В дверь позвонили, и я пулей понесся к ней; сидящая на диване с попкорном Синди проводила меня недоверчивым взглядом. Я открыл дверь рывком, так что стоящая на крыльце Даян вздрогнула. Вокруг была тьма, ни души, и на секунду я почувствовал себя героем криминального фильма, будто Даян передает мне наркотик. Но на протянутой ладони лежала флешка: мы решили, что так будет безопаснее для учеников, чем пересылать по электронной почте, которую могут взломать.
— Я даже и не знаю, как Вас отблагодарить! — воодушевленно выдохнул я, схватив флешку.
— Знаете: как-нибудь мы проведем время вместе, — без тени корысти улыбнулась она и сошла с крыльца спиной вперед. — Обязательно помогите ребенку, о котором шла речь. Чтобы все это не было напрасно.
— Конечно…
Я проводил ее глазами до такси, на которое должен был дать денег! — однако слишком поздно спохватился. Но ничего, завтра обязательно узнаю, сколько Даян потратила на исполнение моей прихоти, и возмещу все с лихвой.
Машинально я выглянул из-за левого угла дома, чтобы убедиться, что в окне комнаты Вельта горит свет. После телефонного разговора с Даян я отлучился всего на минуту, а когда вернулся — диван уже пустовал. Синди тоже не заметила уход Вельта; я в который раз поразился скрытности и незаметности этого ребенка.
Хотя «ребенка» ли?.. Возвращаясь в гостиную, где на низеньком столике — помимо общей миски попкорна — меня ждал ноутбук, я думал о том, что ранее сказала мне Синди. После разговора с ней довольно большая часть пелены спала с моих глаз, пусть и не вся, надо думать… Шестнадцать лет действительно кажутся началом взросления — началом весьма относительным, потому что созревание психики не происходит с наступлением четко заданной даты. Но опускаясь на диван и втыкая флешку в ноутбук, я вспоминал поведение одноклассников Вельта.
Нэнси. Подростковый нигилизм бьет у нее из всех щелей, однако не мешает в нужный момент собраться с мыслями и проявить серьезность. Грубость — как защитная реакция на приближение возможного врага; прячет уязвимость за колкостями.
Гарри. Ест, чтобы заглушить переживания из-за лишнего веса и отсутствия гениальных мозгов. И решить первую проблему такой способ не шибко помогает… Но он не ведет себя как ребенок, всего лишь зажат, стиснут комплексами.
Мелоди. Типичная восприимчивая девочка своего возраста. Старается угодить родителям, панически избегает неудач, больше всего на свете боится упасть в грязь лицом да еще и прилюдно.
Марти. Мужская версия Мелоди, но если девочку-заучку спасает свойственный ее нежным годам романтизм, у Марти ориентира на влюбленности и «…жили они долго и счастливо!» нет. Он боится разговаривать с мальчишками из класса, нечего и зарекаться о попытках завести близкое знакомство с одноклассницами. Все время проводит один, спрятав нос в учебник; у Мелоди хотя бы собеседницы бывают на переменах…
Я четко видел, что с момента, как взялся за этот класс, выделил из числа учеников наиболее хрупких, вызывающих опасения и уж слишком непростые вопросы. И если эти четверо стоят на шаг впереди одноклассников — на шаг ближе ко мне, то Вельт — чуть ли не рядом со мной… Как бы мерзко ни было признавать, но именно в этом Синди была сегодня права: никто из моего класса — из тех, кто окружают Вельта едва ли не ежедневно, из его сверстников — не ведет себя столь по-детски, как делает это мой крестник. Вероятно, поэтому у него и не получается найти с ними всеми общий язык, а без общения с одногодками или хотя бы чуть более старшими ребятами он так и не вырастет, не переймет подходящую по годам модель поведения. Отчего-то он не перенял также ни мою, ни Пола… Но у него точно нет отставания в развитии, а оценки зачастую страдают из-за невнимательности и лени. Вельт абсолютно здоров; сознательно ли отказывается от взрослости? Его с рождения окружают любовь и забота — а он снимается в порно и влюблен в какого-то взрослого мужика… Возможно, все это ребячество — завеса для отвода глаз?..
С момента знакомства с «Кроликом во грехе» я окончательно перестал понимать Вельта…
— Кто приходил? — осторожно поинтересовалась Синди, кладя кукурузу на язык.
— Да так. По работе. — Под указательным пальцем защелкала клавиша мышки — перед глазами замелькали личные дела выбранных Даян учеников.
— Я слышала женский голос… — не унималась невеста. — Много ли коллег приедут в преддверии ночи, чтобы — что? Занести флешку?..
— Она это сделала по моей настойчивой просьбе. Неужто я слышу в твоем голосе опять нотки ревности? — Я криво усмехнулся, бросил быстрый взгляд на замершую слева Синди — и уже не смог опустить на ноутбук удивленные глаза. — Ты что, серьезно?.. Сперва Вельт, теперь Даян — да что с тобой сегодня?
Синди стрясла с пальцев соль, подогнула под себя ноги, повернулась всем телом ко мне, совершенно игнорируя мигающий телевизор.
— Может быть, я выдохлась?.. — Не очень-то правдоподобно предположила она: мне не верилось в вопросительную форму ее слов, а не в их содержание. — Может быть, «нагулялась»?.. Когда мы только-только создавали наши отношения, идея со
свободой была привлекательной, обдавала свежестью независимости, что ли… Разумеется, мне всегда хотелось тебя несравнимо больше, чем кого бы то ни было, но поначалу нравилось
расслабляться везде, где сходила с борта, зная, что дома в любом случае ты меня ждешь… и что все связи мимолетны, несерьезны — как в душе кончить с целью приободриться. Однако в последнее время я никого больше не хочу… — Тихонько скрипнул диван: Синди пододвинулась ко мне вплотную, положила на грубую щеку такую нежную прохладную ладонь. В ее глазах играли блики телеэкрана, словно сорвавшиеся с небосклона звезды догорали в слоях атмосферы. — Чем больше я вижу тебя, чем больше получаю прикосновений и ласк, тем стремительнее тону в твоем магнетизме…
— У меня… нет никакого магнетизма…
…что бы это ни значило…
— Вот видишь, — печально усмехнулась она и припала лбом к моей шее, — ты этого даже не замечаешь: не ощущаешь, что делаешь с окружающими тебя людьми. Ты просто такой, какой есть!.. Надежный, уверенный, смелый… заботливый, страстный, порой непредсказуемый… — Ее руки тесно оплели меня, пальцы вжались в лопатки. Синди держалась за меня так крепко, будто могла пойти ко дну без опоры. А я даже не мог найти в себе силы, чтобы легонько ее приобнять… — Мне кажется, я теряю тебя, — выдохнула она свою боль мне на ключицы. — С каждым днем ты все больше отдаляешься от меня, постоянно занят чем-то… Я ни в коем случае не стремлюсь мешать твоей работе, но можешь хотя бы сказать, что ты собираешься делать?.. Мы ведь планировали посмотреть вместе фильм…
— Мне нужно сделать кое-что, — ответил я первое, что пришло на ум, и ничегошеньки этой фразой не прояснил для нее. — Мне нужно помочь одному ученику…
— Этот ученик —
Вельт?..
На имени соседского ребетенка голос Синди предательски дрогнул, а ногти впились мне в кожу спины. Я не хотел ей лгать, но и промолчать не мог — не тот случай. А что сказать — не знал…
Она поняла все сама. Жалобно шмыгнула носом в мой джемпер, выпустила из рук и откинулась на спинку дивана. С минуту она сидела так, без движения, только чуть вздымалась ее грудь, взгляд был прикован к потолку. Мне же не позволяла вернуться к ноутбуку вина, подкармливаемая пустотой в голове… Этой напряженной тишины первой не выдержала Синди: с усталым вздохом она поднялась с дивана, выключила телевизор и положила пульт рядом с наполовину полной миской попкорна.
— Спокойной ночи, Дэмиен… Не засиживайся допоздна…
Когда она почти уже дошла до двери спальни, я разбавил молчание ребяческим:
— Даян хочет быть мне другом. Или, по-твоему, мужчина и женщина не могут просто дружить?
— Не могут, если они привлекательны друг для друга, — остановилась у порога Синди и ответила, не повернув головы.
— Но я же дружу с Шерон.
— Нет, Дэмиен, это я дружу с Шерон, а ты дружишь с Полом. Так устроена дружба парочек: мальчик общается с мальчиком, девочка — с девочкой.
— Даян — лесбиянка, — прибегнул я к последнему имеющемуся у меня на руках козырю.
— Надеюсь, что так. Но не будь слишком наивен: люди на многое готовы пойти, лишь бы заслужить внимание такого, как ты. Уж поверь мне…
Она скрылась из вида, но дверь в спальню не успела еще полностью закрыться.
— И на что пошла ты? — бросил я Синди вдогон.
— Все это время молчала о Вельте — до сего дня…
Дверь тихо захлопнулась, экран ноутбука погас. Я остался один в синеватых сумерках — слушать, как под кухонным окном зло стрекочут сверчки.
***
Утром мы с Синди попрощались как всегда, пусть ночь и провели раздельно: я практически не спал, все рылся в бесконечных личных делах учеников, хотя вроде просмотрел из них не так уж и много… Зато все изученные сразу отмел — среди тех школьников не нашлось никого с сестрой подходящего возраста. Но в ноутбуке меня ждал еще десяток файлов с чужой конфиденциальной информацией. Положив его в сумку, я ушел на работу, а Синди отправилась в очередной рейс с недельным пребыванием в Париже. Это даже к лучшему, что какое-то время мы не будем видеть друг друга: по возвращении все станет как раньше, потому что весь негатив Синди растеряет по пути; переступит порог нашего дома веселая, отдохнувшая, с массой впечатлений, которыми тут же захочет поделиться, и безделушками-сувенирами, коими будет радостно одаривать всех близких друзей.
Уроков в классе Вельта у меня в расписании не стояло; в середине дня, к счастью, имелось «окно»! Этот свободный часок я хотел провести в каком-нибудь тихом уголке школы, может быть, захватив кружку крепкого кофе. Звонок на урок отголосил свое, дети и взрослые распределились по классам, и я пружинистой походкой преодолевал один пустынный светлый коридор за другим. Под мышкой — сумка, в пальцах — стаканчик кофе, потому как купить его оказалось куда удобнее сегодня, чем делать в учительской и наливать в кружку. Мне оставалась всего пара минут пути до конечного пункта, когда слева под лестницей, ведущей на крышу, дверь на которую закрыта всегда, зашуршала одеждой невысокая тень. Я остановился куда раньше, чем понял, свидетелем чего стал в тот момент.
Пока еще не замечая меня, Нэнси в закатанной до подбородка черной кофте с драными рукавами осматривала голые бока. На ребрах кожа синела, местами сливалась с ирисово-синим бюстгальтером. Нэнси осторожно пощупала левый бок и тотчас поморщилась от боли. Ее голова дернулась, я попал в поле зрения, и девочка с судорожным выдохом рывком опустила кофту.
— Какого х…
дьявола Вы там стоите?! — прорычала она, обнимая себя за локти. — Это сексуальное домогательство!
— Я всего лишь шел мимо — а вот ты оголяешься в публичных местах. Здесь жертва — я.
Она цыкнула, поспешила удалиться — поравнялась со мной…
— Хочешь выпить чего-нибудь? — успел сказать я, и Нэнси остановилась, но глаза на меня так и не подняла. — Чая, сока, кофе… Посидим спокойно в какой-нибудь незанятом классе и просто попьем…
— Я упала, ясно?!.. — перебила меня девочка, тараня пол взглядом раненого зверя.
— На оба бока — ясно. Вероятно, совсем не повезло…
Она сделала шаг, я запаниковал:
— Ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? О чем угодно. Вообще на любые темы!.. Убила человека? Приходишь, рассказываешь — мы вместе закапываем труп…
Я услышал ее приглушенный смешок и следом увидел, наконец, блестящие темные глаза, подведенные виноградными тенями.
— Я знаю, что Вы нормальный мужик, мистер Хармон, без понтов. И пардоньте за фуфло. Но мне не по приколу разводить сопли-слюни и балакать по душам, как щелка-сявка. Лучше не лезьте — и не буду гнать.
— Прости, я… ничегошеньки не понял, кажется.
— В этом и подхер, — слабо, как после долгой болезни, рассмеялась она. — Бывайте! — и Нэнс махнула мне рукой на прощание. — И не подглядывайте больше ни за кем, пока фингал не схлопотали!
Я улыбался ее затылку, но весьма и весьма печально. Да, Нэнси не закрыта настолько, чтобы под ее броню мне было не пробраться, но я не хотел ее взламывать насильно, а на разгадывание этой зубастой головоломки потребуется много времени — сколько еще побоев Нэнс придется пережить до того момента? В первую очередь думаешь в сторону домашнего насилия, а во вторую — о неблагополучной компании…
Я дошел до рукава коридора, кончающегося тупиком, уселся на подоконник — стекло мгновенно овеяло правое плечо холодом, но в остальном здесь было довольно комфортно. Так я просмотрел еще пару личных дел — и задремал, привалившись виском к окну. Меня разбудил звонок с урока. Шея болела, как и спина с поясницей. Под веками будто скопилось по горсти песка, и они незаметно переместились в выразительные мешки под глазами, стоило мне потереть заспанное лицо. Кофе я, как оказалось, пролил, и рукав рубашки потемнел. В голове гремели барабаны, во рту словно кошки нагадили. Бессонная ночь не сказывается благотворно! Не будь у меня всех этих явных симптомов невозможности вести следующий урок, я бы никогда не отпросился домой. Но оправданий, как видно, у меня было с лихвой! Вот только домой я зашел лишь для того, чтобы привести себя в порядок, поспать несколько часиков до наступления вечерней темноты и переодеться. Мне не помогут попкорн, фильмы, плед и удобный диван. Не излечит работа и решение проблемы Вельта, о которой, видит Бог, я не забываю ни на секунду. Мне требуется
отдых, что так давно обходил меня стороной…
…и отсутствие Синди — разве не знак свыше?..
***
Нас хватило на поездку до моего дома, на то, чтобы дойти до крыльца и даже отворить двери, но далее уже мое самообладание иссякло. Просовывая язык в рот —
Рассела?.. Роджера?.. Родерика?.. — я прижимал его всем телом к входной двери, гулял пальцами по светлым волосам, облегающей одежде, до костей стискивал обтягиваемые тонкой тканью горячие мышцы. Мне нужно было не просто выпустить пар, а поддаться низменным желаниям, которые — будем откровенны — ни за что не смогла бы удовлетворить Синди, как бы ни старалась, как бы сильно я ее ни любил. Необходимо было раствориться в забвении: выкинуть из мыслей «Кролика во грехе», неизвестного ученика, угрожающего Вельту, и изменчивость Синди, ставящую под вопрос мои подобные вылазки в узкоспециализированные бары.
Приближающуюся свадьбу… Поэтому…
— Что, прямо здесь? — ухмыльнулся незнакомец, когда мои колени коснулись пола, а пальцы расправились с пряжкой его узкого ремня.
— Только минет. Трахнешь меня на кровати, но прямо сейчас без аперитива я сдохну…
— Угощайся на здоровье! — весело ответил он под шум открывшейся молнии. Его раскаленная ладонь перебирала мои волосы, невзначай дотрагивалась до уха — и это легкое, невесомое прикосновение уже заставляло комнату вращаться.
До невозможного я скучал по этому! По аромату мужского тела; члену, скользящему по языку; низкому голосу, высекаемому движениями моей головы… Я брал член в рот как можно глубже, сосал с самоотдачей, не отвлекаясь на облизывания и прочие «красования» — мне важен был результат, а рассусоливать можно будет уже в постели, после того, как я кончу, оттраханный до блаженного вакуума внутри черепной коробки. То-ли-Рассел-то-ли-Роджер поднял мои руки, сведя запястья вместе, и неистово толкался в горло размашистыми покачиваниями бедер. «Подвешенный» за руки, стоящий на коленях, с повлажневшими от периодического удушья глазами я тонул в собственной развязности, подчиняться которой столь откровенно было
неимоверно приятно! В финальный момент я намеренно подался назад, чтобы партнер кончил мне на язык, а не в глотку: хотелось вновь ощутить вкус спермы, по которому я успел истосковаться…
…И как я, настолько зависимый даже от такой мелочи, буду примерным супругом, скованным моногамией в паре с Синди?.. Если она передумает и откажется от свободных отношений, этот брак станет тюрьмой для меня…
— Ну ты даешь, — восторженно простонал безымянный лекарь моего затянувшегося гомо-воздержания.
— Рад был стараться!
С заразным раскрепощенным смехом он поднял меня с колен, обхватил вокруг талии и пламенно присосался к шее.
— Никаких следов, пожалуйста, — сквозь муть наслаждения пробормотал я. Не расцепляя объятий, мы двигались в сторону спальни, с переменным успехом не натыкались на мебель.
— Я же не идиот, — улыбнулся он, — понимаю, что значит на твоем пальце кольцо.
Он открыл дверь в спальню за меня. Я готовился уже не глядя упасть на постель, но внезапно руки незнакомца лишь крепче сжали меня, точно на месте кровати разверзлась пропасть.
—
Кто это?.. — шепотом спросил он, и только тогда я встал ровно и обернулся.
Мою подушку трепетно стискивали бледные руки, и из-под одеяла, кроме них, торчала макушка — взъерошенные шелковистые черные волосы…
Мое настроение врезалось в землю быстрее, чем «Гинденбург», и опустилось в мучительно душный Ад…
— А это, — тяжко вздохнул я, — мое личное проклятие…
