Испорченный ребенок

      В пути Вельт заснул у меня на коленях, точно маленький ребенок. Глядя на него, я возвращался на годы назад, снова проживал окончание всех поездок на природу, в парки развлечений, музеи, кинотеатры… Его лицо было необычайно умиротворенным, невзирая на покрасневшие от слез глаза. Отстраненно я гладил его по волосам; по ним, коже и одежде Вельта шныряли тени проплывающих за окном деревьев…       Пол остановил авто на подъездной дорожке их дома. Осторожно переложив Вельта на сиденье, я покинул салон и взял мальчика на руки через другую дверцу. Пол стоял на крыльце, держа приоткрытой дверь, — ждал, когда же я занесу Вельта в дом. Но я был зол и обижен на Пола: он не защитил своего сына… позволил пострадать моему Вельту… Под пристальным виноватым взглядом друга я ступил на крыльцо своего дома и ногой трижды пнул дверь. Пол опустил голову и зашел к себе. Он и сам прекрасно осознавал, какую ошибку как родитель совершил, и время вдалеке от Вельта — то, что было ему необходимо, чтобы примириться со своим решением и его последствием.       Дверь передо мной распахнулась. Не произнося ни звука, дабы не разбудить Вельта, я перенес его через порог на глазах удивленной Синди. Одними губами она спросила: «Что случилось?!» Я поморщился в ответ, прошел в гостиную и бережно опустился вместе с Вельтом на диван. Я знал, невеста ждет меня на кухне, желая обсудить все и сразу, но я не хотел поднимать эту тему: вспоминать гримасу боли на лице Вельта, его сбивчивый плач… Если б я не разглагольствовал с Полом в машине о том, как правильно и неправильно поступать, а сразу подбежал к Вельту, то предотвратил бы настигший его удар… Не Пол виноват в боли этого мальчика, а я — только я… Мысленное признание порождало душевную муку, которую не хотелось усиливать проговариванием вслух. Потому я не выпустил Вельта, очаровательное средство побега от совести, а вместе с ним лег на диванные подушки. Его тонкая рука была перекинута через мой пояс, щекой он прижимался к моей груди, а я, утянутый в туман ароматом молочного шоколада, исходящего от его волос, сжимал хрупкое плечо Вельта. Подобно далекому метроному на кухне стучал о доску нож в руке Синди; солнце лениво пробивалось сквозь неплотно задвинутые шторы, и в узких, но ярких лучах вихрями взмывала и оседала пыль… Я уже не думал о произошедшем ночью, не сжирал себя изнутри за совершенный мерзейший поступок — предательство чистого детского доверия того, чье сердце мерно стучится мне в ребра. Было спокойно и оттого сонно…       …и привиделся мне очередной больной сон, за который я вскоре, по пробуждении, опять себя ненавидел.       В нем я лежал на все том же диване с тихонько сопящим живым грузом под боком. Вельт, спросонья щурясь, оторвал голову от моей груди. Я же — внутри этого сна — все никак не мог проснуться, лишь периодически самую чуточку приподнимал веки, чтобы запечатлеть происходящее сквозь тюль ресниц. Вельт присматривался ко мне, затаив дыхание, точно гадал, приблизиться к дремлющему хищнику или нет. Его бледные пальцы оставили длинные складки на моем темно-сером джемпере — от груди, по прессу и до ремня светлых брюк… Запястье Вельта было до того изящным и узким, что проскользнуло под ремень с легкостью. Ледяные от волнения подушечки холодили чувствительную кожу даже через ткань белья; не давили, не сжимали, пока только изучали новую форму…       Почему-то этот сон не слушался меня, игнорировал все мысленные приказы и сформулированные в голове фантазии. Быть может, по причине того, что я в который раз был рассечен надвое?.. Первый Дэ­ми­ен кричал, что так нельзя и даже воображаемые картины подобного должны быть захоронены глубоко внутри, не появляться на свет никогда. Дэм второй… Очевидно, он победил: диван заскрипел, Вельт придвинулся ближе, и его кроткий влажный поцелуй обжег мою шею, челка щекотала лицо. Перекинув ногу через мою, Вельт трепетно потерся пахом о мое бедро, с тяжелым громким выдохом на грани стона уронил голову мне на плечо, уткнулся носом в подмышку, вдохнул запах моего тела и потерся членом о ногу вновь, словно не мог справиться с нарастающим возбуждением!.. Незаметно, ловко как вор, он вытащил руку из моих брюк, вернул ее на прежнее место и только дышал мной, едва слышно постанывая раз за разом. В этом совершенно неправильном сне Вельт был чувственным, неопытным, но любопытным, стремящимся познать новый сорт удовольствия, однако сделать этот шаг то ли не давала нерешительность, то ли не позволял страх… Это был тот же Вельт, что и на видеозаписи «R@bbitInSin». Вельт, которого я и представить не мог… Как же четко он отпечатался после минувшей ночи в моей голове, раз даже приснился…       Я очнулся, разумеется, на том же диване. Долго приходил в себя, впустую стараясь припомнить отличия гостиной из сна от этой реальной комнаты: не было никаких несостыковок, ни одной лишней детали, ни одной странности, коими зачастую пестрят сновидения. Все было так же — только Вельт был другим. Он мирно дремал, по-прежнему обнимая меня вокруг пояса, щекой прижимался к груди, отчего его губы были не сомкнуты, как у роняющего слюни во сне ребетенка. «Он был когда-то таким…» — вспомнил я, и перед глазами возникла деревянная кроватка-манеж, у которой я проводил часы, любуясь пухлощекой мордашкой Вельта… Как же он вырос… И каким тяжелым стал! Кажется, я не чувствую пальцев — он отлежал мне руку.       Выбравшись из нежного капкана, я на цыпочках покинул гостиную и зашел на кухню. Синди обернулась на меня с непонятной обидой во взгляде, громко откусила кусок огурца и бросила его на дощечку. Она сдержанно молчала, пока я не остановился рядом и не заглянул в забитый доверху холодильник, в котором все равно было нечего поесть…       — Так все-таки… что случилось? — осторожно спросила она и махнула ножом в сторону гостиной. — Почему он опять здесь?..       — Что значит «Почему он опять здесь?»? Я, по-твоему, что, не могу проводить время с крестником? У него закончилась на сегодня учеба, был тяжелый день, он умаялся…       — У него есть свой дом, Дэмиен, по соседству. И свои родители. Я не против вашего с ним общения! — поспешила добавить она. — Это даже мило: твоя любовь к детям. Но он очень много времени здесь проводит… Особенно когда меня дома нет, — как-то странно закончила она свою мысль. За корсетом из ребер ее сердце трепетало, будто знало — чувствовало! — гораздо больше, чем мое, глухое и слепое — мужское.       Я захлопнул холодильник, уперся в его дверцы спиной.       — На него напали сегодня.       — Что?..       — Я встретил Пола по пути домой, он предложил меня подвезти, но сперва надо было заехать за Вельтом. Мы притормозили возле школы и видели, как к Вельту пристают хулиганки из другой школы. Я хотел помочь ему, Пол был против, и пока мы лясы точили, одна из девчонок со всей дури ударила Вельта в живот — он аж на асфальт сполз…       — Бедняжка… — искренне вздохнула Синди. Уязвленность в ее глазах, окруженных косметикой, уступило место умилению, и она нежно погладила меня по щеке. — Ты такой заботливый — сильнее родителей Вельта переживаешь за него. Ты будешь прекрасным отцом… Мы, конечно, об этом еще не говорили, — вздрогнула она, — но если у нас все-таки когда-нибудь будут дети, повторюсь, ты станешь прекрасным отцом! Коли не будешь неряхой — поправь одежду.       Только сейчас я заметил, что джемпер спереди, над строгой пряжкой, частично был спрятан под ремень. Странно: я не заправляю джемпера в брюки, только рубашки. Видать, совсем замотался, раз так его подоткнул — да еще и только над ширинкой. Неловко усмехнувшись, я привел себя в порядок и хотел уже спросить, чем Синди планирует удивить меня на обед, раз взялась за готовку, но невеста меня опередила с вопросами:       — Ты подумал над списком гостей на свадьбу?       — Прости, что?..       — Список гостей: кого ты хочешь пригласить на свадьбу?       — Об этом мы тоже не говорили, — с напряженностью и бдительностью сапера сказал я, сев за стол.       — Ну, да, но ты ведь сделал мне предложение еще черт знает когда, а так как свадьба обычно предусматривается после подобного шага, у тебя была прорва времени обо всем подумать. С моей вот стороны будут, понятное дело, родители, кузины и кузены, стюардессы и стюарды, с которыми мы летаем периодически на одном борте, а также хорошо знакомые пилоты и еще несколько человек из авиакомпании. Надеюсь, ты со мной согласишься в том, что эта свадьба должна пройти без детей, — деликатно произнесла она, чуть поморщившись.       — В каком это смысле?..       — Ну, всем перечисленным можно, конечно же, будет привести с собой одного гостя, но не детей: я не хочу, чтобы вокруг стоял шум, плач, неуместный смех…       — Смех на свадьбе неуместен?..       — …или чтобы кто-нибудь, носясь меж столов, испортил мне платье. Я не буду брать свадебное платье напрокат, я куплю его — и не хочу, чтобы такие баснословные деньги вылетели в трубу!       Я соображал медленно не потому, что недавно проснулся. Просто мой разум отказывался складывать «один» и «один».       — Ты хочешь сказать… что на свадьбе не будет Вельта?..       Синди вернула нож на доску, обняла себя за плечи и на секунду возвела глаза к потолку.       — Если бы он вел себя взрослее, по возрасту, то я бы, разумеется, не была против его присутствия… но…       — Но — «что»? — зло всплеснул я руками.       — Но боюсь, что он на наших свадебных фотографиях будет с тобой чаще, чем я! — Она не шибко правдоподобно рассмеялась, явно надеясь понизить градус этого разговора, однако сделала только хуже — поняла это сама и постаралась оправдать свою точку зрения аргументами: — Дэмиен, он же постоянно висит на тебе, как детеныш коалы на мамке! И ты с ним носишься каждую секунду: Вельт то! Вельт это!..       — На него напали сегодня!       — Да я же не про сегодняшний день, милый! — Синди аж подпрыгнула на месте от захлестнувшего ее бессилия. — Я вообще про все дни! Я правда считаю это замечательным, что ты так любишь детей, — затараторила она, подойдя к столу и заключив мои ладони в свои, — но Вельт — не наш ребенок. А наш такими темпами никогда и не появится, потому что сколько бы лет ни прошло, Вельт все тот же разбивающий колени, хнычущий в твою жилетку мальчишка!..       Я стряхнул ее руки, не находя слов в ответ. Крышка воображаемого чана подлетала в воздух и с грохотом приземлялась, оживленная бурлением ярости. Для Синди мое состояние не было тайной: она читала меня по глазам, по позе, по деревенеющим мышцам, в том числе и лицевым.       — Мне нравится Вельт! — воскликнула она в мои губы. — Он… замечательный! Умный! У него множество, великое множество всяких достоинств! Но ты…       — Опять «но»?!       — …никогда не допускал, что, быть может, самую малость он использует свою инфантильность, чтобы ежедневно добиваться твоего внимания?.. Пожалуйста, отпусти эмоции, поговори со мной холодно, спокойно, как будто речь идет о просто знакомых тебе Дэмиене и Вельте.       Она сделала глубокий вдох, показывая руками, как воздух циркулирует в легких, и медленный выдох, чтобы я за ней повторил. Вот только я не мог нормально дышать — стал сжатой пружиной, готовой в любой момент выстрелить кому-нибудь в глаз.       — Он — ребенок, — процедил я, прожигая ладошками стол. — Всем детям нужно внимание — что в этом удивительного?       Синди цыкнула сама себе, наверняка ругая в мыслях «глупую Синди, решившуюся на откровенный разговор». Она хотела сказать мне так много! — но не имела для этого достаточно слов, как и я — готовности выслушать и принять ее точку зрения.       — Дэмиен… Вельт уже не совсем ребенок… Ему шестнадцать лет… Хочешь знать, чем я занималась в свои шестнадцать? Кропотливо создавала портфолио для того, чтобы в будущем поступить в колледж и на профессиональном уровне познать искусство фотографии — потому что я хотела тогда стать фотографом. Кем хочет стать Вельт? В смысле не «Когда вырасту, я стану космонавтом!» — карикатурным детским голосочком передразнила она Вельта, — а более-менее зрелой цели, направления, в котором он собирается расти. В шестнадцать лет подростки обычно тянутся к взрослой жизни, репетируют ее: устраиваются на первую работу, знакомятся с новыми людьми, ходят на свидания, пробуют спиртное… одеваются как взрослые! Вельт же носит или школьную форму, или какие-то короткие шорты, ходит по району босиком, рассматривает жуков, лазает по деревьям, срывается с них, оставляя на коре чуть ли не лоскуты кожи, — и далее ты носишься вокруг него как матушка-гусыня, фигурально облизывая каждую ранку!       — Звучит так, как будто ты ревнуешь, — выдавил ухмылку я, не зная, что и оспаривать в ее довольно верных словах…       Пальцы Синди вновь добрались до моих. Она облокотилась на стол и проникновенным взглядом обласкала мои глаза.       — Я ревную, — вкрадчиво согласилась она. — Я ревную, Дэмиен. Я ревную, черт бы меня побрал, к ребенку. Ребенку, с которым ты проводишь больше времени, чем со мной, которого ты обнимаешь чаще, чем меня… Я готова жить с ним по соседству — мне нравятся Шерон и Пол! Но умоляю: пусть Вельта не будет на моей свадьбе…       — «Нашей».       — Что? — не поняла сперва Синди.       — Ты сказала: «…на моей свадьбе». Но ведь это наша свадьба, разве не так? Если не будет Вельта, то кто займет сторону жениха в церкви? Пол и Шерон?..       — Не только. Твои родители, друзья со школьных и университетских времен, коллеги…       — Не будет родителей, — мотнул я головой, и Синди напрягла брови в непонимании. — Я не знаю, где мой отец, кто он такой, и уж точно не собираюсь приглашать на свою свадьбу мать, которая родила меня только потому, что перед самым началом аборта ворвались мои бабушка с дедушкой и последний вырубил нелицензированного врача точным ударом в лицо… Старики давно умерли, а больше из родственников у меня никого нет. Со школьными товарищами я уже не общаюсь, только с Полом, как и в те годы. В университете друзей не завел — там были знакомые. Коллеги… Никого на работе толком не знаю: я там преподаю, а не сближаюсь с людьми; общаюсь с детьми, направляю их по мере возможностей, но не звать же их теперь на свадьбу, верно? Ох, да, если бы и захотел, то не смог бы — потому что это твоя свадьба.       Синди открыла рот — и захлопнула его, словно рыба. Она сказала больше, чем следовало. Больше, чем хотела. В общем, как и я. Вместе мы потупили взоры. Ссоры — обычное дело в свете предстоящего торжества и связанного с ним стресса. Не стоит по этому дню судить о будущем браке и нынешнем взаимопонимании. Я думал так и Синди тоже. Потому без «психа», истерик и демонстраций обид она продолжила молча нарезать овощи, а я встал из-за стола и вернулся в гостиную.       Вельт лежал на диване, свернувшись калачиком, будто уличный кот, в кои-то веки впущенный в дом и теперь умоляющий не выгонять его в ночь и холод. С полки из-под журнального столика я вытащил плед и накрыл им спящего Вельта…       Адская трель домашнего телефона донеслась из спальни, где трубка стояла в «базе» на зарядке. Пулей я рванул в соседнюю комнату, вырвал из черного пластикового гнезда трубку, вжал нужную кнопку так, что она почти застряла, и гневно прошептал в динамик:       — Слушаю!..       — Ох… Простите, я не вовремя?.. — услышал я молодой женский голос.       — Эм… Нет, говорите, — как можно тише ответил я, притворил дверь и сел на край кровати.       — Я… Вы помните меня? Я — Даян. Из школы. Мы с Вами говорили в учительской…       — Да, я помню. Так по какому поводу звоните?       — Мне правда немного неловко, но тогда мне действительно понравилось беседовать с Вами. Разумеется, на профессиональные темы! Уверена, я многому смогу у Вас научиться, к тому же Вы показались мне интересным — куда интереснее прочих коллег. Так что я бы хотела пригласить Вас выпить куда-нибудь. Не обязательно сегодня, просто… на днях…       Вот те раз…       — Даян… — Я говорил — как ступал по кочкам, пересекая гиблую трясину. — Дело в том, что работа — это работа, и я буду рад общаться с Вами на переменах, однако вне стен школы…       — Я — лесбиянка!       — Простите, что? — вконец опешил я.       — Извините, я не планировала так на Вас это вываливать! — весело рассмеялась она. — У меня сложилось впечатление, что Вы восприняли мое приглашение как…       — Как способ меня закадрить, — улыбнулся я в трубку, подперев подбородок кулаком.       — Именно! Но это абсолютно не так, потому что — я лесбиянка! Но мне нереально понравилось с Вами общаться! И я бы хотела продолжить. Я наслышана от коллектива, что у Вас есть невеста, и если вдруг у нее будут какие-то личные дела, «посиделки только для девочек», и Вы будете свободны — буду рада составить Вам компанию!       — Спасибо, обязательно… буду иметь в виду… — Я договаривал с паузами: в мозгу кипела работа, скрежетал металл, механическая лента перемещала осколки идеи, чтобы я собрал ее воедино. — Вы звоните из дома, Даян?..       — Нет, из школы: я только-только узнала Ваш домашний телефон у администрации.       — Помогите мне, пожалуйста, если Вам не трудно. Мне нужно, чтобы Вы переслали мне кое-какие файлы из базы данных школы, — произнес я так, словно речь шла о чем-то совершенно прозрачном с этической точки зрения, вроде покупки молока. Но Даян была неглупа. Девушка замолчала, подумала чуток, подбирая слова повежливее.       — Правила школы запрещают брать домой файлы из базы данных: там содержится личная информация, которая, попав в плохие руки…       — Да-да, я знаю! Я не собираюсь продавать не пойми кому информацию о детях! Мне просто нужен список учеников старших классов, у которых есть сестры, учащиеся не в нашей школе. И это не личная блажь — я должен это сделать как учитель. Чтобы помочь попавшему в беду ребенку.       — Почему тогда сами не посмотрите в рабочее время? — задала справедливый вопрос Даян. Ее голос был столь чист и эмоционален, что я практически видел, как она заговорщицки прикрывает рот и динамик мобильного ладонью, тревожно озирается по сторонам.       — Потому что в учительской мне обязательно кто-нибудь будет дышать в затылок или заглядывать через плечо. Мне нужно дома со всем разобраться. Разумеется, я могу скачать личные дела подпадающих под подозрения учеников и завтра; я всецело пойму, если Вы откажетесь это для меня делать! Но Вы бы оказали мне неоценимую услугу, Даян, потому что тогда я бы смог уже сегодня начать изучать личные дела — а их будет целая прорва!       В трубке шипела тишина. Прозвучали три неторопливых стука каблуков, и Даян приглушенно ответила:       — У меня ведь даже аккаунта своего в школьной системе нет, потому что я не учитель, а всего лишь практикант…       — Я скажу Вам логин и пароль от своего.       — А вдруг мои руки — как раз-таки плохие? — ткнула в бок она мою совесть. — Что если я скачаю еще что-нибудь и наврежу семьям учеников этой школы? Вы готовы подвергнуть детей подобному риску ради помощи кому-то одному?       Ее слова стеганули меня по сердцу кнутом, залепили пощечину — аж лицо запылало от стыда. Что же я делаю?.. Она права! Зеленая девчонка говорит и поступает куда разумнее меня! Я же знать ее не знаю, единожды с ней говорил, а готов подвергнуть доверившихся мне учеников возможной опасности?!       «Ради Вельта…» — уверенно заявил второй Дэмиен, и я до боли впился пальцами в трубку. Я готов пойти на риск ради мальчика, спящего на диване в гостиной, но…       — Вы правы, — каменно ответил я. — Это неправильно. Недопустимо. Я поддался панике и жалости, остановился в шаге от обрыва, готовый туда сигануть и увлечь за собой учеников… Поступок, недостойный учителя… Простите и до сви…       — Это ведь близко знакомый Вам ребенок, да? — перебила Даян. — Тот, что попал в беду.       — Да…       — Я в учительской, и пока здесь никого нет. Говорите скорее, что делать.