Секрет

Николь сквозь пелену слез, застилающую ей взор, смотрела на то, как огонь яростно пожирает плоды ее трудов, столь безжалостно раскритикованные литературным сообществом. Она потратила немало времени (да и денег) на то, чтобы найти и купить все экземпляры своего сочинения. Больше она никому не позволит пренебрежительно отзываться о своей работе! Пускай для этого и придется ее уничтожить. Ее слуга Яким тем временем в свойственной ему манере бубнил себе под нос о том, что можно было найти куда более приемлемое применение средствам его барыни. Никогда он не мог поддержать ее, лишь усугублял душевные терзания. – У всех барыни как барыни – платья, балы, рукоделие, мужья да детишки. Одна вы вон в мужика рядитесь да идиллии пишете, чтоб их сжечь потом. О матушке своей бы хоть подумали! Ведь ежели люди прознают, не перенесет она такого позора. Николь, не отрывая взгляда от очага, зло бросила слуге уже не единожды слышанную им угрозу о продаже крымским татарам. На это Яким лишь в очередной раз пробубнил что-то о деньгах и неподобающем поведении и наконец-то оставил свою барыню одну наедине с ее мыслями. Уже неделю Николь не могла спокойно ни спать, ни бодрствовать. Она стала еще бледнее и слабее, нежели обычно. Ее мучали странные сны, воспоминания о которых, тем не менее, заставляли ее белые щеки пылать огнем, а сердце – пропускать удар… С завидной частотой в сновидения девушки стал наведываться тот следователь, Яков Петрович Гуро. В самую первую ночь после их знакомства Николь не придала этому большого значения. Она списала все на сильные потрясения прожитого дня. Все-таки, Гуро был первым дознавателем, прислушавшимся к ее словам. Да и сон тогда ей приснился совершенно невинный – будто бы они куда-то едут вместе в экипаже и непринужденно беседуют. Но на следующую ночь все в корне изменилось. Ей приснилось, как Яков Петрович страстно целует ее и обнимает так, что ее тело буквально горит от его прикосновений, пусть даже сделанных через одежду. Надо сказать, никогда еще ей не снилось ничего подобного, да и наяву никто пока что не дал ей возможность познать сладость поцелуя… Этот сон не давал ей покоя весь следующий день. Она прекрасно помнила то, как смотрел на нее дознаватель, и не сомневалась в том, что он раскрыл ее секрет. Девушка каждую минуту была готова к тому, что ее с позором разоблачат и выгонят из Третьего отделения. Однако день прошел, а этого так и не случилось… И это повторялось изо дня в день. При свете солнца девушка мучилась ожиданием неизбежного обличения ее обмана, а ночью не могла спокойно спать из-за непристойных сновидений, которые раз за разом становились все более откровенными. Она не могла сказать, что они ей неприятны, даже напротив. Однако ее не могло не заботить то, кто именно дарил ей свою ласку в объятиях Морфея. Ведь даже если забыть о весьма существенной разнице в возрасте, она совершенно не знала этого человека! В конце концов, пускай и относительно краткое время пребывания в таком нервном напряжении все же вылилось в срыв. Когда Яким покинул залу, Николь перестала бороться с собой и зарыдала в голос. Она со злостью швыряла свои книги в огонь, отождествляя с ними свою израненную душу, которая точно так же сейчас полыхала в пламени страстей. И девушка не гнушалась подливать в этот огонь масла – вернее, дешевого, но весьма крепкого и противного на вкус вина, которое она пила прямо из бутылки, что, разумеется, было совершенно неподобающе для столь юной особы, да и вообще для любой представительницы женского пола. Но ей было плевать. В какой-то момент Николь стало невыносимо жарко, она начала задыхаться. Рванув на груди жилет и мужскую сорочку (за все время своего костюмированного обмана она даже дома предпочитала пребывать в образе мужчины – мало ли что), Николь ослабила шнуровку корсета, сдавливающего ее грудь. Со злостью она резко оторвала свои фальшивые усы, которые когда-то так кстати украла из театральной гримерки. Участок над губами обожгло от этого действия, что несколько отрезвило девушку. Она опустилась в кресло и прикоснулась к горящей коже, а затем ее пальцы как будто сами переместились на искусанные губы. Девушка подумала о том, что сегодня во сне их вновь будет целовать этот загадочный следователь… Но она так и не смогла понять – хочет этого или нет? Думая обо всем, что случилось с ней за прошедшую неделю, Николь смотрела на языки пламени в камине, постепенно успокаиваясь. Она сама не заметила, как задремала. Девушка была абсолютно уверена, что Гуро вновь придет в ее сны, но сегодня он почему-то не спешил. Впрочем, нельзя сказать, что Николь это сильно расстроило – она наконец-то смогла более-менее хорошо выспаться. Но когда она услышала шаги и сквозь полуопущенные ресницы увидела чуть затуманенный, но уже такой знакомый силуэт Якова Петровича, ничуть не удивилась. И лишь спустя мгновение девушка поняла, что уже не спит, а Гуро стоит перед ней во плоти, еще не заметив, что она проснулась…