномами, когда сбежала из Имладриса, вступив в разведку на границах Лориэна, и когда выбрала путь братства, уходя вслед за Гендальфом, я более не сомневалась. Как никому другому мне было известно, что сомнения лишь тревожат разум и сердце, заставляют делать глупые, но опасные ошибки. Однажды приняв решение, я уже твердо знала, чем это обернется для меня. У меня всегда был план. Я всегда понимала, зачем я все это делала. И поэтому продолжала идти вперед к цели, — только своей, не чьей-то еще — не взирая на препятствия.       До тех пор, пока не осознала, что в этом мире от меня тоже что-то может зависеть.       У Мории я приняла решение уйти. Желала этого и раньше, — едва ли не в самом Имладрисе, когда до похода оставалось десяток дней — и все это время лишь ждала возможности. Но когда она появилась, вместе с ней в мою жизнь ворвались и сомнения. Новая порция странных, непривычных переживаний о неотвратимой смерти самого раздражающего человека из всех.       После всего, что Боромир наговорил мне в походе вкупе с его презрительными усмешками, явно обидными подколами и вечными обвинениями по поводу и без, думать о его дальнейшей смерти не хотелось совсем. Я ненавидела его. Ненавидела всем сердцем, желая, чтобы этот наглый самоуверенный нахал прочувствовал все то, что чувствовала я.       Но ненавидела не настолько, чтобы желать ему смерти. — Что бы сделали вы, если бы знали, что из-за вашего бездействия кто-то умрет? — наконец выдавила я. Майа встретил мой вопрос со скепсисом, будто не понимал, как вообще можно спрашивать нечто столь очевидное. — Делал бы то, что должен, — я даже слабо улыбнулась, услышав его ответ, но майа тут же добавил, беспощадно сбрасывая с меня пелену розовых надежд, — кому предстоит умереть, умрет. Так стоит ли переживать о вещах столь естественных? — И вы бы не ощутили вины? — неверяще уставилась на эльфа я. Тот лишь дернул бровью. — А должен? Коль принес ему смерть не я лично, стало быть, на то была воля Создателя.       Снова. Снова воля Эру. Снова все оправдываются ей, точно это нечто само собой разумеющееся. Точно Эру и остальным Айнур позволено играть судьбами других лишь по своей прихоти — как те игрались нолдор в первую эпоху, будто безвольными куклами.       Я тут же развернулась, давя острое раздражение, холодной яростной волной поднимающееся откуда-то из груди, и зашагала в сторону города, не вслушиваясь ни в обиженный, сбитый с толку тон эльфа, ни в удивленные, несколько недоуменные вопросы. — Куда ты, aiwe?       Я зашагала быстрее, срываясь на бег. Мне все равно, что подумают стража, эльфы в Карас-Галадоне, тот же майа — куда важнее совсем другое. Все они — только созерцатели. Эти пресловутые, ничем не озабоченные группки созерцателей, которые только наблюдают за миром, ничего не предпринимая. Лишь пролетев мимо знакомой стражи, я остановилась, закрывая глаза и позволяя себе отгородиться от всего, что окружало меня и кипело внутри. Это помогло не сорваться прямо сейчас. — Исиль? Ты чего так выглядишь, будто за тобой толпа орков гналась?       Обида, боль, горечь и внезапное осознание застряли в горле мерзким комком. Я сжала пальцами витую лозу, заменяющую стену города, чувствуя, как шипы неизвестного растения впиваются в кожу до крови. Так было всегда. Почему я поняла это так поздно? — Исиль? Все в порядке?       Я покачала головой, едва сдерживаясь от того, чтобы не расхохотаться от всей абсурдности мира. Айнур никогда и не собирались помогать нам. Они лучше будут косвенно влиять на ситуацию в мире, вести нас к цели через призму видения кого-то другого — как и сказал тот майа — и потом разводить руками в случае провала. Дескать, виноваты тут не мы, а тот, кто не понял нас. Ведь мы же всеми силами пытались направить их на путь истинный. — Лучше и не бывало! — я зло, отрывисто расхохоталась, чем, похоже, повергла Охтарона в шок, — я наконец поняла, почему все вечно идет через одно место!       И я вдруг ощутила себя преданной. Все вокруг твердили, что Валар знают лучше. Что майар, их мудрейшие посланники, помогут, оттащат от края пропасти и накажут, как правильно жить. Но оказалось, что насладившись безмерной властью в первые эпохи, — такой, что можно безнаказанно управлять судьбами других — они наигрались вдоволь и теперь отказались от помощи вовсе. Оставили мир вязнуть в бессилии против зла, надеясь на не менее погрязших во тьме исстари.       Как иронично.       Настолько иронично, что я даже стала мыслить, как Феанор. Теперь я даже начинала немного понимать его — далеко не безгрешного, но все же в чем-то правого нолдо-мятежника. — О чем ты, Исиль? — все пытался успокоить меня Охтарон, поглаживая по плечу, — Выглядишь неважно. Случилось что?       И только тогда я вдруг заметила, что страстно защищала и пыталась оправдать те мысли, которые еще несколько лет назад вызвали бы во мне лишь отвращение. — Ты и многие другие были правы, — только и смогла усмехнуться я, — я слишком нолдиэ.       И майа тот был прав.       Я и впрямь Исиль. Неблагословенный, искаженный цветок Телпериона.