Хранитель сокровищ

Филипп Бургундский действительно намеревался устроить будущее Катрин так, чтобы и возвысить девушку, преодолев сословный барьер, и не уронить её чести в глазах буржуа, сделав своей любовницей. Гораздо удобнее иметь в качестве фаворитки замужнюю даму, а не девицу на выданье. Катрин Легуа нужен был муж знатного происхождения, но достаточно смиренный, чтобы его дворянская гордость не возмутилась от необходимости взять в жёны простолюдинку пусть и по высочайшему повелению, полностью покорный воле герцога и, что немаловажно, равнодушный к исполнению супружеских обязанностей. Ревнивый Филипп не собирался с кем-либо делить приглянувшуюся ему красавицу и уж тем более позволить другому мужчине забрать её целомудрие. Генеральный казначей герцога вполне отвечал вышеозначенным требованиям. Мессир Гарен де Бразе, хранитель сокровищ бургундского двора, и среди прочего герцогской короны, почётный оруженосец монсеньора Филиппа, слыл в Дижоне личностью загадочной и странной. О несметных богатствах казначея ходили самые невероятные слухи, вплоть до рассказов о горах золота и алмазов в потайных комнатах его дома. Правдивость сплетней, разумеется, никто не отваживался проверять: жилище мессира де Бразе надёжно охранялось. Достоверно было известно лишь об обширной коллекции драгоценных камней. Гарен и в самом деле любил камни и знал в них толк. Обыватели считали это само собой разумеющимся: что же в первую очередь наследует сын золотых дел мастера, как не страсть к драгоценностям? Его импозантная внешность служила предметом потаённых женских вздохов. Высокий, худощавый, но широкий в кости, Гарен казался бы красавцем, если б не брезгливо поджатые тонкие губы, портившие лицо с резкими, словно выточенными из гранита чертами. Подражая Филиппу, он одевался во всё чёрное, двигался стремительно и бесшумно. Левый глаз, потерянный Гареном в юности в битве при Никополе, когда казначей сопровождал графа Неверского в походе против турок, скрывала чёрная повязка. Уцелевший правый взирал на мир насмешливо и с долей иронии. Любая женщина, стоило Гарену только пожелать, с радостью подарила бы ему своё сердце. Однако мессир де Бразе оставался равнодушен к призывным взглядам дижонских прелестниц, предпочитая жить вечным холостяком в своём роскошном особняке на Пергаментной улице. Причин подобной холодности никто не знал. Поговаривали, правда, будто в молодости Гарен был помолвлен с некоей девушкой, однако после того, как он побывал в плену у турок, лишившись глаза, но приобретя взамен расположение герцога и заветную приставку «де» к фамилии, они расстались. С тех пор мессир де Бразе якобы возненавидел всех женщин. Воистину, лучшую кандидатуру на роль фиктивного мужа трудно было сыскать! — Располагайтесь, друг мой, — указав на кресло, приветливо проговорил Филипп Добрый, когда Генеральный казначей, явившись по его требованию, почтительно поклонился. — Нам предстоит весьма важная беседа. — Я весь внимание, ваша светлость, — насторожился Гарен, всем своим видом выказывая заинтересованность. Он предполагал, что вызов в такое время связан с сегодняшним происшествием. И действительно, его светлость повёл речь в данном направлении, однако не совсем так, как ожидал Гарен. — Видели вы девушку, устроившую сегодня переполох на празднике? — спросил герцог. Казначей, недолюбливавший подобные разговоры, тем не менее, дал точный ответ: — Кажется, то была племянница мэтра Готерена, суконщика из Дижона. Я встречал её пару раз, когда заходил в его лавку на улице Грифонов. — Вот как? — в свою очередь удивился Филипп. — Не подозревал о вашем знакомстве. В таком случае всё складывается как нельзя более удачно. Что вы можете сказать об этой… — он защёлкал пальцами, делая вид, будто вспоминает имя. — Катрин Легуа, кажется? — Хм. Недурна, — с постной миной произнёс Гарен. — Недурна? И всё? Воистину, вы сухарь, мессир де Бразе! Заявить, что женщина, чья красота способна затмить солнечный свет, всего только недурна! Хранитель сокровищ пожал плечами. Лицо его не изменило выражения, губы кривились в вечной глумливой улыбке. Гарен сразу понял, какие виды имеет его повелитель на схваченную днём смутьянку, не мог догадаться только, какая роль отводится ему. — Право, ваша светлость, — произнёс казначей, прищурив единственный глаз, чтобы скрыть искру усмешки, — я неважный советчик в делах подобного рода. К тому же я не понимаю, какое отношение та девица имеет к делу, по которому вы позвали меня. Герцог поднял руку в предупредительном жесте, предвкушая реакцию собеседника на новость, которую собирался ему сообщить. — Терпение, друг мой, терпение! Я знаю о ваших коммерческих талантах и хочу предложить вам выгодную сделку. — А именно, господин? — подобрался мессир де Бразе, полный дурных предчувствий. — Будем называть вещи своими именами. Я хочу заполучить эту женщину, для чего требуется наделить её мужем и положением в обществе. Вы женитесь на ней и препроводите в мои покои. Взамен получите солидное приданое и моё дружеское расположение. На сей раз вышколенному казначею понадобилась вся его выдержка, чтобы не вскочить и не вскрикнуть от изумления. Напряжённый, точно изготовившаяся к прыжку кошка, Гарен вцепился в подлокотники кресла. До крайности ошеломлённый, он никак не мог поверить в реальность прозвучавших сейчас слов. Да уж, право, не смеётся ли над ним герцог?! Однако быстрый взгляд, брошенный Гареном на повелителя, подтвердил: Филипп Бургундский не шутит. — Жениться?! — прохрипел де Бразе, сражённый и самим глумливым приказом, и кандидатурой девушки, предлагаемой сюзереном ему в жёны. — Мне, дворянину, дать своё имя племяннице суконщика?! Не ослышался ли я, ваша светлость? Разве вы забыли об обете, который я дал в церкви Божьей Матери в Дижоне? «Разве нет других холостяков в вашем окружении?» — читалось в его помрачневшем взоре. — Вы не так уж и давно возведены во дворянство, однако уже успели возгордиться! Что значат безрассудные клятвы, принесённые в далёкой юности, когда речь идёт о приказе? — повысил голос всегда добивавшийся своего герцог. — Моём приказе, мессир де Бразе! Впрочем, — коварно ухмыльнулся он, глядя на поверженную жертву, как тигр на лань, — если вы желаете лишиться должности Генерального казначея, то можете и дальше следовать обету. В подобном положении Гарену не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. От простого совета он мог бы ещё отделаться отговорками, но ослушаться приказа ему не позволяли честь и — что уж там говорить — страх лишиться занимаемой должности, а, значит, и всего благосостояния. Стоило ли столь глупо подвергать себя опасности из-за жалкой девчонки, с которой, быть может, ему даже не придётся жить под одной крышей? А уж тогда, когда герцог вволю натешится её телом, она, утешенная богатыми подарками, и вовсе навсегда исчезнет из их жизни. И всё станет по-прежнему. — Я понял вас, ваша светлость и прошу простить мою недогадливость, — склонил голову Гарен. — Я в точности исполню ваш приказ. Девица Легуа будет принадлежать вам ещё до наступления зимы. — Я ценю вашу понятливость, мессир де Бразе, — кивнул довольный герцог. — Осуждения в обществе не бойтесь: моё покровительство этому браку послужит вам защитой. Что же до исполнения супружеских обязанностей… Не беспокойтесь, вам не придётся нарушать обет. Наоборот, я прошу — нет, требую! — поклясться, что вы не коснётесь этой женщины. Она предназначена мне одному. Унижение было полным: герцогу мало показалось навязать казначею роль мужа-ширмы, поправ его гордость. Мужу ещё и заранее отказывали в его законном праве, преподнося издевательский приказ как заботу о нравственности. Отказ, однако же, слишком дорого обходился несчастному казначею, поэтому он предпочёл стерпеть обиду и сделать то, что требовал монсеньор. Так повелевал долг подданного. Окончательно побеждённый Гарен преклонил колени и прижался губами к холёной руке сеньора, умеющей казнить и миловать, одинаково ловко державшей и книги, и оружие. — Готов поклясться своею головой, ваша светлость! — торжественно провозгласил он, притушив блеск единственного глаза. — Я не притронусь к ней. Она ваша. Таким образом, герцог Бургундский и его верный казначей заключили выгодную — во всяком случае, для одной из сторон — сделку. Не предусмотрели они, к великому сожалению, упрямого характера девицы Легуа, чьё мнение в расчёт не принималось. Также не учли они происшествие, приключившееся с означенной девицей по дороге из Брюгге в Дижон, перевернувшее её душу и нарушившее все далеко идущие планы высокопоставленных особ. Да и кто бы мог такое предвидеть? Маленький караван, миновав Куртрэ, оставив позади земли епископа Камбрейского, затем владения графа Вермандуа, приближался к перекрёстку, где ответвлялась дорога на Перонну. В зарослях возле дороги Катрин обнаружила раненого рыцаря, оказавшегося внешне почти точной копией почившего Мишеля де Монсальви. Чудо объяснялось просто. Выяснилось, что перед девушкой лежал, умирающий и беспомощный, младший брат того самого Мишеля, Арно де Монсальви. Подобному капризу судьбы можно было бы подивиться, когда бы не накрапывал дождь, а бедолаге не требовалась врачебное вмешательство. На удивление и выяснения обстоятельств времени не оставалось. Усилиями дядюшки Матье и слуг впавшего в беспамятство рыцаря доставили в харчевню «Карл Великий». Одним из постояльцев, по счастью, оказался путешествующий по Европе врач-араб, незамедлительно приступивший к оказанию помощи пострадавшему. Сердце Катрин, закосневшее в трауре по погибшей любви, вновь ожило. Между нею и Арно не было сказано ни слова, а она, считавшая себя неприступной, уже любила его. Крепость, столь тщательно оберегаемая от мужских посягательств, получила брешь, когда очнувшийся на другой день рыцарь заключил готовую на всё Катрин в крепкие объятия. Тут бы и рухнули мечты сластолюбивого Филиппа Бургундского, однако в самый важный момент во дворе харчевни кто-то выкрикнул фамилию Легуа. Ласковость Арно в тот же миг сменилась лютой злобой. — Покажите же мне этого проклятого человека! Кто тут зовётся Легуа?! — озверев, прорычал он, приподнявшись на постели, бледный и страшный. Катрин дрожащими руками поспешно натягивала на себя одежды, которые Арно совлёк с неё в порыве страсти. Только закованная в лубок нога мешала рыцарю тотчас броситься на поиски обладателя ненавистного его слуху имени. Легуа — такую фамилию носил проклятый мясник-кабошьен, прикончивший Мишеля. О, никакие увечья не помешали бы Арно совершить месть! Пусть бы ему перебили обе ноги, он бы ползком добрался до ненавистного Легуа, вцепился ему в горло мёртвой хваткой, растерзал в клочья. — Это я, меня зовут Катрин Легуа, — обречённо промолвила Катрин, ещё не понимая, что так разозлило её нового друга, совсем недавно обходительного и ласкового. — Тебя! — закричал изумлённый Арно. — Не родственница ли ты, часом, тем парижским мясникам, что наделали много шума в тринадцатом году? — Они мои двоюродные братья… — пролепетала девушка. — Но я… Её не сочли нужным дослушать. Комнату огласил бешеный, исполненный неукротимой ярости рёв, который услышали даже во дворе. Разверзнись перед оцепеневшей девушкой врата ада — и они не напугали бы её сильнее зрелища самой отъявленной ненависти, какую только может испытывать к человеку человек. — Замолчи! Прочь отсюда, потаскуха! — вопил Арно. Повязка на голове съехала, из открывшейся раны потекла кровь. — Однажды я поклялся убить всякого, кто носит поганое имя Легуа. Ты женщина, тебя я пощажу. Но чтоб духу твоего здесь не было! Катрин хотела образумить рыцаря, рассказать о том, как её отец, отойдя от гильдии мясников, занялся ювелирным делом, о том, как она пыталась вырвать Мишеля из лап кабошьенов. Всё тщетно. Разгневанный Арно не стал ничего слушать. Плача, она с мольбой тянула к нему руки — он обругал её последними словами, запустил в неё подушкой. Между молодыми людьми выросла непреодолимая преграда, глухая стена непонимания. Так ничего и не добившись, глубоко оскорблённая Катрин покинула харчевню, оставив рыцаря наедине с его слепой злобой. Но, вопреки здравому смыслу, привязанность, возникшая в ней при виде раненого, не увяла, хоть сердце, располосованное прямо по старому рубцу, горело и ныло от незаслуженной обиды. Катрин знала, что не забудет Арно де Монсальви. Он поклялся истребить род Легуа. Она же поклялась, что не будет принадлежать никакому другому мужчине — только Арно.