Без вести пропавшие...

Жизнь протекала мимо меня. Я вся ушла в работу. Мне нужно быть сильной. Мои юниорки шмыгали носом. Я понимала, что всем надо выплакаться и попрощаться с ней. Но как? Я сама не могла представить, что смогу сказать ей прощай. В интернете был хаос по Жене, как тогда, в начале мае. Все говорили, какая она была хорошая, как любила жизнь и как им повезло, знать ее лично. А еще, как несправедлива жизнь, как много она не успела сделать, ведь только сейчас начиналась ее взрослая жизнь. В конце каждый журналист напоминал, что в мае она сообщила, что переходит к Орсеру и как раз этим роковым рейсом летела к нему в Канаду. А Вайцеховская оказалась последней, которой удалось взять интервью. Кажется, она даже решилась написать книгу об этом. Вот он, пик ее карьеры. Читать это было невыносимо. Одному горе-журналисту пришло в голову приехать в Новогорск. Он задавал вопросы девочкам, те делились воспоминаниями, выходило вполне неплохо. Глядя на них я поняла, что им не хватало этих разговоров о Жене. Они вспоминали смешные моменты и хохотали. Сердце мое обливалось кровью. Я никак не могла поверить в это. - Скажите пару слов о ней, - предложил мне журналист. - Я не могу. - Вспомните что-то хорошее. Конечно, у нас было полно хороших моментов, особенно последний год. Но всё и так растащили по сети, а мне хотелось оставить что-то только для себя. Я лишь отмахнулась от него, дав понять, что говорить не хочу. Ком в горле до сих пор не давал говорить мне о Жене. - Да бросьте вы дуться на нее. Человек погиб, пора ее простить, вам не кажется? От неожиданного наезда я пришла в себя. - Вам пора. - У вас совсем нет сердца? Они и правда для вас материал? А потом вы удивляетесь, что о вас все пишут только негатив. Добрее надо быть, Этери Георгиевна. Я позвала охрану. Трогать эту мразь совсем не хотелось. - Ни одного журналиста, ни одного фотографа здесь быть не должно. Охранник лишь кивнул. На следующий день появилась статья о Жене по воспоминаниям девочек. В конце: Этери Георгиевна Тутберидзе отказалась комментировать случившееся, видимо так и не простив Евгении ее переход к канадскому тренеру Брайану Орсеру. ××× Каждую ночь перед сном у меня появился ритуал. Я слушала ее сообщение. Мозг заблокировал информацию о ее смерти, ведь официально тело не нашли. Я представляла себе, что она просто тренируется в Канаде. Каждый день. Я начала жить этой придуманной историей. Представляла, как она прыгает, делает дорожки, даже Орсера рядом с ней для правдоподобности картинки в мозгу. Она говорила со мной, каждую ночь. После сообщения начиналась наша переписка и ночные разговоры. То она радовалась чистому исполнению, тогда мы говорили о чём-нибудь веселом. Иногда была грустной, рассказывала о натертых кровавых мозолях, я жалела ее. В какой момент я перепутала реальность и свою фантазию, не знаю. Я верила лишь в одно: она жива и счастлива. И я счастлива. Каждый день я ждала часа, когда смогу остаться с ней наедине, услышать голос, представить ее рядом и поговорить с ней, рассказать, как прошел мой день. Единственный вопрос, который я боялась задать, когда она вернется. Конечно, я не спрашивала. Иногда я дико ревновала ее к фигуристам. Бесилась и ругалась с ней. Она ведь улыбалась всем подряд!!! А мне так хотелось, чтобы она была только моей. Я понимала, что начинаю сходить с ума. И понимала, что не хочу ничего менять. Вслух я никому не говорила, что говорю с ней. Не хватало, чтоб Дудаков с Глейхом отвезли меня в "Кащенко". ××× Я собрала свою команду уже в Хрустальном. Надо было сообщить им об идее открытия прокатов в Мегаспорте, которую подала мне Женя в очередном ночном разговоре. - У нас есть... у меня есть мысль. Не знаю, одобрит ли федерация и прочие небожители, но мы должны это поставить. Вы либо со мной, либо нет. - Мы всегда с тобой, - откликнулся Дудаков за всех. - Отлично. Записывайте. Надо собрать программы Медведевой... Народ зашевелился. - Дослушайте. Потом высказывайтесь. Молчание знак согласия. - Все яркие прокаты Жени мы повторим перед началом открытых прокатов с нашими действующими фигуристками. Все костюмы, макияж, прически, музыка, элементы... всё... один в один. Не весь номер. Только половина, чтоб все уместились. Алина Загитова Алена Косторная Саша Трусова Настя Тараканова Аня Щербакова Даша Паненкова Даниил Маркович подбирает каждой подходящую хореографию. Работает с каждой. Серёж, с каждой индивидуальный подход к номеру. Мне нужно, чтобы было идеально. И костюмы. Не смотрите на бюджет, мне только цифры, с остальным я разберусь. И федерация. Мне нужен один человек, чтобы презентовать им идею. Я наконец выдохнула. Конечно, у всех были лица, будто перед ними умалишённая. - Я предлагаю вам переспать с этой идеей, попривыкнуть к ней. Я-то с ней уже неделю сплю. И вы поймете, что все не так плохо и нереально, как кажется. Ну же, мне нужна обратная связь. Полная тишина была плохой реакцией. Неужели, я правда свихнулась? Но сдаваться было рано. - У нас будет экран, на котором будет Женя. Каждая ее программа будет дублироваться на льду и на экране. Параллельно все элементы. Один в один. Все смотрели в стол. - Ребят, мы должны это сделать. Ради нее, ради фигуристок, ради фанатов. - Нас могут не правильно понять, - очнулся Глейх, - решат, что мы делаем себе рекламу. Она уже не наша фигуристка... ну вы поняли... если кто и должен реквием ставить, то это Орсер. - Даже не смей, понял, - не сдержалась я, перейдя на крик. - Какой Орсер? Она даже не долетела до него. Все ее программы ставил ты, мы вместе были единой командой. И мы должны бороться, мы должны показать всем, что она часть нас и никуда от этого не деться. Мы должны показать, какой она была, какой мы ее запомним. Нельзя стирать это из памяти. - Этери права, - Дудаков встал. - Мы должны с ней попрощаться. Мы все и девочки. Через программу мы это покажем. Как попрощаться? В голове застыл вопрос, который я не могла озвучивать. Я-то прощаться не собиралась. Но если по-другому их не убедить... ××× Дудаков был со мной, когда я говорила с федерацией. После недели обдумывания они все же согласились. Умею я уговаривать, не зря же заслуженный тренер. С Женей мы обсуждали шоу ночи напролет, кто лучше подойдет на ту или иную программу. Фигуристки тоже сначала с опаской услышали новость, но очень быстро поняли, кого им предстоит показывать и согласились все. Алина как-то зашла ко мне в коморку. - Этери Георгиевна, вы считаете, мне тоже надо участвовать? Женины фанаты не будут этому рады. - А ты докажи им, что они не правы. Забудь время после олимпиады. Мысли масштабнее. Неужели все может перечеркнуть одна фраза? Думаю, Женя была бы рада твоему участию. Алина разревелась на моем плече. - Мы не поставим тебя щитом на начало или на конец. Где-то в середине. Идет? Она лишь шмыгнула носом. А я каждый вечер слушала ее сообщение, не решаясь ответить. ××× Два огромных экрана было установлено в Мегаспорте. Программы поставлены, костюмы сшиты. Все прокаты держались с секрете и за стены Хрустального не выходили. Я предупредила, что если узнает хоть один журналист, хоть один фигурист выскажется на тв, это будет конец. Моей команде и фигуристкам не пришлось повторять дважды. Тарасова заикнулась о шоу перед началом прокатов, пришлось закрыть ей рот грубым звонком. Звонила я, конечно, не ей. Но ей мои слова передали. Эффект неожиданности получился. Темный каток. На экране появилась Женя. Я держу ее за руки и мы дышим вместе. - Я все сделаю, как ты хочешь, - тихо шепчу я в пустоту, включая ее сообщение. - Привет. Мне почему-то страшно. И очень не хватает тебя. Я эгоистка, раз только сейчас, когда страшно невыносимо, решила сказать это тебе. Прости меня. Ты как никто знаешь, как трудно мне сейчас остановиться. Я уже улетаю. Хотя взлет еще не объявили... пожалуйста, скажи, что все будет хорошо. Мне хочется выйти из самолета, сесть в такси и оказаться в твоих руках. Покажи мне, как надо дышать. Возьми меня за руку. Улыбнись. Почему я так волнуюсь, ведь это всё, о чем я мечтала этот проклятый месяц? Уехать от тебя и доказать, что смогу большее. Кажется, сейчас рушится мое небо. Наше небо. Я сама всё разрушила. Можно мне звонить тебе, если я пройду через этот ад? На катке загорается прожектор, освещая Алену. Лица ее не видно. Она двигается в паре с Женей. Если камера не будет брать крупным планом лицо, то отличить будет невозможно. Несколько прыжков, скольжений. Кажется, я сама поверила, что вижу Женю. Свет отключается. Каток погружается во тьму. Я слышу музыку из Сейлормун. Опять прожектор. Теперь уже Даша. Я знала очередность. Я знала, что это Даша, но мозг и сердце видели только Женю. Уверена, что в зале все смеялись сквозь слезы от этих нелепых криков. Мне и самой нужен был платок. Сколько раз я удерживала себя мыслью "это не Женя", ее сообщение стояло на повторе, только оно меня и удерживало на месте. Я представляла, что она держит мою руку и говорит мне это на ухо. Ну куда я могла рвануть? Я впала в какой-то транс, заставки на экране сменяли одна другую, девочки по очереди выезжали из тьмы: Алина, Саша, Настя и Аня. И так же во тьме исчезали. Каждой по три минуты. В конце каток погас полностью. Осталась только Женя на экране, которая помахала всем. Экран погас. Ни аплодисментов, ни криков. Народ сидел в полной темноте и тишине. В моих ушах была Женя. Мне было легче всего. Она была со мной. Она была во мне. Мы не стали включать ее речь, взмах рукой говорил больше, чем все слова. Через две минуты включили свет. Каток был пуст. Народ встал со своих мест и взорвался продолжительными аплодисментами. В глазах стояли слезы. Я пришла домой опустошённая. Да, все попрощались с ней. Кроме меня. Я уносила ее с собой в наушниках. - Я не могу тебя отпустить.