Хранитель сокровищ

Жакетта в ту ночь так и не сомкнула глаз. Да и какая мать уснула бы на её месте? Она не плакала больше и покорно легла, не раздеваясь, слушая, но не слыша болтовню Сары. Словно окаменев, Жакетта глядела на потолок, полностью отдавшись безотрадным мыслям. Память то отбрасывала её в прошлое, когда погиб Гоше и пропала Лоиза, то возвращала к действительности, где Катрин разделила судьбу сестры. Лоиза так и не оправилась после надругательства, и рана в душе Жакетты так и не зажила. А вот теперь исчезли Катрин и её нерождённое дитя! Где они? Живы ли они или слёзы матери пролились уже по умершим? Казалось, рассудок несчастной женщины не выдержит потрясения и помутится — так страшно было лицо Жакетты, застывшее в скорби. Внезапное появление Гарена внушило было ей надежду. Но и Гарен поутру вернулся ни с чем. Жакетта стала думать, что к исчезновению дочери причастен некто всесильный, бесстрашный, недосягаемый и для самого монсеньора, не то что для его казначея. Надежда вновь затеплилась в ней, когда Сара сообщила, что мессир Гарен, похоже, напал на след. Не дожидаясь, пока крестьяне соберут какой ни на есть отряд, не щадя коня, он бросился в одиночку к заброшенному замку. Сара, покинув пост возле постели хозяйки, ушла вместе со всеми. Жакетта приникла к окну и оно на ближайшие часы сделалось её наблюдательным пунктом, она словно прикипела к стеклу. Наконец ожидания матери были вознаграждены. Она встрепенулась, всплеснула руками и устремилась на улицу. Повозка остановилась перед усадьбой мэтра Готерена. Гарен, не обращая внимания на усталость и собственные раны, бережно поднял Катрин на руки и внёс в дом. Сквозь сон Катрин слышала, как радостно охала мать, пока Сара что-то быстро говорила ей, как дядюшка возносил молитвы святому Бонавентуре. Она чувствовала, как её укладывают и раздевают, но в своём странном состоянии не находила сил ни пошевелиться, ни разомкнуть губы, ни произнести хоть слово. Пережитое повергло Катрин в странное оцепенение между сном и явью. В мозгу, утомлённом впечатлениями, одна за другой возникали жуткие картины, до того яркие, что казались реальными. Стены старого замка вновь обступили Катрин, кривлялись отвратительные рожи, длинные руки тянулись и тянулись к ней через всю комнату, пальцы на них алчно сжимались, ища горло. Катрин хотела кричать, но не могла. Она невнятно забормотала, заметалась на постели, пытаясь пробудиться, но кошмар не прекращался. — Всё хорошо, любовь моя. Я здесь. Я рядом, — услышала она успокаивающий голос Гарена. Призраки отступили и Катрин невольно потянулась за спасительным голосом. Тёплая ладонь гладила ей лоб, щёки, волосы. Катрин погрузилась в тяжёлое забытье, где не было уже ни кошмаров, ни света, ни сумерек, но того и требовало нуждающееся в покое сознание, близкое к нервной горячке. Ничто больше не тревожило Катрин. Так она провела около полутора суток, пока туман не рассеялся и сомкнутые веки не без труда раскрылись. Катрин заморгала, не понимая, где она. Все предметы показались ей расплывчатыми в полумраке. Кое-как она сфокусировала взгляд, обнаружив вокруг привычную обстановку в спальне в Марсанне и все вещи на положенных им местах. Катрин успокоенно вздохнула. Ставни были притворены, чтобы яркий свет не мешал больной. Положив сложенные руки на спинку придвинутого к изголовью кровати стула, а на руки опустив голову, дремал Гарен. Улыбнувшись, Катрин позвала его. Ей показалось, что она произнесла имя громко, тогда как на самом деле губы издали полушёпот, но Гарен, чуткий, как настороженная птица, услышал его. Он вздрогнул, встряхнулся и сразу поднялся, растирая затекшую шею. — Гарен, — повторила Катрин. Он торопливо склонился над ней, вглядываясь в её черты, что-то ища и боясь найти в них. Катрин заметила, как осунулось его и без того худое лицо. Чёрный глаз, в котором обычно светились ирония и потаённые мысли, засверкал от радости. — Хвала Господу, вы не пострадали! — проговорил он, сжав её пальцы. — Катрин! Великий Боже, как я боялся потерять вас! Катрин не припоминала, чтобы прежде Гарен, не отличавшийся благочестием, так часто и истово упоминал в речи имя Господне. И редко он, обыкновенно сдержанный, так бурно проявлял свои чувства. Кинжал, борьба и искажённая от ярости физиономия Фаго предстали вдруг в памяти. — А вы? Вы не ранены? — спросила она. Тень беспокойства легла на лицо. — Я видела, как… — Пара синяков да царапина, не стоящая внимания, — проговорил Гарен с пренебрежением к полученным тумакам, хотя ещё чувствовал их, ибо Фаго продал жизнь не задёшево. — А Фаго и тот, другой? — допытывались Катрин. — Они остались… там? — Они в аду, где им место, — кратко ответил он. Она содрогнулась, снова вспомнив о ребёнке, и, высвободив руку, по привычке потянулась к животу. — Он жив! — провозгласил Гарен, угадав её намерения, и широко улыбнулся. — Мы боялись, что те негодяи навредили вам и вы… Что вы можете выкинуть ребёнка. Но наш друг Абу уверяет, что у вас крепкое здоровье и опасности нет, но вы нуждаетесь в отдыхе. — Абу? Он тоже здесь? Гарен пожал плечами. — Ну да, мэтр Готерен привёз его из Дижона, а до тех пор мы сами ухаживали за вами. — Как в старые времена, только Барнабе не хватает, — улыбнулась Катрин. — А я ждала вас. И ваше внезапное появление, ваше беспокойство — означает ли это, что вы изменили своё мнение? Вы больше не боитесь дать ваше имя бастарду или тень монсеньора по-прежнему витает между нами? И даже сейчас, здесь, в этой комнате… Указательным пальцем она очертила в воздухе невидимый полукруг. Гарен опустился на колени возле постели и нежно коснулся губами щеки Катрин. В ответ Катрин, счастливо вздохнув, обвила рукой его шею. Эти жесты означали, что прежние недоразумения отринуты. — Вы видите перед собою величайшего глупца, Катрин! Из-за неуместной гордости я едва не лишился самого дорогого сокровища, какое только даётся человеку, — торопливо говорил Гарен. — Случись что, я никогда не простил бы себе… Катрин, не дослушав, слегка подалась вперёд, отчего их губы соприкоснулись. В ту минуту Жакетта, держа кружку с укрепляющим настоем, приготовленным по рецепту Абу-аль-Хаира, поднялась наверх, чтобы заменить мессира казначея на дежурстве подле больной. Приотворив дверь, она заглянула в комнату, но тут же отступила так поспешно, что едва не отдавила ногу следовавшей за ней Саре. — Придётся немного повременить с приёмом лекарства, — шёпотом пояснила она, заливались краской смущения.