Сады, хоть и лишённые своего летнего великолепия, давали возможность совершать долгие прогулки по их уютным аллеям. Утром, после первого полного дня в Маскрэт-Холле, по одной из таких аллей бродил Уилл, с наслаждением вдыхая свежий, чистый воздух и прислушиваясь к шороху листьев и гравия под ногами. Он повернул за угол и оказался в тихом оазисе, окруженном высокой буковой изгородью, в центре которого располагался небольшой декоративный пруд. Уилл остановился и присел на одну из стоящих по кругу скамеек, радуясь возможности собраться с мыслями. Вглядываясь в воду, он мельком увидел, как пухлые красные карпы лениво передвигаются между бледными бутонами лилий, уже ставших в это время года коричневыми и тонкими. Но тёмные глубины казались по большей части безжизненными.
— Меня создали прежде твари сущей, но после вечных, и мне века нет, — бормотал он.
— Оставь надежду всяк сюда идущий?
Дёрнув головой, Уилл в смятении уставился на Ганнибала, который стоял у входа в рощу, сцепив руки за спиной и глядя на Уилла с нескрываемым удовольствием.
— Неужели все так плохо, мистер Грэм?
— Мои мысли — мои личные, сэр. Прошу, не пытайтесь их анализировать, — огрызнулся Уилл, досадуя, что его вновь поймали в невыгодном положении.
—
Ваши мысли? Скорее, мысли Данте.
К неудобству Уилла Ганнибал Лектер сел на противоположную скамейку и выжидающе на него посмотрел.
Чуть наклонив голову, Уилл прижал палец к губам и притворился, что на мгновение задумался.
— Звучит как обвинение в плагиате. Чтобы впечатлить кого, скажите? Рыбу?
Чуть приподнятые уголки его скульптурных губ смягчили мраморную холодность черт Ганнибала Лектера, и Уилл почувствовал, что неравнодушен к этому; его пылкая натура омеги тянулась к контролируемому спокойствию альфы.
Как странно быть такими разными.
— Все мы Божьи создания, так говорят.
—
Говорят? Но не Вы, мистер Лектер?
— Я предпочитаю иметь собственное мнение по таким вопросам.
Уилл преувеличенно вздохнул.
— А я уже начал думать, что, в конце концов, могу найти Вас интересным.
Эта намеренная провокация была встречена лишь немигающим спокойствием.
— Вы всё ещё не ответили на мой вопрос.
— Неужели, — взглянув на свои карманные часы, Уилл поднялся. — Мне надо к сестре.
— Высоко ценю Вашу заботливость.
Уилл сузил глаза.
— Почему я сомневаюсь в искренности данного заявления?
На это альфа наконец-то выглядел оскорбленным.
— Я не знаю, — медленно ответил он. — Но Вам не стоит сомневаться. Не в моих привычках разбрасываться бессмысленными комплиментами, мистер Грэм.
— Правда? По моему опыту, большинство комплиментов именно такие.
Уилл изящно поклонился и ушел; и пока он немного стыдился грубой манеры, в которой он покинул рощу, часть его, пережившая унижение на вечере в Красном Драконе, теперь злорадствовала в триумфе противостояния Ганнибалу Лектеру.
***
Алана всё ещё была крайне слаба; но, к облегчению Уилла, её лихорадка спала, и посетивший их врач заявил, что невероятно доволен прогрессом. Когда наконец Уилл оставил свою сестру, он неохотно начал поиски хозяина дома и обнаружил, что мистер Верджер и мистер Лектер уехали в Лондон по делам и будут отсутствовать до наступления темноты. Поэтому Уилл обратился к мисс Верджер за разрешением отправить записку в Вулф-Мэнор, в которой он сообщил о состоянии Аланы и настаивал на приезде миссис Грэм, чтобы та сама оценила положение. Мисс Верджер охотно выполнила просьбу, и записка была отправлена. Вряд ли было что-то ещё, чем он мог себя занять, раз его маленькая миссия была выполнена; и, чувствуя себя необычайно апатично, он провел остаток дня в комнате сестры.
Поднявшись с солнцем и обнаружив большую часть прислуги в кроватях, Уилл увидел ещё одну возможность в одиночестве побродить по прилегающей к дому территории. Всё вокруг было тихое, неподвижное и необыкновенно яркое, и он осознал, что вновь направляется к декоративному пруду. Странно, но он не удивился, увидев, что Ганнибал Лектер уже сидит там, полностью сконцентрированный на своём карандаше и планшете для рисования.
Уилл колебался: стоит ли развернуться и уйти, но любопытство взяло верх. И через мгновение, человек, которого он до сих пор считал своим врагом, любезно сказал, не поднимая головы:
— Доброе утро, мистер Грэм. Вы не присоединитесь ко мне?
Он колебался, прежде чем приблизиться к скамейке, которую занимал прошлым днём.
— Ваши дела в городе разрешились? — спросил он, как только сел, мечтая найти тему для разговора получше.
— Разрешились, — последовал непринуждённый ответ. — А Ваша сестра? Как мисс Грэм?
Уилл наблюдал, как длинные изящные пальцы двигались по бумаге с уверенной грациозностью.
— Врач уверен в её полном выздоровлении. Наша мать, — он не мог удержаться, чтобы не добавить. — Должна навестить нас этим утром.
Карандаш, описав размашистую дугу, на мгновение замер. Уилл сдержал улыбку.
— Могу я поинтересоваться, что Вы рисуете?
— Разумеется. Прошу, взгляните сами.
Потянувшись, чтобы взять предложенный планшет, Уилл вздрогнул, когда их пальцы соприкоснулись, и резко отдернул руку. Чтобы спрятать своё смущение, он занялся изучением наброска купольного собора на фоне чистого неба.
— Флорентийский собор? — рискнул Уилл и самодовольно отметил удивление Ганнибала.
— Да, или, если использовать его полное название, Il Cattedrale di Santa Maria del Fiore.
— Собор Святой Марии Цветочной, — медленно перевел Уилл. — Прекрасное название. Вы рисуете его по памяти?
— Да. Я обнаружил, что память может служить мне так же хорошо, как и сам вид. Вы когда-нибудь были во Флоренции?
Уилл покачал головой.
— Но мне хотелось бы, — он печально вернул планшет. — Может, однажды.
— А что стоит у Вас на пути сейчас?
Уилл нахмурился.
— Не все располагают одинаковыми средствами.
Последовала неловкая пауза.
— Примите мои извинения, мистер Грэм. Я не хотел Вас обидеть.
Вспомнив последний раз, когда он нанёс оскорбление — и притом серьёзное — Уиллу Грэму, Ганнибал впервые почувствовал всю тяжесть своего раскаяния. Уилл не заслуживает такого унижения, как бы ни были непреодолимы социальные барьеры между ними.
Уилл.
Когда он начал думать об омеге, как о своем самом близком окружении? Не желая следовать за этим потоком мыслей, Ганнибал очнулся от собственной рефлексии и сосредоточился на Уилле, который рассматривал его из-под прикрытых ресниц.
— Может, Вы могли бы рассказать мне что-нибудь о своём путешествии, — пробормотал он.
Ганнибала редко можно было удивить, но этот провинциальный мальчик в очередной раз доказал, что его нельзя считать предсказуемым.
— Конечно, — наконец сказал он. — О чем бы Вы хотели услышать в первую очередь?
Маленькие тонкие пальцы сомкнулись на изящном подбородке, локоть упирался в колени; Уилл доказал, что может считаться самым внимательным слушателем. В отличие от Мейсона, в чьи привычки входило перебивать отвлекающими восклицаниями всё, что Ганнибал пытался сказать, Уилл тихо сидел, поглощённый рассказом. Его редкие комментарии были поразительно проницательными — омеги считались активными спорщиками, но Уилл не попадал под это определение.
— Думаю, я бы предпочел Уффици Королевской Академии, — размышлял он с задумчивым выражением, как будто каким-то образом мог видеть маленькую флорентийскую художественную галерею по описаниям Ганнибала. — Более интимная обстановка, безусловно, должна давать возможность для более глубокого созерцания искусства.
— Мои любимые картины выставляются в Уффици. La Primavera*, — Ганнибал улыбнулся воспоминаниям. — С тех пор, как я увидел её еще ребенком, я был пленен её меланхоличной красотой.
— Каждый из нас обладает светлой и темной стороной, Вы так не думаете?
Ганнибал кивнул, соглашаясь.
— Хотя, ручаюсь, не все в нашем окружении были бы довольны таким утверждением. Не могу представить, чтобы Мейсон всерьёз размышлял о своей тёмной стороне.
В ответ на смех Уилла Ганнибал улыбнулся.
— Скажите мне, мистер Лектер, как Вы относитесь ко вкладу Боттичелли, который, как полагают, он внес в костер тщеславия?
То, как Уилл говорил о художественных интерпретациях и моральной философии, указывало на острый эмпатический интеллект, и Ганнибал вел с ним беседу с наслаждением, которое редко испытывал прежде. Они только начали, и он осознал, как много времени прошло, когда церковный колокол ударил одиннадцать.
Прочистив горло, он угрюмо предложил:
— Возможно, нам стоит вернуться. Если Ваша семья приедет…
— Да, конечно.
Мимолетно Ганнибал задался вопросом, является ли мягкость в глазах Уилла любовью к семье или сожалением о прекращении разговора. Осознание того, что он желал бы второго, встревожило его, и он резко остановился, затем, однако, выйдя из парка быстрым шагом.
По возвращении домой их встретила Марго с абсолютно измотанным видом.
— Мистер Грэм, я рада, что вы вернулись. Ваша мать и сёстры прибыли. Они попросили, чтобы их тут же провели к мисс Грэм.
— Спасибо, — сказал Уилл, и щеки его порозовели, когда он повернулся взглянуть на Ганнибала.
Раздумывая, будет ли вежливым избежать этого тяжкого испытания, просто развернувшись и удалившись, Ганнибал почувствовал, как умирают все зачатки его надежды, когда Марго повернулась к нему с яркой улыбкой.
— Ганнибал, возможно, Вы с мистером Грэмом могли бы подождать в столовой.
— Конечно, — ответил он, сохраняя безучастное выражение лица. — Прошу.
Он отступил в сторону, давая Уиллу возможность первому зайти в маленькую комнату.
Оказавшись внутри, Ганнибал тут же занял место у камина и с беспокойством взглянул на Уилла; непринуждённость их ранней беседы испарилась в отупляющей атмосфере дома. Вернувшись к строгой формальности, Ганнибал искал предлог нарушить молчание.
— Без сомнения, миссис Грэм скоро озаботиться Вашим с мисс Грэм возвращением в Вулф-Мэнор, — наконец произнес он.
— Без сомнения, — Уилл, выдавив из себя улыбку, продолжал мерить шагами комнату. — Не беспокойтесь, мистер Лектер. Скоро нас здесь не будет.
Ганнибал нахмурился.
— Это не то, что я имел в виду…
— А, Уилл,
вот ты где!
Резко замолчав, Ганнибал отступил к окну, когда в комнату вступили миссис Грэм и три её младшие дочери, сразу за которыми шли Марго и Мейсон.
— Наша дорогая Алана слишком плоха, чтобы её можно было перевезти в Вулф-Мэнор, — произнесла женщина необыкновенно жизнерадостно для подобного заявления.
— Разумеется, она никуда не поедет. Мой брат, я уверена, не захочет и слышать о переезде.
— Можете не сомневаться, мадам, — с холодной учтивостью сказал Мейсон. — Мисс Грэм останется здесь до своего полного выздоровления.
— Хорошо, хорошо, — кивнула миссис Грэм с видимым удовлетворением. — Я не могу представить лучшего места для восстановления Аланы. Я надеюсь, Вы не думаете в скором времени покидать Маскрэт-Холл?
— Я, право, не знаю, — нерешительно ответил Мейсон. — Мои решения всегда отличались стремительностью. Полагаю, если я
решу уехать, меня, возможно, не будет здесь уже через пять минут.
— Именно этого я от вас ожидал, — сухо заявил Уилл.
— Вы изучаете особенности человеческой натуры? — спросила Марго, расставив стулья, на которые гости тут же сели, а сама села на диван. — Как интересно.
— Да, но
причудливые натуры
самые интересные. Какая жалость, что они редко встречаются.
Возмущенный взгляд Мейсона был обращен к Ганнибалу. Разрываясь между негодованием по поводу бестактного поведения Грэмов и восхищением проницательностью Уилла, он сдержанно сказал:
— Неудивительно, что кто-то может подумать, что провинция дает немного материала для такого изучения. Слишком ограничен и неизменен круг людей, с которыми здесь можно соприкоснуться.
Уилл сверкнул глазами.
— Возможно, Вы всё же признаете, что люди, однако, сами меняются так сильно, что то и дело можно подметить что-нибудь новое в каждом человеке, и не имеет значения, где они живут — в Финсбери или во Флоренции.
Улыбка, уже тронувшая губы Ганнибала, застыла, когда миссис Грэм заявила:
— О, в самом деле! Смею Вас уверить, что в провинции всего
этого ничуть не меньше, чем в городе!
Марго тревожно рассмеялась, Мейсон ухмыльнулся, а Ганнибал отвернулся, притворившись, что внезапно заинтересовался захватывающим видом, и пытался подавить свой растущий гнев.
— Мама, ты совершенно неправильно поняла мистера Лектера, — Уилл одернул мать тоном, пронизанным смущением. — Он только хотел сказать, что в провинции встречаешься с меньшим разнообразием людей, чем в городе.
— Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь, — обиделась миссис Грэм. — Ведь нас приглашают обедать в двадцать четыре дома! Я только вчера сказала это сэру Джеймсу.
Настоящий джентльмен: благородство и любезность! У него всегда найдется что сказать каждому человеку. Вот, по-моему, образец хорошего тона! Особы, которые воображают о себе бог знает что и даже не желают раскрыть рта, напрасно предполагают, что они хорошо воспитаны.
Ничто, кроме беспокойства за Марго — и, как ни странно, Уилла — не могло удержать Ганнибала в этой комнате. Тем не менее, он сохранил лицо, и тема разговора плавно перетекла к мисс Грэм.
— Ваша дочь невероятно мила, — мягко сказала Марго — слишком мягко, по мнению Ганнибала.
— Ах, да. Думаю, всё моё окружение завидует наличию такой прекрасной дочери. Её много раз принимали за омегу, настолько она прекрасна. Я часто говорю своим детям, что они ничто по сравнению с
ней.
Ганнибал презирал такие сантименты. Это правда, Алана Грэм была по-особенному красива, её черты и фигура были симметричны; но где был огонь, остроумие, живость, которые так привлекали в её брате? Чувствуя себя непонятно оскорбленным от имени Уилла, Ганнибал слегка повернулся в сторону мальчика, чтобы заверить себя в абсурдности слов миссис Грэм. Уилл стоял у очага, сцепив руки за спиной и наклонив голову так, будто был полностью поглощён изучением рисунка на ковре. Густые ресницы, розовато-персиковый цвет щёк, выражение лица омеги, скрытое спадающими неукротимыми вихрами. Желание потянуться и запустить в них пальцы настолько захватило Ганнибала, что он и правда начал двигаться вперёд, слегка подняв руку, но затем резко взял над собой контроль.
Тем временем миссис Грэм неумолимо продолжала:
— Один молодой человек хотел однажды нанести ей визит, когда мы гостили в городе в доме моего брата, мистера Кроуфорда, хотя Алана была еще слишком молода, и все сошло на нет. Но зато он посвятил ей стихи — знаете, просто очаровательные.
— На этом и закончилась его любовь, — нетерпеливо отрезал Уилл, вздернув головой. — Любопытно, а кто первым обнаружил, что поэзия убивает любовь?
— Я думал, поэзия любовь питает, — возразил Ганнибал, встревоженный своим недавним импульсом, что заставляло его выдерживать дистанцию хотя бы в бессмысленном споре.
— Думаю, Вы путаете поэзию с музыкой, — безошибочный огонек озорства мелькнул в невероятно голубых проницательных глазах; Уилла, похоже, нисколько не смутила позиция Ганнибала. — По крайней мере, по словам мистера Шекспира.
На это Ганнибал не смог сдержать улыбки, и, несмотря на все дурные предчувствия, внутри у него потеплело, когда Уилл ответил тем же.
— Мистер Верджер, — подняла голову Эбигейл, до этого шептавшаяся с сестрами всё время беседы. — Могу я задать Вам вопрос?
Уже как-то позабыв о присутствии Мейсона, Ганнибал был почти поражен, когда услышал мрачный ответ с места, в котором альфа затаился за своей сестрой.
— Конечно.
— Мы слышали, как Вы обещали сэру Джеймсу в Красном Драконе устроить бал, когда Вы здесь обоснуетесь. Это правда? Потому что если да, то будет самый грандиозный скандал, если Вы не сдержите своего слова.
Пока миссис Грэм весело усмехалась, а Уилл прошипел на одном дыхании «Эбигейл!», Ганнибал наблюдал за Мейсоном с веселым любопытством. Он выглядел почти зеленым, представив себе такую перспективу.
— Что ж, я…
— Ну же, брат, — жизнерадостно сказала Марго. — Больше нет причин скромничать. Мисс Эбигейл, когда Ваша сестра поправится, Вы сами сможете назвать дату бала. Мы были бы рады. Не правда ли, Мейсон?
— Хмм.
Зная, что на самом деле
Марго дала такое обещание сэру Джеймсу, Ганнибал подумал, что Мейсону, наверное, можно простить такое болезненное потрясение.
Вскоре после этого миссис Грэм и её дочери удалились. Уилл неизменно вернулся к сестре, и с приездом миссис Корделл Ганнибал был вынужден терпеть всю скуку насмешек Мейсона по поводу визита Грэмов.
***
До самого вечера Алана не могла убедить Уилла спуститься вниз, но, в конце концов, он не смог устоять перед перспективой вновь провести время в компании упрямого узколобия Мейсона и подчеркнутого равнодушия Ганнибала Лектера.
Ганнибал.
Главным, что крутилось в голове у Уилла, когда он вошел в гостиную, был их утренний разговор: между ними была такая идеальная синхронность, такая гармония настроений. Он был… очарован. И все же, когда они снова оказались в компании, он почувствовал его поспешное отдаление. Дистанцию. Сбитый с толку и задетый, Уилл, тем не менее, чувствовал непреодолимое влечение к альфе.
Я просто должен возвести крепость вокруг моих чувств.
Оглядев комнату, Уилл заметил, что все чем-то заняты. Мистер и миссис Корделл, а также мисс Верджер были поглощены игрой в двадцать одно; Ганнибал писал письмо; а мистера Верджера, хотя он и притворялся читающим, казалось, больше интересовал почерк его друга, нежели книга в руках.
— Вы пишите c необыкновенной быстротой.
— Вы ошибаетесь. Я пишу довольно медленно.
— Мистер Грэм, рада, что Вы к нам присоединились. Как Ваша сестра? — спросила мисс Верджер, перестав выбирать карту из центрального стека.
— Она почти поправилась и благодарит Вас за корзину груш, — ответил он; голос его был мягок в ответ на проявленную мисс Верджер заботу.
Подняв голову, Ганнибал посмотрел на Уилла и коротко улыбнулся, а затем вернулся к письму. Чувствуя, как к щекам приливает кровь, и осознав, что мистер Верджер смотрит на него, сузив глаза, Уилл побрел за книжный стол.
— Не сомневаюсь, поэтому Ваш почерк так элегантен, — продолжал мистер Верджер, как будто его сестра никогда и не говорила с Уиллом.
— Это связано не столько с его почерком, сколько с вечными поисками совершенных метафор, — прокомментировала мисс Верджер. — Не правда ли, Ганнибал?
Уилл, до этого сосредоточенно изучавший атлас, поднял голову, чтобы оценить реакцию Ганнибала на поддразнивание подруги.
— Хотя Вы и склонны к преувеличениям, должен признать, что мой стиль и правда уникален, — последовал невозмутимый ответ.
— Как и стиль Марго, — съехидничал мистер Верджер. — Хотя, уверен, она согласится, что
её отличительной особенностью является невнимательность.
— В моей голове мысли проносятся так стремительно, что я не успеваю их выразить, — вздохнула она, опустив руку.
— Замаскированная похвальба, если позволите, — прокомментировал Ганнибал.
— Как же так, ведь я признала обвинение брата?
— Вы признаете лишь быстроту мысли, которая наводит на мысль о завидном интеллекте.
— Ну как же хитро с моей стороны!
Увидев, что мисс Верджер явно была смущена, хотя и улыбалась, Уилл досадно цокнул языком. Это был тот Ганнибал, с которым он столкнулся в Красном Драконе, — гордый и высокомерный — и неприятное напоминание побудило его говорить тоном, граничащим с откровенным хамством.
— В то время как утверждение уникального стиля — упражнение в скромности?
Аккуратно положив перо рядом с незаконченным письмом, Ганнибал аккуратно развернулся на стуле и устремил пронзительный взгляд на Уилла. Был то гнев или восхищение, Уилл не мог сказать, но сердце его стало биться чаще, когда их взгляды встретились.
— Вы что-то хотите сказать, мистер Грэм? — мягко бросил вызов Ганнибал.
Сглотнув, Уилл набрался смелости и поднял подбородок.
— Вы кажетесь мне, мистер Лектер, склонным вносить хаос в отношения своих друзей.
— Правда? Это то, что я делаю?
Склонив голову, Ганнибал продолжал пугающе пристально смотреть на Уилла, от чего тот почувствовал, что путей к отступлению нет.
— К сожалению, я
не могу согласиться, — воскликнула мисс Верджер. — Ганнибал поистине верный друг, хотя время от времени ему и доставляет удовольствие играть педанта. В этом случае, признаю, он невыносим, в своём доме особенно, и по вечерам в воскресенье, когда ему нечем заняться.
Ганнибал хмыкнул, отметив очевидную веселость Марго. Но Уилл видел, что его задели её слова, и сдержал смех. И все-таки он не мог отрицать, что не получил удовлетворения, когда вспомнил своё унижение — которое было куда хуже, чем деликатные поддразнивания мисс Верджер — от лица Ганнибала.
Чтобы заполнить внезапную тишину, мистер Верджер призвал к музыкальной паузе, и миссис Корделл, тут же оставив свои карты, села за фортепиано.
— Вы играете, мистер Грэм? — спросил мистер Верджер, хотя его тон указывал на абсолютное отсутствие интереса к ответу.
— Да, но совсем немного.
Ухмылка мистера Верджера была раздражающей, но предсказуемой. Омеги, как полагалось, должны показывать превосходство во всех видах искусства, и все же каким-то образом Уилл никогда не выказывал должного терпения, чтобы оттачивать свой природный, но необработанный талант. Тем не менее, он закрыл атлас и приблизился к инструменту, чтобы просмотреть музыкальные книги, лежащие по всей его блестящей поверхности.
— Не хотели бы Вы выбрать что-нибудь и сыграть для нас?
Начав, Уилл в очередной раз тихо проклял уникальную способность Ганнибала двигаться с обескураживающей незаметностью. Он выпрямился и постоянно оглядывался на альфу, чья близость, когда он наклонился к Уиллу, чтобы просмотреть коллекцию книг, волновала его сильнее, чем он желал признать, но он стоял, не шелохнувшись и не отвечая.
— Я сказал…
— Я Вас прекрасно расслышал, — перебил Уилл. — Просто я не сразу нашел ответ.
— Поясните, — последовала властная команда.
Уилл сложил руки на груди.
— Хорошо. Если бы я согласился, Вы бы, без сомнения, презрели мой музыкальный вкус. Если бы я отказался, Вы бы презрели моё пренебрежение этикетом. Но, видите ли, мистер Лектер, меня никогда не волновали светские условности, — он усмехнулся на свое сухое, мимолетное замечание. — Нет, я не желал бы играть, а теперь презирайте меня, если можете.
— И в самом деле,
я не могу.
К удивлению Уилла, Ганнибал галантно поклонился и вернулся к письменному столу.
Каждый раз, когда я думаю, что понимаю его…
С сожалением поджав губы, Ганнибал вновь взялся за перо, хотя понадобилось несколько минут, прежде чем он смог собраться с мыслями. Никогда прежде он не сталкивался с таким чарующим сочетанием сладости и лукавства в одном человеке. Никогда он не получал такого удовольствия, просто слушая чей-то голос, независимо от того, что он говорил. И
никогда он не был так настроен на один-единственный запах — так сильно, что чувствовал присутствие Уилла за несколько мгновений до того, как омега переступит порог. И ему было ясно, что, если бы у Уилла оказались более подходящие родичи и наследство, его сердцу угрожала бы некоторая опасность.
***
Проснувшись ещё одним прекрасным, хотя и холодным, утром, Ганнибал неохотно поднялся из теплой кровати и позвонил своему камердинеру. В ожидании он стоял у окна, глядя на покрытый инеем газон, и его взгляд сузился, когда он заметил, как небольшая фигура появилась из-за угла дома и побежала через траву.
Это был Уилл. Босиком, одетый в тонкую белую рубашку, небрежно заправленную в бриджи, он махал веткой над головой и свистел. Чуть позже Ганнибал понял причину; огромная черная собака прыгала и игриво кружила вокруг Уилла. Очень знакомая черная собака.
— Потрошитель? Что за черт?
Глядя, как Уилл беззаботно играет с его любимым датским догом, Ганнибал наполнялся смешанными чувствами. С одной стороны, явный недостаток приличия, продемонстрированный мальчиком, который очевидно думал, что ничего плохого нет в том, чтобы резвиться полуголым на чужом газоне перед завтраком, бесспорно был чудовищен. С другой… С порозовевшими щеками, темными вихрами, обрамляющими лицо, стройный и изящный, Уилл казался воплощением своенравной красоты.
Приход камердинера заставил Ганнибала поспешно отойти от окна. В следующий раз, когда он выглянул, одетый, с уложенными волосами и готовый начать новый день, там не было ни мальчика, ни собаки. Уилл не пришел и на завтрак, — решив, по всей видимости, разделить скромную трапезу с мисс Грэм в её комнате — и прошло еще несколько часов, прежде чем Ганнибал снова встретился с ним.
***
Прогулки с Мейсоном обычно давали Ганнибалу отличную возможность поговорить об управлении земельными ресурсами и животноводстве. Тем не менее, этим утром нудный молодой человек не прекращал говорить о его предполагаемом будущем союзе с Уиллом Грэмом.
Пока они шли по аллее, Мейсон лукаво комментировал:
— Конечно, свадебный завтрак будет грандиозным событием, но я надеюсь, что Вы научите свою тёщу заранее держать язык за зубами, потому что, я боюсь, не останется времени для других речей. И, возможно, пока Вы будете этим заниматься, можете попытаться также поумерить склонность Вашей любимой омеги к дерзости. Я не уверен, что это качество, которое бы одобрил Ваш дядя.
— Вы не верите, что мой дядя Роберт способен на взаимодействие с человеком сильных мнений? В конце концов, он судья.
Разумеется, не было даже отдаленной возможности, чтобы его дядя когда-нибудь встретился с Уиллом, но если увод темы в сторону мог бы положить конец нудным подколкам Мейсона, то цель оправдывала средства.
— Что ж, да, — прошипел Мейсон. — И именно поэтому портреты Кроуфордов должны висеть рядом с портретом вашего дяди в Рэйвенстаге. Мистер Кроуфорд — юрист, знаете ли, что почти то же самое, однако в Чипсайде нет комнат для богатого имущества, а жаль.
— Может быть, Вы посоветуете мне ещё что-нибудь полезное для моего семейного счастья? — спросил Ганнибал, внезапно осознав, что сильнее хотел бы оказаться на скамейке напротив Уилла, описывая ему свою любимую часовню в Палермо, и узнать его мнение о византийской архитектуре, чем выслушивать бессмысленный бред человека, которого, разве что ради близких друзей, он никогда не пожелал бы узнать ближе.
— Вы никогда не должны даже пытаться заполучить изображение Вашего дорогого Уильяма, ибо какой художник сможет воздать должное этим прекрасным глазам?
В этот момент, почти в конце буковой аллеи, появился обладатель упомянутых прекрасных глаз, которые стали насторожёнными, стоило им признать Ганнибала и Мейсона, и Уилл слегка поклонился. Рядом с Уиллом — который был теперь должным образом одет, факт, за который, как Ганнибал себя уверял, он был благодарен — шла миссис Корделл, которая поспешно покинула своего компаньона, предпочтя взять за руку брата.
Ширина дорожки позволяла идти рядом лишь троим. Ганнибал почувствовал их неучтивость и тотчас сказал:
— Дорожка слишком узка для нашего общества. Давайте выйдем на аллею.
Глядя на Уилла и ожидая по меньшей мере
вида благодарности, он почувствовал, что Уилла переполняет злость, когда он
засмеялся — по-настоящему засмеялся — и произнес:
— Нет, нет, не сворачивайте! Вы образуете необыкновенно живописную группу и выглядите на редкость авантажно. Гармония будет нарушена, если к Вам присоединится четвертый, — беззаботно добавил он, лукаво посмотрев на Ганнибала. — До свидания.
И когда бессовестный негодяй сбежал, Потрошитель нанес последнее оскорбление и, покинув свой пост у ноги Ганнибала, кинулся вприпрыжку за мальчиком.
***
С радостью Уилл вернулся в райскую комнату Аланы; и, хотя его сестра спала всю оставшуюся часть дня, он довольствовался книгой и обосновался с ней в кресле у окна. Из головы у него не шел Ганнибал и его тревожные перемены настроения. От антагониста к потенциальному другу и к надменному джентльмену; манипулирующий в одно мгновение, тактичный — в другое.
Кто ты на самом деле? Почему я не вижу тебя так ясно? И почему меня это так волнует?
Он был благодарен, когда Алана наконец проснулась — щёки были не такими бледными, глаза сверкали ярче. Он немедленно отложил свою книгу и сел рядом с ней.
— Выглядишь намного лучше.
— И чувствую себя лучше, — она сжала его руку с благодарной улыбкой. — Спасибо, что составил мне компанию. Жаль, что я была не самым блистательным собеседником.
Уилл поморщился.
— Поверь, твоя компания, неважно, блистательная или нет, для меня в тысячу раз более предпочтительна, чем компания определенных людей в этом доме.
— Ох, бедный Уилл. Но я уверена, что скоро полностью поправлюсь, и мы сможем вернуться домой.
— Достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы провести часок в гостиной? — он подмигнул. — Думаю, мисс Верджер ужасно скучает по тебе.
Алана тихо рассмеялась.
— Не глупи. Я уверена, у мисс Верджер полно других важных забот, чтобы ещё думать обо мне.
Уилл выгнул бровь.
— А я уверен, что нет! Давай, позволь мне позвать слугу и передать сообщение вниз. Ты не должна лежать здесь просто так, как трагическая героиня.
Поддавшись легкомыслию, которое Уилл был рад снова увидеть, Алана дала ему последний совет, прежде чем отправить его вниз на ужин.
— Не бойся их, Уилл. Ты такой же джентльмен, как и любой другой под этой крышей. Поверь в это, и ты, возможно, больше не будешь так склонен защищаться.
Как хорошо Алана его знала! Возможно, провокация была не самым мудрым ходом, но в этом незнакомом окружении Уилл остро чувствовал свою уязвимость. И война длиною в жизнь с предубеждениями и заблуждениями других людей не могла завершиться в его пользу в обществе Маскрэт-Холла. За ужином он ел мало, а говорил ещё меньше, стараясь не замечать как враждебности мистера Верджера, так и недовольства Ганнибала тем, что он стремился вернуться к Алане как можно скорее. Но ему не стоило волноваться, ибо оба альфы игнорировали его на протяжении всего ужина. И в самом деле, Ганнибал говорил только с мисс Верджер, которая была в восторге от того, что Алана наконец-то спустится вниз.
Итак, в гостиной была суматоха, пока её готовили для предстоящего прибытия гостьи. В огонь подкинули дров, все окна и двери закрыли, кроме одной двери, ведущей в холл. Всё это было сделано, чтобы Уилл привел свою сестру, одетую и счастливую, разве что немного бледную.
— Мисс Грэм, идите, присядьте у огня, — с нежной заботой сказала мисс Верджер. — Этим вечером довольно прохладно.
— Спасибо, — последовал благодарный ответ, и, как только она села, девушки оказались поглощенными тихой беседой, склонив темные головы.
Уилл расположился в кожаном кресле с высокой спинкой в противоположном конце комнаты, рассеяно листая книгу и наблюдая за парой; на губах у него играла легкая улыбка. Это продолжалось до тех пор, пока мистеру Верджеру не наскучила его книга, и он встал, чтобы пройтись, неожиданно остановившись рядом с Уиллом.
— Мистер Грэм, не мог бы я убедить Вас взять с меня пример и пройтись по комнате? Уверяю, после того как долго сидишь на одном месте, это действует ободряюще.
Уголком глаза Уилл видел, как Ганнибал оторвал взгляд от громоздкого фолианта, в который он был погружен с тех пор, как они с Аланой переступили порог. С учащающимся сердцебиением Уилл закрыл свою книгу и встал.
— Конечно.
— Ганнибал, не желаешь к нам присоединиться?
Ганнибал покачал головой.
— Я бы точно стал вам помехой, Мейсон.
— Что ты хочешь сказать?
— Вы выбрали такой способ скоротать вечер либо потому, что вы задушевные приятели и вам надо обсудить какие-то свои секреты, либо вы знаете, что вы, пока прогуливаетесь, выглядите особенно выгодно. Если верно первое, то я могу лишь помешать вам, а если второе, то восхищаться вами мне лучше всего со своего места.
Миссис Корделл и мистер Верджер от души рассмеялись; мисс Верджер и Алана вежливо улыбнулись и снова вернулись к своей беседе; мистер Корделл дремал в своем кресле, которое он, казалось, занимал всегда, и пропустил все веселье.
— Какой ужас! — вскричал мистер Верджер, явно радуясь. — Как наказать нам его за эти слова? Скормить его свиньям, а, мистер Грэм?
— Нет ничего легче, — сказал Уилл, чуть склонив голову, когда они встали бок о бок к Ганнибалу. — Поддразнивайте его, поднимите на смех.
— Я так не думаю, — отметил мистер Верджер. — Смех без причины так вульгарен.
— Мистер Лектер не из тех, над кем можно подшутить? Какая жалость, — сухо отметил Уилл.
Тут Ганнибал захлопнул свою книгу и поднялся со стула.
— Я так полагаю, — шёлковым голосом начал Ганнибал, крадясь к Уиллу. — Ваша главная цель в жизни — это шутки?
Мистер Верджер тут же отступил, но Уилл остался на месте, подняв подбородок в насмешливом вызове.
— Разумеется, нет, — ответил он. — Хотя, бесспорно, такие люди есть. Я не стремлюсь высмеивать мудрых или добрых. Глупость и вздорность, капризы и причуды меня, правда, развлекают. Но, полагаю,
Вам ничто из этого несвойственно.
Ганнибал обнажил зубы в подобии улыбки, предназначавшимся для тех, кто притворялся, что не наблюдает за тем, как разворачивается эта сцена.
— Я посвятил жизнь тому, чтобы избегать тех слабостей, из-за которых даже большие умы становятся предметом насмешки.
— Как, например, тщеславие? — парировал Уилл. — Или, возможно, нравственное превосходство?
Янтарные глаза сузились.
— Конечно, увлеченность эстетикой — слабость. Но мораль? Я считаю уверенность в своих принципах добродетелью.
— О, тогда Вы во всех отношениях безупречны, — заявил Уилл с веселым взглядом. — Вы и сами в этом откровенно признаетесь.
Сделав еще пару шагов навстречу наглой омеге, Ганнибал наклонился, будто внушая уверенность.
— У меня немало недостатков, мистер Грэм, но, надеюсь, не в области ума. Мой характер…
— Непреклонен?
Насмешливый мальчик.
Еще один шаг.
— Именно.
— Неуступчив?
И еще один, пока носки их ботинок не соприкоснулись.
— Несомненно.
— Обидчив?
Их лица были теперь так близко, что Ганнибал чувствовал дыхание, исходящее из губ Уилла, на своих собственных.
— Да, — шипение. — Если кто-то упадет в моём мнении, то навсегда.
— Тогда мистер Верджер прав, — сказал Уилл, и его голубые глаза внезапно вновь стали серьезны. — Над обидчивой неумолимостью я не могу посмеяться.
— Каждый из нас способен на какое-то особое зло, — размышлял Ганнибал, глядя на приоткрытые губы Уилла.
— И Ваше — это непреклонная вера в собственное превосходство, — насмехнулся Уилл.
— В то время как
Ваше, — с мрачным ударением. — Это умышленное пренебрежение правилами цивилизованного общества.
— Что это значит? — вспыхнул Уилл, опасно сузив глаза. — Что я не принадлежу к цивилизованному обществу?
— Уилл! — укорила его мисс Грэм, и в этот момент Ганнибал понял, что остальные замолчали, с большим интересом наблюдая за их горячим спором.
— Может быть, немного музыки? — пропыхтел уже вышедший из себя Мейсон. — Эти пререкания утомительны.
Резко отвернувшись, Ганнибал почувствовал редкую благодарность вмешательству Мейсона. Разумеется, он уже осознал, что уделять много внимания Уиллу безрассудно и это может быть неверно истолковано. Бунтарство мальчика, нужно сказать, было соблазнительным — когда человек воспитан так, чтобы беспрекословно верить в святость долга и чести прежде всего, то идея свободы от таких ограничений была, безусловно, привлекательной. Но то, как они только что взаимодействовали, было почти… интимным. И независимо от того, насколько привлекательными были эти голубые глаза или разум, стоящий за ними, идея о том, что кто-то может поверить, что омега имел к нему какие-то претензии, была уже чересчур. Решив, таким образом, сохранять дистанцию до конца пребывания у них Грэмов, Ганнибал вежливо извинился и покинул комнату, даже не взглянув в сторону Уилла.
*Весна. Сандро Ботичелли.
