Хранитель сокровищ

— Благодарю Тебя, Господи, за то, что не послал мне дочерей! — горячо восклицал Матье Готерен, прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни племянницы. Пойми попробуй, что на уме у этих женщин! Богатый знатный человек просит её руки. Да другая, рада-радёшенька, немедля засобиралась бы под венец, а эта чудачка артачится. Закрылась в комнате и воет, как по покойнику. Неужто ждёт, когда сам Филипп Бургундский вытащит её оттуда за косы? Сначала, прочитав приказ герцога, Катрин Легуа показала родне, как выглядит разгневанная девица. Лицо её пошло красными пятнами, аметистовые глаза налились грозовой синевой. — Я не подданная герцога Филиппа! Я не обязана подчиняться! — фальцетом завизжала она, топая ногами. — Но я-то, золотко, подданный герцога, — мягко увещевал дядюшка, дождавшись паузы между воплями племянницы, — а коль ты живёшь под моей крышей и ешь мой хлеб, то ты тоже его подданная. Я не хочу из-за тебя подвергнуться разорению. Не упрямься. К зиме ты станешь мадам де Бразе. — Я скорее умру, чем подчинюсь этому тирану и его одноглазому псу! — припечатала Катрин, стрелой вылетев вон. В истерике она металась по своей комнате, рыдая и натыкаясь на стены. Мэтр Готерен, махнув рукой, отправился в лавку. Вслед за ним куда-то исчезла Сара. Цыганка, не оставив привычек, вынесенных со Двора чудес, иной раз уходила без предупреждения, пропадая невесть где по несколько дней. Жажда воли поманила её и сейчас, заставив бросить нуждавшуюся в помощи подругу. А Катрин, меж тем, так хотелось излить ей душу! Вернувшись вечером, суконщик к своей радости обнаружил, что непокорная девица не покидала спальни, но, по крайней мере, затихла. Жакетта на свой страх и риск отнесла ей ужин. Катрин почти не притронулась к пище, но зато обрадовала мать согласием выйти замуж за казначея. Прибавив, что у неё страшно разболелась голова, девушка улеглась в постель. Ободрённая Жакетта понесла брату благую весть. Дядюшка Матье вздохнул с облегчением и вознёс хвалу святому Бонавентуре. Весь этот долгий день прошёл для Катрин в невообразимых муках. Наплакавшись до икоты, она упала на кровать, в отчаянии охватив руками пылающую голову. Недосягаемый мир, откуда явились Арно и Мишель, вновь настойчиво вторгался в её ничем не примечательную жизнь. Она могла теперь стать частью этого нового желанного мира, стоило ей ответить согласием. Катрин, как и всякие юные особы, склонные к мечтаниям, воображала, конечно, внезапные перемены в собственной судьбе. Однако реальность никак не походила на грёзы о рыцаре, оставшемся на дорогах Фландрии. Гарен де Бразе, хоть и принадлежал к миру Арно, не имел ничего общего с предметом обожания Катрин. Девушка лихорадочно изыскивала способы спасения от навязанного ей ненавистного брака с человеком, которого она не любила и более того — едва знала. Приведённые в совершеннейший беспорядок мысли ничего толкового ей не подсказывали. Она не могла отказаться от замужества, как с успехом проделывала прежде. Дядюшка, истинный бургундец, костьми ляжет, но притащит её к алтарю. Матушка не осмелится ему перечить. Мессир де Бразе тоже не пойдёт против воли монсеньора Филиппа. Можно отправить весточку Жаку де Руссе. Пусть он похитит её, увезёт во Францию, куда угодно, лишь бы подальше от герцога! Но, ухватившись было за спасительную соломинку, Катрин поняла всю нелепость своей задумки. Пусть даже капитан и увезёт её — разве он не потребует в награду того же, что жаждет получить от неё Филипп Бургундский? Да и де Руссе она не любила. Он молод, отважен — но и только. Так какая тогда разница, де Руссе или де Бразе, если она навсегда теряет Арно?! Одна Лоиза, возможно, поддержала бы сестру, но что она могла? — Да здр-равствует гер-рцог! — провозгласил Гедеон, перевернувшись на жёрдочке вниз головой. — Ещё и ты! — завыла Катрин, шмыгнув носом. — Да провались твой герцог и Гарен вместе с ним! Противный, противный Гарен! Даже верная Сара оставила её в час, когда поддержка цыганки нужна ей как воздух! Верно, сбежала туда, где собираются по вечерам бродяги, где уличные женщины торгуют телами, где нашёл приют Барнабе. Вспомнив кстати о Саре, девушка поняла, кто единственный во всём Дижоне сможет ей помочь. Конечно, Барнабе Ракушечник! Катрин подскочила, вскрикнув от радости. А ведь она едва не позабыла старого приятеля! Она разыщет его, и сегодня же ночью, как только все домашние улягутся. Она сама, не дожидаясь возвращения Сары, отправится в ту таверну, о которой говорил Барнабе. Медлить нельзя. Старый нищий даст ей совет, как отделаться от де Бразе, не вызвав ярости герцога, он наверняка что-нибудь придумает. Придя к окончательному решению, Катрин успокоилась, умылась и немного поела, вернее, поклевала принесённый матерью ужин. Усыпив таким способом бдительность простодушной Жакетты, девушка, не раздеваясь, легла в постель. Ей необходимы были свежая голова и силы для ночной прогулки. Она выждала часа, когда прибежала с вечерней службы Лоиза, когда вернулся, отдав городскому голове ключ от ворот святого Николая, дядюшка Матье, когда шаги и голоса в доме окончательно затихли. Всё погрузилось в мирный сон. На башне прозвучал сигнал к гашению огней, на улицах протянули заградительные цепи. Тогда Катрин выбралась из-под одеяла, накинула плащ и тихо-тихо, как мышка, спустилась вниз. Не лязгнул засов, не скрипнула заботливо смазанная свиным салом дверь, пропуская беглянку во тьму июльской ночи. Катрин шла в трактир Порт-д’Уш, где собиралось всё городское отребье. Там проживал Ракушечник. Её встрече с Барнабе предшествовала череда неприятных приключений, едва не закончившихся плачевно для их искательницы. Катрин вдоволь натерпелась страху, пробираясь по тёмным улицам, но самое ужасное поджидало её впереди. У подножия креста на площади Сен-Шапель валялась бесформенная груда тряпья. Когда Катрин остановилась рядом, дабы перевести дух, груда внезапно зашевелилась и поднялась, оказавшись человеком. Незнакомец молча схватил девушку и потащил в тень домов. От страха бедняжка не могла кричать. Она, увлекаемая против воли, даже не сопротивлялась. Бродяга меж тем прижал её спиной к стене, рванул платье, обнажив груди, сжал их ладонями. — Ишь, какая ты красотка, — довольно заурчал он, ощупывая свою добычу, — мягкая, чистенькая… Будь послушной девочкой, дай разок побаловаться бедному бродяге. Катрин задыхалась от зловония, исходившего от тела и лохмотьев бандита, к горлу подступила тошнота. Руки насильника казались ей мерзкими паучьими лапами. Они щипали её, причиняли боль, они наслаждались её ужасом. Бродяга задрал подол её платья, прерывисто задышал, в нетерпении ещё сильнее притиснув жертву к стене дома. Катрин из последних сил задёргалась и придушенно запищала. — Помалкивай! — проворчал мучитель. — Эй, кум, я первый её приметил! Поделись-ка со мной! — прозвучал вдруг требовательный хриплый голос. Словно из-под земли вынырнул второй бродяга, ростом едва доходивший первому до плеча. Со смехом он дёрнул сотоварища за полу рваного, перемазанного грязью плаща, в былые времена принадлежавшего офицеру. — А, это ты, Побирушка! — недовольно пробубнил насильник, не выпуская жертву. — Катись подальше, найди себе другую кралю! — Ещё чего, Драчун! Я вижу в темноте не хуже кошки — тут есть, за что подержаться. Отведи её под арку дома на берегу Сюзона, где посветлее, сам убедишься. А ты, крошка, не трясись, — глумливо захихикал он. — Пусть я кривобокий и золотушный, но в постели не уступлю этому верзиле. Монолог, произнесённый карликом, окончательно разозлил Драчуна. Бросив Катрин, он замахнулся на Побирушку: — Прочь поди, кому сказал! Не то выпущу твои кишки на мостовую! Не погляжу, что ты любимчик Жако Морского! — Полегче, куманёк, — насмешливо отозвался ничуть не смутившийся Побирушка, — иначе Жако подвесит тебя за язык. Поделись девочкой, от неё не убудет. Перепуганная Катрин, десять раз пожалевшая о своём сумасбродстве, сжалась в комок на земле, клацая зубами, молясь всем святым о спасении. Отчаяние заставило её соображать быстрее. — Вы говорите о Жако? — с трудом выговорила она. — Так ведь я иду к нему. Бродяги прекратили препираться и обернулись к ней. — Что тебе делать у Жако? — с сомнением в голосе спросил Побирушка. — Ты ведь не из его девочек. — Известно, что, — нервно хохотнула Катрин, — а вы меня задерживаете. Думаете, он скажет вам за это спасибо? — Подождёт! — рявкнул Драчун, не решаясь, однако, продолжить прерванное занятие. Видя их замешательство, Катрин ещё пуще запричитала: — Прошу вас, проводите меня к Жако! Я должна его увидеть! Это очень-очень важно! Побирушка почесал кудлатую голову, переглянулся с товарищем. — Что ж, Драчун, раз её ждёт сам Жако, нам нельзя ему мешать. Хотя, чёрт подери, меня тянет отведать девственного мясца. Ведь ты девственница, а, крошка? Поднимайся, мы проводим тебя! Всё ещё дрожа, Катрин послушно встала, кое-как оправила порванное платье, закуталась в услужливо поданный Драчуном плащ и, сопровождаемая двумя бандитами, служившими ей и охраной, и пропуском, продолжила своё безумное предприятие. Вскоре они достигли притона, который одни дижонцы предпочитали обходить за квартал, а другие тайком от жён посещали, устремляясь за ласками доступных женщин. Здесь праздновали удачные сделки, сговаривались о делах, касавшихся чужих кошельков, жилищ, а то и жизней. Здесь находили себе выход самые грубые страсти и утолялись самые гнусные пороки. Катрин очутилась в большой комнате с низким закопчённым потолком. В очаге на огромном вертеле жарился целый барашек. Оборванный мальчишка, облизываясь, поворачивал вертел, бросая на мясо нетерпеливые взгляды. На расставленных в беспорядке лавках сидели мужчины и полуголые или же совсем обнажённые женщины. Пахло дымом, потом, грязью и вином. Знакомый голос распевал грустную песню. Обернувшись на этот голос, Катрин увидела в углу смуглую женщину. Женщиной была Сара. Широко распахнув невидящие глаза, скрестив ноги, цыганка сидела на грязном заплёванном полу и пела. Душа её, по всей видимости, воспарила над притоном, унесясь на далёкий Кипр, к родному племени. Она не замечала ничего. Катрин почудилось, будто она переступила порог ада. Сам дьявол, повелитель этого жуткого места, шёл ей навстречу. Перед Катрин предстал бледный человек, настолько худой, что можно было без труда пересчитать все кости его скелета. На лице со впалыми, как у беззубых, щеками, сверкали умные злые глаза. — Кто это? — спросил он, указав на девушку длинным пальцем с отросшим жёлтым ногтем. Драчун стащил с головы шапку, скомкал в кулачищах и пророкотал басом: — Дикая козочка, которую мы подобрали на улице. Говорит, что торопится к тебе, Жако! Король нищих, плотоядно ухмыльнувшись, схватил Катрин за подбородок, рассматривая её так и этак. — Хорошенькая мордашка! — изрёк он. — Наслышана о моих чарах, да, красотка? — Я ищу друга, Барнабе Ракушечника! — собравшись с духом, выпалила Катрин. — Он сказал, что я могу обратиться к вам, если он мне понадобится. Он мне очень нужен! Услышав это имя, словоохотливый Побирушка вздрогнул всем своим маленьким тельцем, внимательно всмотрелся в лицо девушки. — Теперь я знаю, кто ты! — испуганно пробормотал он. — Племянница тупицы Готерена, Катрин, величайшая девственница Бургундии. Хе-хе! Хорошо, что я не тронул тебя, не то познакомился бы поближе с мэтром Бленьи, а я к нему не тороплюсь, знаешь ли. Ты предназначена знатной особе, пташка! Имя Барнабе творило чудеса. Через пару минут Катрин уже стояла в каморке Ракушечника, ютившейся под самой крышей трактира, точно голубятня. Старый бродяга, перебирая косточки мнимых святых, которые собирался назавтра пустить в продажу, выслушал рассказ о злоключениях девушки, начиная происшествием в Брюгге и заканчивая текущей ночью. Оторвавшись от работы, он задумчиво произнёс: — Значит, его светлость всё-таки заставил господина казначея вступить в брак! Он хитёр, Филипп Бургундский, и я теряюсь в догадках, почему он избрал на роль подставного мужа гордеца де Бразе. Казначей не из тех, кто легко стерпит унижение и польстится на приданое. — Право, мне всё равно, Барнабе! — Хотя, кажется, я догадываюсь… Да ты и сама узнаешь, — старый нищий деланно закашлялся. — Этот брак обеспечит тебе блестящее будущее и любовь высокопоставленной особы. Полагаю, ты согласилась. Такая удача выпадает раз в жизни! — Ошибаешься, Барнабе. Я отказалась. Я люблю другого. Ракушечник заботливо пощупал лоб Катрин. — Хочу знать, не заболела ли ты. Человек в здравом уме не откажется от выгоды ради того, кто его презирает. И которого, — довершил он, — ты больше никогда не увидишь! Девушка пошатнулась, но совладала с собой. Дьявол в её крови звал идти до конца. — Пусть я и помешалась, но я не желаю принадлежать ни казначею, ни герцогу. Скажи, Барнабе, как избежать этой свадьбы! — взмолилась она. — Я знаю, должен быть способ освободиться, не отказывая Гарену и не противясь воле герцога. Ракушечник поцокал языком. Помедлив с ответом, он взял двумя пальцами отломок чьего-то ребра, со всех сторон осмотрел его, неторопливо убрал в коробочку. Катрин показалось, будто старый нищий забыл о ней, но тот вдруг заговорил снова. — Что тут можно сделать? Я вижу только один способ, голубка. Только смерть — твоя или его. И ты, полагаю, на тот свет не торопишься. Катрин покачала головой. — Тогда остаётся он, — видавший виды бродяга удивлённо уставился на девушку. Такой Катрин он ещё не знал. — Ради безумной любви невесть к кому ты хладнокровно обрекаешь на смерть человека, который так же подчиняется чужой воле. И не одного человека, заметь! Или думаешь, что его светлость ничем не отплатит за гибель своего казначея? Кроме того, не станет Гарена, так герцог найдёт тебе другого жениха. Не могу же я, — недобро усмехнулся Барнабе, — перебить всех вельмож Бургундии! — Всех не нужно, — глухо молвила Катрин. — Только одного. Он не станет моим мужем! — Я подумаю, что можно сделать. Сейчас ступай домой, Драчун и Побирушка тебя проводят. Не бойся их, они больше не тронут тебя. В то время, как окрылённая Катрин под охраной двух бродяг спешила на улицу Грифонов, всегда выдержанный на людях хранитель герцогских сокровищ, скрипя зубами, неотрывно смотрел на раскрытую шкатулку, где лежали аметисты. — У самого герцога нет таких камней. Они как её глаза. Её глаза! — исступлённо бормотал Гарен. — Господи! Разве я не клялся, что никогда больше не пожелаю ни одну женщину?! Зачем после того, что я вынес в руках турка, Ты подвергаешь меня ещё и этому испытанию? Я жил мирно, я спокойно отдал бы её другому, как того требует его светлость. А теперь?! Зачем, зачем она пробудила то, что должно было уснуть навсегда, сгореть во мне дотла? Он запустил руку в шкатулку, схватил камни в горсть, швырнул их о стену. Аметисты, застучав, рассыпались по комнате. — Нет! Нет! — рычал Гарен, точно подстреленный охотником зверь, уже и сам переставая понимать смысл своих слов. — Я не хочу!