***
Раз у Вельта сегодня появились планы, наверное, впервые не связанные ни со мной, ни с родителями, я мог его не дожидаться и добираться домой в одиночку, тем более потому, что мой рабочий день оказался на два часа короче, чем учебный день Вельта. Едва я открыл холодильник, беззвучно предлагающий перекусить сэндвичем с ветчиной, в кармане зазвонил телефон. — Рад тебя… услышать!.. — прокряхтел я в прижатую плечом к уху трубку, держа в руках мясо, сыр и бутылку соуса, а ногой захлопывая дверцу. Голодный человек способен на умопомрачительные цирковые номера, если они приблизят его к долгожданной трапезе! — Я тебя тоже, — не шибко весело ответила Шерон. Нет, понятно, что повод их с Полом поездки был более чем траурный, но неделя подходит к концу; я полагал, к этому времени наряженные в черные одежды эмоции Шерон немного прибьет ко дну, где они будут усыхать под лучами смирения. — Слушай, мне… очень неловко, что я опять тебя отрываю… да еще после того, как переложила на твои плечи заботу о ребенке… — Что ты, Вельт… прелесть… — замер я у стола, вложив слишком много нежности в это до боли правдивое последнее слово… — …У нас… вчера разговор произошел… не из приятных… и Пол уехал… — В смысле?! — В прямом. Хлопнул дверью… взял машину — и уехал… Не знаю куда. Мне, наверное, уже и все равно: после того, что он сказал… — Ее голос дрогнул, и я пожалел о разделяющем нас расстоянии, ведь утешать словами в тысячу раз сложнее, чем, банально, обнять и погладить по волосам. — Что он сказал?.. — Что… в общем, то, что я и так знала!.. То, о чем я думала все эти годы, понимала причину наших частых разладов… — Шерон… Что он сказал?.. Несколько секунд динамик был нем, потом всхлипнул и исторг слабый, как нить, голос Шерон: — Что… если бы не беременность и вынужденный брак… вся его жизнь сложилась бы иначе!.. И что он был бы хоть немного счастлив… Сукин ты сын… — Шерон, это неправда… — Не надо! — услышал я ее вымученную улыбку. — Я не дура, Дэмиен, я… знаю… Я согласна с ним… Я, разумеется, не жалею о Вельте! Он — кусочек моего сердца, и когда то, что у меня в груди, начинает кровоточить, Вельт обнимает, прижимается ко мне! — и этот самый фрагмент встает на место, закрывает свежую рану, пока та не затянется… Я действительно счастлива из-за того, что у меня есть и всегда будет Вельт… Но, быть может, это материнский инстинкт, я не знаю; у Пола, очевидно, этого нет… Словом, прости, я не хотела жаловаться! Но опять накатило… Я приеду сегодня вечером. Ты сможешь встретить меня на автовокзале?.. — Конечно, о чем ты говоришь… — Спасибо. На тебя всегда можно положиться, — уже значительно умиротвореннее произнесла Шерон. — Я тебя не отвлекаю? А то у меня еще одна просьба… — Все в порядке. Какая? — Со мной в автобусе будет родственница, но ей ехать дальше. Пока автобус будет стоять, я хотела бы передать ей тетушкин медальон на память: он дома в моей спальне — в ящике черная шкатулка. Если бы ты, встречая меня, привез его… — Я все понял и сделаю! Подожди только, не отключайся, а то без тебя я ничего не найду… Разговаривая с Шерон об отвлекающих от мыслей о Поле глупых мелочах, я вошел в соседний дом, поднялся по лестнице. На обоих этажах было так тихо, что мне даже стало не по себе. В спальне я по указке Шерон открыл второй ящик зеркального столика: в черной глянцевой, украшенной янтарем шкатулке не без помощи хозяйки распознал нужный медальон, старинный, но начищенный до блеска — с трепетной любовью. — Подожди, — опомнился я под занавес телефонного разговора, — а ты расписание автобусов уже знаешь, билет куплен? Когда ты приедешь, на какой именно автовокзал? Шерон достала билет, я зашел в комнату Вельта — в ближайшее место, где можно было раздобыть бумагу и чем бы записать информацию. Из множества прочих я выбрал ярко-оранжевый карандаш, потому как этот цвет явно не позволит мне не заметить записку и позабыть о назначенной встрече, однако грифель оказался серым, простым. Я выводил на бумажке время, название автобуса и автовокзала, изо всех сил сопротивляясь назойливой пчеле, мечущейся у меня в черепной коробке! Попрощался с Шерон, сунул мобильный в карман, замер перед письменным столом Вельта, держа бумажку и карандаш. Карандаш — да что же в нем такого?!.. Он казался знакомым до боли, но не бумажки для заметок, одну из которых я «позаимствовал» без спросу… Не особо понимая, что делаю, я нашел блокнот, вырвал с конца клетчатый листок и замер над ним с карандашом… Ярко-оранжевый карандаш… Ухватив наваждение за хвост, я переложил его в другую руку и вывел кривые три слова:«I love you»…
Слепо уставившись в испорченные грифелем клетки, я пододвинул стул и опустился на него, перевел ошарашенный взгляд на карандаш. Ярко-оранжевый карандаш кто-то позабыл на учительском столе, а после этого я нашел в ящике признание — начерченное серым грифелем… Мигрень, как этот карандаш, протыкала сознание. Звезды выстраивались в ряд… «…Тот, кто мне нравится… мужчина… взрослый… Но я ему не интересен… Я хочу полной откровенности… Хочу, чтобы мы снова могли говорить о чем угодно… вместе лежали на кровати и я бы рассказывал, что меня очаровывает в том, кого я люблю… Я люблю тебя… Я люблю тебя, Дэм… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! ДЭМ, ЛЮБЛЮ!!!» Все это время! — все это чертово время он кричал мне в лицо, просил услышать, заметить его! Умолял прийти ему на помощь, а я был занят собой, отношениями с Синди, решением проблем других людей!.. Единственный, кто воистину нуждался во мне, оставался немым, сколько бы ни драл горло в бесплодных попытках докричаться до меня-идиота!.. Сунув записку в карман к телефону, я понесся из давящего на меня дома прочь! Стены сжимались, как и виски, пространства в голове не хватало, а мысли только множились, галдели наперебой!.. Я не помню дорогу до школы, ноги сами несли вперед меня, держащегося за виски; я несся по безлюдному коридору, по бокам мелькали шкафчики, звоном входили в резонанс с ноющей головной болью!.. — Дэм?.. Я остановился на лестничной площадке так резко, что чуть не упал. Вельт стоял пролетом выше, удивленно смотрел на меня. — Я думал, ты ушел… — А ты-то что здесь делаешь? — спросил я, опустив ладонь на скользкие прохладные перила. Тиски переставали сдавливать голову до жалобного хруста, точно арбуз. Голос Вельта, его присутствие, взгляд разгоняли штормовые тучи за моими глазами. Я шагнул на ступень выше, еще на одну, неторопливо. — Вышел в туалет. Я не прогуливал, честно. — Верю… — кивнул я, неспешно поднимаясь. — Ты… в порядке?.. Ты немного странный… — Я услышал, Вельт… — вымолвил я сущую бессмыслицу. — Прости, что?.. — Я услышал тебя… все то, что ты старался до меня донести… Задрав голову, я поднимался к нему: ступень за ступенью — так же, как Вельт приближался ко мне все последнее время, а я, дурак, в упор не замечал его усилий, извращал их, перевирая на свой лад… — Записки… — коротко обронил я, остановившись перед Вельтом. Из-за разницы в росте, пусть и стояли мы на разных ступенях, я навис над крестником, однако не по этой причине его лицо обесцветилось от испуга. Он думает, я буду злиться? После видео, что он мне присылал? После того, что случилось между нами за последние пять дней?.. — Я услышал тебя… — напоследок повторил я, ощутил нежность его щек ладонями. Вельт вздрогнул уже после прикосновений, широко распахнул от изумления глаза. — Правда?.. — наконец, понял он. — Да… Я выдохнул короткий ответ в его губы, прижался к ним, несомкнутым, осторожно, но пламенно… Посреди школы, в окружении заполненных классов, я целовал Вельта с признательностью и сильнейшим раскаянием за то, что не слышал его. Усугублял и без того патовую ситуацию…