***
Укрытая засохшими травами и цветами, Альфис провела ночь в раздумьях. Очередное погружение в Подмирье нанесло её духу удар. Достаточно сильный, чтобы выбить его из тела. Если бы Проводник не вытолкнул шаманку в настоящий мир, девочка потерялась бы в Изнанке навсегда. За любопытство — расплата. Удар несколько сбил спесь Шёпот Рук. Она думала о предыдущих путешествиях, бусинкой нанизывала воспоминания о контактах с Невидимками на тонкую нить своего опыта. Нервно стуча когтем по каменному полу, Альфис лежала в стороне от соломенной подстилки и рассуждала, как сделать своё пребывание на той стороне менее болезненным. Ей хотелось продолжать разговоры с Бессонным Проводником, узнать его Тайну. Ведь у каждого существа, даже бестелесного, есть Тайна. Некое знание, доступное лишь его носителю, создающее его, наделяющее смыслом, ролью в круговороте миров и тысячи тысяч жизней. Шёпот Рук искала Тайну в других, чтобы обрести собственную — таким оказалось её первоначальное стремление. Но в Подмирье цели нет — говорил Проводник шаманки. И сослался на кого-то из эботтов. «Душой держит лишь музыку…» — вспоминала девочка, пока её истощённый разум молил о целебном сне. Её разбудил предвечерний стрёкот цикад. Озирая беспорядок в пещере, Альфис недовольно думала о том, сколько времени займёт у неё восстановление утраченных запасов лекарств. Но в первую очередь необходимо починить ловец. За время дрёмы Шёпот Рук ничего не увидела в собственном подсознании, хотя сны приходили к ней всегда. Мысли оказались бедны даже на самые простые образы. Девочка провела рукой по взъерошенным волосам и встала, не отряхиваясь от приставших листочков и лепестков. Со свода пещеры выступал мутный кристалл, на нём висела холщовая сумка, которую шаманка носила на плече. Сняв её, Альфис заглянула в один из свитков Глубокой Ладони, по слогам прочла записи и устремилась к выходу. «Ромашка, лопух, крапива, одуванчик», — повторяла девочка про себя. Самое нужное. И можно собирать уже в этом сезоне. Заняться сбором Шёпот Рук планировала лишь по пути. Отыскать соплеменника, который расскажет о Подмирье, ей казалось важнее, чем иметь травы в запасах. Девочка знала, что Санс тоже способен погружаться, но не как она, а по зову, через тени и по определённому пути. Невидимка явно говорил не о страже. Вечер на Эботт ещё не опустился, но земля уже становилась прохладнее. Ягодозвон — хоть и тёплый месяц, но любит и грозы, и ночные ветра. В такие дни цветущие на Эботт растения лучше собирать по утру, поэтому мимо некоторых зарослей шаманка проходила. «Одуванчики скоро улетят». Девочка озабоченно подметила, сколько жёлтых цветков спрятались в зелёный клюв. Она невольно ускорила шаг. Спускалась по мелким оврагам, перескакивала через быстрые ключи Разнотравья, что нитками тянулись к Пещерам Падающей Воды. От навязчивого жужжания жирных мух напрягались её длинные ушки. Одиночество Альфис ценила, но в тот момент она остро нуждалась в совете. У неё не было друзей, она не знала, к кому обратиться. Азгор где-то далеко. Санса непросто найти, а призывать ради такого — глупо. Шёпот Рук хотела быть со стражем наравне. Впервые её мысли оказались в таком беспорядке и волнении. Девочка и сама не заметила, как ноги привели её к отцовскому дому. Невольно она устремила взгляд к вершине типи, где обычно реял флажок с глифами эботтов. Там он и остался. Хотя Альфис не помнила, когда последний раз видела родных. Сжатого Колоса она застала не в жилище, а на лужайке позади. Он ужинал рыбой, чистил её от косточек и аккуратно складывал в стороне, на жёлтый платок. К Альфис эботт сидел спиной, потому не сразу заметил гостью. — Отец… — тихо позвала шаманка, но осекла саму себя. — Сжатый Колос. Ящер выпрямился и замер на мгновение. Прокашлявшись, он отложил лосося, оттёр когти о платок и повернулся к дочери. — Альфис, — только и сказал эботт. Девочка заметно смутилась и по привычке спрятала руки за спиной, но, спохватившись, сложила их у бёдер. Всё это время она молчала. — Присаживайся, — вдруг засуетился ящер и подошёл к дочери, протянул ладонь к её спине на уровне лопаток, но не решился прикоснуться. — У меня лосось копчёный. Есть очищенные спинки. Ты угощайся! Альфис поддалась отцовской просьбе и присела на его место, но к рыбе не притронулась. Волнение заглушило какое-либо желание есть. — Совсем худенькая стала, — с улыбкой произнёс Сжатый Колос, устраиваясь напротив дочери. Он тепло смотрел на неё. Альфис же провела языком по губам и отвела взгляд. — Мне спросить надо. Руки Сжатого Колоса, которые уже перекладывали лосося в блюдо Альфис, застыли. А затем они отложили рыбу и легли на колени эботта. Всё это время он смотрел в лицо дочери, которая держала взгляд на неведомой ему стороне. — Спросить? О чём? — Ты знаешь эботта, чья душа держит лишь музыку? — Шёпот Рук оживилась и наконец обратила глаза на отца. Ящер не ответил. Когтем он дотронулся до подбородка и опустил взор к рыбьим костям на платке. Несмотря на то, что многие жители Эботт любили песни, Сжатый Колос посещал только праздничные костры и только из уважения к Земле-Матери. Музыка не приносила ему такой радости, и музыкантов он не знал. Из раздумий его вырвал громкий возглас. — Ну надо же! Гулёна вернулась! Вязаная Шейка с удивительной для её возраста проворностью подбежала к внучке, поставила ту на ноги, обняла и крепко поцеловала в обе щеки. Держа Альфис за плечи, женщина придирчиво оглядела девочку. Шёпот Рук попыталась отмахнуться от столь яростного внимания. — Бабушка… Я по делу. Мне спешить надо. Даже отца она смогла назвать по имени, но на Вязаную Шейку духу девочке не хватило. — Спешить! — тут же возмутилась старушка. — Ты папу сколько не навещала?! Ладно я, старая, прахом разлечусь скоро, но о нём-то хоть подумай! Он каждый эботтов день о тебе говорит, тоскует. Как ты собралась врачевать народ, раз такая бессердечная?! Альфис сжала губы. Ей хотелось сбежать. — Мама… Не надо. — осадил Вязаную Шейку Сжатый Колос и положил руку на её плечо, покрытое тремя слоями шали. Шейка повернулась к сыну, и что-то очень тяжёлое в его взгляде заставило пожилую женщину отпустить плечи маленькой девочки, которая ещё совсем недавно нуждалась в её уходе и заботе. Совсем ребёнок… Ну какая из неё шаманка? — Альфис… То есть Шёпот Рук, — проговорил Сжатый Колос медленно. — Интересуется, знаем ли мы эботта… — Чья душа держит лишь музыку, — добавила девочка, с ожиданием смотря на родных, но уже не близких. Вязаная Шейка вздохнула: — И только-то? Старушка гордо отряхнула подол юбки и направилась к блюду с лососиной. — Не знаем такого, — буркнула она со свойственной старикам ворчливостью. Альфис вздохнула почти как бабушка и, поклонившись отцу, направилась прочь. — А зачем тебе? — напоследок окликнула её Вязаная Шейка. Развернувшись вполоборота, Шёпот Рук посмотрела на соплеменников. Неясный блеск её глаз вдруг испугал Сжатого Колоса, из-за чего сердце в его груди на миг сбилось с шага. — Мне нужно разгадать Тайну, — глухо ответила шаманка. И снова на месте девочки, проживающей всего восьмой Ягодозвон, проявился образ существа, из души которого текли призрачные потоки неопознанной силы. Они жгутами тянулись ко всему, что отражалось в глазах Шёпот Рук. Редкие травинки, росшие у типи, замерли, хотя недавно их раскачивал лёгкий ветерок. Замолчали цикады. Бабушка и отец Альфис переглянулись. Кто знал, что Эботт пошлёт им столь одарённого ребёнка? А сейчас Шёпот Рук ребёнком не казалась вовсе. — Негасимая Лучина может знать. Музыкант обучал её сына, — протянула Вязаная Шейка нарочито равнодушно. Но её потрескавшиеся когти невольно сжались на лососевом хвосте и погрузились в розоватую мякоть.***
— Теперь мне открылось, насколько мудра Эботт. Земля, что сотворила подобных тебе существ, великодушно оградила вас от опасностей мира. Её замысел ясен. Мудрый Рог кивнул, безмолвно благодаря Чёрного Кремня за уважение к вере его народа. Легенда Эботт не пересеклась с историей о Великом Духе-Змее, но человеческий вождь, как и воины, и почтенные старцы, и скво внимали рассказу Азгора, не вмешиваясь. Лишь когда чужеземец поведал о янтарном Древе, из почек которого вышли первые люди, племя зароптало. Особенно отчётливо эботт различал молодые голоса. Один юноша осмелился добавить: — Дерево обвил хвостом Татека! Чёрный Кремень бросил тяжёлый взгляд на младшего соплеменника, и тот стыдливо опустился на бизонью шкуру, постеленную для совершения общей трапезы. Однако Азгора не смутило предположение юноши. — Возможно и так, — размеренно произнёс он. — Возможно, что благодаря Проглотившему-Собственный-Хвост Аитеке, Эботт обрела сознание. — Хоть наши легенды и различны, они не противоречат друг другу, — весомо заметил вождь. Тон шёпота племени стал более одобрительным. Пожилые женщины поставили у коленей Азгора и Догго плошки с кукурузной кашей и свежим мясом. А сверху положили ещё и по две толстые лепёшки. Вдыхая аромат блюд, Дикий Вой проглотил ком, накопившийся в горле. Мудрый Рог прочёл в глазах соплеменника растерянность и даже уныние. Азгор нахмурился, жестом приказав тому успокоиться. — Угощайтесь! — Чёрный Кремень простёр руку, смотря на блюда, которые всё подносили эботтам и людям. — Племя Пяти Змей и гостей, и пленников кормит так, чтобы и друг, и враг знали, насколько метки глаза наших охотников. Им достаточно одного выстрела, чтобы убить самого быстроногого оленя. И руки наших женщин сильны. Одним рывком они сдирают шкуры и свежуют мясо. Мы не страдаем от голода и всегда готовы дать отпор. Мудрый Рог внимательно слушал вождя, но к еде не прикасался. — Чёрный Кремень, — начал он торжественно. — Дикий Вой и я благодарны твоему племени за эти яства. Мы бы приняли их, нас дразнит аромат всех блюд… Но нельзя эботту есть то, что выращено и поймано не на родной земле. Слова Азгора снова поселили волнение в разговоры змеиных людей, даже Чёрный Кремень вытянул мускулистую шею. — Уж не хочешь ли ты оскорбить наших охотников и плоды этих земель? — В голосе человека Мудрый Рог почуял неприкрытую угрозу. По-видимому, всё, что связано с поглощением еды, у Племени Пяти Змей считалось священным. Азгор сохранял спокойствие, обдумывая ответ. Между тем шум в разговорах усиливался. — Нет, вождь. Прежде позволь объяснить. Чёрный Кремень отложил свою плошку и скрестил на груди руки. — Так и быть. — Я говорил тебе, что накопленные силы Эботт выходят из меня с каждым произнесённым словом, — Азгор вздохнул, поскольку и сам остро чувствовал, как в беседе постепенно теряет часть себя. — Чтобы сохранить энергию, мне и Дикому Вою стоит питаться лишь травами, поднявшимися из почвы Земли-Матери. Они смогли поглотить её драгоценную суть. Потребив чужие плоды, мы упустим нашу силу, вместо того чтобы укрепить её. Как бы не были вкусны эти блюда… — Вождь с сожалением посмотрел на кашу и лепёшки. — Они губительны для нас. Выслушав Азгора, Чёрный Кремень тотчас подал знак забрать блюда у чужеземцев. — Мою долю тоже, — добавил он, когда хрупкая женщина приняла несъеденное угощение из жилистых лап эботта. — Я не стану есть, пока голоден мой гость. Дикий Вой с грустью в глазах провожал скво, уносившую его порцию. — Какие ещё у вас ограничения за пределами дома? — Чёрный Кремень величаво повернулся к Мудрому Рогу. Руки на его каменной груди оставались скрещенными. — Мы должны вернуться по собственным следам, — произнёс Азгор. — А если их занесёт пылью и песком? Иноземец покачал головой. — Оставленную на поверхности земли энергию Эботт не сдует ветер и не смоет дождь. — Хорошо. А ещё? — Мы должны уйти этим вечером… — Отчего же?.. Но Азгор не услышал вопроса вождя. В хоган заступил новый человек. Члены племени и раньше свободно подходили и присоединялись к трапезе. И так же свободно её покидали, чтобы другие тоже могли насладиться праздничной едой. На пире в честь встречи гостей дозволялось отобедать многим. То ли совпадение, то ли внутреннее чутьё, но что-то заставило Азгора посмотреть на откинутый полог и встретиться взглядом со стройной женщиной, чьи волосы оказались черны так же, как косы Негасимой Лучины. Но это Мудрый Рог осознал позднее. В сгибе нежной руки женщины, как в колыбели, покоился младенец. Повинуясь неотступному инстинкту, вождь эботтов приподнялся и поднял руки навстречу Летящей-по-Ручьям. Скво, что приближалась к основанию обеденного круга, вдруг остановилась и прижала девочку к себе. Она недоверчиво наблюдала за чужеземцем. — Подойди, жена, — твёрдо позвал её Чёрный Кремень. Летящая-по-Ручьям, поудобнее устроив малютку у груди, чинно прошагала мимо соплеменников и опустилась рядом с мужем. Она немного помялась, но встретив взгляд своего вождя, передала ему ребёнка. — Девочка здорова, — вполголоса произнесла Летящая-по-Ручьям. — Но высосала она совсем немного и большего не просит. К тому же, для грудничка она удивительно тихая… Но и сама скво замолчала, когда заметила, как когтистые пальцы чудовища приближаются к младенцу в руках Чёрного Кремня. А тот — о ужас! — спокойно передаёт её. Точно вкладывает пасть койота! Летящая-по-Ручьям была готова накинуться на пришлое чудовище и отнять невинное дитя. Эти страшные когти непременно поцарапают нежную кожу на лице девочки! Но от материнского взгляда всё же не укрылось, с какой лаской и трепетом свирепая лапа обвила крохотный свёрток. Эботт медленно поднёс его к глазам, и несуразно умилённая для столь грозного лица улыбка проявилась на его устах. Азгор тихонько смеялся, пока по его щеке стекала горячая слеза. Изумлённая скво посмотрела на мужа. Счастье, которым вдруг преисполнился странный гость, и оживлённый детский лепет подсказали матери троих сыновей, что эта девочка — не её дочь.***
До типи вождя Шёпот Рук дошла быстро — дорогу она запомнила в тот же день, когда предводитель сам явился за ней, а Сжатому Колосу ничего не осталось, как отпустить дочь на заклание необходимой племени должности. Альфис была полностью поглощена своим посвящением. Потому она и не догадывалась, как непросто вождю далось решение назначить шаманкой маленькую девочку. Ребёнок не берёт в расчёт, насколько хорошо один отец может понять другого отца. Шёпот Рук заглянула за полосатый полог типи. Негасимой Лучины дома не оказалось. Минутку помявшись у порога, Альфис решила переждать внутри — больно любопытными оказались взгляды живущих неподалёку эботтов. В их внимании Шёпот Рук слышала эхо обвинений Вязаной Шейки. «Бессердечная!» Она не совсем понимала значение этого слова, как и многие другие вещи. Однако порой Шёпот Рук чувствовала, что внутри неё словно живут две разные личности: простая девочка, встретившая девятое лето, и шаманка, отринувшая все блага реальности. Прими она лишь потустороннюю часть сознания — пропустила бы мимо ушей слова бабушки. Но после каждого погружения во тьму Подмирья детская душа просыпалась в ней и требовала внимания. Детская душа смущала Альфис. Спрятаться от соплеменников проще, чем спрятаться от самой себя. Лишь с Мудрым Рогом и Сансом шаманка напрочь забывала о своей изначальной сущности. С вождём и стражем всё было однозначно и понятно. Все трое — часть системы, где нет детей и родителей. Есть только обязанности. Стараясь не поцарапать когтями циновку, гостья неспешно шагала вдоль тесьмы и лент, на которых плескались вышитые рыбы. Негасимая Лучина вернулась к любимому занятию. Внутри жилища стало заметно уютнее. Отголоски удручающей энергии комками собрались по углам типи, но Шёпот Рук больше не ощущала её так остро. Раньше в доме предводителя ей становилось душно. Альфис провела рукой по лентам. Те змейками заструились по её пальцам. Но вместо характерного шипения девочка услышала шорох травинок. Их образ предстал перед глазами так, будто шаманка уменьшилась до размеров букашки. Она оглядывала эту зелень, стоя у самых её корней. — Ты?.. Поморгав несколько раз, Альфис отвела видение. Держа на локте покрытую тканью корзину, Ториэль настороженно смотрела на неё. Не дожидаясь ответа, Негасимая Лучина направилась к очагу, миновав незваную гостью. Устроив поклажу на ровной поверхности, она повернулась к шаманке. Её рот был сжат. — Тебе что-нибудь нужно? — поинтересовалась она будто бы непринуждённо. Однако Шёпот Рук совсем не замечала недоверчивого настроения Ториэль. Девочка глубоко и точно чувствовала потусторонние силы, внешние энергетические потоки, но к чужим душам и невербальным знакам эботтов оставалась почти слепа. — Ты знаешь одного музыканта. Он учил твоего сына. На лице Негасимой Лучины проявилось удивление. Но следом его оттенила кроткая печаль. — Мне надо найти его, — Шёпот Рук не отрывала взгляда от поникшей женщины. — Я поняла, — кивнула та, опустив глаза. — Странно всё же… Шаманка наклонила взлохмаченную головку, а Ториэль продолжила: — В полдень ко мне пришли Андайн и Санс. Они тоже хотели узнать, где живёт Пасмурный Звук. Альфис мысленно повторила имя, которое не слышала прежде, но что-то внутри неё затрепыхалось от его упоминания. Интуиция указывала на этот путь. И ей стало любопытно, почему эботт, который неким образом связан с Подмирьем, понадобился Андайн? — Вряд ли он сможет принять столько гостей в один день, но он славный. — Ториэль легко улыбнулась. Строгий взгляд её подобрел. — Постарайся не пугать его. Шёпот Рук покачала головой. — Я просто спросить… — Боюсь, что не смогу помочь тебе больше, чем Андайн. К Пасмурному Звуку Азгор шёл один, поэтому я не знаю дороги. — Негасимая Лучина окинула взглядом худую фигурку шаманки. — Где-то в Пещерах Падающей Воды с уклоном на север. Там он и должен жить.***
Приняв малютку Фриск в свои лапищи, Азгор будто на одно мгновение восполнил целиком все силы, утраченные в путешествии. Он глядел в пухлое личико, ощущал хаотичные прикосновения коротких и плохо гнущихся пальчиков к его скулам. Невероятно, но как же крепко они хватали, тянули и дёргали его усы и бороду. Что за неведомая сила была заключена в эти новорождённых ручках? Мудрый Рог поражался и умилялся этим странным движениям. Радость переполняла его. «Это надо же! Найти ребёнка?.. Чудо! Не иначе…» — Ты сильно привязался к этому дитя, — заметил Чёрный Кремень, наклонившись к самому уху Азгора. Тот наконец отогнал наваждение от пробудившегося отцовского инстинкта. Эботт отвёл Фриск от лица и осторожно прижал к груди. — Летящая-по-Ручьям сказала, что у неё дурной аппетит. Лучше девочке побыть с кормилицей, чтобы она набралась сил перед путешествием. Мудрый Рог неверяще обратил взгляд на человека. — Ты позволишь мне забрать её?! — Это дозволила её мать. Ядовитый укус благословил тебя. — Вождь людей задумчиво посмотрел на гостя. — Вижу смятение на твоём лице. Разве не ты пожелал снова стать отцом? Азгор не сразу нашёл честный ответ. Он прикрыл глаза и протянул свёрток к Летящей-по-Ручьям. Та быстро укрыла Фриск своими нежными руками и, поклонившись мужу, удалилась. Мудрый Рог бессильно опустил ладони на колени. — Я не всё рассказал тебе, Чёрный Кремень. Мы не просто так искали вас. Над Эботт нависла неотвратимая беда. — Ты просишь помощи? — Я хочу договориться о союзе. Вождь Пяти Змей отвёл взгляд, подумал немного и посмотрел на человека, укутанного в длинное одеяние, полностью обшитое красной бахромой. Во время трапезы он сидел поодаль, и Азгор не сразу заметил его согнутую фигуру. — Близость Ветра! Приготовь курение. Облачённый соплеменник, по-видимому, шаман, поднялся, чем привлёк внимание нескольких людей, и тоже покинул хоган. Собравшиеся проследили за силуэтом Близости Ветра, а затем обратили взор на вождя. Чёрный Кремень взирал на них из-под сдвинутых бровей, и в его взгляде Дикий Вой прочёл глубокую задумчивость. — Мудрый Рог пришёл просить союза, — возвестил он. — Что думаете? Скво и воины удивлённо переглянулись, старцы зашептались. Один из них подал голос, скрипучий, как лягушачье кваканье. — А против кого Мудрый Рог хочет поставить наше племя? Азгор, не ожидая столь прямого вопроса, посмотрел на старца. И ответил честно. — Врагов среди вашего рода у нас нет. — Мудрый Рог чуть было не сказал «больше нет», но осёкся. Битвы прошлого — пусть там и останутся. Вождь эботтов продолжил: — Но моя дочь, Кара — рождённая людьми Красной Глины — говорила, что её племя некогда шло убивать и грабить. В хогане поднялся такой гул, что Азгору пришлось прервать рассказ. Его слух ловил лишь обрывки фраз. — Проклятые дикари!.. — Сколь много крови!.. — На нашей земле!.. — Дурные, гнилые плоды!.. Непонимающий Догго вертел головой из стороны в сторону. Спасаясь от импульсивных жестов соседей по трапезе, он прижался спиной к брёвнам. Догадка Азгора подтвердилась. С племенем Пяти Змей сражались отцы и матери, братья и сёстры Кары восемь лет назад. Чёрный Кремень громко хлопнул в ладоши, призывая собрание к тишине. Когда люди успокоились, вождь обратился к Мудрому Рогу. Его голос стал до того напряжённым, что звучал ниже обычного. — Твоя дочь? Скво, которая научила тебя нашему языку, принадлежала людям Красной Глины? — Человек говорил спокойно, но почти не размыкал зубы. — А ты знал, как гнусно они напали на наше поселение? Скольких убили? И как сами подохли? Мы дали им отпор, выставив копья. И проткнули стрелами, как только стёрли кровь детей с наших лиц и ладоней. Даже слёзы не мешали целиться в их глиняные души. Азгор слышал, как тяжело стучат сердца людей вокруг него. — Знал ли ты это, воспитывая их скво? Но даже под напором сурового взгляда чёрных глаз, Азгор не задумался ни на секунду, и голос его не дрогнул. — Знал. Вдоль песчаного свода прокатилась волна возмущённого ропота. — Знал! — невозмутимо подтвердил Азгор и поднялся, возвысившись над собранием. — Но я никогда не усомнюсь в любви к своей дочери. Послушайте, люди Пяти Змей. Кара росла, не зная другой жизни, кроме жизни в сражении и смерти, следующей по пятам. Что было отважно для её отцов, бесчестно для нас. Но стоило Каре открыть ценность созидания, научиться возделывать землю, принять благоденствие и чужую свободу, она стала храбрейшей скво! Её душа открылась миру. Она раскаялась. Раскаялась в деяниях предков. Она сполна искупила вину, пожертвовав жизнью в попытке спасти Эботт от проклятия. Речь Мудрого Рога звучала столь грозно и могущественно, что никто не смел перебивать его. Чёрный Кремень безмолвно наблюдал за чужаком, который всё ещё еле стоял на ногах. — В северной части нашего дома появился цветок. Его заросли закрыли от нас Большую Воду и её ветра. А сам он, прозванный Сухоцветом, высосал всю влагу из почвы Эботт, забрав половину Холодных Земель. Он убил шамана! И его колючие ветви согнулись в непроходимый стланик. Люди снова зашумели. — Вы не верите, что растение могло обрести такую силу? — горько произнёс Мудрый Рог. — Пусть так, но всё, что я говорю вам — чистая правда. И правда такова: Кара бросила ему вызов. Но её сил не хватило. Как их не хватило и у моего родного сына Азриэля, который надеялся спасти её. Азгор тяжело вздохнул, понизив голос. — Он сыграл для Кары на пимаке и ждал ответа. Но вместо того, чтобы принять счастье, скво решила прежде искоренить зло, пустившее корни в земле. Так и погибли мои дети. Так Сухоцвет продолжает распространяться по Эботт, высасывая её как ненасытный червь. Цветок не берёт огонь. Холода, ветра — всё это пустяк. Мы не знаем, откуда принесло его семя. Но эботтам известно одно — Сухоцвет намерен отнять наш дом и наши жизни. Вождь снова прервался, чтобы охватить взглядом внимающие лица людей. — Я обращаюсь к вам не затем, чтобы вы одолели проклятый цветок. Он наша беда и только наша забота. Но если на горизонте с другой стороны Эботт появится враждебное племя, мы окажемся зажаты меж двух напастей. И Кара призналась мне, что вы, люди Пяти Змей, одолев людей Красной Глины, защитили нас от гибели. И вдруг чудовищный вождь опустился на колени, чтобы склонить голову, величественными рогами коснуться расстеленной шкуры. Это повергло в изумление не только Дикого Воя, но всё собрание. — Я пришёл, люди, отблагодарить вас за то сражение и просить объединения! Наша Эботт одарит вас, чем только пожелаете. Приходите за тканями, фруктами и ягодами, мёдом и мясом, вампумами и прочими украшениями. Ни один житель моего племени не откажет вам в подарке или мене. Вы защитите землю от грабителей, которые и унести ничего не смогут. Отнятое насильно, обращается в прах за пределами Матери-Земли. Вы не пожалеете, когда увидите, чем она богата. Вручённые Диким Воем таблички и пеммикан — лишь малая доля чудес, которые вы получите. Выслушав пылкие слова Мудрого Рога, люди не смогли и звука проронить. Даже Чёрный Кремень опустил глаза в размышлениях. А в проёме хогана уже стоял Близость Ветра. Шаман сжимал в пальцах под длинным рукавом холщовый мешочек и красную трубку.***
Чтобы провести день хорошо, скромному музыканту многого не надо. Начать стоит с созерцания мягкого рассвета. После — извлечь из своего инструмента, из сердца вытянуть, несколько прелестных мелодий. А в конце — проводить взглядом закат и устроиться на сладкую дрёму, завернувшись в ткань собственного плаща. Для разнообразия порядок дел можно и поменять. Тем более что ночью ты куда незаметнее для мира. А живущие в темноте ловят собственные мысли и чувства, упуская из виду чужие потоки вдохновения. Этими благами ночи и пользовался Пасмурный Звук. Тихий и одарённый эботт. Примечательным был вид его. Белый, почти прозрачный, Пасмурный Звук шагал на цыпочках, лишь изредка царапая Эботт серебряными когтями. Со стороны порой казалось, будто музыкант парит. По его пути даже следов не оставалось. Прятал Пасмурный Звук не только свои шаги, но и длинные руки. Он держал их сложенными, чтобы ладони не волочились по земле. Пальцы музыканту необходимо беречь как главную ценность жизни. По счастью, он не любил выставлять их напоказ. Как впрочем и всё, чем обладал. Пасмурный Звук не искал встреч, не нуждался в союзах, в простом обмене едой, красивыми изделиями. Призрачный отшельник предпочёл бы и вовсе не иметь мыслей — только играть, играть, играть… Этим он и занимался большую часть времени. Мастерство одного эботта подарило музыканту счастливый шанс. Мало кто знает, что раньше ему такая радость не могла и в мечтах привидеться. Тогда он не имел способности мечтать, но зачатки его подсознания следовали за пимаком. Белёсыми глазами Пасмурный Звук вбирал солнечные лучи, тянувшиеся из-за горизонта. Он не чувствовал их тепла, а ткань его плаща не мокла от росы, но эботт день за днём ловил лёгкое потрясение от каждого заката и зари, если облака не скрывали картинки. Он напитывался небесами, чтобы играть. Играл он подолгу, ведь в музыке его душа растворялась. Пасмурный Звук не замечал времени и возвращался к первобытному состоянию, хотя при этом не терял возможности касаться инструмента. Через остальные предметы его пальцы проходили лёгким туманом. Но — что за несправедливость! — другие существа дотронуться до Пасмурного Звука были способны. Закончив мелодию, эботт часто обнаруживал насекомых на свои плечах, запястьях и коленях. Безобидные букашки, конечно, не пугали его, а вот необходимость разговора с соплеменниками страшила. Самым непростым временем на поверхности Земли-Матери для Пасмурного Звука оказалось обучение Азриэля. Об этом попросил сам Мудрый Рог, а уж ему музыкант не смог отказать. Благодаря этим урокам юноша стал неплохо играть, но призрачный эботт, привыкший жить отрешённо, сам в себе, тратил великие усилия, чтобы не сбежать от разговорчивого мальчика. Закончив урок, он вежливо кланялся наследнику и уходил, не дожидаясь его благодарности или ответного прощания. Но всё же весть о гибели Азриэля поразила Пасмурного Звука сильнее, чем он мог представить. Он привязался к ученику и был рад, когда узнал, что тот даже сыграл для кого-то дорогого. После Второго Разрастания эботт словно стал ещё печальнее. Солнце уже спряталось за горизонт, и музыкант по привычке тяжело вздохнул, перед тем как подняться. Он посмотрел на свой ветхий шалашик. Домик был сделан буквально из всего, что оказалось под рукой. А именно из собранных по округе веток, склеенных улиточной слизью. Пасмурный Звук жил на Раковичной Опушке, где обитали целые семейства рогатых моллюсков. Безмолвные и медлительные соседи вполне устраивали неразговорчивого музыканта. Сама опушка возвышалась над Пещерами Падающей Воды. Свой дом эботт любил, потому что никто не ходил сюда. Хотя однажды приходил Мудрый Рог. Пасмурный Звук, как положено музыканту, обладал чутким слухом. За время своей жизни на опушке он запомнил все здешние звуки. Как отрывается галька от края уступа, как улитки шевелят жгутиками, как трут носики полёвки, как об орешник точит когти ласка, как раскачивают лепестками эдельвейсы — всё это Пасмурный Звук знал и считывал. Потому услышав натужное дыхание и задорный смех, он дёрнулся так, будто в него попала стрела. Подобные звуки были чужды этому месту. Эботт с волнением огляделся, размышляя, куда лучше спрятаться: залечь под валун или скрыться за орешником. Решив понаблюдать за непрошенными гостями, Пасмурный Звук выбрал орешник. Укрыв пимак во внутреннем кармане плаща, он поспешил к спасительному кустарнику. Как раз в этот момент со стороны подножия показался вытянутый силуэт. «И кого принесло ко мне в дом? Да ещё так поздно?» — озабоченно подумал музыкант, разглядывая опушку из-за сплетения веток. На открытое пространство вышла девочка. На спине она держала ребёнка, в котором Пасмурный Звук узнал Папайруса. И тут же он вспомнил Андайн. Пасмурный Звук сильно забеспокоился. Не хотелось сталкиваться лицом к лицу с такой шумной девочкой, пускай и будущей героиней. Между тем бойкая ундина вышла к центру опушки и присела, чтобы Папайрус слез с её спины. Почувствовав под ногами мягкую траву, мальчик завертел головой, осматривая местность. Пасмурный Звук понял, что ребятишки совершают такие привалы не в первый раз. Значит, они долго что-то искали. Или кого-то… — И тут пусто… — протянул Папайрус озадачено. В ответ ундина промычала что-то настолько невнятное, что это не разобрал даже Пасмурный Звук. Размашистым шагом девочка обошла опушку. Не видя её лица, призрачный эботт с нешуточным душевным трепетом представлял, как придирчиво сейчас осматривают его владения. «Ох, я ведь не убрал ветки, которые наломала вчерашняя гроза», — сокрушался он. Причём за опрятность дома перед непрошенными гостями он переживал даже сильнее, чем за то, что обнаружат его самого. — Андайн, смотри! — воскликнул Папайрус, указывая на что-то. Проследив за рукой мальчика, Пасмурный Звук напрягся ещё сильнее. Его шалашик обнаружили! — Кажется, это чей-то домик, — заметил малыш, присев на корточки, чтобы лучше рассмотреть хиленькое жилище. Андайн наклонилась, уперев руки в боки. — Да ну?! Разве здесь можно жить? Этой хибары едва хватит, чтобы укрыть голову. Она шкодливо усмехнулась и развела руки над макушкой, подражая сломанной крыше. Пасмурный Звук совсем расстроился. Мало того, что дети потревожили его вечерний покой… Так ещё и домик обсуждают столь бесцеремонно! Ну уж нет! За свои скромные, но милые угодья он постоять сумеет! — В этом домике я могу и коленку вытянуть… — пробормотал музыкант хмуро. Из-под защиты орешника он выйти не осмелился. Невольно дёрнувшись, Андайн и Папайрус прекратили болтовню и удивлённо переглянулись. А голос из орешника виновато добавил: — А те ветки ветер наломал. Я как раз собрался их убрать. — Кто здесь? — Юная воительница выпрямилась и с ожиданием уставилась на заросли, хотя Пасмурному Звуку казалось, что жёлтые глаза прицельно прожигают именно его. — Никто, — пролепетал он и закрыл лицо руками. Будто бы это помогло ему лучше спрятаться. — А кто же со мной говорит? — парировала девочка, потирая затылок. Но Папайрус осторожно потянул её за подол юбки и прошептал, приложив к губам ладошку: — Мне кажется, это Пасмурный Звук. Он осторожно хихикнул, а призрачный эботт поглубже завернулся в складки плаща. Он не заметил, как Андайн подмигивает младшему другу. Ундина слышала о робости музыканта, поэтому быстро смекнула, кто прячется за ветками орешника. — Вот же… Я-то думала, что услышала кого-то, кто может мне помочь. Пасмурный Звук отвёл руки от костяной маски, обрамлявшей его глаза. — Помочь? — робко переспросил он. — Да-да, — с деланной печальной бросила Андайн. — Но это может сделать лишь один музыкант! Папайрус еле сдерживался от смеха. Уж очень наигранно вела себя соплеменница. Андайн и самой не нравилось вести столь хитрый разговор, но Ториэль не зря предупреждала, что Пасмурный Звук боится незнакомцев. Прятавшийся эботт ответил не сразу: — Мне кажется, вы льстите мне. Но он всё же смирился с тем, что его заметили, а личность раскрыли. Нехотя, но музыкант выплыл из зарослей. — Не нужно так, — очень деликатно произнёс он, явив себя перед детьми. — Я мелкотравчатый, я понимаю. Пасмурный Звук тяжело вздохнул. Так тяжело, будто выдохнул всё горе жителей Эботт. Не отрывая от музыканта обескураженного взгляда, Андайн наклонилась к младшему соплеменнику: — Он сказал… «мелкотравчатый»? Не менее растерянный Папайрус пожал плечами, а Пасмурный Звук опять издал тяжкий вздох. Сжав кулаки под плащом, он спросил: — Вы что-то хотели? — Тут музыкант резко отступил, и в его спину острым концом ткнула ветка орешника. — Только пожалуйста, не думайте, что я смогу помочь! Я ведь… бесполезен. Чем больше музыкант говорил, тем быстрее двигались его ладони и тем сильнее волновалась ткань плаща. Казалось, будто тело эботта сотрясается, как поверхность закипающей воды. От столь чудаковатого зрелища Андайн наклонила голову, вскинув бровь. — Я один тут живу и никому не мешаю, а никто не тревожит меня, — продолжал роптать Пасмурный Звук, заламывая длинные пальцы у груди. — Ой, я вовсе не имею в виду, что мне было спокойно без вас! То есть… так было. Но долг гостеприимства обязывает меня… Но не подумайте, что один только долг! — Андайн, ему плохо? — прошептал Папайрус обеспокоенно. Заметив, что гости переговариваются между собой, но продолжают смотреть на него, Пасмурный Звук совсем поник. «Я всё-таки очень странный для эботтов.» — Простите, — почти беззвучно произнёс он и опустился на траву, двумя крючковатыми пальцами натягивая капюшон на глаза. Музыкант не просто так не хотел выделяться. Под его стеснительностью и страхом общения таилось желание отречься от истинной природы своего тела. Он понимал, что даже по меркам местного народа выглядел причудливо. А уж что вертелось в его сознании… Сколько обрывков невероятных воспоминаний! Отголосков событий, давно произошедших и ещё не существующих. По-настоящему страшное чувство: осознать все состояния времени и потеряться в нём. Глубокая Ладонь однажды дал музыканту добрый совет — не выдавать своё происхождение. — Эй, ты живой? Перед скрытым в капюшоне взором промелькнула девичья ладонь, покрытая блестящими чешуйками. Пасмурный Звук поднял белёсые глаза. — Ну дела! Знала бы я, как дурно тебе становится от неожиданных визитов… — удивлённо и беззлобно протянула Андайн. — Но ты знала, — без тени иронии заметил Папайрус, присевший на корточки напротив соплеменника. Девочка цокнула и тоже уместилась на траве. — Пасмурный Звук, пожалуйста. У меня к тебе только один вопрос… — начала ундина, положив ладонь на колено. Призрачный эботт почувствовал, как по затылку снова бегут мурашки. — И мы уверены, ты точно-точно сможешь нам помочь! — подхватил мальчик. Андайн коротко посмотрела на Папайруса, а затем вновь на притихшего эботта. Убедившись, что тот не собирается снова вдаваться в объяснения, она продолжила: — Я тоже хочу стать музыкантом. И я ищу учителя. — Не бойся, тебе не нужно учить Андайн! — вновь уточнил Папайрус и тем самым даже приостановил дрожь, подступившую к Пасмурному Звуку. — Да-а-а. — Начиная понимать, что маленький друг поправляет её очень вовремя, Андайн стала тщательнее подбирать слова. Чуткость не была её сильной стороной. — Я хочу играть на сампоньо. — На самом деле она о «сапонё», — хихикнул Папайрус в сторону Пасмурного Звука, полагая, что девочка не услышит его. Но та понемногу начала терять терпение. — Может ты знаешь, кто хорошо им владеет? — хмуро закончила Андайн. Пасмурный Звук поднял голову, посмотрев в небо, и юную воительницу чуть не перекосило от выражения, которым переполнялся взгляд музыканта. Она уже откровенно пожалела, что нарушила покой несчастного одиночки. «И как только Азгору удалось уговорить его?» — чуть ли не с восхищением подумала девочка. Тем не менее, Пасмурный Звук задумался. Он знал не так много эботтов. Вернее, в племени жило не так много эботтов, которых он бы хотел знать. Чудом, что подарило ему желание существовать, навсегда останется музыка. Будто заключив с ней священный договор, Пасмурный Звук преодолевал страх и неуверенность, если эботты тоже интересовались песнями и мелодиями. С прытью, которой позавидовала бы и сама Андайн, он обошёл Землю-Мать, чтобы отыскать единомышленников. И даже осмелился первым познакомиться с некоторыми. Пасмурный Звук начинал беседу с осторожным «Я играю на пимаке, а вы?». Беседу, можно сказать, непринуждённую, если б только его пальцы так сильно не сжимали бамбуковый ствол флейты. — Тина Лазури, — наконец ответил музыкант. — Она умелая. И славная. Он вспомнил изящную женщину, чей силуэт укрывали длинные волосы из подводных трав. Когда Тина Лазури шагала, они волочились по влажной земле, стирая следы её маленьких ступней. Взгляд бесцветных, почти прозрачных глаз… Она всегда смотрела тепло и печально. А ещё Пасмурный Звук хорошо запомнил её пухлую руку, за которую держались две маленькие девочки с рыбьими хвостиками. Одна несмело, но смотрела на призрачного эботта, а вторая, совсем смущённая, даже лицо прятала за маминой ладонью. Андайн ухватила пальцами подбородок, перебирая в памяти знакомые имена. — Кажется, она живёт где-то в Водопадье? — уточнила она у музыканта. Тот кивнул. — В центре. У Озера Белых Птиц. Широкая улыбка озарила лицо ундины. От блеска острых клыков Пасмурный Звук снова беспокойно зашевелил пальцами. Но Андайн этого не заметила и подмигнула: — Спасибо! — Она резко встала. — Не смеем тревожить! Папайрус неуклюже поднялся вслед за ней. — Давай руку, братец, — Андайн протянула мальчику ладонь. — Ты бывал в Подземных Водах? — Только у границ. Санс показывал, — задорно ответил Папайрус. — Значит завтра ты увидишь самое красивое и таинственное место Эботт! — Почему завтра? — голос малыша потерял весёлость. — Тина Лазури не обрадуется таким поздним гостям. Да и Санс не поблагодарит меня, если мы вернёмся под ночь. — Он и так почти не спит… Они удалялись, продолжая разговор, а Пасмурный Звук остался сидеть на земле. Когда он перестал слышать громкую речь воительницы, призрачный эботт обессиленно выдохнул и опустил голову на грудь.***
Наблюдая за багровыми всполохами огня, Мудрый Рог приложил к сухим губам красный мундштук и втянул тление киникиника. Так чудно люди Пяти Змей называли курительную смесь. Эти травы оказались горче и тяжелее того, что обычно курил вождь эботтов. Чёрный Кремень кивнул с одобрением, когда Азгор, выдохнув густой дым, передал трубку Дикому Вою. Иногда пёс тоже хорошо расслаблялся затяжкой-другой из трубки, но у людей курение превратилось в серьёзный ритуал для заключения мира и союзов. Догго решил выказать всё своё уважение к традиции и, сжав зубы на чубуке, глубоко вдохнул. О столь добром глотке он быстро пожалел. От вяжущего ощущения в горле пёс неудержимо закашлялся, но лапами успел поймать выпавшую из пасти трубку. Послышался беззлобный хохот. Кто-то похлопал Дикого Воя по спине, пока тот пытался прийти в себя. «Вот так смесь…» — сокрушённо усмехнулся эботт. — Перестарался твой воин. — Каменные уста Чёрного Кремня тронула сдержанная улыбка. Азгор, словно извиняясь, прикрыл глаза. — Скрепить союз смехом — добрый знак, — без тени ехидства произнёс человек, на что владыка эботтов коротко кивнул. Его взгляд провожал языки пламени, что рвались к вечерним небесам. Чёрный Кремень заметил, как поник его товарищ. — Тебя что-то угнетает? — спросил он. — Пора выдвигаться в путь. — Разве ты не хочешь вернуться к своей земле? — Вождь Пяти Змей отклонился в сторону, окинув Мудрого Рога удивлённым взглядом. Огонь выстрелил искрой, которая приземлилась на белый коготь чудища. И Азгор обратил к человеку своё печальное лицо. — Боюсь, мне придётся оставить девочку. — Змеиная воля священна, — неожиданно резко отрезал Чёрный Кремень. — Ты не можешь отказаться от судьбы, которая тебе предначертана! — Я с невыносимой тоской думаю о разлуке с этим маленьким созданием. — Мудрый Рог опустил глаза. — Покорившись её беспомощности и невинности, я уже дал девочке Первое Имя. Но великая Эботт!.. Как страшно мне забирать безвольное дитя в земли, где денно и нощно разрастается живое проклятие! — Ладони вождя раскрылись, а пальцы свело от напряжения. — Оно уже унесло моих детей. И третьей загубленной души не перенесём ни моя жена, ни я. Выслушав его, Чёрный Кремень отвернулся и тоже обратил взгляд к огню. За движением пламени он улавливал силуэты танцующих людей. — Я потерял первого сына. В битве с людьми Красной Глины, — ровно произнёс он. Так, словно говорил об утренней охоте. Напряжение разошлось по всему телу Мудрого Рога. — А мы продолжаем жить. И остальные дети, и Летящая-по-Ручьям — тоже. Никто не ведает, что принесёт новый день! — Человек рассмеялся и расправил плечи. — Мы сменяем стражу на постах у границ, боремся друг с другом на деревянных палках или голыми руками. Готовимся защитить наш дом от неприятеля, не зная, когда он нападёт на нас. И нападёт ли вообще. Он повернулся к вождю эботтов. Голос человеческий звучал поразительно уверенно для того, кто не знает будущего. — Пусть твоё горе научит эту девочку оценивать свои силы, понимать суть опасности и давать ей отпор. Расскажи ей всё без утайки. И помни, что не просто так ты её нашёл. Его слова заставили Азгора глубоко задуматься. Ежели он встретил девочку не просто так, значит это судьба! А вдруг Фриск нужна самой Эботт, а не только его семье? В конце концов, он, Мудрый Рог, не вечен, а племени нужен наследник. — В худшем случае, — протянул вождь эботтов неторопливо. — Она сможет уйти. Чёрный Кремень его не расслышал, но ход мыслей уловил. — Если девочка захочет жить среди людей, я завещаю племени Пяти Змей принять её без испытаний и кривотолков. Ответ человека удовлетворил Азгора сполна, и он поднялся, подав знак Дикому Вою. Пёс встал вслед за вождём. Остановив Мудрого Рога взглядом, он протянул ему раскрытую лапу, где лежали остатки самых крошечных листьев лимонника. «Большего нет», — с сожалением подумал верный воин. Но на его ладонь легли пальцы предводителя и сжали ту в кулак. Догго поднял удивлённый взгляд. «Но как же?..» Азгор лишь покачал головой и пальцем указал на самого пса. Тот всё понял, хотя не сразу спрятал листки в карман. Вождь направился к Летящей-по-Ручьям, которая держала Фриск, туго укутанную в сероватые пелёнки. Вот его восполнение! Только он прикоснулся к малютке, как снова напитался силой, но совсем непохожей на ту, что давала Эботт. Прилив шёл не от ног, а от сердца. И растекался по всему телу. — Возьми, — прошептала женщина, подавая чудищу закупоренную щепкой тыкву. — Я нацедила молока. Если она проголодается. Брови Летящей-по-Ручьям нахмурились, как это бывает у недовольных матерей. Но во взгляде тонко читалась нежность. Мудрый Рог преисполнился такой благодарностью, что вложил чересчур много чувств в свои слова: — Спасибо. Между тем другие люди обступили Догго. Они не боялись подходить к Азгору, но помнили его величественный статус. Зато в Диком Вое они видели равного себе воина. Они по-дружески хлопали его по плечу и затылку, с улыбкой желали что-то на своём языке. Почувствовав скорое расставание, к Дикому Вою приблизились и собаки. И Дёрн был с ними, и пегий щенок. Эботт вильнул хвостом. — Я нашёл это в лесу. — Тот самый юноша, что днём вмешался в рассказ Мудрого Рога о Янтарном Древе, вновь обратился к нему. В левой руке человек сжимал кедровый трезубец. Часть утраченной энергии омыла владыку эботтов, когда его пальцы прикоснулись к древку посоха. Азгор поклонился юноше. Чёрный Кремень тоже поощрительно посмотрел на соплеменника: — Хорошая работа, Звериный След. Тебе причитается лучший кусок завтрашней добычи. Затем он обратился к новому союзнику: — Дать ли вам в дорогу что-нибудь? — Не нужно, мы пойдём налегке. — Азгор засунул лапу во внутренний карман накидки и достал деревянный амулет. На нём виднелись те же знаки, что и на сумке с дарами. — Передай оберег вашему шаману. Он из кедра моего трезубца. А на обратной стороне я оставил ориентир, чтобы твои люди смогли найти Эботт. Чёрный Кремень перевернул оберег, чтобы разглядеть вырезанные фигуры. — Видишь эту черту? — Азгор указал когтём на вертикальную зазубрину. — Это твоё племя. Вам нужно встать так, чтобы утреннее Солнце было по правую сторону. Так и шагайте, чтобы оно всегда поднималось справа. — Стало быть, на севере твоя земля? Мудрый Рог кивнул. — Поразительно, — протянул Чёрный Кремень, ощупывая подбородок. — Земля, полная сокровищ и всех благ мира спряталась там, откуда уходят все племена! — Люди не любят север? — удивился Азгор. — Кто захочет жить в краях, где почва неплодородна, а ветер пробирает до самых костей? Последнее Мудрый Рог услышал не от Чёрного Кремня, а от шамана. Близость Ветра обладал хриплым потусторонним голосом. Он появился точно из ниоткуда и уже сжимал в костлявых пальцах шнурок, рассматривая подарок чудовищного вождя через прорези багровой маски. Эботт согласился с ним, хоть и не сдержал лёгкой улыбки. — В нашем доме была холодная сторона. И многие эботты селились там с большой охотой. — Эботты, чьи тела наверняка укрывает густой мех… — протянул шаман так, будто разговаривал сам с собой. Он подбросил шнурок, чтобы перехватить оберег. — Ты увидишь всё своими глазами, когда мы сами придём на эту землю, — осадил шамана человеческий вождь. — Думаю, это случится через год. Но врачеватель неожиданно произнёс. — У эботтов тоже есть шаман. — Есть, — ответил ему чужеземец. — Это был не вопрос, Мудрый Рог, — усмехнулся Близость Ветра и продолжил говорить, коротко посмеиваясь. — У вас очень занятный шаман. Передай-ка ей, чтобы начинала искать крупные кости! А девочке, что ты держишь в руках, к десятому лету изготовь копьё по её силе и росту. Наказ звучал зловеще, но Близость Ветра, удалился посмеиваясь, и оставил Мудрого Рога в откровенном недоумении. Чёрный Кремень уже никак не реагировал на слова шамана. Вождь отделял мирскую власть от власти духовной, ему неведомой. Мужчина только повернулся к союзнику и провёл ладонью по воздуху. — Три моих воина проведут вас через лес, где вы и повстречались. Прощай, Мудрый Рог Азгор. И да убережёт вас Великий Змей до самых границ Эботт. Азгор приложил свою лапу к груди и поклонился гранитному человеку. А затем трое юношей и пёс с гладкой серой шерстью повели эботтов в обратный путь. Дикий Вой, шедший в Племя Пяти Змей с завязанными глазами, окинул взглядом песок и обнаружил следы собственных лап. Догго пошёл по ним вперёд Мудрого Рога. А вождь поудобнее устроил заснувшую девочку на наплечной люльке, которую на скорую руку завязала Летящая-по-Ручьям. — Маленькая Фриск, мы идём домой, — прошептал вождь.***
По следам, оставленным решительным шагом Андайн, Шёпот Рук вышла на подъём по крутому склону. Она уже пересекла границу, отделявшую Ядро от Пещер Падающей Воды. Пробралась через заросли тростника, намочив хвостик и бахрому на подоле платья. Проскакала по осыпавшимся камням, которые вцепились в берег реки. Оставила цепь отпечатков на мокром песке. Желание девочки встретиться с таинственным музыкантом, которого знает её Невидимка, оказалось сильнее усталости. Удивительно смело, даже дерзко она смотрела в вышину, на уступ, где в синеватой ночи колосилась густая трава. Она даже не запыхалась, поднявшись на опушку, за которой раскинулся обильный орешник. А чуть поодаль девочка заметила, как реет от прохладного ветра белая ткань, покрывающая одинокую фигуру. Пасмурный Звук стоял вполоборота. Собранные ветки высыпались из его рук в мягкую полевицу. Огромные белёсые глаза с нарастающей тревогой следили за шаманкой. Она ускорила шаг. — Ч-что тебе н-н-нужно?.. Он пролепетал это почти про себя, но чуткие ушки Альфис уловили вопрос. Шаманка уже бежала от нетерпения, а Пасмурный Звук был готов лишиться чувств. От девочки тянулся поток непреодолимой для музыканта духовной силы. Она давила в грудь, заставляла тонко вибрировать каждую клеточку призрачного хрупкого тела. Больно… «Нет!» Зажмурившись, Пасмурный Звук стремглав бросился в заросли, боясь даже повернуться и проверить, как далеко от него шаманка. Эботт легко скользнул между ветками лещины, припал к земле и затих. Альфис на мгновение остановилась, но быстро сообразила и развернулась к орешнику, под который скрылась призрачная фигурка. Шаманка наклонилась, окинула заросли беглым взглядом. Было совсем темно, но Пасмурный Звук так волновался, что его огромные от испуга глаза заблестели даже в темноте ночи. Девочка молча опустилась на четвереньки, чтобы подползти к соплеменнику. — Нет-нет-нет! Не приближайся! — Музыкант перекрестил руки, закрывая лицо. — Мне плохо! Плохо-плохо! Ты очень сильная! Ты давишь на меня! Шёпот Рук застыла, вопросительно глядя на эботта. Как странно, что она не была знакома с ним раньше… Пасмурный Звук, белый почти до прозрачности, с серебристыми глазами под маской, вырезанной из чьей-то кости, был так похож на тех, кто в раннем детстве незримо баюкал Альфис, проговаривая колыбельные-заговоры на неизвестном языке. Шёпот Рук поразилась собственной догадке. — Ты… Ты из Подмирья?.. — завороженно прошептала она, расширив и без того большие глаза. Пасмурный Звук застыл. Даже бесперебойная дрожь в его теле вдруг унялась. Он медленно отвёл руки от лица и обратил на девочку потерянный взгляд. Бывший призрак ничего не ответил, но шаманка и не ждала этого. Она поняла и точно знала, кто перед ней. И это знание глубоко поразило её. Как долго она искала настоящей встречи с жителем Подмирья! Как хотела она воочию увидеть его, не одним только сознанием, а разглядеть это странное тело, услышать потусторонний голос в реальном мире. — Прошу, выйдем отсюда, — жалобно протянул Пасмурный Звук. — Здесь слишком тесно, ты душишь меня. Альфис вновь непонимающе уставилась на музыканта. — Но я ведь ничего не сделала. Эботт, попятившись, только сильнее прижался к веткам. — Иди наружу. И отступи на три шага. Но девочка, поражённая своим открытием, продолжала рассматривать соплеменника во все глаза. — Ты делаешь мне больно! Я не вынесу твоей силы! Он был в таком отчаянии, что даже позволил себе повысить голос. К счастью, не зря. Обескураженная шаманка всё же услышала его и, шурша ветками, попятилась к выходу. Когда Пасмурный Звук перестал чувствовать испытывающий взгляд и давящую энергию, он тоже выполз наружу. Девочка послушно стояла в трёх шагах от него, нетерпеливо переминаясь с пятки на носок. — Как ты узнала? — тихо спросил музыкант. Немного подумав, Шёпот Рук произнесла: — Я раньше могла видеть Бессонных Проводников. Ты похож на них. — Она поднесла пальцы ко рту и сжала их, будто поймала нить воздуха. — И чувствуешься, как они. — Но я не Проводник больше, — неожиданно для самого себя отрезал музыкант. И сразу натянул капюшон на глаза, пожалев о своей несдержанности. — Но ты им был! — воскликнула восхищенная Альфис. — Расскажи мне! Расскажи о своём племени! Кто вы такие? Почему вы видите то, что будет? Как можно попасть к вам? В горле Пасмурного Звука застрял огромный ком. — Зачем тебе туда?.. — Я хочу знать больше об этом месте. Я ведь шаманка! Кулаки девочки сжались, она казалась напряжённой — Но… Ты слишком мала, — растерянно произнёс бывший призрак. — Это опасно. — Глупости! — возразила Альфис и упрямо повторила: — Я шаманка. Музыкант погрустнел, наблюдая за младшей соплеменницей. Та тряхнула головой и продолжила искать ответы: — Как тебе удалось выбраться на поверхность? Но Пасмурный Звук скорбно молчал. — Я была в Подмирье. И один Невидимка сказал: «Тот, кто держит музыку». Это ведь ты? Призрачного эботта бросило в жар. — Кто?.. — В белёсых глазах Альфис углядела еле сдерживаемый трепет. — Не знаю… Никогда его не видела, но слышала. И трогала плащ. Он не разрешает мне смотреть в Подмирье. — Так ты уже была там?! — Пасмурный Звук отступил от удивления. — Но как? Шаманка наклонила голову, не понимая, чему так поразился призрак. — Он зовёт меня. Я иду. — Девочка завела руки за спину, подняв глаза на небо, где уже зажглась россыпь звёзд. — Он много смеётся. Иногда говорит, что будет. И что нужно сделать. И я хочу понять, откуда он это знает. Душа Пасмурного Звука отяжелела и рухнула вниз. Он плохо помнил своё существование в Подмирье, но Проводника, который подослал к нему маленькую шаманку, он вряд ли когда-нибудь забудет. «Напоминаешь мне?.. Я понял.» Они все — старшие дети Земли-Матери, бескровные, но братья, живущие пульсом Эботт. Им полагается быть безучастными к разнообразию мира на Поверхности. Проводники — первая попытка Эботт зачать не жизнь, но её идею. Нечувствующие, но всезнающие помощники, скользящие в пространстве безвременья. Но однажды бесплотный комок голого сознания, не обременённый чувством радости, страха или печали, услышал мелодию. Она была столь прекрасна, а любовь, выдыхаемая в звуках, столь чиста, что пуповина, связывающая Проводника с первым чревом земли, вдруг рассеялась как дым. Пасмурный Звук осознал направление. Он обрёл цель и решил, куда теперь следует держать путь. — Он хочет какой-то цели. — продолжала рассказ Шёпот Рук. — Я не понимаю. И тогда он сказал найти тебя. Туманные воспоминания прошли, и Пасмурный Звук страдальчески взглянул на шаманку. — Он… Он так сказал тебе? Ему нужна цель… тоже? — призрачный музыкант на секунду зажмурился и глубоко вздохнул. Затем он мотнул головой и поднял взгляд к ночному небу. — Я многое забыл, когда Глубокая Ладонь помог мне стать частью твоего мира. Помню только… — Тонкие пальцы музыканта остановились у маски, словно он хотел потереть висок. Альфис навострила уши. — В Подмирье я знал, что будет, — медленно протянул призрачный эботт. Было видно, с каким трудом даются ему эти воспоминания, но Шёпот Рук упорно не замечала его мытарств. — Там нет времени, нет направления. Проводники существуют всегда… и никогда, везде и нигде. Это сложно понять… отсюда. Когда я услышал пимак, то познал наслаждение. Это было моё первое чувство. И оно дало мне направление. Но мир такая странная штука… Всегда есть противовес. Так сказал однажды Глубокая Ладонь. Будущему — прошлое. Наслаждению — боль. — Я пришёл в ужас. Я испугался грядущего и захотел подняться, чтобы забыть. Наверное, так и было. Я не уверен… Я больше не Проводник! «Я просто трус…» Пасмурный Звук отнял худющие руки от лица. — Уходи, пожалуйста, — прошептал он. Неожиданные визиты, неудобные вопросы и болезненные воспоминания страшно вымотали его. Всё, о чём сейчас мечтал музыкант — оказаться наедине с самим собой, сложиться на мягкой траве и сомкнуть веки. Юная шаманка сильно взбаламутила привычно-размеренное течение его жизни. Понадобится время, прежде чем душа вновь обретёт равновесие. Призрак покачал головой и отвернулся от Альфис. — Прости. Я устал, — прошептал он. Но любопытная Шёпот Рук, жаждая получить ответы здесь и сейчас, не собиралась отпускать соплеменника так просто. — Постой! Что сделал Глубокая Ладонь, чтобы ты превратился? Она протянула руку и сжала её на плече, тонком и остром как ветка. И случилось то, чего не ожидали оба. Через призрачное тело Пасмурного Звука пролетела волна такой силы, что она целиком захлестнула его сознание и чувства. На безумно долгие секунды он ослеп, оглох и словно бы весь вылетел из собственного тела. Кости его рук покрылись тысячами пульсирующих игл. Они бешено вырывались, протыкая мысли Альфис, оставляя на них неясные образы. Шёпот Рук увидела силуэт человеческой девочки. Вспышка — девочка тянет ладони к траве, пронизанной голубым светом. Ещё одно мгновение ослепления — и тонкие пальцы касаются огромного черепа, принадлежавшего змееподобному существу. И один за другим, по разным углам развернувшейся картины, разворачиваются спирали жёстких ветвей, покрытых стройным рядом шипов и жёлтых цветков. Они скрывают девочку от глаз Альфис и начинают трещать, отзываясь в голове болезненным гулом. Музыкант и шаманка вместе рухнули в траву, потеряв опору в собственных ногах. Шёпот Рук села, с трепетом рассматривая ладонь, через которую пронеслось видение. Пасмурный Звук же опустился на колени. Призрачный эботт не поднимал головы. Девочка запоздало поняла, сколько мучений причинила соплеменнику неосторожным жестом. Отогнав наваждение, впервые за долгое время она произнесла что-то по-настоящему искренне: — Прости, Пасмурный Звук! Прости! Прижав руки к груди, тот поднял голову. И робкий испуг, таившийся в его глазах, Альфис запомнила на всю жизнь. — Я… очень устал, — безжизненно пробормотал музыкант. — Я не знаю, что ещё сказать тебе. Используй идолы. Так с нами общался Глубокая Ладонь. Глядя на неё полупустым взглядом, он в очередной раз произнёс: — Я устал. Шаманка поднялась. Впервые она чувствовала себя настолько виноватой, чтобы отринуть мысли об Изнанке. Девочка повернулась, чтобы поскорее уйти от измотанного соплеменника, но слабый голос остановил её ещё ненадолго. — Ты можешь потерять себя в Подмирье. Не спускайся туда больше. Там нет никакой цели. Лишь бессмысленное знание. Когда Шёпот Рук покинула опушку, несчастный призрак не нашёл в себе силы даже доползти до домика. Он уснул прямо на шёлковой траве.***
Лёгкие рассветные лучи грели левое плечо. В который раз отсчитывая шаги от остатков Холодных Земель до Песчаника, Санс с досадой понимал, что сегодня это число опять сократится. Прошлой луной он отмерил в Лесу Тсуги пять тысяч шагов. Их стало меньше примерно на двести. Не только неотвратимость этого сокращения раздражала его. Откровенно пугало отсутствие ясности, что стражу Эботт нужно делать для защиты Земли-Матери и брата. Сама Эботт молчала. Никакой подсказки, ни намёка, ни снов, дающих надежду. Последние ночи Санс спал тяжело. Видения, которые приходили к нему под луной, словно сам Сухоцвет насылал. Потому порой сизокожий эботт отдыхал наяву, а не во сне. Вот и сегодня Санс поднялся ещё до розовых небес. Не только из-за тревожного сна. Он хотел обойти границы территории до возвращения Мудрого Рога и Догго. Завершив осмотр северной части и стараясь не смотреть на путы сорняка, он сразу устремился на юг. Оттуда начался путь вождя за пределы Земли-Матери. Там он и закончится. «Лишь бы их силы не иссякли по дороге». Санс отгонял от себя жуткие мысли, но страж слишком привязался к собственной тревоге, чтобы закрывать глаза на вероятность трагических исходов судьбы. Впрочем, сами предположения не выбивали почву из-под его ног. Главное, чтобы всё оставалось в его голове. Лишь там. Приближаясь к поляне Солнцеворота, Санс заметил на горизонте приземистую фигуру Негасимой Лучины. «А я жалуюсь на свою бессонницу», — с усмешкой подумал эботт, уверенный, что Ториэль этой ночью и вовсе глаз не сомкнула. К его удивлению, рядом с женой вождя находилась и маленькая Шёпот Рук. Санс даже остановился на мгновение, чтобы приглядеться, а не мерещится ли ему шаманка. Но нет, она и правда держалась недалеко от женщины. И даже что-то ей говорила — в утренней тиши до стража донёсся слабый и слегка хрипловатый голосок Альфис. Как только нога эботта ступила на лужайку из жёлтых цветков и девичьей ягоды, шаманка обернулась. Пронзающий недетский взгляд задержался на страже. Сансу показалось, что Шёпот Рук заглядывает внутрь него. Но что-то вызвало в нём мимолётную улыбку. — Шаманка хочет проделать дыру в моей груди? — весело бросил он, когда подошёл к соплеменницам на достаточное расстояние. Негасимую Лучину, что рассматривала горизонт, тронула лёгкая дрожь от неожиданного голоса позади. Она обернулась. Санс увидел, каким страхом полнилось сейчас её сердце. Эботт посерьезнел. — Что случилось? — спросил он у подавленной женщины. Та не нашлась с ответом. Только смотрела на стража, и он чувствовал себя бессильным перед этим взглядом. Что он может сделать? Только ждать. Ждать вместе. — Бояться не надо, — вдруг произнесла Шёпот Рук, глазами указывая в сторону границ. — Они идут. И ты почувствуешь это, если обратишь ноги в слух. Альфис внимательно посмотрела на стража. И ведь действительно, благодаря своему статусу, Санс иногда мог ощущать пульсацию земли возле границ. И если этот ритм грозил измениться хоть на полтакта, эботт знал — кто-то идёт со стороны. Однажды он так же на мгновение почувствовал появление Кары, но девочка была слишком изранена, чтобы потревожить незримую нить рубежа. Санс не смог определить, в какую часть Эботт вторгся человек. Он провёл пальцами ног по траве. С тихим шорохом податливая лоза пригнулась под его ступнёй. Постояв немного в молчании, Санс услышал размеренный стук, распространяемый почвами от самой заграницы. Древняя земля чувствовала своё племя вне собственной плоти. — Идут? — Негасимая Лучина взирала на стража теперь с надеждой в глазах. Санс посмотрел на неё и кивнул. Женщина прижала ладонь к груди и шумно выдохнула. Волнение не отступило, но иссушающей тревоги больше не было в её душе. — Слава Эботт! — пробормотала она, снова обращая взгляд на юг. Но слова Санса заставил Ториэль вновь повернуться к соплеменнику. — Идут. Но не двое… Я слышу ещё одну душу. — На изрезанном лице стража отразилось непонимание. Он переводил взгляд то на Негасимую Лучину, то на Шёпот Рук. Жена вождя опять беспокойно посмотрела в сторону границы. Альфис же наблюдала за Сансом. Она почти не моргала. — Ты знаешь, кого ведёт сюда Азгор? — еле слышно спросил он у девочки. Санс мысленно корил себя. Ведь вполне ожидаемо, если на Эботт явится ещё один человек. Мудрый Рог пошёл просить помощи не у деревьев или бизонов, а у людей! Но потаённый инстинкт стража не позволял оправданий. Возникнувшее чувство тащило его от негодования к раскаянию, хотя с виду он казался спокойным. Шаманка приблизилась к стражу и подняла голову, ожидая, когда тот наклонится к ней. В уши Санса влетел потусторонний шёпот, никак не принадлежавший ребёнку: — Это только твоё испытание. Пройдёшь — найдёшь покой. А не пройдёшь — потеряешь его навсегда. Только Альфис произнесла пророчество и отстранилась, как в её глаза вернулся и блеск, и неуверенность, присущая стеснительным детям. Санс не нашёл остроумного ответа и просто уставился на девочку. Сейчас она напоминала ему заросли мимозы, в которых потерялась крохотная ценность. Он мог искать её, но стоило только дотронуться до листков, как они стыдливо сворачивались, закрывая от взора всё, что освещается солнцем. — Я вижу их! Возглас, полный радости, вырвался из стеснённой треволнениями груди Негасимой Лучины. В один миг к ней вернулась энергия, пролитая за дни разлуки с мужем. Переполняясь ликованием, она широко замахала руками. Казалось, Ториэль готова бегом броситься навстречу Азгору. И лишь запрет на пересечение границы держал её на Эботт. Всё, что она могла — нетерпеливо шагать из стороны в сторону, тяжёлыми лапами сминая траву. Санс напряг зрение, вглядываясь в путников. Его глаза различили лишь две фигуры, следовавшие друг за другом. «Может показалось?» — неуверенно подумал он и украдкой посмотрел на Альфис. Та стояла, сцепив за спиной руки. Но от родной земли страж явственно слышал биение трёх душ. Теперь в его сердце поселилось странное чувство, которое он не мог до конца осознать. Санс не боялся и не тревожился. Стража донимали вопросы. Они крепким узлом связали его мысли, заморозили предположения. Эботт просто стоял и ждал, когда вождь наконец пересечёт границу и принесёт с собой необходимые ответы. Но два силуэта приближались медленно. — Как они устали, должно быть… — Негасимая Лучина поднялась на цыпочки, будто бы это помогло ей лучше разглядеть путешественников. — Шёпот Рук, дай мне травы. Я сразу вложу их в руки Азгору! Не оборачиваясь, жена вождя протянула шаманке ладонь и осторожно сжала её, как только корешок женьшеня опустился в пальцы. Она поднесла живое лекарство к глазам, чтобы внимательно рассмотреть пузатую фигурку смешного существа, которую так напоминал корень. Для Эботт существо вовсе не было смешным. Она бережно хранила в колыбели своей почвы это маленькое дитя, напитывала его своей благодатью, чтобы передать её Азгору. Ториэль размышляла, для чего же у неё отняли Азриэля и Кару? Кого напитала их смерть? Эботт ведь сможет вырастить тысячу таких корней, а поле Негасимой Лучины теперь навеки бесплодно. Из задумчивости её вывело тяжёлое прикосновение. Тыльную сторону руки, которую она продолжала держать на весу, обхватила белая лапа. Женщина судорожно вдохнула и не успела прижать женьшень к пальцам мужа, как ей в руки опустили что-то явно тяжелее женьшеня. Корешок упал на землю. А следом за ним - и вернувшийся Азгор. Санс успел подхватить Дикого Воя у самой черты и быстро перевернул его на спину. Страж придерживал пса за шею, пока Шёпот Рук прятала под его язык горькое растение. Гримаса отвращения тут же проявилась на морде воина, и Альфис удовлетворённо кивнула. Следом она подползла к Мудрому Рогу. Вождь лежал на животе. Осторожно опустив изнурённого воина на траву, Санс поспешил к Азгору. Рубцы изрядно натянули кожу на плечах, прежде чем страж смог его перевернуть. Но эботт сделал это быстро, и девочка смогла вложить в сухие губы предводителя спасительный корень. Санс поднял глаза, чтобы проверить, всё ли в порядке с Ториэль. И в этот момент женщина молча рухнула на колени почти вплотную к стражу. Взгляд чёрных глаз вначале скользнул по свёртку в руках Негасимой Лучины. Потом он обратил внимание на её лицо. Ториэль казалась парализованной и смотрела на свои руки, не моргая. И тогда Санс снова опустил глаза. Она… Страж Эботт точно знал, что это она. Сжав крепкие кулачки, она вырвалась из третьего слоя небелёной ткани и тяжело засопела. Невыразимо крохотный человечек вертел большой головой из стороны в сторону, словно принюхивался и оценивал всех, кто находится поблизости. Отросшие волосы прилипли к её мокрому лбу. Она закряхтела и закашлялась. На розовых губах вздулся и лопнул молочный пузырёк. Никакого умиления эботт не чувствовал. Наоборот, ему стало глубоко дурно от этого человечка. Человечка принёс Азгор — и он сразу провалился в забытьё. Человечек лежит в руках Ториэль — и в её глазах читается надрыв. Человечек несёт испытания Сансу — и страж лишится покоя.