***
По опыту Ганнибала, в то время как одни омеги были особенно хороши внешностью, другие — остроумием, и немалая часть имела удовольствие отличаться и тем, и другим, все они обладали приводящим в бешенство видом властности, которая годами защищала их в презрении, и уверенности в том, что они-то никогда не падут жертвой желаний своего альфы. Уилл Грэм взял эту уверенность и отбросил ее каждым насмешливым движением брови, каждым движением изящных плеч, каждым огоньком задора в ярко-голубых глазах. Никогда в своей жизни Ганнибал не встречал менее знатного омегу, или менее скромного. Уилл, казалось, совершенно не осознавал своей способности очаровывать и обольщать, и был довольно беспечен в следовании социальным нормам. Он был упрямым, категоричным, иногда невероятно бестактным. И абсолютно, совершенно неотразимым. Последние два дня без него были бесконечно долгими. — Доброе утро, кузен! Уходишь на утреннюю прогулку? Не против моей компании? Проклиная острый слух Энтони, Ганнибал резко остановился на полпути через вестибюль. — Разве ты не обещал тете вывезти ее на природу в новом фаэтоне, если погода будет хорошей? Энтони, возникший в дверях столовой с салфеткой в руке, вытерев губы, быстро оглянулся через плечо, а затем, поморщившись, снова посмотрел на Ганнибала. — Прояви милосердие, Ганнибал. Я уже по уши в советах по дому, и советах по птицеводству, и советах по лечению простуды. Мгновение Ганнибал колебался, пока воспоминание о его бессовестном флирте с одним кудрявым омегой не ожесточило его сердце. — Тогда предлагаю вам совершить длительную поездку. Наша тетя, если ты помнишь, не склонна разговаривать в открытом фаэтоне из-за боязни вдохнуть насекомых. — Энтони, вернись сейчас же! О чем ты только думал, когда вот так меня оставил? В вестибюле раздался ворчливый голос леди Беделии. Энтони поморщился. — С ней там Фрэнсис и пятеро слуг, — пробормотал он. Ганнибал сверкнул своей акульей улыбкой на слова удрученного кузена. — Но это твоей компании она ищет. Я бы пошел, полковник, прежде, чем она вышлет за вами поисковую группу. День был прекрасный, грязные дорожки уже затвердели, когда Ганнибал шагал по пустынному саду. А когда ухоженные газоны и самшитовые изгороди уступили место неровной земле и лесистым склонам, предвкушение скрутило его желудок. Будь там, Уилл. Пожалуйста, будь там. Запах свежей сосны, наполнявший воздух сладостью, доносился от колючих вечнозеленых растений, укрывавших своими пушистыми ветвями еще голых лиственных собратьев. Казалось, сама сущность Уилла манила его, и Ганнибал ускорил шаг.***
Из укрытия на вершине холма действительно открывался прекрасный вид на рощу. Зеркальная гладь озера отражала окружающие деревья и богатую флору. Облокотившись на деревянные перила, Уилл смотрел на желто-зеленую панораму, наслаждаясь тишиной. Но когда хруст шагов по гравию нарушил тишину, его нервы напряглись, и он выпрямился, глядя на тропинку, которая уходила в лес. Он сразу узнал возникшую фигуру, ибо никогда Уилл не мог спутать эту повелительную грацию с чьей-то еще. С колотящимся сердцем он открыл было рот, чтобы окликнуть альфу, но именно в этот момент Ганнибал остановился и поднял глаза; слова замерли у Уилла в горле. Он зачарованно наблюдал, как Ганнибал, не произнеся ни слова и даже не поздоровавшись, пересек рощу, чтобы подняться по извилистой лесной тропинке. Парализованный необычной застенчивостью, Уилл вцепился в перила и уставился невидящим взором на тропинку. Он прислушался к уверенной, ровной поступи Ганнибала. По земле. По камню. По дереву. И затем… Тихий звук вырвался у него из груди, когда его заключили в собственнические объятия. — Здравствуй, Уилл. — Здравствуй, Ганнибал. Руки крепче обхватили его, и Уилл расслабился в тепле объятий. — Два дня прошло. Целых два дня, Уилл. — Да, — тихо выдохнул он. — Я сошел с ума, думая о тебе. Думая об этом. Он поцеловал его в волосы. Уилл закрыл глаза. — Да. — О том, чтобы попробовать тебя на вкус. О том, как ты пробуешь меня на вкус. И когда нежные губы коснулись его щеки, Уилл больше не мог этого выносить. Он повернулся, слепо ища сладкого облегчения, и почувствовал, как Ганнибал улыбнулся ему. — Вот это теплый прием. Он издал огорченный звук. — Не дразни меня. Даже не смей, — он упрямо сжал губы. Пока в следующее мгновение горячий язык не раздвинул их. Как охотно тогда Уилл открылся ему, отвечая на томные ласки и возвращая их с безудержным энтузиазмом. Прижавшись друг к другу от груди до бедер, они пятились до тех пор, пока ноги Ганнибала не уперлись в барьер круглой каменной платформы. Уилл толкнул его на нее и тут же опустился к нему на колени, сев верхом; тело дрожало от желания, они обменивались все более пылкими поцелуями. Руки Ганнибала, сжимавшие талию Уилла, опустились, чтобы погладить его зад, и Уилл, повинуясь озорному побуждению, предостерегающе прикусил нижнюю губу Ганнибала. Отшатнувшись, Ганнибал посмотрел на него с притворной суровостью. — А вот это было грубо, мистер Грэм. — Тогда, возможно, в следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем положить свои руки туда, куда их не приглашали, — чопорно парировал Уилл. Ганнибал вскинул брови. — Может, тебе стоит нарисовать для меня карту. Я бы не хотел забредать на запретную территорию. Руки Уилла, лежавшие на плечах Ганнибала, игриво потянулись к его волосам. — Возможно, тебе следует научиться направлять с большей осторожностью. — Хм. В следующее мгновение Уилл обнаружил, что его руки мягко, но крепко сжаты и переплетены с руками Ганнибала. — Прежде чем мы продолжим, я считаю, что мы должны договориться об условиях на равной основе, — его глаза сверкнули. — Я забыл, какой у тебя острый язычок. Нисколько не раскаиваясь в своих деяниях, Уилл ухмыльнулся и наклонился вперед, чтобы прошептать Ганнибалу в губы: — Коль я оса — остерегайся жала.* Он погрузил язык в рот Ганнибала, который тут же был с рыком захвачен альфой, который начал посасывать его, пока Уилл не почувствовал жар, поднимающийся по всему телу. Он прижался ближе, только чтобы затем взвыть от разочарования, когда Ганнибал отстранился. — Тогда мое средство — вырвать его. Уилл недоуменно моргнул. — Прошу прощения? — Твое жало, — мурлыкнул Ганнибал, высвободив руку, чтобы, намекая, провести ею по пояснице Уилла. — Разве оно находится не здесь внизу? — Осторожнее, — предупредил Уилл, с трудом переводя дыхание и с каждым мгновением становясь тверже, но все же не намереваясь покидать поле боя. — Если меня спровоцировать, я могу решиться на нечто большее, чем простая царапина. Ганнибал усмехнулся. — Ты даешь мне слово? — Несомненно. Уилл снова прижался губами к Ганнибалу, его свободная рука скользнула вверх и легла на грудь альфы, чувствуя, как учащенно бьется его сердце. Теперь он был сильно возбужден, и между его бедер просачивалась влага, которую раньше он мог наблюдать только во время течки. Ощущения были одновременно пьянящими и пугающими, но ни за что на свете он бы не остановился. Он толкнулся бедрами вниз, ища трения о выпуклость, которая натягивала ткань брюк Ганнибала, и Ганнибал тут же резко вздохнул, разрывая поцелуй. Уилл покраснел от стыда. — Мне очень жаль. Но когда он попытался освободиться, Ганнибал крепко держал его. — Уилл, посмотри на меня. На мгновение Уилл воспротивился. Но когда он снова поднял глаза на Ганнибала, его встретили только теплота и желание. — Не извиняйся. Никогда. Но если… Ганнибал колебался, и Уилл сжал его пальцы. — Если? Ганнибал с серьезным видом отпустил его. — Если ты не хочешь идти дальше, мы должны остановиться сейчас. Уилл медленно наклонился, и их губы почти соприкоснулись. — А что, если я хочу идти дальше? — Тогда ты должен сказать мне это прямо, потому что я не собираюсь просто так брать то, чего ты не намерен отдавать по собственной воле, — глаза Ганнибала прожигали его. — Скажи мне, что хочешь этого, Уилл. Это был наполовину приказ, наполовину просьба, и Уилл изучал его с улыбкой, которая противоречила биению его сердца. Наконец он протянул руку и осторожно положил ладонь на щеку Ганнибала. — Я хочу. Я хочу этого, — а затем более смело. — Я хочу тебя. Ганнибал на мгновение прикрыл глаза; открыв их, он тоже улыбнулся. — Уилл Грэм, ты самое занимательное создание, что я когда-либо встречал, — он с трудом узнавал собственный голос — грубый, дрожащий, почти рычащий. — Забавно. То же самое я хотел сказать и о тебе. — Неужели? — нежным движением пальцев Ганнибал убрал локоны со лба Уилла. — Тогда, возможно, мы стоим друг друга. На этот раз, когда Уилл поцеловал его, Ганнибал встретил его с необузданной страстью. Руки властно блуждали по стройному телу на его коленях; сняв пальто с плеч Уилла, он небрежно отбросил его. Его собственное пальто мгновением позже отправилось туда же, и, когда нетерпеливыми пальцами он принялся развязывать шейный платок Уилла, он почувствовал дрожь омеги. Как же ты изящен. Он осторожно провел пальцами по горлу Уилла, одной рукой обхватив его затылок, чтобы удержать мальчика у себя на коленях, когда Уилл со вздохом выгнулся, открыв пульс, трепещущий прямо над его соединительной железой. Ганнибал прижался к ней губами, мурлыча от удовольствия. Запах Уилла был опьяняющим, обволакивающим. К его удовольствию, Уилл, казалось, так же жаждал исследовать и изучать. Его тонкие пальцы быстро справились с узлом на шее Ганнибала; у него вырвался вздох облегчения, когда он, наконец, избавился от куска ткани. Следующими в сторону были отброшены их жилеты, но когда Уилл взялся за подол своей рубашки, Ганнибал остановил его нежным касанием. — Я не хочу, чтобы ты простудился. — Я хочу почувствовать твои руки на себе. Прямота Уилла вкупе со смутным желанием в его обрамленных темным глазах бросала вызов строгому контролю Ганнибала. Схватив Уилла за подбородок, он впился долгим поцелуем в его распухшие губы. — Ты почувствуешь, — пообещал он, благоговейно проведя пальцами по щеке Уилла. — Нет ни одного дюйма твоего тела, которого я бы не хотел узнать со временем. О том, сколько времени у них будет, он не хотел даже думать. Так много обстоятельств было против них, не в последнюю очередь его собственная совесть — Миша, бедная Миша уже познала слишком много пересудов и презрения в своей короткой жизни. Как эгоистично было бы с его стороны рисковать еще больше, пусть и всего лишь по ассоциации. И все же всякий раз, когда он думал об отъезде — о том, чтобы придумать оправдание, которое позволило бы ему благополучно вернуться в Лондон или домой в Рейвенстаг, — он отказывался: как от мысли прибегнуть к подобному притворству, так и от мысли, что больше никогда не увидит Уилла. Уилл, прекрасный Уилл вытянул из легких Ганнибала весь воздух, когда приподнял рубашку и схватил руку, лежащую у него на щеке. Потянув ее вниз, он приложил его руку к своему плоскому животу. — Тогда можешь начинать сейчас. Ганнибал застыл, слова протеста замерли на полпути, когда он ощутил гладкую, теплую кожу под своей ладонью. Он медленно развел пальцы в стороны и улыбнулся непроизвольному вздоху Уилла. — Тебе это не по душе? Тогда, может, так… Двинувшись вверх, он провел по узкой талии и грудной клетке, изучая впадинки и изгибы каждой мышцы и каждой кости. Когда его палец коснулся соска, он почувствовал, как Уилл напрягся. — Уилл? — Не… не останавливайся. Ганнибал с любопытством провел подушечкой большого пальца по набухшему бугорку. Он оказался больше, чем он думал, полный и морщинистый. С губ Уилла сорвался вздох, и Ганнибал повторил ласку, желая услышать этот звук снова. Он не был разочарован. Почувствовав нарастающее желание, он нащупал другой сосок и удовлетворенно хмыкнул. Уилл схватил его за руку, — глаза полузакрыты, щеки пылают. — Они так чувствительны, — выдохнул Ганнибал; возбуждение Уилла подпитывало огонь внутри него. Зачарованный, он снова провел пальцем, вызвав еще один стон у мальчика, извивающегося у него на коленях. — Так прекрасно чувствительны. — А… А твои — нет? — Уилл задыхался, кончик языка соблазнительно выглядывал из приоткрытых губ, глаза теперь были закрыты с выражением блаженства на его вспыхнувшем лице. — Не настолько, я полагаю. Ганнибал наклонился вперед и поцеловал его, втягивая восхитительный язык в свой рот. Все это время он продолжал по очереди массировать твердые бугорки. Уилл повернул бедрами и, не в силах остановиться, Ганнибал толкнулся ему навстречу, застонав, когда внизу они соприкоснулись. Неглубоко дыша, он прижался лбом ко лбу Уилла. — Я хочу увидеть их. — Я хочу почувствовать твой язык на них. Слова вырвались прежде, чем Уилл успел их остановить. Пальцы Ганнибала, играющие с его сосками, доводили до исступления. Он почувствовал, как между бедер снова потекла теплая влага, и его возбуждение стало почти болезненным. Он почти ожидал возражений, но единственным звуком, который издал Ганнибал, был глубокий вздох удовольствия. Он вытащил руку из-под рубашки Уилла и, крепко схватившись за ее полы, резко рванул вверх, обнажая грудь Уилла прохладному утреннему воздуху. Уилл поднял руки, позволяя стянуть с себя рубашку. Последовало молчание. — Я не знал, — прошептал Ганнибал, в жарком взгляде читалась ласка. — Они как маленькие бутончики роз. К восторгу и ужасу Уилла, Ганнибал наклонился вперед и нежно поцеловал каждый аккуратный бугорок. — Ты знал, что мужчины-омеги производят молоко для своего потомства? — Знать — одно, касаться и видеть — другое. От ласк Ганнибала у Уилла снова перехватило дыхание, и когда альфа взял в рот один и пососал, Уилл охнул. Вид этой изящной головы, откинутой, словно в мольбе, был почти невыносимо эротичен. Уилл сжал затылок Ганнибала, когда зубы нежно задели другой сосок, а потом его коснулся горячий язык. Вперед и назад он лизал и сосал, и все, что Уилл мог сделать, это прильнуть к нему, беспомощный в бушующем приливе возбуждения, которое требовало удовлетворения, которого он никогда прежде не искал. Когда Ганнибал, наконец, отстранился, Уилл посмотрел на себя и застонал при виде розовых и блестящих следов внимания Ганнибала. Приподняв голову альфы, Уилл завладел его ртом в череде безумных поцелуев. — Ты никогда… не был… с омегой? — Еще нет. Ганнибал схватил Уилла за бедра, крепко прижав к себе. — Я рад. Так оно и было. Он был бесконечно рад. Они улыбнулись, глядя друг другу в глаза, и сердце Уилла екнуло от того, как близки они были в тот момент. Он обвил руками шею Ганнибала. — Скажи мне, чего ты хочешь, Уилл. Еще один медленный, глубокий поцелуй передавал его желание более красноречиво, чем слова. Когда они снова отстранились, Ганнибал прошептал, и его дыхание призрачно коснулось его губ: — Ты уверен? Руки на его бедрах скользнули вниз, чтобы обхватить ягодицы, и Уилл зашипел, когда почувствовал возбуждение Ганнибала. — О, да. Пожалуйста, Ганнибал. Я не… — Тише, тише, Уилл. Уилл никогда так не терялся от чьих-либо рук, и все же мысль о том, чтобы остановиться, отказать своему телу в том, о чем оно кричало, была невообразима. Уткнувшись лицом в шею Ганнибала, Уилл глубоко вдохнул земляной запах, который одновременно успокаивал и возбуждал. И, прижавшись к напряженном горлу альфы, он выдавил два слова: — Возьми меня. Он ощутил дрожь, пробежавшую по телу Ганнибала, и следующие несколько минут превратились в пульсирующий хаос голодных поцелуев и дрожащих рук. Уилл поднялся на колени, стягивая брюки и панталоны и позволяя Ганнибалу сделать то же самое. Приличия были забыты, опасения отброшены в сторону. Они одновременно потянулись друг к другу, и Уилл вскрикнул, когда длинные пальцы обхватили его и погладили — один раз, два — прежде чем нырнуть вглубь, чтобы исследовать и дразнить. — Пожалуйста. Поцелуй коснулся его виска. — Ты когда-нибудь раньше… — Нет, но… — Уилл, — голос Ганнибала был низким и настойчивым. — Ты уверен? Уилл пристально посмотрел в глаза, горящие темным огнем. Чувствуя тупую боль, Уилл без малейшего страха запечатлел поцелуй в уголке рта Ганнибала. — Да. И еще один, долгий, на губах. — Да. Они раскачивались вместе, все сильнее углубляя поцелуй и имитируя языками то, чего так жаждали их тела. С каждым движением Уилл терся о живот Ганнибала, а Ганнибал скользил влажной дорожкой по девственному входу Уилла. Остро осознавая невинность Уилла и решив сделать его первый раз приятным, Ганнибал сосредоточился на знаках, которые подавал омега. Когда Уилл напрягался, Ганнибал отступал. Когда он требовал и цеплялся, Ганнибал поощрял его губами и руками, чтобы он расслабился и наслаждался. — Будет больно? Несмотря на утренний холодок, его щека была влажной от пота. Повернув голову, Ганнибал прижался нежными губами к губам Уилла. — Совсем немного. И только один раз. Мы были созданы для этого, Уилл. Мы были созданы друг для друга. — Да, — сорвалось с его губ. Крепко целуя Уилла, он дрожащими пальцами искал сосредоточение удовольствия омеги. Он был уже влажный, что облегчило задачу, когда Ганнибал начал медленно, нежно его растягивать. И его аромат, сладкий и свежий, заставил узел Ганнибала увеличиться, но, сделав несколько глубоких вдохов, он сумел его успокоить. Узел был нужен для связывания, размножения, соединения — но не для этого. Это было наслаждение — дивное, чистое. Удовольствие, которым он намеревался делиться с Уиллом так часто, как того позволит сам омега. Но большим это быть не могло. Отказываясь задерживаться на этих отрезвляющих мыслях, Ганнибал овладел ртом Уилла в еще одном обжигающем поцелуе и, обхватив свою твердую плоть, осторожно вошел внутрь. — Га… Ганнибал. Хватка Уилла сдавила плечо Ганнибала, и он тут же остановился. — Ничего не бойся, малыш. Мы пойдем медленно. — Он слишком большой. Голос Омеги был полон слез, и сердце Ганнибала сжалось. — Подожди, Уилл. Совсем немного. Подожди. Протянув одну руку, Ганнибал провел по обмякшей плоти Уилла, а другой погладил растянутый чувствительный ободок. Вскоре болезненные вздохи Уилла сменились стонами удовольствия, пальцы запутались в волосах Ганнибала, а бедра беспокойно задвигались. — Лучше? — Мм. Ганнибал продвинулся немного дальше, застонав, когда его поглотил плотный, влажный жар. Он схватил Уилла за бедра, направляя, когда мальчик начал нерешительно двигаться. — Что ты чувствуешь? Скажи мне, Уилл. — Полноту… и, ох… хорошо. Я чувствую себя хорошо. — Видишь, Уилл? Мы подходим. Мы идеально подходим друг другу. — Д-да. Ганнибал еще не знал такого удовольствия. Гибкое тело обвилось вокруг него, окружив сладостью аромата; он был глубоко погружен в пульсирующую сердцевину, когда ощутил яростную потребность, доселе не пробуждавшуюся: укусить потребовать связаться взять. Его узел снова начал наливаться, ответная реакция для связывания была сугубо инстинктивной. И впервые в жизни Ганнибал был бессилен предотвратить это. Уилл, должно быть, почувствовал внутри набухание, потому что спросил дрожащим голосом: — Это, что… — Все в порядке, Уилл. Стиснув зубы, Ганнибал боролся с почти невыносимым желанием вонзить свой узел глубоко в молодого омегу, закрепить их вместе, сделав единым целым. Сделать его моим. Такие мысли, несомненно, были ниже его достоинства, — остатки дикого, давно умершего предка. — Все в порядке. Он услышал напряжение в своем голосе, и в следующее мгновение Уилл схватил и приподнял его подбородок, его взгляд поймали потемневшие глаза. — Это великолепно, — уверенно заявил Уилл. — Ты великолепен. Они целовались, двигались вместе, неумолимо приближаясь к одному и тому же восхитительному оргазму. Ганнибал ахнул, прижавшись щекой к плечу Уилла, потрясенный ослепляющим наслаждением. Его руки сжались на стройных бедрах Уилла, удерживая его на месте, когда он вознесся с высоким, с сладким всхлипом омеги. Уилл мог только цепляться за Ганнибала, после собственного удовлетворения, дрожа и широко раскрыв глаза, когда почувствовал, как в нем разливается ощущение чужеродного жидкого тепла. Пальцы гладили его по спине, прикосновения утешали, пока он пытался успокоить дыхание. — Это… это всегда так? Ганнибал поднял голову. — Это определенно может быть более приятным. — О, — в голосе Уилла была слышна ревность, щеки вспыхнули, и он опустил глаза. В следующее мгновение теплая ладонь коснулась его щеки. — Но вот так? Нет, Уилл. По крайней мере, я никогда такого не испытывал. Нежность улыбки Ганнибала заставила Уилла издать еще один беспомощный звук, и он наклонился вперед, чтобы подарить последний долгий поцелуй. Затем он медленно поднялся на колени, осторожно высвободился из объятий Ганнибала, чем вызвал вздох у них обоих. Они одевались в молчании. Никакой неловкости не было, но Уилл на мгновение растерялся, когда они встали друг перед другом в немного помятой одежде, хоть и приведенной в приемлемый вид. Что можно сказать в таких обстоятельствах? «Спасибо» вряд ли было бы уместным. Его спас Ганнибал, который взял его за руку и сжал ее. — Я должен вернуться в поместье — я обещал встретиться с управляющим в полдень. Но, может быть, увидимся вечером за ужином? — Я не уверен. Уилл несильно сжал руку в ответ, а затем с неохотой отпустил Ганнибала и вышел из укрытия. — Быть может, Леди Беделия устала от такой большой компании и хочет провести время с племянниками? — Об этом не волнуйся, — Ганнибал криво улыбнулся, пока они спускались по крутой тропинке. — Не припоминаю, чтобы моя тетя избегала общества, где бы она ни находилась. Нет, единственной причиной ее молчания в последние два дня была ненастная погода. Она бы не позволила вам выйти в дождь. Они дошли до развилки и остановились; они стояли близко, но не касались друг друга. — Как заботливо с ее стороны, — пробормотал Уилл, отвлекшись на непослушную прядь волос на лбу Ганнибала. Поддавшись искушению, он убрал ее назад, восстанавливая привычный порядок. — Вот. Теперь ты снова выглядишь представительно. Ганнибал замер; на его лице застыло такое выражение, что сердце Уилла вновь бешено забилось. — Уилл, я… Но что бы Ганнибал ни собирался сказать, он, казалось, передумал, потому что только улыбнулся и взъерошил кудри Уилла. — Я хотел бы сказать то же самое о тебе, — беспечно произнес он. — Ты можешь воспользоваться входом для слуг, когда вернешься в Фогмир. — Разумеется, хотя ты делу явно не помог. Уилл демонстративно запустил руки в волосы, тщетно пытаясь их пригладить. — Я ни о чем не жалею, — заявил Ганнибал; в его голосе звучали нотки озорства. Их глаза встретились, и выражение его лица стало серьезным. Взяв руку Уилла, он поднес ее к губам и поцеловал костяшки пальцев. — Я ни о чем не жалею, — тихо повторил он. — Я тоже, — ответил Уилл, и голос его слегка дрогнул. — И никогда об этом не пожалею. Еще один обмен улыбками, последнее касание рук, и они расстались: Ганнибал направился в одну сторону, Уилл — в другую.***
Обещанное приглашение на ужин в Фелл Парке пришло в пасторат Фогмира во втором часу. Уилл немедленно впал в состояние радостного возбуждения, которое, к счастью, никто, кроме Беверли, не заметил. И она, возможно, подозревала, что произошло что-то важное, потому что ограничилась лишь легким поддразниванием, когда они после завтрака отправились в утреннюю комнату. — Не знала, что тебе так нравится общество Леди Беделии, Уилл. — Моя дорогая, — ответил мистер Франклин, широко улыбнувшись. — Кому оно может не нравиться? Спустя час звон дверного колокольчика возвестил о приходе гостя. Уилл с удивлением — и каким-то раздражением — оторвался от чтения последнего письма Аланы, и Беверли тут же бросила на него лукавый взгляд, который он постарался проигнорировать, когда они встали, чтобы принять неизвестного. Его первая реакция при входе полковника Диммонда была разочарованием, однако очаровательный полковник пришел с предложением, которое быстро подняло Уиллу дух. — Я собираюсь прогуляться, и, надеялся, вы составите мне компанию, — добродушно сказал он, с привычным огоньком в глазах посмотрев на Уилла. — Раз в году я обычно совершаю обход всего парка, а сегодня такой прекрасный день для этого. Изо всех сил стараясь не думать о том, каким чудесным было утро, Уилл с радостью согласился. Отвлечение было именно тем, что было ему необходимо.***
— Надеюсь, я не оторвал вас от чего-то важного, — заметил полковник, когда они пересекли нагретую солнцем лужайку и направились к тропинке по периметру парка. — Нет, совсем нет. Я обдумывал, как ответить на письмо сестры, — вздохнув, Уилл встряхнул головой. — Она, кажется, совсем упала духом. — Могу я спросить о причине, или это будет неделикатно? Сцепив руки за спиной, Уилл искоса улыбнулся своему спутнику. — Нисколько. Я был бы рад вашему совету. Не хочу показаться нескромным, так что просто скажу, что c ее чувствами поигрались, и я не знаю, как ее утешить. Полковник сочувственно взглянул на него. — Мне жаль это слышать. Она еще в Лондоне? Возможно, ей будет лучше дома. Город может быть одиноким местом. — Возможно, вы правы. Уилл прикусил губу от чувства вины. В конце концов, это он убедил Алану уехать с Кроуфордами после Рождества, чтобы снова оказаться поблизости с мисс Верджер и таким образом не избежать дальнейших мучений. Полковник покачал головой. — Тяжело давать советы, когда вопрос касается дел сердечных. По правде говоря, Ганнибал лучше разбирается в таких вещах. — Неужели? — сердце Уилла учащенно забилось при упоминании человека, с которым всего несколько часов назад он был так тесно связан. — Вы меня удивили. — О, Ганнибал обладает куда большей проницательностью, чем я — не говоря уж о прямоте, — и они хорошо служат ему в покровительстве другим. Затем полковник весело добавил: — Прошлой зимой, например, судя по всему, именно его совет спас одного из его ближайших друзей от неприятностей, связанных с неразумной женитьбой. — Прошу прощения? — во рту у Уилла пересохло, он резко выпрямился и посмотрел на полковника. — Могу я спросить, какого друга? — Марго Верджер. Ах, — смущенно чему-то улыбнувшись, офицер развел руками, извиняясь. — Я вижу вы ошеломлены подобными сплетнями. Но я уже говорил: на меня нельзя положиться. — Как… Как Ганнибал оправдал свое вмешательство? Онемев от потрясения, Уилл едва ли мог уловить слова полковника Диммонда или задумчивый взгляд альфы, когда он назвал Ганнибала по имени. — Как я понял невеста вызывала сомнения, и весьма серьезные. Алана вызывала сомнения? Красота, нежность и честь его сестры вызывали сомнения? «Но, в конце концов, — с горечью подумал он. — Она была виновата не только в том, что была простой бетой, но и в том, что происходила из семьи среднего класса, да еще и связь с ним самим; какой позор может принести незаконнорожденный сводный брат такой семье, как Верджеры.» И все же… — Кто он такой, чтобы судить об этом? — Уилл отвернулся и моргнул, чтобы прогнать слезы — слезы слабости, которые он не мог себе позволить. — Кто он такой, чтобы определять, каким образом мисс Верджер должна быть счастлива? — Вы считаете его вмешательство неприличным? — полковник, казалось, чувствовал неловкость. — Думаю, оно… предсказуемо. Не решаясь больше говорить, Уилл пошел дальше, и когда полковник зашагал рядом с ним, воцарилось неловкое молчание, но Уилл был слишком расстроен, чтобы пытаться его рассеять. «Возможно, мы стоим друг друга». Лжец. С каждым шагом он все глубже уходил в себя, и к тому времени, как они вернулись в пасторат, он уже дрожал. Пройдя через утреннюю комнату и не обратив внимания на тревожный оклик Беверли, он направился прямо к лестнице. Нежные улыбки и нежные поцелуи. Лжец. — Мистер Грэм, кажется, нездоров, — услышал он объяснение полковника. — Хотя, — поспешно добавил офицер, — не думаю, что это что-то серьезное. Возможно, мы слишком далеко зашли. Дайте ему отдохнуть, и я уверен, к ужину у Леди Беделии он поправится. «А я уверен, что нет, » — злобно подумал Уилл, с преувеличенной осторожностью закрыв дверь спальни, прежде чем опереться на нее. Я ни о чем не жалею. Лжец. Лжец. Почему так горько от предательства? Я был отвлечением или исключением? Почему мне не все равно? И когда по щекам потекли безмолвные слезы, Уилл поклялся, что не ступит на землю Фелл Парка до тех пор, пока Ганнибал не покинет графство. * У. Шекспир, «Укрощение строптивой» (пер. П. Мелкова)