Хранитель сокровищ

Остаток вечера превратился для Катрин в сущую пытку. Арно де Монсальви, отказавшись от герцогского гостеприимства, отбыл в Гиз, где расположились лагерем люди Карла Седьмого, но возмущённая им обстановка осталась раскалённой. За пиршественным столом только и говорили, что о неслыханной наглости королевского капитана, о снисходительности герцога и о поединке, назначенном через три дня в Аррасе, покуда Филипп на правах хозяина не перевёл беседу в иное, более приятное русло. Катрин ловила жадные взгляды, комплименты своей красоте, машинально отвечала на них, улыбалась, ела и пила, но мысли её витали далеко от епископского дворца, от Амьена, от Пикардии. Она вспоминала то кровавый мятеж кабошьенов, то растерзанного толпой Мишеля, то ночь в харчевне «Карл Великий», то потайную комнату в Принзенхофе, то задрапированную гобеленами спальню в замке в долине Соны, где прошла её странная брачная ночь. Её, всегда отличавшуюся отменным здоровьем и завидным аппетитом, одолела слабость. Катрин утомилась, звуки казались ей слишком громкими, а запахи — резкими, её не радовали изысканные яства. Час её падения неотвратимо приближался. Пиршество наконец подошло к концу. Гости покидали застолье. Катрин поникла, как срезанный цветок, застигнутая врасплох, когда над её ухом прозвучал властный нетерпеливый голос Филиппа Бургундского: — Следуйте за мной! Катрин, бросив беспомощный взгляд по сторонам, поднялась, безвольно подала принцу похолодевшую от волнения руку, загодя заготовленные слова замерли на её языке. Филипп увёл новую избранницу, не обращая внимания на оставленную фаворитку, на казначея, которому уготовил участь рогоносца. Он сполна расплатился с Гареном, он слишком долго ждал сегодняшней ночи. Пусть хранитель сокровищ возвращается один в дом над тихим каналом! Эта ночь принадлежала герцогу по праву сеньора. Катрин, словно в тумане, растеряв прежнюю решимость, шла туда, куда её вели. Она ещё помнила, что должна говорить с герцогом о Гарене, об Арно — чтобы они не пострадали, чтобы рыцарь остался жив и свободен, а казначей не лишился должности. Но чего стоят обещания, данные в тени алькова? Все фразы, все доводы, роившиеся в её уме, исчезли. Остался только животный страх перед чужим мужчиной, жаждавшим обладать её телом. Катрин захотелось вдруг вырваться и бежать без оглядки сквозь лабиринты безмолвных покоев. Может быть, тогда герцог не посмеет снова увести её? Филипп остановился, наткнувшись на препятствие. Возле массивных дубовых дверей, ведущих из пиршественного зала, стоял Гарен де Бразе. Бледное лицо хранителя сокровищ выражало крайнюю степень решительности, губы сжались, глаз горел страшно и дико. Он знал, что не должен мешать Филиппу, но отчаяние самца, потерявшего самку, пересилило в нём даже страх, даже привитую годами покорность слуги своему господину. Всё равно уже все прежние клятвы были им нарушены.  — Прочь! — коротко бросил Филипп сквозь зубы, готовый подать знак страже. Гарен, не отступив ни на шаг, склонился в подобострастном поклоне. Он напоминал чёрную пантеру, сжавшуюся под щёлкающим перед её носом бичом укротителя. Ему стоило огромных усилий сдержаться, подавить гневные интонации в голосе. — Прошу прощения, господин, но моя супруга очень устала, — вежливо заговорил казначей. Весь облик его никак не вязался с произносимыми им словами. — К тому же это нежданное вторжение на представлении так взволновало её. Ей необходим покой!  — Вы забываетесь, мессир де Бразе, — осадил его недовольный Филипп, сверкая ледяными глазами. На лбу герцога вздулась жилка. — Ваше место сейчас не здесь! Я сам призову вас, когда мне потребуется ваше общество. Оставьте нас! — Прошу вас, монсеньор… Казначей снова склонился перед господином, проверяя судьбу на прочность. Филиппа Доброго нелегко было удивить, но Гарену де Бразе это удалось. Никогда ни один из мужей не смел восставать против знаков внимания, оказываемых герцогом даме. Тем страннее выглядел бунт Гарена, известнейшего из женоненавистников. Филипп понял всё: его верный вассал попрал прежние принципы и, презрев запрет, давно вышел из роли фиктивного мужа. Вовсе не остатки самолюбия пересилили в нём страх перед наказанием. Ревность, лихорадочная ревность исказила черты его лица. Особенно некстати вмешательство казначея пришлось сейчас, когда герцогская гордость нуждалась в утешении после причинённого капитаном де Монсальви унижения. Женщина, чья рука по-прежнему лежала в его руке, воспользовавшись поддержкой, промолвила учтиво и жалобно: — Он прав, господин мой, мне действительно нездоровится! Мне дурно! Такая толпа, жара… Да ещё тот рыцарь. О, как он напугал меня! Взглянув повнимательнее на близкую к обмороку Катрин, герцог убедился в том, что она не лжёт. Бледность и вид ведомой на заклание жертвы свидетельствовали о недомогании, вдобавок отнюдь не располагали к задушевному общению. Не такого отклика он ждал столько месяцев, сплетая паутину из подвластных ему жизней. Раздосадованный, он отпустил пленницу, продолжив начатую казначеем игру. В конце концов, он долго ждал. Подождёт и ещё. Тем слаще будет вкусить вожделенный плод ожидания. — В таком случае немедля отправляйтесь домой. Желаю вам спокойной ночи. И… — Филипп вперил в соперника злобный взор. — До скорой встречи! Надеюсь видеть вас обоих в Аррасе. Катрин, опираясь на руку Гарена, добралась до дома суконщика, где с жалобным стоном упала на кровать. Пока служанки хлопотали над хозяйкой, казначей стоял, облокотившись о каминную полку, чувствуя себя здесь лишним, ненужным. Однако и уйти он не решался. Тем временем деловитая Сара растёрла виски Катрин уксусом, дала выпить вина с корицей. Окружённая вниманием, избавленная от нежелательной ночи любви, супруга казначея почувствовала себя значительно лучше. — Гарен, я так благодарна вам! — улыбнулась она, с наслаждением вытянувшись под одеялом. — Но как же вы? Ведь его светлость не простит вам вмешательства в столь… деликатное дело. — Оставим разговоры о герцоге! Ему сейчас не до нас! — отрезал Гарен, покинув наблюдательный пост и приблизившись к постели. — Куда больше меня волнует ваше внезапное недомогание. Поначалу я считал причиной волнение и усталость, но теперь думаю, ему виной нечто другое. Я пошлю за врачом.  — Не нужно, Гарен! — отмахнулась мадам де Бразе. — Я просто утомилась, вот и всё. Мне уже лучше! Уверяю вас, завтра, как следует отдохнув, я буду вполне здорова. Хранитель сокровищ, пожав плечами, удалился, оставив жену наедине с камеристкой. Цыганка, получившая за насыщенную приключениями и путешествиями жизнь некоторый опыт во врачевании, заставила хозяйку поведать о симптомах пристигнувшей её болезни. Задав несколько неподобающих для мужских ушей вопросов и получив на них ответы, Сара ухмыльнулась и довольно потёрла руки. — Хо! Вот теперь, ясонька, я в полном праве могу считать твоего мужа полноценным мужчиной! — О чём ты говоришь? — не поняла Катрин. — Разве я не… — и словно прозрела, прикрыв от изумления рот ладонью. — Милосердный Боже! Ребёнок! — Сама ему скажешь? — Сара кивнула на дверь, за которой скрылся Гарен. — Я пока повременю. Вдруг какая-то ошибка? — Катрин с надеждой воззрилась на всепонимающую подругу, ища поддержки. — Долгая дорога совсем вымотала меня, я переволновалась. Нужно подождать. — Подожди, — согласилась цыганка. Губы её расплылись в широкой улыбке. — Месяца через три эта ошибка примется вовсю шевелиться в твоём животе. А если нет, то прикажи выпороть меня плетьми на конюшне, ибо я совсем перестала понимать, что к чему. Катрин со вздохом покачала головой. — Признаться, я даже не знаю, радоваться или нет. Всё так некстати! И, кроме того, я должна ехать в Аррас, а Гарен, если узнает, ни за что меня не отпустит. Тогда герцог придёт в ярость. Сара шумно фыркнула. Судя по всему, ей хотелось многое высказать подруге, но она ограничилась презрительным вопросом: — Что тебе делать в Аррасе? Рвёшься на встречу с герцогом или с тем капитаном? — Я должна увидеть Арно, рассказать ему правду. Она мучает меня. Понимаешь, Сара? — Нет. Не понимаю, — отозвалась помрачневшая цыганка. — Хорошо же, если ты не хочешь поставить в известность мужа, то это сделаю я. Сара и в самом деле собралась уйти. Катрин умоляюще простёрла к ней руки, придав лицу самое кроткое, самое жалобное выражение, какое только могла позволить мимика. Она знала, как безотказно такой приём действует на любящую наперсницу. — Сара, прошу тебя… — Делай как знаешь, — сдалась цыганка. — Только не раскайся потом в своём упрямстве. Эту ночь Катрин провела в одиночестве: Гарен не пришёл разделить с ней супружеское ложе. Однако ранним утром он явился справиться о самочувствии жены. Так и не рассказав о беременности, мадам де Бразе заверила, что ей уже лучше и изъявила готовность немедля отправиться в Аррас, дабы не гневить герцога. — Вы действительно хотите присутствовать на турнире? — удивился Гарен. — Но стоит ли пускаться на такой риск в вашем нынешнем состоянии и с вашей чувствительностью? — Отвергнуть приглашение монсеньора Филиппа? Вот настоящий риск! — Но к чему такая спешка? Мы можем выехать и завтра, а сегодня отлежитесь, отдохните. — Чтобы прибыть потом в битком набитый город и не найти там места для ночлега? О, Гарен, мне не привыкать к неудобствам, но пристанет ли супруге казначея ютиться в каком-нибудь сарае? Хранитель сокровищ недоверчиво глядел на неё. Он чувствовал, что радение супруги за участь капитана де Монсальви продиктовано не столько ходатайством Абу-аль-Хаира, сколько личными интересами, но всё-таки удержался от расспросов. Он помнил признания Катрин в ночь своего откровения и верил твёрдости её слов. Да и приводимые ею аргументы имели вес. В самом деле, не сегодня-завтра Аррас наводнят сотни людей и надо будет изловчиться, чтобы достойно там устроиться. — Ну хорошо, поедем, — только и сказал он. К вящей радости Катрин слабость действительно отступила, позволив тронуться в путь вместе со всем двором. Найти пристанище в Аррасе и впрямь оказалось куда сложнее, чем в Амьене. Обстоятельства прямо-таки играли на руку Филиппу Доброму, вынудив супругов де Бразе разделиться. Катрин пришлось поселиться вместе с Эрменгардой, Мари де Вогринез и двумя дамами из свиты принцесс в двух комнатах, предоставленных им в доме торговца шерстью, тогда как Гарену, Николя Ролену и бывшему дижонскому бальи Ламберу де Салю пришлось довольствоваться трактиром. Люди всё прибывали и прибывали в город, привлечённые назначенным на завтра поединком при судействе самого герцога Бургундского. Городские стены, не могущие вместить всех желающих, окружили палатки, словно Аррас оказался вдруг в осадном положении. Нечего было и думать о том, чтобы попытаться увидеть Арно, окружённого двойным кольцом из гвардейцев герцога и шотландцев, подчинявшихся королю. Катрин оставалось лишь гадать, в чью пользу окончится грядущее противостояние.