Hisie Morne

            В тусклом сиянии свечей поблескивал на руках Финдекано кулон. Я слепо воззрилась на него, замерла без единой мысли в голове. Полустертое очертание фонтана — такое знакомое и родное — в руках эльфа могло сулить мне множество проблем. Стоило бы испугаться. Однако мой взгляд не изменился — прожигал эльфа ледяным безразличием.       Будто все эмоции сейчас казались только словами. Будто на них просто не было сил.       Сердце пропустило несколько ударов, стоило только взглянуть на доброжелательное лицо втородомовского принца. От одного вида этих растянутых в улыбке губ, к горлу подступила тошнота. «Хватит! Довольно!» — измученное бесконечными потерями сознание кричало и билось в телесные оковы, пытаясь вырваться, обрести покой хотя бы сейчас.       Но его снова заставляли смириться. Поддаться. Уступить.       «Не понял?» — подумала я, прищурившись. Мозг анализировал каждую, даже самую мимолетную эмоцию, блеснувшую в его глазах, однако взгляд Финдекано выглядел все так же бесстрастно. Каждая секунда тянулась вечность — мы смотрели друг на друга и ждали, пока другой сделает первый ход, и он должен был стать решающим в нашей маленькой игре. Наконец, я сжала пальцы, с силой сдерживая дрожь в руках. — Благодарю, — произнесла я на выдохе. Сердце чуточку успокоилось, постепенно выровняв свой ход, и чем дольше я сжимала прохладный металл в ладони, тем отчетливее прорисовывалась в голове мысль:       «Вписаться будет очень тяжело».       Оба эльфа тревожили меня еще какое-то время — увы, безуспешно. Я стойко отмалчивалась, пока стояла перед вновь распахнутым окном и ловила промелькнувшие фигуры эльфов глазами. Все было другим. Я не знала, смогу ли продержаться хотя бы день в присутствии этих настороженных глаз и абсолютно чужих привычек, смогу ли избежать худшего для себя исхода…       Впрочем, худший исход я уже пережила — им величали смерть.       Вот только почему-то жизнь после нее казалась еще ужаснее. Будто язвительная насмешка богов.       «И жизнь ли?»       Вялые и бесполезные мысли будто застыли в голове, потерявшись в бескрайней пустоте. Я выпала из реальности у открытого окна, а когда пришла в себя, с удивлением не нашла эльфов в комнате — они ушли, явно неудовлетворенные разговором. Тревожная тишина накрыла комнату, пробралась в каждый ее уголок. Я осела на постель, не отрывая взгляда от входной двери, и медленно переваривала все, что услышала и увидела. По крайней мере, пыталась — в голове зияла абсолютная пустота.       Из открытого окна тянуло прохладой, и я поежилась, будто только сейчас почувствовав температуру в доме. Обмороженные пальцы — очередной символ моего безумия или же реальности происходящего — кололо и сводило судорогой, и я боялась сгибать их лишний раз, чтобы не вызывать волну боли. Я не знала, что произошло. Смутные отрывки воспоминаний множились и мешались в голове, превращаясь в многоголосый шум. Смотрела на пальцы, бледные и затекшие, чувствуя всепоглощающее бессилие и… вину?       Руки — мое все. Я сейчас слишком уязвима, слишком слаба.       Я сжала пальцы в кулак сквозь боль, закусывая нижнюю губу. Кожу стянуло от этого простого движения и пронзило колкой резью, точно отдаваясь в мозг. Полумесяцы ногтей впились в бинты пока не стало совсем невыносимо — я тут же разжала ладонь, чувствуя облегчение, когда раскаленные донельзя чувства наконец стихли. Жива.       Пришлось глубоко вздохнуть, унимая расшалившиеся нервы. Сначала нужно было выяснить, что происходит. Потом — что-то решать. И пусть я понимала, что ничего хорошего со мной случиться не могло, хотелось верить хоть во что-то, даже если это «что-то» — смерть.       Осознав, что в мыслях уже проскальзывало отчаяние на ряду с истерикой, я постаралась сосредоточиться на том, что происходило вокруг: на приглушенных голосах с улицы, на тихом шорохе собственного дыхания и… да больше и не на чем. Всеобщая тишина застыла неестественным куполом в воздухе, лишь подстегивая мое воображение.       Местные вряд ли оставили бы меня одну, если учесть мою недавнюю истерику. Я готова была поклясться, что мой внезапный побег из дома и барахтанье в снегу под какофонию собственных криков удивили эльфов немало, а значит, дома я была не одна. Пришлось медленно подняться, скривившись от боли в ступнях — тело понемногу отходило от шока, и вместе с холодным брусом теперь и ощущалась противная резь. Я сделала шаг, тут же хватаясь за изголовье. Всю ногу до самого бедра будто пронзило раскаленным штырем. Я жестко стиснула челюсть — настолько сильно, что заскрипели зубы.       Балрог. Я не смогу даже убежать.       Отчего-то пришедшая на ум легенда заставила меня нервно рассмеяться — история про пленных, которым срезали кожу с пяток, чтобы те не осмелились бежать, отчего-то иронично напоминала мою.       Я скривилась и заставила себя открыть глаза. Короткий путь до двери стал для меня очередным испытанием, но я припала щекой к гладкой деревянной поверхности. За добротной доской не было слышно ничего, кроме гомона снующих туда-сюда эльфов и скрипящего снега. Я царапнула дверь ногтем, закусывая губу, и прижалась к ней лбом.       Вашу ж мать… больно.       Раскаленные иглы, точно впившиеся в кожу, мешали думать, и я толкнулась лбом о дверь, буквально заставляя себя подытожить все увиденное. Первая эпоха, — я царапнула дверь обломанным ногтем, продавливая в двери едва заметную борозду — незнакомые мне эльфы, живые мертвецы и хорошо знакомые по истории имена были настоящими. Смущали только деревянные дома и проскользнувшее из уст Финдекано «Хисиломэ». Ранние годы первой эпохи? Если учесть, что все они все еще живут вместе одной большой семьей, похоже, что моя догадка верная. Совсем худо… Но уже радует, что не период постоянных масштабных войн.       Внезапная мысль заставила распахнуть глаза и заскрежетать ногтями по дереву. Если я очутилась во времена до раздела земель, по ту сторону озера должны были осесть… феаноринги. Меня осенило: мою таинственную и во всех смыслах странную фигуру вполне могли к ним приписать, счесть засланным шпионом и…       Я сжала голову руками, будто надеясь раздавить ее в тисках, чтобы не мучиться. Сделала несколько шагов назад, отчаянно сжимая зубы и испуская вымученный вой. Мало того, что проблем теперь не оберешься, так и мое собственное тело меня ненавидело! Буквально рухнув в остывшую постель, я позволила себе минуту передышки.       Хуже быть не может. Придется доказывать Второму дому, что я не пособник Первого, не имея на руках никаких доказательств. Проще было притвориться одной из синдар, если бы я сдуру не выпалила первое слово на квенья, а теперь… даже вариантов не остается.       Разве что болезной притворяться. Да и тут судьба подсобила — уже все готовое.       В таком случае стражник там просто обязан быть — я удрученно взглянула на дверь. Бежать не могу. Оружия нет. Взгляд судорожно забегал по комнате, отмечая скудное убранство и смятую кровать, скользнул по комоду у дальнего угла, пытаясь отыскать выход. Через дверь нельзя. Окно? Разве что ночью, но перед этим нужно изучить их патрули…       Я с усилием поднялась, уже предвкушая новую порцию боли в ногах, и тихо засеменила к тумбам, зашарила руками по полкам, но не нашла ничего полезного. План побега, еще даже не созревший в голове полностью, уже разваливался на куски. — Ну же, хотя бы нож для писем… или спица на худой конец… — я зашипела, прокусывая губу до крови, чтобы не перейти на крик. Балроговы ноги… Где я только умудрилась их отморозить… Лучше бы отмерзло что-нибудь другое, например, моя бесполезная башка!       Я торопливо ворошила содержимое ящиков, часто и отрывисто дыша от сковывающей рези в теле. Руки дрожали, ни о каком использовании оружия даже для самообороны не могло быть и речи. «Скверно… Нужно убраться отсюда побыстрее, иначе…» — мысль не успела сформироваться до конца, тут же сбитая в полете другой. Дыхание сорвалось вместе с ритмом сердца, отчего-то колотящегося в груди. В грудной клетке. Билось так сильно, что кружилась голова.       Пришлось схватиться за верхушку комода, наваливаясь на него всем телом. Не простою долго… Нужно было закончить все побыстрее и прибрать за собой — будет очень скверно, если меня застанут, роющейся в чужих вещах.       Мои сведённые судорогой пальцы продолжали беззастенчиво исследовать чужое имущество, пока не наткнулись на зеркало в самом низу. Я раздраженно подняла гладкий металл на уровень глаз, замечая, как нечто серое мелькнуло позади. Обернулась, ещё не осознав полностью, что именно мне привиделось, и заторможенно опустила голову, встречаясь глазами со своим изображением.       Впервые после смерти взглянув в зеркало, я застыла, как вкопанная, не в силах осознать картинку прямо перед глазами. Сжала забинтованными пальцами до побеления тонкий отполированный сплав. — Эру милостивый… — я задохнулась, не успев сделать вдох, — что за…       С гладкой поверхности зеркала на меня смотрело моё лицо, обрамленное бесцветными прядями. Я выдохнула с усилием. И вдруг нервно, запальчиво расхохоталась, утыкаясь лбом в комод.       Бледное, блеклое лицо искажается в кривой ухмылке, и голубые глаза блестят на свету, готовые вот-вот разразиться слезами. Лицо — мое лицо — смотрит на меня с той стороны потрескавшимися сухими губами и алой паутинкой лопнувших сосудов в обрамлении сизых кругов. Такие же тусклые пряди насмешливо спадают на щеки и лоб. — Балрог вас раздери, — я неверяще схватилась за голову, будто проверяя, оторвется ли эта серая копна при должном усилии, — я поседела…       Говорил мне Элронд, нужно избегать стресса, а тут… Вся жизнь налицо. Я тут же принялась оттягивать на себе волосы, силясь разглядеть в них хоть что-то знакомое. Длинные и мягкие, из-за освещения отдающие в грязноватый жемчуг, они напоминали волосы матери в видениях Вайрэ. Я бросилась в сторону кровати, уже ощущая, как меня ведет в сторону. Перед глазами все уже сливалось в один сплошной вихрь. — Это все бред… Я сошла с ума, — забинтованная ладонь скользнула по лбу, стремясь стереть остатки шока, — это все сон… дурной бредовый сон.       Меня затрясло отчетливее. Грудь сжалась от резкой боли, — точно молния пронзала тело с каждым шагом — и ее уже не выходило игнорировать. Пытаясь сдержать вскрик, я отбросила от себя пластину — та звякнула о пол, залетев куда-то в угол — и всплеснула рукой в попытке отыскать опору. Не успела: ноги подломились, что-то глухо стукнулось о пол.       Измалеванные красками боли, точно вспыхнувшими фейерверками, глаза потеряли фокус, размыв комнату и бревенчатый потолок. Мир исказился темной несвязной картинкой, и я позволила ей себя утянуть.

***

      Скрипел под ногами белый и хрустящий, как сахар, снег — накануне из надрезанной кромки неба весь вечер и ночь сыпались напоминающие пепел ошметки. Следом навязчивым эхом шуршали темные сапоги стража, бредущего за мной. Бесконечно долго кружились в воздухе снежинки. Все двигалось размеренно. Слишком медленно.       Куда спешить?       Я вытянула руку, плавя кожей падающий снег. Утро было ледяным, будто ступаешь в горную реку, и она тут же сковывает тебя острыми лезвиями, заставляя поддаться ее бескрайней воле. И ты борешься с этим холодом, который понемногу просачивается в тебя, осознавая, наконец, суть.       Что в сопротивлении не было смысла с самого начала. Ты бессилен, слаб в этом течении. Все уже давно решено за тебя. И согреться тебе нечем.       С моего первого пробуждения в лагере Нолофинвэ прошла почти неделя, и я понемногу смирилась с неизбежностью своего существования и ожидаемой чередой отторжения и неприязни к новому в лагере лицу — то есть мне. Каждую ночь я засыпала с навязчивой мыслью о возвращении домой, но утро неумолимо кидало мне прямо в лицо мерзкий запах лечебных трав и сворачивало руки и ноги колкой болью. Я просыпалась на сбитых простынях в холодном поту, оглушенная грохочущим в ушах пульсом. Хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и лишь бревенчатый потолок в паутинке трещин прямо перед глазами помогал хоть немного успокоиться — я забывалась и считала-считала-считала узкие щели дерева, сбиваясь и начиная заново, надеясь каким-то чудом оказаться где угодно, но не здесь.       Лагерь Нолофинвэ был для меня кошмаром со всеми вытекающими. Моей персональной клеткой.       Мне не хотелось двигаться. Бывало, что я лежала на кровати, безучастно пялясь в окно и думая о чем-то своем, избегала всех встреч настолько, насколько могла. Однако каждое утро меня кто-то донимал, прикрывая это заботой о моем здоровье. Я молча фыркала, даже несколько гневно — о каком здоровье могла идти речь?       Я была мертва.       И так странно было ощущать, как это мертвое тело продолжало функционировать. Как сжимались пальцы, и потрескавшаяся обмороженная кожа оставалась такой же сухой и очерствелой. Как напрягались мышцы от банальных движений, и как сияла эта белоснежная гипсовая кожа без единого намека на шрам. Я напоминала себе куклу, которую по случайности забыли расписать и так и оставили — бесцветной и мутной — где-то на полке кладовой.       После завтрака — такой же серой и неказистой каши на столе — я медленно плелась к лекарю под назойливым взглядом сопровождающего стража. При ходьбе до сих пор чувствовался дискомфорт. Я страшилась давить на стопу полностью, хоть ноги мне уже успели подлечить, и хромала, как подстреленная косуля, неуклюже перебирающая копытами. Ходила я так неспешно, что эльф фыркал, сетуя на бесполезную трату времени, но чувство неприязни это было взаимным. Молодой темноволосый юноша раздражал меня одним своим присутствием — молчал, рассматривая меня цепко и с подозрением. И тенью следовал за мной. Везде. Я чувствовала себя запертой в клетке птицей, не имеющей права ступить и шагу без дозволения других, и это лишь сильнее разжигало злость.       Впервые в жизни я ощущала, насколько сильно меня съедала липкая паранойя: внимательные взгляды, только и ждущие одной моей ошибки, мерещились мне за каждым углом. Даже во временной комнате я не чувствовала себя одной, а стоявший за дверью страж заранее отрезал все попытки к бегству.       А еще были кошмары.       Ужасные, такие реалистичные… Они преследовали меня ночь за ночью, заставляя вскакивать посреди беспросветной тьмы в холодном поту, с дрожащими руками и сиплым хрипом-мольбой. Собственный разум предавал, сводя с ума. И я боялась того, что творилось со мной. Но ничего не могла сделать.       Как и всегда.       Благо, эльдар уставали меньше и были способны обходиться без сна. Мне не было известно, почему я вдруг охладела к еде и сну — списывала все на своеобразную «акклиматизацию», но прекрасно понимала, что проблема глубже. Вот только тревожить гудящий улей ран и боли было еще страшнее, чем продолжать жить так.       Приходилось учиться жить заново.       Лекарь тоже не помогал. С Каластель — несколько озлобленной на судьбу нис — встречалась я настолько часто, что каждая новая беседа заканчивалась эмоциональной усталостью и желанием прорываться на волю с боем. Целительница, как и большинство в лагере, отнеслась ко мне холодно, но обязанности свои выполняла в меру своих сил и знаний. Причину ее ненависти знали все, но даже ее умудренные возрастом «благородные» эльфы воспринимали как нечто собой разумеющееся — тех, кто нейтрально относился к Первому дому, здесь можно было пересчитать по пальцам.       Я вяло огляделась. Эльфы, чинно прогуливаясь по свежему снегу, бросали на меня косые и несколько недоуменные взгляды. Я награждала их не менее говорящим прищуром: «не подходи, злая собака!». Да и общества Каластель с моим молчаливым стражником мне было предостаточно.       В очередной раз шествуя под знакомым конвоем в сторону дома главной целительницы, служившему местным и складом для трав, и своеобразной приемной, я наткнулась взглядом на знакомое лицо. Златовласый эльф, имя которого я не услышала или попросту предпочла забыть, шел нам навстречу с торжественной улыбкой в духе Перворожденных. Я мысленно скривилась очередному предстоящему допросу и прибавила шаг. — Светлого утра, Исиль, — от искреннего интереса мужчины хотелось лишь быстрее скрыться в каком-нибудь доме, но я натянула вялую улыбку на лицо, — как ты поживала? — Доброе утро…? — Финдарато, — тут же смекнул эльда. Довольный его взгляд на секунду задержался на стражнике позади меня, — Финдарато Арафинвион.       Я только кивнула и вздохнула удрученно, чувствуя, как сильно хотелось в тот момент, чтобы огромная яма разверзлась под ногами и утянула меня в какой-нибудь эльфийский ад. — Вашими стараниями, — я запнулась. Прозвучавшая реплика в моем исполнении показалась достаточно едкой. Пришлось спешно исправляться, — благодарю за помощь. Крайне любезно с вашей стороны.       Эльфа, казалось, мой выпад нисколько не смутил. Никто иной как Финрод — будущая гроза всех Сауронов, волков и Беренов в придачу — пристроился ко мне сбоку и, жестом отозвав моего сопровождающего, принялся на меня смотреть. С улыбкой. Меня снова отчетливо передернуло, и я сжала забинтованные руки в кулак. — Позволь мне проводить тебя, — лицо эльды вдруг вновь сменилось спокойствием и слегка рассеянной улыбкой в уголках губ.       От присутствия сына Финарфина головная боль лишь усиливалась. Он раздражал меня до невозможности своим лицемерным любопытством, а уж эту слащавую улыбку со знакомым подтекстом я не выносила до тошноты. Он не был грубым и не относился ко мне плохо, однако поделать с вечным раздражением я ничего не могла — это было выше моих сил. Возможно, сказывалась обстановка, а может своим поведением он напоминал небезызвестную сестру, о которой у меня тоже было мало приятных воспоминаний — умом я понимала, что ненавидеть Артафиндэ не было веских причин.       Я молча покачала головой, не решаясь ни согласиться, ни отказать благородной персоне. Чувствовала себя неуютно — слишком много вокруг меня было принцев, принцесс и будущих лордов с нолдоранами. Выбирай — не хочу. И все они, что еще хуже, интересовались моей таинственной персоной: слухи в лагере ходили такие, что самый умелый сказитель позавидовал бы их фантазии.       Мы молча двинулись в сторону дома. Статный златовласый эльф продолжал бросать на меня настороженные взгляды, надеясь, что я подам голос сама, однако я общаться не хотела. В первый день здесь они и так попытались меня разговорить: успокаивающе, почти ласково подводили меня к интересующим их темам, но я обрывала предложения сразу, не щадя их любопытство. Я не знала, что говорить, чтобы не подстегнуть их подозрения, однако мое молчание было красноречивее многих слов. — Ослабла ли боль?       От внезапного вопроса я вздрогнула, останавливаясь. Взгляд Финдарато на мгновение задержался на моей хромой походке, но тотчас скользнул к лицу. Эльда снова улыбнулся.       Этот мир вместе с вездесущими эльфами мне осточертел. И Финрод особенно. — Я благодарна Каластель, она прилагает много усилий дабы мне помочь, — отозвалась я расплывчато и хрипло, стараясь не затрагивать какие-то спорные моменты. — Однако справиться я желал о твоем самочувствии, не о нашей nestando, — просто ответил мужчина. Он продолжал шагать со мной вровень, подстраиваясь под мой черепаший темп. Я оценила хотя бы это. — Мне лучше, — я все же сдалась под его едва ощутимым напором и покачала головой, — не стоит беспокоиться.       Я принялась безучастно разглядывать поселение. Зима достигла своего пика — деревья стояли все белые, будто в сахарной вате, огораживая деревянные дома, а сугробы местами высились по пояс. Детвора, кажется уже рождённая после перехода через льды, игриво валялась в снегу. Взрослые смотрели на это со странными лицами — местные эльдар не любили снег. Даже к скованной льдом речке и озеру они подходить опасались, поскольку картины страха, боли и нескончаемого холода были в их памяти ещё слишком свежи.       Мне отчего-то стало горько. Деревья со снежными шапками напоминали низковатые мэллорны с серебристыми листьями, и я сама не поняла, как остановилась, отрешенно смотря перед собой. Навеянные воспоминания оживали перед глазами, и я отмерла только тогда, когда ладонь Финдарато в осторожном и неуверенном движении коснулась моего плеча. — Прошу меня извинить, — гулко сглотнув, я прикрыла глаза на мгновение, — Каластель меня ждет.       Эльф не стал настаивать. Проводил меня удивленным взглядом до дома целительницы и, окинув многозначным взглядом строение, в котором я скрылась, устремился по своим делам. Я выждала пару секунд, чтобы выровнять дыхание, стоя в душном предбаннике, и наконец постучалась в «приемную». — Доброе утро, — я буркнула, сунув голову в дверной проем. Целительница отняла взор от ступки на столе, выразительно скривившись при виде того, как снег на моих зимних туфлях плавился и стекал на пол, образуя лужу. — Поди вон, подожди.       Каластель до меня дела тоже особо не было. Темноволосая нис неохотно махнула в сторону окна, где высился пропитанный запахом трав стол, и молча вернулась к ступке с растертыми травами.       Я послушно прошла вглубь комнаты, шлепая уже босыми ногами по холодному полу. Каластель копошилась неподалеку, снимая измазанные в травяных настоях и крови бинты, и сидящий на табуретке эльда молча пялился в стену напротив. В лазарете царила мертвая тишина.       Над глиняной чашей возле ступки витал дым и глубокий резкий запах разнотравья. Горечью полыни пахло в доме главной целительницы всегда, и за недолгий срок запах успел плотно въесться в скудную мебель и ткани. Я любопытно проследила за движениями женщины вдоль покрытой шрамами спины. Белесые полоски ран, которые обыкновенно остаются после ударов мечом, на спине эльфа расцвели уродливыми буроватыми пятнами. Плохо сросшаяся рваная рана расчертила спину от лопатки до поясницы, и на месте рубцов виднелся заметный отек. Я осторожно подалась ближе, пока Каластель замешивала ее любимую панацейную кашицу из зверобоя, принялась разглядывать рубцы… и вдруг зажала рот ладонью.       Рана при должном рассмотрении была просто кошмарна.       Красная, набухшая, воспаленная… Стежки неровными росчерками удерживали сероватые края кожи, которые даже с расстояния выглядели растянутыми и будто бы не раз зашитыми. Я пригляделась, вытягиваясь на стуле: похоже, зашивали обычной нитью, от которой пошло не то что раздражение, а целый вагон дополнительных проблем. Пришлось закусить губу, давя подступающий к горлу вздох.       Элронда на вас нет… Он бы за такую работу вас сам зашил так, что мама не горюй…       Гноя, к моему удивлению, в ране оказалось не так много — видно, очистить то очистили, а правильно срастить ткани и поспособствовать заживлению так и не смогли… Насколько же он, должно быть, мучается со своей спиной…       На короткое заключение «здоров», эльф сморщился и зашептал раздраженно: — Пойми, Каластель, я не способен спать… даже одеяния приносят дискомфорт. Я прошу у тебя не мази, — от них никаких перемен — а любой настой, способный заглушить эту боль.       Я молча следила за их разговором, отмечая про себя худое телосложение мужчины и остриженные темные волосы до плеч. Остриг он их сам или же эльфу пришлось ввиду обстоятельств, я не знала, но видеть его было странно и непривычно. Внешне он был приятным, даже несколько знакомым, как если бы черты его лица уже успели где-то передо мной промелькнуть. — Я делаю все, что в моих силах, — целительница дышала глубоко и ровно, будто пыталась успокоиться.       Сомнения в ее взгляде я понимала прекрасно: о природе Белерианда эльдар знали мало, а тяжелых ран ни у кого ранее не было, разве что после Резни и похода через Льды. И сейчас от растерянной женщины требовали невозможного — вылечить не только плохо зажившую спину, но и отыскать болеутоляющее, которое можно было найти только опытным путем, перепробовав тысячи вариаций трав и всевозможных сборных настоек. — Может, — несмело подала я голос, — стоит попробовать еще и вербену? Или даже полынь и календулу.       И только когда я подала голос, эльф шелохнулся и увидел меня. Остановился, посмотрел вниз, награждая меня удивленным взглядом темных глаз. Приоткрыл тонкие блеклые губы, точно желая что-то сказать. И закрыл тут же. Спокойно проследил, как задумчиво и серьезно я бросила взгляд на его подрагивающие руки.       «Тремор», — заключила я. Либо до сих пор не смог оправиться от стресса, либо при травме могло контузить. А может, все и сразу и еще что-то сверху. — Вербена? — удостоила меня взглядом Каластель. С привычным мне названием травы, пусть и на квенья, она была явно не знакома. — Растение похожее на кустик, — я замялась на описании, — с мелкими цветочками. Могу нарисовать. Чтобы временно снять боль, можно попробовать мак, — такие красные цветы с темной коробочкой — но… — Но? — хрипловато уточнил эльда. Бровь его произвольно дернулась. Я проследила за скованностью его движений, когда мужчина поправил сползшие на лоб волосы, и лишь укрепилась в своих подозрениях. Кажется, страдал он долго и был уже готов на все, лишь бы помогло. — Это не решит проблему и к нему легко привыкнуть, — я прикусила губу, — если не вылечить рану до конца, она станет со временем хуже. И даже если Каластель справляется с воспалением травами, тут мало что сделаешь без должного шитья… — Вот как, — со стороны эльфа послышался вздох, он уточнил у целительницы, чуть повернув голову набок, — твоя ученица?       Каластель смерила нас обоих неприветливым взглядом, будто действительно не верила, что вот «это нечто» — то бишь меня — можно было наречь ее ученицей. Я молча подняла бровь в ответ. — Вам должно быть лучше всех известно, что я не беру учеников.       Мужчина не отреагировал, лишь повернулся снова, разглядывая меня без зазрения совести. Взор его на мгновение остановился на моих перевязанных руках. — Стало быть та, о ком весь лагерь судачит, — задумчиво кивнул сам себе мужчина, — позволь представиться, дева. Имя мое Аракано. С братом моим уже довелось встречаться, верно?       Я молча уставилась на эльфа, надеясь ничем не выдать своего изумления. Передо мной сидел мертвец, который уже должен был гнить в Ламмоте. — Аракано… Нолофинвион? — боязливо уточнила я, молясь, чтобы ответ оказался отрицательным. Однако мужчина кивнул.       Я не смогла сдержать болезненного вздоха.       Что же от него осталось.? Где некогда порывистый и гордый принц, прослывший в летописях горячечным и смелым? Радужка потускнела, а лицо, должное быть в моих представлениях радостным и даже несколько насмешливым, в отблеске свечей выглядело безжизненной восковой маской. Он, растерявший всю жизнерадостность после встречи с такой близкой смертью, сидел передо мной и чувства вызывал очень противоречивые.       Но почему он жив? — Если говорить честно, — я сглотнула и перевела тему, — у госпожи Каластель может не найтись нужных трав… И я бы на вашем месте лечила спину иначе. — Прошу, говори, — мягко подтолкнул меня эльда. Главная целительница на его слепую надежду лишь насмешливо фыркнула и пробурчала: — Да что она может знать… — Каластель.       Мужчина оборвал её тотчас, и на секунду я увидела в нем совсем другого эльфа. Было в этом промелькнувшем отголоске нечто властное и даже суровое, и вышло это так естественно, как если бы с самого детства он знал о своём статусе и умел им вовремя воспользоваться. Почему-то в голове обрисовалась стойкая мысль: черта от Нолофинвэ. С ним мне тоже предстояло встретиться… — Я бы хотела, — я прикусила губу, не зная, как именно преподнести свою идею, — сначала вас осмотреть. Сама. Могу ли я.?       Аракано внешне никак не изменился, но взгляд его едва заметно потеплел. Он молча кивнул, прикрывая глаза. — Она не лекарь. Даже не моя ученица, — не скрывая раздражения, бросила главная целительница, недовольной тенью замерзшая у окна. Я взглянула на неё с вопросом. Думает, что я стремлюсь занять её место?       Стать главным врачевателем в поселении мне было бы выгодно — очень многое здесь зависело от личных контактов и знакомств. Сейчас, будучи никем, невзрачным и подозрительным чужаком, я могла рассчитывать только на себя, милость и жалость других.       «А вот если вылечить того же Аракано… — я задумчиво взглянула на его изуродованную спину, отмечая, что уже видела нечто подобное на службе в Лотлориэне, — можно будет рассчитывать на его поддержку. Третий сын… пусть и не первый. Фигура влиятельная в нужных кругах».       Вот только работа лекаря была совсем не по мне — не было практики в таких серьезных случаях, да и обширных знаний мне явно не хватало в силу банального отсутствия интереса. Первой помощи меня, конечно, учили — странно было бы браться за меч, не зная, как остановить кровь ни себе, ни другим. Но мне ли, умеющей только бинтовать переломы и вытаскивать наконечники от стрел, браться за спину втородомовского принца? Тут даже надежда на чудо оказалась бы не к месту, — после пробуждения я даже не пыталась понять, осталась ли магия со мной до сих пор — да и пользоваться ей я, честно говоря, не планировала.       Впрочем, у кого из здешних эльдар знаний больше? Разве что у Каластель, но и это под большим вопросом… Сюда бы лорда Элронда — вот он бы поставил на ноги любого. Пожалуй, из всего долгого периода моего обучения в Имладрисе мне действительно пригодились лишь его уроки и тренировки Глорфиндела. Наставник, конечно, тоже достаточно знаний по оказанию первой помощи влил в мою голову, но у Владыки обучение выходило… естественнее, что ли? Целитель из него вышел великолепный — в его авторитете лишний раз даже сомневаться не приходилось. А вот в моем…       Аракано станет для меня практически подопытным.       Не требовалось и говорить вслух, что к втородомовскому принцу я даже прикасаться боялась. Да и снова посвящать свою жизнь тому, кто этого не оценит… Это не по мне. Я и так слишком растратила себя ради других, и в итоге оказалась брошена пред лицом безжалостной судьбы.       И где я сейчас?       В лагере Второго дома нолдор, — по сути сторонников отца, — которые считают меня шпионом и своим врагом. Иронично, не так ли?       В напряженной тишине, повисшей между нами, ничего приятного не было: атмосфера давила, как и пронзающий взгляд главной целительницы. Вопросов ко всей ситуации набиралось слишком много, но заставить себя сказать хоть слово я не могла. Аракано молчал тоже. Я сглотнула, подошла ближе, рассматривая вблизи уродливый узор на спине эльфа. Трогать не решилась — руки были грязные, да и их охватил лёгкий мандраж. Все же вредить, хоть и ненамеренно, наследнику Нолофинвэ не входило в список мой отчаянных желаний, поэтому даже советовать было боязно. — Я бы предложила все же отважиться на операцию, — видя, как Аракано повернул в мою сторону лицо и дёрнул бровью, я объяснила, — нужно подрезать кожу заново и срастить уже правильно. Края стянули слабо, оттого и разошлись, но еще отек…       Глаза Каластель вспыхнули праведным гневом. Не удивлюсь: если бы у целительницы был с собой меч, она тут же предложила бы помериться длиной лезвий — со мной и потенциальным скальпелем в моих руках. Я успокаивающе подняла руки. Сам Аракано взирал на нас с твердым спокойствием. — Полагаешь, я устрашусь? — в ровном голосе его четко прозвучала едкая насмешка.       Я дернула уголком губ. Да. Живой. То самое пламя ещё полыхает в его душе, нужно только немножко разбудить эту застывшую оболочку. Однако Каластель готовность принца не понравилась; что резать предложила я — тем более. Она сурово свела брови к переносице, став похожей на хищную птицу. — Мой лорд, прошу, одумайтесь. Неужели вы готовы вверить свою жизнь в руки…       …в чьи? Я спокойно взглянула на целительницу. Боится. Её место прямо перед лицом втородомовского принца ‐ или, вернее сказать, за спиной? — почти что отнимала неизвестная девица, появившаяся в лагере с неделю назад. Если нис не одобряет моего вмешательства, то что уже и говорить о Нолофинвэ… За предложение покалечить его сына, он, должно быть, с меня шкуру сдерет лично. На секунду я представила сей удивительный процесс и подумала, что заручиться поддержкой Аракано мне все-таки придется. — Позвольте мне объяснить, — я вздохнула, примиряюще поднимая руки. Ситуация доходила до абсурда, — это сделать необходимо. Снять отек можно, воспаление тоже, однако беспокоить спина продолжит. Боль со временем может стать хуже. — Делай, что считаешь нужным, — просто отозвался Аракано, точно сам процесс его нисколько не беспокоил. Я молча уставилась на него, представляя степень его отчаяния. Покачала головой. — Нет. Простите. — Нет? — принц выслушал этот короткий, но непреклонный отказ спокойно, не дрогнув ни единым мускулом. Да и от Каластель явно отлегло: дева выдохнула с плохо скрываемым удовлетворением. Я поджала губы, качая головой: — Я не лекарь. — А молвишь вполне уверенно. Со знанием.       Я молча смотрела пару минут на его бледное лицо, покрывшееся испариной от сдерживаемой боли, в темном обрамлении волос. Теперь стала заметна белесая строчка шрама над правым виском — возможная причина его дрожащих рук. Мы смотрели друг на друга. Глаза в глаза. И я не чувствовала ничего, кроме его бесконечной усталости и абсолютно ясного, почти осязаемого бессилия. — Каластель. Поди принеси мне свой настой, — хрипло отчеканил эльда, даже не глядя на целительницу. Та намека не поняла: подняла бровь, упирая руки в боки. — Настой? Да зачем же… — Каластель, — с долей раздражения припечатал тот, — Поди. Принеси.       Смекнувшая ситуацию дева спешно удалилась — я услышала, как хлопнула за ней дверь. Аракано выдохнул с усилием, сжимая ладонью колено, и чуть двинул плечами — точно пытался размяться без особого вреда для израненной спины. Поморщился, стискивая челюсть. — Я осознаю, что обременяет тебя, лучше прочих, — провозгласил Аракано, дождавшись идеальной тишины. Поднял голову, снова взирая на меня снизу-вверх, точно желая показаться откровенным, — в случае неудачи… никто не тронет. Слова гневного не скажет. Не страшись. — Я не вашей реакции боюсь, — я покачала головой, сцепляя руки на груди, — и не вашего отца. Сами можете узреть, как дрожат мои руки. Да и прежде, чем шить, мне тренироваться нужно на чем-то — я так сразу притронуться не посмею. — Стало быть, возьмешься? — Вы и правда этого хотите, — мне оставалось только устало вздохнуть. Упертость Аракано, пусть и приправленная какой-то нездоровой абсолютной верой в меня, не позволяла отступить так просто.       Лучше бы сидела и не высовывалась. — Есть ли у меня выбор, дева? — хрипловатый голос эльды звучал ровно и смиренно, — я буду с тобой честен: Каластель талантлива и умна, но кажется мне, что о здешних травах ты знаешь больше. Я мог бы довериться ей, смирившись с этой болью, продолжить жить с постоянной необходимостью менять повязки, но ежели есть шанс избавиться от нее вовсе, я готов принять этот риск.       С его иссиня-черными волосами, коротко остриженными у плеч, и лицом, выражающим лишь спокойную уверенность, Аракано молча продолжал сидеть на табуретке. Взгляд его, прохладный, но терпеливый, был устремлен на мое лицо. Я прикусила губу, не зная, что сказать.       Разве можно было отказать, видя перед собой это измученное тело и печальные глаза, смотрящие на меня с такой надеждой…? Кажется, эльф верил в меня даже больше, чем я сама. — Я попробую. Возьмусь, — медленно, почти по слогам выдохнула я, подавляя неуверенность в голосе, — но вам придется ждать. Мне нужно будет практиковаться, вспомнить, как правильно шить и прочее… — Скажи, что потребуется, и я это достану, — самоуверенно, но холодно отчеканил принц, — швеи и ткачи у нас имеются, а с травами поможет Каластель. Что до остального…       Дверь внезапно отворилась, и с заледеневшей улицы потянуло холодом. Я замерла рядом с Аракано, оглядывая с головы до ног прибывшего Финдекано. Эльда беззлобно буркнул что-то про погоду и, потоптавшись на пороге предбанника, самозабвенно принялся стряхивать с мехового ворота осевшие хлопья снега. Выглядел Нолофинвион как извалявшийся в муке ребенок. — Исиль? И ты здесь, — солнечно улыбнулся тот, вешая тяжелый плащ на гвоздь у двери, — не ожидал увидеть вас вдвоем. Успели познакомиться? — Значит, звать тебя «сияющей», дева, — Аракано растянул губы в сухом подобие улыбки и склонил на бок голову, переводя испытующий взгляд на брата, — что привело тебя сюда, Финьо? Если надеялся застать Каластель, она давеча отошла за отваром.       Бровь Финдекано скептично и весело взлетела вверх. Похоже, эльф лучше многих понимал, куда и за каким именно отваром отправилась главная целительница, но ничего не произнес, только головой покачал. Я не рискнула даже приветствовать пришедшего принца — казалось, что момент был упущен, а разговор братьев потек дальше сам собой. — Все-то ты не рад видеть меня, торонья,— улыбка, озарившая лицо старшего, оставалась мягкой и спокойной — так обычно улыбаются родители, с капелькой снисходительной нежности, когда дорогое сердцу чадо при всей своей горделивости просится на ручки, — а я ведь зашел справиться о твоем самочувствии.       От руки брата, протянутой в сторону своей макушки, Аракано инстинктивно увернулся, но замер от резкого движения. Сжал челюсть, прикрыл глаза. Пальцы эльды, точно сведенные судорогой, крепко стиснулись на его коленях, как если бы он пытался превозмочь внезапную боль. Я поджала губы. — Арьо? — лицо Финдекано омрачилось.       Ладонь его, так и застывшая в воздухе в попытке ласково взъерошить младшему брату волосы, медленно и озадаченно опустилась на обнажённое плечо. Его взгляд, еще секунду назад искрящийся весельем, потяжелел, вновь скользнув по шрамам на спине Аракано. — Хм? — коротко отозвался младший, все еще стараясь удержать лицо. Напряженный до предела эльда коротко вздохнул, снова открыл глаза. — Отыскать Каластель? — обеспокоенный шепот Фингона повис в воздухе тревожным вздохом, — наверняка сидит у Истэ, далеко не ушла. — Нет нужды, — отрезал младший внезапно хрипнувшим голосом и, неловко прочистив горло, все-таки разжал побелевшие пальцы. Финдекано смотрел на него с явным беспокойством, но больше не стал ничего говорить. От потяжелевшего взгляда принца вдруг захотелось отвернуться.       Под тихие переговоры Нолофинвионов я отошла поближе к выходу и принялась незаметно рассматривать их. Они были одновременно и очень схожи внешне, но при этом разительно отличались: по моим предположениям Финдекано взял больше от матери — черты его лица были будто бы мягче, чем у осунувшегося брата. Да и по характеру… — Вам нужна… помощь?       Оба принца, только сейчас заметив, что я все еще стояла в комнате, обратили на меня свой взор. Финдекано так и застыл с повязками в руках, пытаясь приладить их к израненной спине, а Аракано задумчиво склонил набок голову. — Ты в этом сведуща? — наконец ответил старший после продолжительной паузы. — Поверь, брат мой, у нашей леди еще припрятано несколько секретов, — неожиданно тепло улыбнулся Аракано. И пусть он лишь дернул уголком губ — столь простой жест мгновенно раскрасил его лицо жизнью.       Финдекано застыл, будто у эльды всего на мгновение перехватило дыхание. А после из его горла вырвался хриплый, несколько жалкий смешок. Принц не сказал ничего в ответ, только отрывисто кивнул и отошел на пару шагов, передавая мне в руки пропитанные настоем повязки.       В теле царило неприятное напряжение. Я закатала рукава, взглянув на перебинтованные руки, точно сомневаясь, что могла вообще кому-то помочь даже в таком банальном деле, как смена лечебных повязок. Мне и самой, по словам Каластель, лечение требовалось не меньше, но вот она я — стою пред двумя принцами, сыновьями Нолофинвэ, предлагая свою помощь. А Аракано и вовсе пообещала немыслимое…       «Что с тобой не так, Исиль?.. Недавно сама собиралась сбежать, а тут не смогла отказать больному эльфу? С каких пор ты такая сострадательная?» — цинично хмыкнул внутренний голосок.       Внимательный взгляд Финдекано следил за каждым моим движением — как я располагала пропитанные лечебным отваром тряпицы на израненной спине, как бинтовала, избегая лишнего давления в особо болезненных точках, и как обыденно и ловко, даже с забинтованными пальцами, я перехватывала повязки, фиксируя в нужных местах.       «Рукам, сжавшим рубаху на животе, было горячо и мокро от крови. Стылый ночной воздух после мартовского дождя лишь сильнее пропитался железом и гарью, и холодный ветер просочился через грязное тряпье. Руки — мои руки — дрожали, пытаясь пережать разорванные сосуды в булькающем мареве раны. Эльф на залитой кровью брусчатке сипло и рвано дышал.»       Мне сделалось совсем дурно. Прикусила губу, возвращаясь к реальности, и затянула узел на повязке потуже. Выберусь ли я когда-нибудь из всех тех дней, что являются мне в кошмарах, что тревожат душу и разум и медленно убивают меня изнутри? — Да, Исиль… — подал голос Финдекано, точно внезапно вспомнив нечто-важное, — атар … желает аудиенции.       Мои руки дернулись на плече Аракано, вдруг выпуская из захвата остатки сложенных тряпиц. Сердце точно ухнуло вниз, и все тело свело странным оцепенением. Пришлось заторможенно опустить голову, находя у босых ног пропитанные отваром повязки.       Мне хорошо было известно, что встреча с Нолофинвэ состоится при любом исходе, но я всеми силами желала оттянуть этот момент. Мне еще о стольком нужно было подумать, построить хоть какую-то стратегию и подготовить ответы, чтобы банально не проколоться на мелочи… А тут меня будто ударили по голове, оглушили, оставив лишь звенящую пустоту вместо мыслей. — Когда? — прохрипела я, озадаченно опуская голову.       Финдекано подхватил со скамьи скинутую комом рубаху и с предельным тщанием, боясь повредить и так больную спину, стал помогать Аракано одеться. Я растерялась еще больше, отвела взгляд. — К вечеру, за тобой зайдут.       Мне хватило сил лишь на заторможенный кивок. Времени оставалось совсем немного… Я отошла в сторону, больше никак не отреагировав, но невольно вцепилась пальцами в длинный рукав одежд. Фигура Нолофинвэ, еще мною не исследованная и таинственная, заставляла отчего-то нервничать. — Не пугайся, сияющая, — коротко кивнул Аракано, и в этом простом жесте я ощутила немую поддержку, будто эльда обещал мне помочь, — пойдем.