Инструкция к человеку. Мануал для андроидов-чайников.

— Вы выпадаете, лейтенант. Юнги промаргивается, непроизвольно сжимая в руке массивный пистолет. В детстве он мечтал иметь такой же бластер как у штурмовика из Звездных Войн и вот же ирония — пушка его мечты не допускалась к использованию среди гражданских, и повоображать из себя властителя космоса он мог только в рабочем тире. — Я вспоминал, как мы познакомились, — неохотно признается он и направляет пистолет в сторону мишени. — Прошло два месяца, зачем вы это делаете? Вы анализируете мое поведение? Юнги даже поворачиваться не нужно, чтобы понять, что Чонгук снова пялится на него напористым, жадным до ответов взглядом. Ей-богу, как у его робота-пылесоса, когда Юнги нечаянно роняет какой-нибудь мусор и едва успевает отпрыгнуть с вектора движения адской машины. — Нет, — он стреляет по голографическим силуэтам, оставляя в них такие же голографические дыры, которые тут же рассыпаются пиксель за пикселем. И жалеет, что с ранами душевными такое не работает. — Просто возраст делает тебя сентиментальнее. — Что такое сентиментальность? Чонгук всегда задаёт вопросы. Он как ребенок, и взгляд у него в момент непонимания точно такой же, нежно-заячий, вроде хочется послать подальше, а вроде понимаешь, что, когда тебе три месяца с конвейера, по-другому и быть и не может. Посылать обычно получается чаще, но Чонгук в такие моменты сам напоминает, что его создавали как напарника-полицейского, где функции второго у него по умолчанию, а первого — настраиваются при взаимодействии с Юнги. И настройка, видимо, проходит успешно, потому что робот-грудничок каким-то образом просек, что если вертеться рядом с трогательным отвергнутым видом и, главное, молча, Юнги сдастся и ответит на следующую сотню вопросов. — Это симптом старости? — То, что ты в возрасте детсадовца, не помешает мне пнуть тебе под твою пластмассовую жопу, Чонгук. Юнги цепляет его короткий, нелепый смех — он упустил момент, когда андроид начал находить угрозы владельца поводом поржать — и переводит взгляд на андроида. На детской непосредственности список черт, превращающих Чонгука в забавного пиздюка, в общем-то, и заканчивается, потому что в остальном он выглядит как машина для убийства. Очень горячая машина. Тугого пиджака на нем нет, только плотная безрукавка под горло, и Юнги рассматривает винтовку в крепких мускулистых руках совершенно беззастенчиво. С таким телом нужно в спецназ, а не отпечатки собирать. Или, может, в плавки — и на обложку журнала. Можно и без плавок. Куда-нибудь в сторону спальни. Чонгук, модель JK-300 — машина для убийства уверенности Юнги в том, что на андроидов он дрочить не будет. — Что-то не так? — уточняет Чонгук гипер-вежливым и гипер-раздражающим тоном. — Хорошо держишь, — говорит Юнги и теперь-то на полных правах осматривает красивое тело, расположенное к нему полубоком, и в особенности широко расставленные ноги и мощные дутые мышцы на бедрах. Подсунуть вот это совершенство скульптурной инженерии худощавому задохлику с больными суставами было в высшей степени оскорблением. — У меня в такой стойке сводит плечо. — Могу дать вам несколько рекомендаций. — Вертел я твои рекомендации, знаешь, где? — Где? Поставив винтовку на пол, Чонгук поворачивается в ожидании демонстрации, и Юнги долго, многозначительно смотрит, в надежде, что доступно донес значение сарказма в их первую встречу. Но Чонгук все так же ждет, у него все так же взгляд любопытного пиздюка — горе тем разработчикам, которые дали жизнь телу, которое Юнги бы разложил на уровне 18+ с помыслами менее чистыми, чем разум ребенка, ошибочно посаженный в его черепушку. — Судя по твоей анатомии манекена, если я покажу на практике, ты не сможешь задавать свои идиотские вопросы в течении получаса, — Юнги приваливается к перегородке и ухмыляется. — Рекомендовалка занята будет. — С чего вы взяли, что у меня… — Неужели ты совсем стыд потерял, флиртуешь со своей говорящей микроволновкой прямо на рабочем месте. Юнги даже оборачиваться не надо — он просто узнает по голосу, по язвительному подтону, а затем по тому, как зажигается узнаванием в глазах Чонгука, когда он с улыбкой произносит: — Детектив Пак. — Боже, обнули себе лицо, смотреть противно, — вздыхает Чимин, так и застыв в проходе. — Я хотел размяться, отработать пару ударов с манекеном, но я смотрю, ты уже нашел одного из них и решил размяться в другой плоскости. Едкая ремарка цепляет лицо Чонгука непониманием, а у Юнги — внутри, холодными когтями по затянувшимся швам. — Мы уже уходим, разминайся на здоровье. Он не знает, зачем берет Чонгука за запястье и тащит к другому выходу, потому что выглядит это еще двусмысленнее, чем глупые оскорбления, но ему просто нужно за что-то держаться — за прошлое разбитое стекло в тире он до сих пор не расплатился. И нужно уйти как можно скорее, просто чтобы не увидеть чужого лица хотя бы случайно. — Не стоит, я сам уйду. Дверь в тренировочный зал гулко хлопает, но они еще какое-то время стоят на месте; Чонгук не вырывает руку и даже вопросы идиотские не задает, но неловкость ситуации загоняет Юнги в ежовую хватку, и он, расцепляя палец за пальцем, уходит в сторону тира и обрушивается на ближайший стул. — Иди там, постреляй, я не знаю, — отмахивается он на застывшего посреди комнаты андроида. Чонгук выдерживает молчание не только при выполнении команды, но и когда выпускает виртуальную очередь в стремительно движущиеся мишени. Юнги тоскливо смотрит, как они расщепляются, раз-два-пять-семь, и внезапный голос встряхивает его льдистой дрожью. — Я должен вам признаться, лейтенант, — тихо говорит Чонгук, — я видел вашу общую фотографию на полке у вас в гостиной. Она лежала лицом вниз, я хотел ее поправить… Дожили, получил сочувствие от робота. Может ли быть что-то глупее и унизительнее ситуации, чем та, в которой тебя жалеет собственная машина. — Насколько мне известно, вы с детективом расстались год назад… — Господи… — измученно вздыхает Юнги. — …но почему в таком случае вы храните этот снимок? — То, что это он меня бросил, ты тоже знаешь? — Он приваливается затылком к стене и наблюдает за отточенным движением рук на оружии с улыбкой. — Ты хотел знать, что такое сентиментальность, вот тебе ответ. Глупо, да? — Нет, — упрямо твердит Чонгук, и выстрелы на несколько секунд становятся чаще и стремительнее, — глупо было бросать вас. Робот, сочувствующий тебе с верностью лучшего друга, который из двух сторон всегда встанет на твою. Не хватает только пива, кухни глубокой ночью и яростных убеждений, что «все мужики козлы, а ты красавчик». Юнги улыбается тепло, но устало, и выдыхает с неизбежной честностью: — Любой бы на его месте ушел. — Я бы не ушел, — цедит Чонгук сквозь зубы, и кружок индикатора на его виске на мгновение мелко бликует оранжевым. У Юнги с той же стремительностью дурными предчувствиями перехватывает дыхание.