Тяжелое дыхание Вельта и его бегущее на месте сердце постепенно успокаивались: все больше с каждым последующим движением моей руки. Я гладил его по макушке и спине, совсем как в детстве, когда он отчаянно нуждался во мне. С любыми проблемами этот ребенок сразу же несся ко мне, а не к своим родителям. Без каких-либо сомнений я более тринадцати-четырнадцати лет подряд полагал, что в умных одиноких глазах Вельта стал надежным старшим братом, взрослым приятелем, который выслушает, поймет и решит любые проблемы. Всегда будет с ним на одной волне. Ни разу с тех пор, как это глазастое чудо, испугавшись незнакомых гостей, вцепилось в мою ногу обеими ручонками, я не допускал иного его отношения ко мне.
Ни разу — до близившегося Хеллоуина…
Особенно рвано шмыгнув носом, Вельт, красный как помидор, выпустил мою шею из тесных объятий и поднял съехавшие до колен пижамные штаны.
— Все хорошо. Слышишь? — повторил я, пройдясь ладонями по его узким хрупким плечам. Вельт кратко кивнул после тщетной попытки побороть смущение. Огромными влажными, похожими на жемчуг глазами он уставился в пол, точно не верил в реальность постыдства, которое произошло с ним минуту назад. — Хочешь воды?.. Какао?.. Молочный коктейль?..
В ответ на все Вельт молчаливо мотал головой. Лишь когда я предложил ему сока, он неожиданно дернулся, будто озаренный идеей, и почти беззвучно попросил принести ему напиток сюда. На всех парах я помчался на кухню, но пока наливал ягодный сок из коробки в стакан — Вельт исчез. Привалившись к кафельной стенке, я неторопливо пил сок, предназначенный мальчику, нашедшему-таки выход из, казалось бы, совершенно безвыходной — «позорной» ситуации. В моем облегчении не было ни капли взрослой ответственности: с годами я понял, что побег не избавляет от проблем, только прибавляет их. Вельту в силу его юного возраста это было неизвестно. Как мудрому крестному, мне следовало донести до ребенка эту полезную истину, однако эгоизм и усталость взяли верх: прикончив стакан ягодного микса, я вернулся на диван, в объятия Синди.
— Кто приходил? — нежась, спросила она.
— Пол, — без секундной заминки солгал я и провел пальцами по толстовке, покрывающей ее расслабленную спину. — Днем мы совсем забыли обсудить пару дел. Но уже все в порядке. — Я чмокнул Синди в макушку, она подняла взгляд, пожелав урвать поцелуй посерьезнее, и оперлась на локти, сосредоточенно изучая мою грудь.
— У тебя что… сперма на одежде?..
Впущенный в легкие воздух тяжелым сгустком болезненно врезался в сердце через податливую упругую перегородку. Словно пойманный на измене подлец, я переступил через ранивший сердце выстрел и правдиво отыграл удивление:
— Что?.. Ха, нет! Это зубная паста. Видать, заляпался и не заметил.
— Дэмиен… — Со снисходительным укором Синди склонила голову к плечу. — Я, знаешь ли, могу отличить зубную пасту от того, что пару раз в неделю так или иначе оказывается во мне. — Она лучисто улыбалась, в ее голосе не слышалось обиды или других пасмурных эмоций, и я расслабился, тем самым признав свою «вину». — Кто-то неаккуратно развлекался этим вечером, уединившись в ванной?.. Почему один?
Ластящейся кошкой Синди целовала мою шею, поднималась к щеке, чтобы потом невзначай соскользнуть к губам. В этой тягучей нежности была она вся. Мне нравилось тонуть в тепле и любви, которые Синди мастерски дарила, однако в эти минуты, сколько бы ни старался, я не мог отстраниться от тонких фантомных рук, стискивающих мою шею в слезливом отчаянии…
— Вижу, ты растратил весь настрой, пообщавшись с правой рукой, — заключила она.
Удивительно, как женщины способны замечать такие мелочи: моменты, когда разумом ты где-то далеко, совсем не с ней…
— Извини, завтра возмещу с лихвой, — улыбчиво ответил я. Мой взгляд нечаянно метнулся к экрану, чего Синди оказалось достаточно, чтобы вернуться к просмотру ТВ-шоу: меняющие ракурсы камеры ловили разъяренные лица гоношащихся, кричащих людей, готовых вот-вот начать швыряться друг в друга креслами, на которых сидели.
— Разве завтра вы с Вельтом не планируете, как и каждый год, собирать конфеты?
— Мы об этом не говорили, но это традиция, раз уж его день рождения выпадает на Хеллоуин. Когда-нибудь он станет слишком взрослым для сбора конфет…
— Скорее бы, — блеснула сонной улыбкой Синди. — Тогда весь этот день ты будешь мой, а не под раннее утро.
По-семейному просто я целовал ее в губы, надеясь, что чуткая женская интуиция не позволяет ей уловить мое несогласие. Я люблю водить Вельта по улицам, люблю быть его защитой от хулиганов, не собирающих, а отбирающих конфеты у малышни. Люблю проводить самую яркую и, стало быть, самую важную часть его дня рождения с ним.
Завтра ему исполнится шестнадцать… Если Бог действительно есть, он услышал мое сокровенное желание и позволил Вельту побыть ребенком подольше, но сколько еще лет мой крестник будет вести себя и выглядеть вопреки своему возрасту?
Очень скоро всему придет конец… Тревожным звоночком был «Кролик во грехе»: Вельт вовлекается в секс, а оставаться ребенком и вести половую жизнь невозможно. Детство неминуемо кончается, когда набирающаяся опыта личность погружается в такую взрослую сферу человеческой жизни. Ребенок-Вельт нуждался во мне, ребенка-Вельта я понимал, ребенку-Вельту мне было что предложить: защиту, поддержку, знания. Взрослый Вельт начнет тянуться к другим, людям не из семейного круга, в котором, помимо Пола и Шерон, очерчен и я. А сегодняшний эксцесс, обернувшийся стыдом, только увеличит бездонную трещину, расколовшую землю между нами…
— Что ты ему купил? — внезапно спросила Синди, и я вздрогнул всем телом под ней: за время напряженных раздумий я успел забыть о ее присутствии, перестать ощущать вес ее тела.
— Пока ничего, — с досадой признался я. — Понятия не имею, что ему дарить… Каждый день ходил в ТЦ, каждый вечер листал страницы всевозможных интернет-магазинов — и у меня по-прежнему нет идей… А что ему купила ты?
— Радиоуправляемый вертолет с видеокамерой. Продавец сказал, что каждый подросток будет от такого в восторге… Хочешь, подарим вместе? От нас двоих.
— Нет. Не хочу дарить ему что-то «для галочки».
— Но ты не знаешь, что ему подарить, — ткнула Синди меня носом в реальность.
— Мда…
— Так спроси у него.
— Разве так можно?.. Это… не грубо?
— Совсем нет! Родители мне-тинейджеру дарили столько ненужных вещей, и это было обидно вдвойне, потому как всяким таким подарком они показывали, насколько мало обо мне знают. Насколько мало интересуются жизнью своего ребенка. Я была бы поистине благодарна, додумайся они спросить меня прямо — или хотя бы начни они слушать, про что я им говорила, на какие вещи намекала в кануны дней рождения.
В качестве ободрения я вновь одарил ее голову нежным поцелуем, и Синди, улыбнувшись в экран, потерлась о мое плечо. Окруженный цветочными парами ее невыветрившихся за день духов, я до боли в висках подбирал подходящие для Вельта слова. После заверений Синди на сердце все равно было неспокойно: разумеется, она была права, и нет ничего ужасного в том, чтобы узнать мнение именинника, дать возможность сказать, что из вещей ему нужно. Но не в день же рождения…
Я идиот… слишком долго тянул… Теперь Вельт может решить, что я ничегошеньки о нем-настоящем не знаю… или что мне на него вообще плевать, раз я «спохватился» так поздно… Пусть следующее и выглядит как оправдания в чистом виде, но его «Кролик во грехе» окончательно сломал меня. Раньше я был уверен, что Вельту нравятся книги в дорогом твердом переплете, с глянцевыми страницами и яркими иллюстрациями; сладости причудливых форм и размеров — и чем вреднее, тем лучше, потому что «живем один раз». Но после чтения переписки Вельта с незнакомцем, которого бы я, встретив,
убил, в мыслях застревали сплошные непотребства… За минувшие годы я привык запоминать случайно оброненные Вельтом «хочу», хранить драгоценную информацию чуть ли не год, чтобы в ближайший же праздник осчастливить ребенка тем, о чем он грезил. Последнее его «хочу» было…
о Боже… «мастурбатор в виде рта»… чтобы мужчина, в которого он влюблен, как будто бы делал ему минет…
Срань Господня, я не желаю этого помнить… Но, к сожалению, слова, потрясшие —
сокрушившие внутренний мир, так просто не забыть.
***
С учебником под носом я мерно патрулировал заполненный класс. Ручки царапали тетрадные листы, зубы особенно нервных подростков грызли карандаши вместе с гранитом науки.
Сегодня —
тот самый день. Единственный день, когда руководство школы закрывает глаза на внешний вид учеников и позволяет им явиться на занятия теми, кем они, по сути своей, и являются в полной мере:
голодной до сладостей нечистью. Среди присутствующих в моем классе были и зомби, и призраки, и ярковолосые персонажи неизвестных мне современных фильмов и мультсериалов.
Не было, увы, только Вельта…
Утром я опаздывал на работу, так что решил пересечься с ним в школе, на одной из перемен.
Впервые Вельт пропустил учебный хеллоуинский день, несмотря на ежегодное позволение прогулять в честь дня рождения… Но думать об этом у меня не было возможности: бесчеловечная случайность смешала Хеллоуин и контрольную работу по математике в одно сомнительное удовольствие, и теперь по доброте душевной я как бы невзначай направлял учеников к правильным решениям, двигаясь от парты к парте.
У меня не было ровным счетом абсолютно никаких идей, почему тихоня Марти нарядился стариком в белом медицинском халате с торчащими во все стороны аквамариновыми лохмами и ужасающим запасом матерных реплик, но был беспредельно рад тому, что каждый одноклассник, мимо которого он проходил, улыбался и давал мальчишке пять. Не представляю, что будет завтра, в рядовой учебный день: как к Марти будут относиться, как он сам себя будет ставить в общении со сверстниками… Но известно одно! Сегодня он испробует блага обычной социальной жизни, побудет в окружении не игнорирующих его детей. Хоть в малюсенькой степени, но такой здоровый опыт положительно скажется на нем.
В конце перемены я не признал заходящую в класс Нэнси. Бросив рассеянный взгляд на дверь, я принял разодетого в светлую шерстяную жилетку парнишку с зачесанными назад волосами и бакенбардами за заблудившегося новичка. Недовольным голосом нашей задиры «он» отчитал меня за сексизм в отношении маскарадных костюмов:
— Что, я обязана наряжаться в заезженных героинь или развратных кошек? — вопрошала она, уперев руки в боки.
— Конечно, нет. Моя вина, — кивнул я и протянул вмиг потеплевшей Нэнси карамельную тыкву. — И кого же ты выбрала?
Как человек, не безнадежно далекий от молодежной культуры, я вспомнил смазливого вампира с такой же прической, но побоялся называть его имя, дабы вновь не разжечь пламя ярости Нэнс в случае промаха.
— Сегодня я — Джеймс Дин.
— Потому что тебе близка драма какого-либо персонажа, сыгранного им в кино?
— Нет. Я планирую добавить кровь и прочий грим, чтобы притворяться, будто попала в аварию. Это будет просто угарно! — прохохотала Нэнси под моим ошарашенным взором. — Мы с друзьями пройдемся по основным местам ренты машин в этом городе!..
Признаться, на этой контрольной «Джеймсу Дину» я не помогал, но жующая жвачку Нэнс отменно справлялась и сама.
Каждый, кто заканчивал контрольную, брал с моего стола «тыкву» или белый мармеладный череп в качестве персонального извинения. Будь изменение законов этой школы в моей юрисдикции, всем жилось бы в ее стенах куда веселее и проще, да только учились ли бы они тогда? Опыт воспитания Вельта показывает: я слишком балую детей… Последней класс покидала Мелоди. Блестки, вшитые в ее голубое платье, могли ослепить при неосторожном взгляде; тонкая прозрачная накидка, похожая на лед, тянулась от обнаженных плеч и шелестела по полу, собирая с него всю грязь. Румяная от смущения, Мелоди положила на край стола свою тетрадку, но не протянула руку к какой-либо сладости, а на нервной почве стала теребить светлую косу. Она явно ждала подходящего момента, чтобы что-то сказать; предоставлять ей такую возможность я не хотел. Сев за стол, я выдвинул ящик: я планировал начать перебирать бумаги, дать понять Мелоди, как сильно я занят — не потому, что я — бесчувственный взрослый, избегающий лишних проблем. Я не хотел омрачать этот Хеллоуин (и, вероятно, пару последующих праздников тоже) своим четким отказом. Что может быть ужаснее — находиться в веселой гудящей толпе с расколотым надвое сердцем?.. Мой незамысловатый план, я уверен, смог бы спасти ситуацию, но по невнимательности я открыл не тот ящик стола. Этот был практически пуст, не считая клочка клетчатой бумаги с очередной кривоватой тройкой слов:
«I want you…»
Медленно я поднял глаза на Мелоди и, ведомым паранойей, усмотрел в ее невинном взгляде искру притворства.
— Это уже возмутительно, — жестко, но тихо произнес я. — Еще тогда это было неправильно, однако сейчас переходит все возможные границы.
Перепуганная не на шутку Мелоди растерянно оглядела свое платье, подумав, что дело в нем: в открытых плечах и облегающей талию ткани. Будь она автором любовной записки, поняла бы, о чем идет речь.
Выходит, это не она?..
— О черт, — обронил я, шумно задвинув проклятый ящик. — Прости, пожалуйста! Я не знаю, что на меня нашло, перепутал тебя с другим человеком! — В панике я почти силой впихнул ей в руки горсть оставшихся на столе сладостей и выпроводил из класса, непрестанно рассыпаясь в извинениях.
Я захлопнул дверь молниеносно и прижался к лакированной древесине спиной. Моя реальность сделала головокружительное сальто в момент осознания непричастности Мелоди к фривольной записке. Несомненно, девочка испытывает что-то ко мне — либо уже нет, после такого-то неадекватного поведения! — но не она призналась в любви через записку тогда и не она написала сегодня, что меня хочет… Сегодня ли? Я очень редко заглядываю в тот ящик, мне удобнее складывать канцтовары в другой. Сегодня я открыл класс и не покидал его — никто не сумел бы подкинуть записку. Значит, ее оставили раньше. Как и первую?..
Я терзался вопросами без ответа до самого дома. Их не смыл с меня душ, не задушил аромат разогретой лазаньи, не затопил кофеин. Лишь оказавшись на пороге соседского дома, я отделался от них — волнения за Вельта вытеснили все влет. Его родителей — как на иголках — я нашел у подножия лестницы, ведущей на верхний этаж. Шерон облачилась в острогрудую молодую Мадонну, Пол выбрал костюм более невинный: невинный для всех, но не для меня! Его пыльный плюшевый медведь вызвал у меня нервный тик — «Кролик во грехе» оставил свой отпечаток…
— А где Вельт? — спросил я у Шерон. Смотреть на медведя-Пола не хотелось: от него у меня начинал болеть мозг…
— Крикнул, что заканчивает с гримом, — улыбнулась «певица», взмахивая белокурым хвостом.
Не терпится его увидеть… Увидеть — и поговорить…
