Хранитель сокровищ

Жертва Барнабе была принесена напрасно: свадьба Катрин и казначея состоялась точно в назначенный срок. Филипп Добрый, занятый неотложными делами во Фландрии, не смог посетить организованный им спектакль, который кощунственно казалось назвать торжеством — настолько уныло он выглядел. Особу герцога представляли Гюго де Ланнуа и Николя Ролен, ближайший друг Гарена, назначенный недавно канцлером Бургундии. Оба не скрывали, насколько тяготятся возложенной на них обязанностью. Ролен, внешне неуловимо походивший на Гарена и так же быстро разбогатевший, год тому назад женился в третий раз и, кажется, был вполне счастлив в этом браке. Катрин невольно вспоминала бракосочетания в квартале ремесленников, крестьянские свадьбы, где всегда, несмотря на нужду и войну, находилось место веселью, танцам и музыке, где гости, вволю натешившись угощением и бранлем*, с прибаутками несли новобрачным кубок горячего вина, дабы подкрепить их иссякнувшие силы после первой ночи. Ничего подобного не было и не могло быть на венчании в маленькой часовне замка де Бразе. Все — и новобрачные, и гости, и даже священник чувствовали себя участниками фарса, навеки соединявшего судьбы двух чуждых друг другу существ. Снег укрыл землю плотным покрывалом, прошитым кое-где стёжками следов, ударил мороз, и Катрин тряслась от холода, напрягая мышцы лица, чтобы не стучать зубами перед алтарём. Меховая накидка на плечах совершенно не согревала. В часовню, несмотря на ковры и разбросанные по полу подушки, проникал сквозняк, гуляя под ногами. Присутствующие украдкой дули на ладони, а мальчишки-певчие шмыгали покрасневшими носами. Озябший священник, плотнее запахнувшись в ризу, прочитав молитвы и причастив Катрин и Гарена, вёл церемонию. Его крупный нос походил на ноздреватую губку, а седые волосы, обрамлявшие поблескивающую тонзуру, казались куржавчиками инея. — Я, Гарен, беру тебя, Катрин, в супруги, дабы стала ты возлюбленной спутницей моей в радости и в горести, в болезни и во здравии, ныне и вечно, пока не разлучит нас смерть, — произнёс хранитель герцогских сокровищ ровным голосом. Облачённый, по обыкновению, в чёрное, он стоял, скрестив на груди руки, не отрывая взгляда от свечи, горевшей возле алтаря. Прямой и гордый, он один словно не чувствовал холода, не замечал той, что через несколько минут станет его женой. Он честно играл возложенную на него роль. Трагическая усмешка искривила его губы, когда Катрин вслед за священником едва слышно повторила: — Я, Катрин, беру тебя, Гарен, в супруги, дабы стал ты возлюбленным спутником моим… Священник соединил их руки. На удивление тёплая ладонь казначея ободряюще пожала иззябшие пальцы девушки. — Уже скоро всё закончится! — говорил этот молчаливый жест. Катрин усилием воли сдержала подступающие слёзы. Дело сделано. Она стала госпожой де Бразе. Её насильно исторгли из привычной среды, продали, не считаясь с ней, она потеряла того единственного, кого любила. Её телом, предназначенным для услаждения Арно, станет пользоваться другой. Клятва, принесённая в харчевне «Карл Великий», теряла всякий смысл. — По крайней мере не герцог будет первым, — подумала Катрин, слишком расстроенная, чтобы смутиться от подобной мысли. Она проиграла это сражение, но ещё не лишилась последней возможности насолить его светлости. Если он так жаждет заполучить её, пусть пользуется тем, что оставит законный муж. Катрин, по счастью, не подозревала, что дальновидный Филипп перекрыл и эту лазейку. Месса подошла к концу. Опираясь о сжатый кулак Гарена, Катрин вышла из часовни. Впереди простиралась заснеженная, замершая до весны долина Соны. Старый вяз устремил корявые ветви к серо-жёлтому небу. Истошно каркали вороны, их жалобы надрывали сердце Катрин. Группа оборванных крестьян, тёмной массой выделявшаяся на белом снегу, вяло прокричала приветствие новобрачным, помышляя только о том, как бы скорее вернуться в свои лачуги с затянутыми бычьими пузырями оконцами. Гарен небрежно бросил им горсть золотых монет. Крестьяне с радостным рёвом кинулись подбирать подачку, копошась и толкаясь в снегу. Без преувеличения, то было единственным искренним проявлением радости на свадьбе казначея Бургундии! В зале, где слуги накрыли праздничный стол, пылал камин. Стены и пол укрывали от холода аррасские ковры. Катрин, сбросив накидку на руки подоспевшей Сары, шагнула к огню и протянула к нему оледеневшие руки. Пляшущие языки пламени всегда успокаивали её. Катрин согрелась и ей стало чуть легче. Она даже смогла воздать должное искусству повара. Окружённая гостями и слугами, подносящими блюда и наполняющими кубки, молодая девушка оставалась бесконечно одинокой. Ни дядюшки Матье, ни Жакетты, ни Лоизы не было за столом: Гарен, ссылаясь на волю герцога, запретил приглашать их. Сейчас Катрин думала, что это, возможно, и к лучшему: слишком жалко и нелепо выглядели бы её близкие на фоне чопорных гостей. Она невольно искала поддержки Гарена, но тот, словно забыв о существовании жены, беседовал о политике с Николя Роленом. Недавняя смерть душевнобольного Карла VI, регентство герцога Бэдфорда, наследие скончавшегося в августе Генриха V занимало его куда больше Катрин. Канцлер и казначей, сблизив головы, перечисляли королей, строили догадки о дальнейшем ходе войны и роли Филиппа Бургундского в судьбах Англии и Франции. — Мужчины! — надулась Катрин. — Вечно заняты собою. Хоть бы на миг отвлеклись от обсуждения политики, будь она неладна! Гуго де Ланнуа старался развлечь присутствующих, но Катрин, безучастная к его шуткам и пению менестреля, тревожно представляла себе тот миг, когда она останется наедине с мужем. В альковном вопросе она отнюдь не была несведущей — недели, проведённые во Дворе чудес, приоткрыли ей самые потаённые стороны человеческой жизни. Мария де Шандивер, помогая служанкам облачать девушку в свадебное платье, напутствовала: — Такова уж наша доля, милочка, никому не избежать её. Это трудный час для всякой женщины, даже любящей, нужно его перетерпеть, — помолчав, она добавила. — А, может статься, и к тебе придёт любовь, как произошло с моей Одеттой**. Катрин не стала огорчать почтенную даму. Она любила одного Арно и с радостью кинулась в его объятия, позабыв стыдливость. Но как можно полюбить бесстрастного казначея, увлечённого карьерой и драгоценностями, не желающего в такой важный день уделить супруге толику внимания? Ему будто не глаз, а сердце выбили тогда при Никополе. Пусть он и будет с ней нежен — разве сравнятся его ласки с теми сладостными минутами, подаренными ей капитаном в харчевне возле дороги во Фландрии? Урочный час наступил. Дамы отвели Катрин в спальню, где служанки проворно освободили новобрачную от тяжёлого головного убора, переодели в белую шёлковую рубашку с широкими рукавами. Сара расчесала ей волосы и заплела в косы. — Не бойся! — ободряюще шепнула цыганка. Мария де Шандивер, пожелав доброй ночи, удалилась, за ней последовали остальные. Катрин осталась одна. Она откинула полог, забралась на кровать, укрылась одеялом. Борзая, растянувшаяся на медвежьей шкуре подле камина, подняла голову и завиляла хвостом. — Тибер! — позвала Катрин, похлопав ладонью по краешку кровати. Собака тут же вспрыгнула на постель и устроилась у неё в ногах. Катрин прислушивалась к треску сгорающих в камине поленьев, к затихающему шуму. За скрытыми гобеленами окнами кружился снег, всё живое укрылось от холода, а здесь, в спальне, было уютно и тепло. Время шло. Катрин ждала, напряжённо глядя на дверь. Гарен де Бразе в глубине души проклинал давнюю клятву, скреплённую приказом герцога — никогда не смотреть глазами любви ни на одну из женщин, особенно на ту, которую зовут Катрин Легуа. Сама судьба насмехалась над ним, показав, насколько человеческая природа сильнее самонадеянных обещаний. С того самого дня, когда казначей помог прекрасной прихожанке подняться на ноги и утонул в её аметистовых глазах, приказ Филиппа Доброго превратился в жесточайшую пытку. Гарен, гордый Гарен, презиравший женщин, возжелал эту девушку со всем пылом нерастраченной за годы одиночества страсти. Прекраснейшая из жён Бургундии принадлежала ему, а он не имел права к ней прикоснуться. Весь вечер казначей старался не смотреть на молодую жену, делая вид, что поглощён беседой с Роленом. Когда Катрин под звуки лютни увели из зала, Гарен последовал к себе. Он выполнил свою задачу и должен был оставаться в этой комнате, предоставив жене в одиночестве коротать ночь на супружеском ложе. Как встревоженный зверь, Гарен ходил кругами, шепча молитвы, ища в них успокоения. Досада и обида на несправедливость бытия всё сильнее одолевали его, делая нестерпимым томление, охватившее его тело. Казначей не выдержал пытки, на которую его обрёк господин. Он всё глубже проваливался в яму, которую сам же себе и вырыл. Решившись, Гарен выскользнул из комнаты. Катрин, как ни вслушивалась, оказалась застигнута врасплох появлением мужа, внезапно вынырнувшего из темноты коридора. Бесшумно ступая по медвежьей шкуре, бледный от волнения, охваченный страстью и нетерпением, он приблизился, поднялся по ступенькам кровати.  — Как вы неслышно вошли! Вы напугали меня, — натянуто улыбнулась Катрин. Она села на постели, зажмурившись от страха. Прерывисто дыша, Гарен наклонился к жене, расплёл её косы, распустив золотые волосы, зарылся в них пылающим лицом. С губ Катрин сорвался слабый стон. — Мессир… — прошептала она, нерешительно обняв его шею. — Забудьте, что я говорил вам, — бормотал Гарен, прижимая её к груди. — Обладать таким сокровищем и не сметь притронуться… Эту малость он не может запретить мне. Не бойтесь меня! Я хочу только… — он судорожно сглотнул, высвобождаясь из её объятий. — Взглянуть на вас. Встаньте! — неожиданно повелел он. Обескураженная Катрин не двинулась. Гарен мягко, но настойчиво потянул её с постели. — Вы моя жена, вы должны подчиняться мне. Помните? Подхватив его странную игру, готовая мстить герцогу, Катрин, путаясь в подоле рубашки, подошла вслед за мужем к камину, остановилась, утопая босыми ступнями в медвежьей шкуре. Гарен дёрнул шнурок, стягивавший рубашку на её груди. Шёлковое одеяние, зашуршав, упало к её ногам. Казначей отстранился, любуясь женой, точно посетитель музея, оценивающий изящество линий мраморной статуи. Не выдержав, он протянул дрожащую руку, осторожно коснулся груди, провёл ладонью вдоль тела. — Вы прекрасны… — восхищённо выдохнул он. Его движения были бережны и плавны. Катрин почувствовала странное опьянение, кровь забурлила в её жилах. Стыд исчез окончательно. Ей нравилось то, что с ней делал Гарен. Полная предвкушения, Катрин подалась навстречу ему, бросая вызов и казначею, и — герцогу. Она вновь попыталась обнять мужа, привлечь к себе, заставить забыть обо всём на свете, однако её движение спугнуло настороженного мужчину. Лицо Гарена исказила мучительная судорога, тёмный глаз зажёгся ненавистью. Только что он готов был нарушить клятву сеньору, презреть обет, принесённый Божьей Матери Утешительнице, отдать всего себя этой женщине. Сейчас он презирал себя за слабость. Он едва не предал герцога, которому должен быть верен до последней капли крови. Он едва не потерял голову от одной из тех, кого собирался презирать до скончания дней. — Не правда ли, вы не против отдаться мне, только бы ваша невинность не досталась его светлости? — с насмешкой спросил он, словно это Катрин была в чём-то виновата. Он намеренно старался вызвать в ней отвращение. Вопрос попал в цель. Оскорблённая Катрин гордо вздёрнула голову. — А вы, верный слуга его светлости, не осмелитесь посягнуть на меня, чтобы не вызвать гнев господина? — парировала она. Подобрав рубашку, Катрин оделась и вернулась в постель, спрятавшись среди одеял и подушек. Она ожидала, что задетый за живое муж последует за ней, но она плохо знала Гарена де Бразе. Хранитель герцогских сокровищ усилием воли подавил возникший в нём порыв. К нему вернулись прежние ирония и ясность мысли. — Я хотел лишь проверить, действительно ли вы так хороши, как утверждает наш господин, — криво улыбнулся он. — Да, вы и впрямь лакомый кусочек. Не волнуйтесь, я больше не побеспокою вас. Спите спокойно! Он скрылся так же бесшумно, как и вошёл, оставив супругу в полнейшем недоумении и разочаровании. За ним ушла и борзая. Катрин расплакалась. В слезах этих вылилось напряжение тяжёлого зимнего дня, беспросветная тоска неразделённой любви, осознание собственной беспомощности. Она не понимала сама себя. Ей не нравился Гарен, он пугал её, но в то же время она ждала его объятий, ей хотелось, чтобы он целовал и ласкал её. Лёжа в постели, Катрин размышляла о странном поведении мужа. Несомненно, приказ герцога довлел над ним, да и Гарен сам сказал, что не собирается претендовать на супружеские права. Но чем тогда объяснить его приход — желанием, любопытством или и тем и другим вместе, она не знала. В конце концов, бессильная что-либо понять, Катрин попросту махнула на всё рукой. * Бранль — круговой танец с быстрыми движениями, иногда сопровождался пением. ** Одетта де Шандивер — фаворитка короля Карла VI Безумного.