В поисках истинного

Не прошло и несколько минут, как в дверь постучали. — Кто там? — настороженно спросил Роузи, справедливо опасаясь, что это сам Каки вдруг заявился, чтобы отобрать у него золотые монеты и, заодно, убить. — Это я, — пискнул за дверью какой-то омежка. — Наш господин приказал мне тебе прислуживать. Я принес поднос с едой. Роузи приоткрыл дверь и запустил гостя в комнату, а потом критически осмотрел его с головы до ног. Перед ним стоял совсем молоденький омега, симпатичный и славный, вихрастый, с огромными, удивленными глазами на худеньком бледном личике. А самое неожиданное, что у гостя торчал небольшой животик, очевидно, что тот находился примерно на среднем сроке беременности. Роузи ловко принял у него поднос и предложил присесть, а потом обратился дружелюбным и ласковым тоном, спросив имя. — Меня зовут Чухони, — робко и боязливо сообщил тот. Показалось странным, что такой симпатичный омежка носил подобное имя. Впрочем, чего только в жизни не случается! Возможно, любящие родители так его назвали, чтобы уберечь от дурного глаза. Роузи взглянул на поднос и сглотнул слюну. На блюде в окружении овощей лежал большой кусок румяной курочки. Кроме того, ему принесли хлеб, сладкие пирожки, спелые груши и кувшин с компотом. — Давай, поедим! — предложил он. — Что ты! — отпрянул Чухони. — Мы готовим себе отдельно, а то, что подается в большой дом, мне есть нельзя! — А я говорю, что можно. Подсаживайся. Здесь вполне хватит на двоих, и я не собираюсь трапезничать один, пока ты сидишь рядом и смотришь голодными глазами. Более омежку уговаривать не пришлось, и они дружно набросились на аппетитную еду. Некоторое время они молчали, жадно набивая рты, пока курочка и овощи не закончились. А вот за пирожками с компотом Роузи сумел разговорить своего нового знакомого и расспросил о его судьбе и жизни в этом доме. История у Чухони оказалась весьма печальной, заставившей его призадуматься. Родился и вырос тот омежка в городе, в многодетной и крайне бедной семье. С малолетства родители пристроили его работать в богатый дом, где он в общем-то жил неплохо и выполнял различные поручения. А потом, в свою первую течку, попал в постель к главе того семейства и, что было весьма предсказуемо, от него забеременел. Прознав про это, альфач, опасаясь гнева со стороны своего законного супруга, выгнал несчастного омежку за порог. Идти бедолаге было некуда, домой вернуться он не решился, и Чухони принялся побираться на рынке, попрошайничая и питаясь отбросами. Ночевать ему приходилось тоже на улице. Но в один день ему повезло, он случайно подошел к Уродеру и попросил мелкую монетку или что-то съестное. Альфач вдруг проявил к нему интерес, и, слово за слово, они разговорились. — И он забрал меня к себе, привез сюда! — восторженно раскрасневшись, щебетал Чухони. — Сказал, что если я рожу альфенка, то даже оформит со мной брак и признает ребенка своим. Я так благодарен Уродеру, Роузи! Он дал мне кров, постель, еду. Он очень добрый и внимательный. Я по гроб жизни теперь ему обязан. Роузи выслушал все это, скептически усмехаясь, а потом заметил: — Добрый, говоришь? Еду? Да ты тощий, как скелет! Кров? Так вы живете, считай, что в сарае! — Ты просто никогда не жил на улице и не питался с помойки, — горячо вступился Чухони. — И дом наш не такой уж и плохой, крыша не течет, и место в кроватке есть у каждого. А основное зло здесь идет от Каки. Мы его все ненавидим. Альфачу что-либо говорить и жаловаться бесполезно. Да его и дома нет почти никогда, ведь господин наш уезжает по делам рано утром и возвращается лишь поздно вечером. А Каки нам запрещает даже подходить к Уродеру и третирует нас, постоянно избивает, заставляет много и тяжело работать, урезает во всем, даже в еде. Ключ от кладовой, где хранятся все продукты, он постоянно носит при себе. И выдает на всех, а нас примерно пятьдесят омег, если посчитать с малышами, на день всего три курицы! Мы почти не видим мяса. Те жалкие крохи, что перепадают, омеги готовят для своих детей. Ни одежды, ни белья тоже не допросишься. Каки просто одержим манией накопительства. Но мы ничего не можем поделать. Не на улицу же, в самом деле, идти? Там еще хуже! И Чухони всхлипнул в рукав. — Завтра я схожу и взгляну, как вы живете, — медленно выговорил Роузи. — Чем смогу, так обязательно помогу. И он вспомнил о тех монетах, что получил сегодня, и тут же решил их потратить на бедных омег и их ребятишек, накупить им всего. — На тебя и уповаем, Роузи. Но, смотри, будь осторожен. От Каки можно ожидать чего угодно. Этот омега — настоящий убийца. Мы все уверены, что это он прикончил альфенка Лиди, из зависти и злобы. И на меня он тоже уже покушался. Заставил мыть полы здесь, на втором этаже, а сам устроил ловушку — натянул на лестнице веревочку. Я, когда спускался вниз, естественно, споткнулся. И упал бы, если бы меня случайно не подхватил другой омега, который, как раз, поднимался наверх… Роузи слушал и понимающе кивал. Уж ему-то, как никому, была понятна вся гнилая суть души и характера Каки. От ненависти он скрипнул зубами, но сдержал эмоции, и лицо его по-прежнему хранило милое и спокойное выражение. — Ну, хорошо, — ласково сказал он. — Вот, мы покушали, давай, ложись в кроватку. Одежонка, вижу, у тебя совсем плохая. Возьми вот эту ночнушку, а завтра я дам тебе еще что-нибудь из своих вещей. С утра мы сходим с тобой и с другими омегами на базар, и я накуплю вам всего. И еды, и много разных вещей. Чухони благодарно засиял и радостно закивал в ответ. Вскоре он, переодевшись в ночную рубашку, которую подарил ему Роузи, уже сладко сопел носиком, уткнувшись в подушку. В комнате стало совсем темно, и омега зажег две свечи. Одну он оставил на столе, а другую решил взять с собой. Ему необходимо было выйти, чтобы разыскать спальню Уродера и подслушать, что в ней творилось. Набравшись мужества, он вышел за дверь и отправился вглубь темного коридора. С одной стороны было страшновато, но, с другой, сердце его грело, что хоть в своей комнате он теперь не один. Хотя надежда на Чухони крайне слабая и, в случае чего, помощи от него ждать не приходилось. Тот, похоже, даже самого себя не мог защитить. Но, все равно, отрадно, что хоть какая-то живая душа оказалась рядом. Вскоре он разыскал спальню Уродера. Ошибиться было трудно, из нее доносились приглушенный голос альфача и странное, тяжелое дыхание его омеги. Неужели они и в самом деле занимались любовью? Этого еще не хватало! Ведь Роузи рассчитывал застать их за семейными разборками. Затаив дыхание, он замер под дверью и весь обратился в слух. Потом омежка нерешительно толкнул дверь и, на его счастье, она легко приоткрылась. Видимо, Уродер, привыкший к тому, что в доме никого, кроме его самого и Каки, никогда по ночам не бывало, и сегодня не потрудился запереть ее. Таким образом, Роузи получил возможность не только подслушать, но и наблюдать за тем, что творилось в спальне хозяина. Увиденное потрясло его до глубины души. Он даже едва не вскрикнул, вовремя прикрыв ладошкой рот. Уродер душил Каки, стоявшего перед ним на коленях! Обеими огромными и волосатыми руками, вцепившись ему в шею, а тот бился в железных тисках, то стонал, то хрипел… — Говори! — злобно скрежетал альфач. — Это ты убил моего альфенка? Ты, вонючая скотина? Признавайся, иначе я сейчас же порешу тебя прямо на этом месте! Но жирный омега по понятным причинам не мог отвечать, лишь ерзал коленями по полу и беспомощно хватал альфу за край его рубахи. Наконец, мучитель отпустил свою жертву, с омерзением отшвырнув от себя на пол. Каки, униженно постанывая, неуклюже пополз к его ногам. — Нет, нет, Уроди! Клянусь! Помилуй! Я ничего не делал! Да и как бы? Лиди с сыночком в ту ночь спали в общей спальне, там находились еще с десяток омег со своими детьми! Разве я смог бы проникнуть туда незамеченным, чтобы совершить это черное деяние? — Ты все можешь, хитрющая тварь. Откуда я могу знать, может быть, ты умудрился их всех заранее усыпить? — Нет, нет, помилуй меня, альфа! Я не причем! — продолжал жалобно скулить пожилой омега, покрывая поцелуями колени своего супруга. Однако тот вновь отбросил его в сторону тяжелым пинком. — Предположим, — хрипло рыкнул альфач, — по данному делу у меня до сих пор, на твое счастье, нет убедительных улик. Но, скажи мне, где ружье? Ружье мое где, грязное ты чудовище? — Ох! Оно пропало! — горестно, размазывая по грязному лицу слезы, разрыдался Каки. — Будто сквозь землю провалилось! Я не один раз прополз и перерыл руками все то место, в котором, точно помню, его надежно припрятал! И еще все кусты вокруг. Сам не понимаю, куда оно делось! — Значит, ты просрал ружье, из которого, тайно от меня, решился убить моего родного старшего брата? — в яростно захрипел Уродер. Лицо альфача перекосилось и раскраснелось от злобы. Казалось, что его сейчас хватит удар. И он снова бросился безжалостно избивать ногами бесформенное жирное тело своего супруга. А наблюдавший за этой сценой Роузи в очередной раз задохнулся от ужаса, но не нашел в себе сил сдвинуться с места, чтобы убежать, понимая, к тому же, что должен тут присутствовать и наблюдать все до самого конца. — Почему тайно? — пытался оправдаться Каки, одновременно завывая от боли под градом ударов и катаясь по полу, словно мешок, набитый глиной. — Я не раз говорил тебе, что нам нужно это сделать! Теодор был так богат, но, к сожалению, еще весьма крепкого здоровья. А тут, как на грех, появился Жужи, чтоб его! Под присмотром этого омеги треклятый старикан мог прожить еще лет пятьдесят! Да и куда им столько денег? Нам они нужнее! А ружье я найду, разыщу завтра же! Клянусь. О-о-ох! Уроди, хватит, умоляю, не бей… Значительно уставший альфач на время приостановился, с трудом переводя дух. Он с презрением смотрел на распростертое под его ногами тело, которое только что так безжалостно топтал. — Ты понимаешь, что наделал? — продолжал рычать он. — Ведь это ружье, выходит, уже нашел кто-то другой! И оно явно указывает на то, что тем убийцей был я! Ты подставил меня! Одним махом ты избавился от Теодора и, получается, что от меня! Да я уничтожу тебя сейчас! И альфач с новыми силами бросился безжалостно избивать своего супруга, приговаривая: — Тупая твоя омежья башка! Если делаешь дело, так делай его хорошо! Ральф-третий, Мартин, в результате остался жив!!! Когда он очнется, как ты думаешь, чье имя он назовет первым делом? Твое! И никто в общине никогда не поверит, что я даже не знал об этом преступлении! Все дружно решат, что именно я тебя подослал! Под градом вновь обрушившихся на него безжалостных ударов омега уже не стонал, а выл во весь голос. Он пытался прорваться к двери, возле которой подслушивал Роузи, но Уродер преградил ему путь. Тогда Каки не придумал ничего лучшего, чем попытаться укрыться от разъяренного альфача под кроватью, и на четвереньках бросился к ней. — Уроди! — вскрикивал он, болезненно корчась от каждого удара. — Я сам не понимаю, как Ральф-третий умудрился выжить! Я ведь выстрелил в них обоих, а потом еще вернулся к Мартину и добил его ударом приклада! Я подумал, что они оба мертвы… — Это родственники мои, моя кровь! — продолжал полыхать гневом альфач. — Я сам бы мог стать одним из Ральфов, но тогда выбрали Теодора! И с чего ты, тварь немытая, взял, что все его деньги перейдут мне? Да, законных детей у него нет, но существует и другой закон. И он гласит, что Ральф наследует Ральфу! — Томас отказался быть общественным, значит, он уже не Ральф! — плаксивым, истинно омежьим голоском пискнул Каки. — Так ведь Мартин не отказался! Или ты про это забыл? Значит, он и будет наследовать Теодору, когда придет в себя. — Тогда нам надо сделать так, чтобы он не пришел в себя, — затараторил Каки, забившись в самый дальний угол. — Нам надо скорее добить его. Хочешь, я завтра же проберусь незамеченным в долину колдунов и сделаю это? Возьму какой-нибудь яд… — Что??? Ты, со своей жирной сракой? Незамеченным? Не смеши! А если тебя схватят у его постели с дозой яда, то сразу на меня и подумают! Не смей этого делать! — Но для альф в нашем государстве нету смертной казни! Так что вполне можно попытаться рискнуть… Но после этих слов своего супруга альфач вдруг снова обрел силу и вновь со всей яростью обрушил на рыхлое тело омеги град ударов своих сапог, приговаривая: — Ах ты, сволочь! Тебе бы только убивать, да еще мою родню! Да я забью тебя сейчас тут до смерти, и никто меня не остановит. Ненавижу тебя, как никого другого! Всю жизнь мне испоганил! Будь ты проклят! Каки, обезумевший от боли, в очередной раз попытался забраться под кровать, но вот незадача — тело-то он пропихнул, а толстая задница осталась торчать наружу! И тут еще альфач уселся сверху на койку, окончательно придавив своей массой омегу к полу. И застрявшему Каки ничего не оставалось, как беспомощно дергать ногами и завывать, умоляя о пощаде. Уродер тем временем, зловеще усмехаясь, неторопливо достал из кармана кисет, нюхнул из него табачка, смачно пару раз чихнул, а потом, словно вдруг подобрев, поинтересовался и своего супруга: — Каки, а вот скажи, какая необходимость была убивать Тео? Зачем тебе столько денег? Разве ты голодаешь или в чем нуждаешься? В чем причина твоей неуемной алчности? — А-а-а! Ты меня совсем задавил, Уроди! Ну, как же — зачем? Вспомни, что когда мы стали супругами, будучи еще совсем молоденькими, то очень долго прозябали в нищете. И я работал днем и ночью, не разгибая спины, пока мы скопили денег на приличный маленький домик. И все состояние, которое у тебя сейчас есть, создал для тебя я! Именно я, своим трудом! И до сих пор я для нас стараюсь, драгоценный ты мой! Мечтаю, чтобы мы с тобой перебрались в город, купили большой, достойный тебя особняк, и ты занял приличный пост при нашем короле. Стал, например, управляющим казной или тайным советником, получил титул князя! Разве тебя устраивает положение мелкого лавочника? Без приличного капитала ты никогда карьеру не сделаешь. Долгие годы я всеми силами тащу тебя вверх, Уроди, а ты, как назло, словно упорно этому сопротивляешься! Ведь честно в наше время не прожить, и это понятно любому дураку. Твой брат, Теодор, был уже совсем стар, поэтому нечего его жалеть, а Мартина можно добить. Вот увидишь, что пройдет всего несколько лет, и о нем никто и не вспомнит! — Хорошо, допустим, что так, — криво усмехнулся Уродер. — Но с чего ты взял, что останешься при мне супругом и что я с тобой не разведусь или другим способом от тебя не избавлюсь? Ты надоел мне до самых великих чертей! Ходишь драный, немытый, в грязной одежде, чем постоянно позоришь меня перед всем честным народом! — А тогда я просто тебя сдам! — задыхаясь от боли, простонал омега. — На дознании скажу, что это ты угрозами заставил меня расстрелять Теодора и Мартина. Ты не посмеешь от меня избавиться и выбросить за борт! И кого ты, интересно, хочешь взять взамен? Может быть, этого недотрогу, красавчика Роузи? Да он завтра же бросит тебя, ведь давно, как говорят, он влюблен в… — Заткнись! — вскричал Уродер и поддал под зад Каки очередного хорошего пинка. — Лучше скажи, почему ты не блюдешь, как полагается достойному омеге, свой внешний вид? Почему постоянно ходишь грязный? — Так… Тебе, вроде, раньше нравился мой естественный запах… И, потом, мои волосы невероятно быстро грязнятся, хоть пять раз на день их мой — бесполезно. Раньше, когда мы были молодыми, тебя это вроде не раздражало. А одежда… Я ведь много работаю, не разгибая спины, а мыло нынче стало уж слишком дорогое, чтобы постоянно настирывать. — Работаешь ты, судя по твой толщине, в основном ложкой и челюстью, — возмущенно отозвался альфач. — Тогда объясни мне, почему омеги постоянно жалуются на твою неуемную жадность. До меня постоянно доходят сведения, что ты отказываешь им во всех покупках! — Возлюбленный мой господин, им, сколько не дай, этой вечно голодной своре, так все равно мало! Составят один список, я по нему все куплю, а завтра уже несут второй — еще в три раза больше. Скоро они нас пустят по миру! Уж слишком много ты завел омег, Уродер. Половину из них нужно бы убить, а всех остальных — выгнать. Они нам не нужны! — Тебя забыл спросить, как мне поступать! Не нужны? Они работают и в поле, и на пасеке, и на мельнице, и на озере, где я выращиваю рыбу для королевского стола! — негодующе вскричал альфач и вновь наградил омегу увесистым пинком. — Давай тогда всех выгоним и перебьем. Ты один будешь везде работать? И, кстати, сразу предупреждаю, что не дай бог ты хоть в чем-то ограничишь Роузи, и он мне на тебя пожалуется! Я уже много раз прощал тебя, так лучше одумайся, не приближай свою смерть. И об убийстве Ральфа-третьего навсегда забудь! — Он все равно сам со дня на день неминуемо подохнет, мой господин… Вот увидите. Пощадите! И, умоляю, приподнимитесь хоть немного, а то перекладина мне все ребра переломает! — И мало тебе будет, зловонная ты гнида! И с этими словами Уродер привстал с кровати, опустился рядом на колени, резким движением задрал подол рубахи своего омеги и недвусмысленно принялся пристраиваться к его бедрам, страстно постанывая, напирая чреслами на необъятной ширины, выпирающую из-под кровати задницу. Более Роузи оказался не в силах выслушивать и созерцать все это. Отшатнувшись от двери, он бегом бросился в свою комнату и достиг ее, казалось, в два счета. Ворвавшись в спальню, он задул одну свечку и присел на кровать. У самой стенки, свернувшись калачиком и, словно стараясь занять как можно меньше места, мирно и беззаботно посапывал Чухони, по-детски посасывая пальчик. Зажмурившись и прижав пальцы к пульсирующим вискам, Роузи просидел еще несколько минут, а потом, стуча зубами, но не от холода, а, скорее, от омерзения и ужаса, он робко заполз под одеяло и пристроился рядом, чтобы попытаться уснуть. Слова Каки о том, что нужно добить Мартина, настолько его взбудоражили, что он глубоко сомневался, можно ли ему спокойно почивать до утра. С другой стороны, интуиция подсказывала ему, что зловредный омега, прежде, чем решится на новое преступление, будет вынужден еще некоторое время раздумывать. Хотя бы пару дней. И за это время Рози удастся еще хоть что-то предпринять или разузнать. Во всяком случае, он на это надеялся. Он заботливо набросил часть своего одеяла на спину Чухони. Ровное дыхание другого омеги успокаивало, но Роузи все равно дал волю слезам. Замыслы Каки были просто чудовищны! А Уродер… Вроде, личность и противоречивая, но, все равно, альфач, несмотря на все предательства своего супруга, продолжал к тому вожделеть, что предоставляло возможность Каки творить свои всевозможные черные деяния. В полубреду, изнемогая от беспокойства, Роузи долго лежал, беспокойно ворочаясь в постели. Он понимал, что ему необходимо кому-то срочно передать ружье. Ведь Каки продолжал искать его и мог обнаружить в любой момент. Но, вот, кому же? Ведь приходилось сомневаться даже в поддержке собственных родственников, коль уж они решили через него породниться с Уродером. Так и не поспав, Роузи распахнул глаза с криками первых петухов, толком не приняв никакого окончательного решения, в надежде, что ответы на все его вопросы даст новый день.