Хранитель сокровищ

— Тебе известно, насколько мне не по душе твоя женитьба на племяннице суконщика, — ворчал Николя Ролен, раздражённый тем, что вынужден проживать в трактире средней руки, словно какой-нибудь странствующий торговец, а также поручением, которым его вздумал облечь друг. — Почему я должен передавать ей твои просьбы, будто мальчишка на побегушках? — Ты ведь знаешь, мне пришлось подчиниться приказу монсеньора, — спокойно отвечал Гарен, так и этак поворачиваясь перед зеркалом, которое держал перед ним лакей, — кроме того, я ни о чём предосудительном тебя не прошу. — Тогда почему бы просто не отправить к ней слугу? — не унимался канцлер. Уголки его губ брезгливо дёрнулись. Мессир Ролен походил на кота, с фырканьем отряхивающего мокрые лапы. — И какого рода дела у тебя появились столь внезапно? Разве ты не хочешь посмотреть, как Лионель Вандомский собьёт спесь с выскочки из Монсальви? Гарен с невозмутимым видом стряхнул с рукава несуществующую соринку. — Твоему красноречию я доверяю куда больше, чем болтливым языкам слуг. Что до моих забот, то прости, друг мой, сейчас я не могу удовлетворить твоё любопытство. Я должен идти. Но я рассчитываю вернуться к началу поединка! Катрин напрасно ожидала, когда муж придёт к ней, чтобы вместе отправиться за городские стены, где на пустыре плотники сколотили деревянные помосты, готовые вместить желающих насладиться зрелищем. Вместо Гарена явился Николя Ролен. Косясь на дородную Эрменгарду, он сообщил, что его друга отвлекли неотложные дела, поэтому Гарен передаёт свои глубочайшие извинения и предлагает супруге довольствоваться компанией подруги, а также велит немедленно возвращаться домой после окончания поединка. Изложив все имеющиеся у него сведения, канцлер степенно удалился. Удивлённая и несколько раздосадованная мадам де Бразе, нарядившаяся в белое шёлковое платье и белый же кружевной крузелер*, дополненные колье с аметистами, в сопровождении Эрменгарды отправилась к ристалищу. За оградой, окружавшей помосты, толпился народ, звучал неразборчивый гул голосов. Обведя любопытным взором собиравшихся зрителей, гвардейцев, украшенные коврами трибуны, Катрин задержала внимание на громадном шатре из пурпурного шёлка, где реяло знамя деффендана — Лионеля Вандомского. Лев на гербе, олицетворяющий грозное имя хозяина, поднялся на дыбы, выпустил когти, ощерил хищную пасть. Герб пересекала узкая красная полоса, из вежливости называвшаяся перевязью — отличительный знак бастардов. Вокруг шатра собрались лучники гвардии Филиппа Доброго в чёрно-серых ливреях с вышитыми серебром Андреевскими крестами. Налюбовавшись вдоволь, припомнив мощную комплекцию и невозмутимый вид Вандомского бастарда, Катрин перевела взор на шатёр апелляна, где над входом распростёр крылья чёрный ястреб на серебряном поле. Молодая женщина хотела было войти туда, минуя кордон шотландцев коннетабля в трёхцветных ливреях из красного, белого и зелёного сукна и саладах, увенчанных плюмажами тех же цветов, однако Эрменгарда дёрнула её за рукав. — Куда это вы собрались? — нахмурилась графиня де Шатовилен. — Тот, кто готовится сейчас к Господнему суду, не нуждается в вашем обществе! Разве вы хотите слезами лишить его мужества? — Я должна сказать капитану де Монсальви нечто очень важное, — растерялась Катрин, готовая разрыдаться, — а после поединка я могу больше не увидеть его. Что если Вандомский бастард его убьёт? — Тогда вам останется молиться за упокой его души! — прорычала Эрменгарда. — Полноте, Катрин, держите же себя в руках! Вы знатная дама, а не какая-то прачка, которой простительно распускать нюни! — Но что, если… — Никаких но! — свирепо отрезала Эрменгарда, раздувая ноздри подобно боевому скакуну. — Наберитесь достоинства, Катрин, и ведите себя, как подобает жене Генерального казначея Бургундии. А сейчас идёмте, пора занимать места! Обе женщины проследовали на трибуну весьма своевременно — ещё несколько минут, и им бы уже не удалось заполучить хорошие места. Устроившись поудобнее в первом ряду, Катрин огляделась в поисках Гарена и, не обнаружив его, снова воззрилась на шатёр, скрывавший Арно. Изнывая от беспокойства, мадам де Бразе представляла одинокого рыцаря, как раз сейчас, возможно, преклонившего колени в молитве Пресвятой Деве. Она должна встретиться с ним, невзирая на запрет мужа, поведать правду о гибели Мишеля, иначе камень с её души не свалится никогда. Тем временем центральную ложу заняли герцог Филипп, Бэдфорд, не отпускавший руку Анны, Артур де Ришмон и Маргарита, герольд Жан Лефевр де Сен-Реми, Гарен де Бразе и Николя Ролен. При появлении принца люди, налегающие на барьеры, испустили радостный вопль во всю силу лёгких: настал вожделенный час, когда два рыцаря схватятся не на жизнь, а на смерть. Сам монсеньор будет стражем турнира. Герцог, как всегда в траурно-чёрном, тонкий станом, но широкий в плечах, обвёл окружающее бесстрастным взором и поднял руку. По этому знаку два десятка трубачей, выстроившихся перед трибуной, поднесли к губам свои инструменты, протрубив чистый, торжественный клич, возвещающий начало зрелища. Гарен уставился на шатёр с ястребом. Возможно, он переоценил силы капитана, и приготовления, предпринятые им перед турниром, напрасны — Арно де Монсальви падёт, сражённый копьём Лионеля Вандомского. Ястреба с разинутым клювом втопчут в пыль, переломают ему крылья. — Мессир де Сен-Реми, вы ведь присутствовали при Азенкуре, — не удержался казначей, обратившись к герольду, — и видели, как сражается граф де Монсальви. Каковы его шансы выстоять против Вандома? — Клянусь душой, мессир де Бразе, в день Азенкура ему едва ли исполнилось шестнадцать, но уже тогда он дрался как лев, — поведал словоохотливый Сен-Реми, — и горько пришлось тем, кто рискнул сойтись с ним в рукопашной. Он не из тех, кто так просто даст себя убить, кроме того, обладает самым дурным характером во всём Французском королевстве. Вандомский бастард зря встал на его дороге! — В таком случае монсеньор должен быть благодарен Вандому, — тихо ответил Гарен, — он избавил его от бесчестия, подняв перчатку, а, может статься, и от самой смерти. Герольд Жан де Бомон с белым жезлом в руке, пройдя между канатами, делящими арену на две части, объявил условия поединка, и без того известные всем жителям Арраса. Трое суток кряду глашатаи выкликали на каждом перекрёстке: — Выбранное оружие — копья и топоры. Будет использовано по шесть копий с той и с другой стороны… Противники по призыву герольда, выехав на арену, направили коней мелкой рысью, приблизившись к трибуне герцога. Если Лионель Вандомский, красующийся на огромном рыжем дестриэ**, вызывал всеобщее восхищение, то появление Арно де Монсальви зрители встретили удивлёнными возгласами: поверх доспехов капитан надел голубой котдарм, расшитый золотыми лилиями, такая же попона покрывала круп его вороного коня. Голубыми с золотом были ламбрекены, ястреба на шлеме сменила геральдическая лилия. Лилия украшала и голову дестриэ. — Ему не хватает только короны! — заметил Сен-Реми. — Какая дерзость! — воскликнул доселе молчавший Николя Ролен. — Теперь он не имеет права проиграть, — невесть чему ухмыльнулся Гарен. — Флёр-де-лис не может быть побеждена! Крепко стиснув челюсти, Филипп Бургундский неотрывно глядел на золотую лилию — знак, олицетворяющий образ монарха, благородную кровь Валуа, текущую в его, герцога, жилах. Капитан, бесцеремонно вторгшийся в его жизнь, бросивший ему вызов, упрекнувший его деяния, и сейчас имел наглость напоминать о предательстве французской короны. Филиппу хотелось немедля отдать приказ, чтобы нахала заковали в цепи, бросили в темницу. Но он пересилил гнев. Жанна де Прель, его фаворитка, родившая ему сына, Антуана, всеми силами пытающаяся удержать ускользающее расположение любовника, повязала свой шарф на копьё Лионеля. Однако герцог не удостоил вниманием подобное проявление верности. Неожиданно принцесса Маргарита поднялась, обратившись к жениху: — Вы позволите, монсеньор? Артур де Ришмон, сдержанно улыбнувшись, кивнул головой. Филипп многое бы отдал за то, чтобы сестра осталась на месте, а не прикрепляла голубую вуаль к копью Арно де Монсальви. Герцог не мог запретить ей предложить королевскому бойцу свои цвета. Соперники разошлись по разные стороны арены. — Перережьте канаты, и пусть битва начнётся, когда пожелаете! — зычно провозгласил де Бомон. Сотни глаз следили за происходящим на арене — в едином порыве, в единодушном спортивном азарте. Но для троих людей поединок, где бойцы сходились в конных заездах, ломая копья, был больше, чем захватывающее развлечение. Филипп, Гарен и Катрин молча, напряжённо ловили каждое движение соперников, в душе подбадривая того из них, кому желали победы. Сейчас Арно олицетворял для Катрин родину, Париж, память об оставленном позади детстве. Пусть она и провела большую часть жизни в Бургундии, Франция по-прежнему оставалась ей дорога, она не могла не молиться о победе рыцаря, носящего королевские цвета. Арно и Лионель наносили друг другу удар за ударом, способным, казалось, вышибить из человека дух, ясеневые копья с грохотом ударялись о щиты, стонала земля под копытами разгорячённых коней, роняющих хлопья пены. Шлем Лионеля был погнут, по лицу Арно текла струйка крови — шарнир от повреждённого забрала расцарапал ему щеку. Противники тяжело дышали и, прежде чем сойтись в решающем заезде, долженствующем выявить победителя, жадно глотали воду из поднесённых секундантами кубков. Бастард вложил такую силу в последний удар, что Арно вылетел из седла, упав наземь в пяти шагах от своего коня, однако и сам Лионель потерял равновесие, ноги его выскользнули из стремени. Со сдавленным рычанием, под гул толпы, бастард грохнулся в пыль. Оглушённый, он завозился, пытаясь подняться. Эти несколько секунд промедления дорого ему стоили. Оправившись первым, Арно вскочил с гибкостью барса, сорвал с ног щитки и схватил боевой топор. Копьё бастарда поранило ему плечо, на котдарме показалась кровь. С кровью уходили и силы. Арно понимал, что теперь должен действовать стремительно, пока слабость не сразила его. Соперники вновь схлестнулись в яростном противостоянии. Казавшийся маленьким рядом с гигантским Лионелем, Арно нападал с проворством ястреба, камнем бросающегося на зазевавшуюся полёвку. Топоры ударялись о металл доспехов, сыпались искры. Изловчившись, Арно отсёк золотого льва на шлеме соперника. Лионель, обуянный неукротимым бешенством, испустил злобный рёв. Он потерял голову от гнева — а этого нельзя делать в бою. Удары его топора утратили точность, бастард слепо рубил направо и налево, понапрасну расходуя силы, тогда как остававшийся хладнокровным Арно с лёгкостью уклонялся от его атак. Капитан де Монсальви, дождавшись удобного момента, нанёс несколько ударов подряд по повреждённому шлему Лионеля. Забрало отлетело в сторону. Это и нужно было Арно. Отбросив топор, он по-кошачьи вцепился латной рукавицей в открытое лицо противника. Брызнула кровь. Полуослепший бастард отпрянул, оступился, с хрипом покатился по земле, увлекая за собой Арно. Тот не выпустил жертву из стальных когтей и, придавив коленом грудь Лионеля, всё крепче сжимал пальцы. Филипп, закусив губу, смотрел на них. Это не был обычный турнир, и он не мог спасти честь Вандома, прекратив схватку. Он мог только беспомощно наблюдать, как чужой рыцарь убивает его бойца — таковы были условия битвы. Бастард не выдержал. — Пощади! — закричал он, полузадушенный. Тогда Арно отпустил его, выпрямился, отряхнул от крови рукавицы, обратил горящий взор на трибуну. — Бог тебе судья! Французский рыцарь не убивает поверженного врага, — гордо промолвил он, адресуя свои слова отнюдь не побеждённому, истекающему кровью Вандому. — Ты попросил пощады. Оказываю тебе такую милость… герцог Бургундский! Филипп, готовый застонать от унижения, следил за тем, как капитан де Монсальви под восторженный вой зрителей, пошатываясь, идёт к своему шатру. Только там державшийся из последних сил Арно позволил себе буквально упасть — дрожащие ноги отказывались держать его. Шёлковый полог, скрывший капитана, магнитом притягивал Катрин. Сейчас или никогда! — решила она, спускаясь с трибуны. — Куда вы? — остановила её Эрменгарда. — Вы прекрасно знаете, куда! Молю вас, не удерживайте меня! Щёки Эрменгарды заколыхались. — Безумная! — прошипела она. — Ваш муж одноглазый, но не слепой! Вы забыли его наказ? — Я всё помню, милая Эрменгарда, но я должна поговорить с Арно, должна, — торопливо проговорила Катрин, подобрав путавшийся в ногах подол платья. Прежде чем хранительница гардероба герцогини смогла предпринять какие-либо шаги по задержанию мадам де Бразе, беглянка ловко ввинтилась в толпу. Ничто не могло остановить её, спешащую к вожделенной цели. Она бежала к Арно. *Крузелер — женский головной убор, чаще всего в виде платка или чепца, украшенный множеством складок. **Дестриэ — крупный боевой конь, сопровождавший рыцаря в походах и на турнирах. Как правило, жеребец. Обладал высокой стоимостью.