Секрет

Яков Петрович взглянул на стрелки своих карманных часов, освещаемые тусклым светом каретного фонаря. Было уже далеко за полночь. Их экипаж должен был скоро подъехать к станции. И перед дознавателем возникла дилемма. С одной стороны, он и его спутница, и уж тем более, их сидящие на козлах слуги довольно сильно устали в дороге. Им нужен был отдых, хотя бы и краткосрочный. С другой, в Диканьку необходимо было прибыть как можно скорее, нельзя было терять время. Гуро взглянул на сложившую руки на груди и хмурящуюся сквозь сон Николетту, устало потер переносицу. Пожалуй, стоит все же остановиться на ночлег. От сонного кучера будет мало толку, да и от сонного следователя не больше. А на рассвете они продолжат путь. Когда станцию уже было видно из окошка, Яков Петрович тронул Николь за руку. Но от этого легкого прикосновения девушка так и не проснулась, так что пришлось следователю немного ее встряхнуть. Это подействовало – заспанная писарь удивленно воззрилась на Гуро. – Подъезжаем к станции. Пора бы вам, голубушка, привести себя в надлежащий вид, – только и сказал он. Николь, несмотря на то, что со сна была несколько дезориентирована и плохо соображала, сразу же поняла, что от нее требуется. Достав из кармана футляр с усами, она вытащила пробку из крошечной склянки с клеем, которая хранилась там же. Немного едкий запах разлился по карете. Когда девушка, поджав губы, уже прижимала элемент грима к коже, она заметила, что дознаватель смотрит на нее и ухмыляется. – Что? – недоуменно спросила Гоголь. – Ничего, – лишь помотал головой в ответ Яков Петрович, отметив про себя, что девушка чуть покраснела. «А ей чертовски идет румянец. Чего не скажешь про усы», – посмеялся он про себя. Наконец экипаж проехал сквозь большие каменные ворота, украшенные гербом Империи, и остановился прямо перед высоким крыльцом. Яков Петрович, выйдя из кареты, потянулся и размял шею, Николь последовала за ним. В этот раз следователь не предложил ей свою руку помощи, чтобы покинуть экипаж – во дворе станции, несмотря на поздний час, девушка заметила несколько человек. Переговорив со смотрителем и дав ему несколько лишних копеек, Яков Петрович вытребовал для них лучшую комнату. Правда, зайдя в нее, Николь ужаснулась – ежели сия комната была лучшей, как же тогда выглядели остальные? Впрочем, Гоголь так устала с дороги, что скудость интерьера, неопрятный вид мебели и холод, царивший в помещении, уже не особо ее волновали. Благо, в комнате, помимо кровати, стояли и два широких дивана, на которых также вполне можно было отдохнуть с дороги. Николь даже не стала снимать свою крылатку. Гуро тем временем распоряжался насчет ужина, который вскоре принесли. Правда, до этого Николь умудрилась вновь задремать. – Николетта Васильевна, вы бы подкрепились. Ведь за весь день и крошки во рту не держали, – голос следователя вырвал девушку из объятий Морфея. Ответом Гуро послужило урчание в животе писаря. Смутившись, девушка перебралась за стол, на котором ее уже дожидалась тарелка с тушеными овощами, оказавшимися вполне себе вкусными (или же Николь так лишь показалось по причине ее голода). Так или иначе, с ужином она расправилась весьма ретиво и теперь сидела, подперев голову рукой, и ждала, когда чуть остынет ее такой горячий чай. Так она и уснула. Яков Петрович смотрел на эту картину не без умиления. Но когда и он закончил ужинать, понял, что оставить девушку спать за столом нельзя. Благо, она сидела так, что дознавателю не составило труда поднять ее на руки, не опрокинув при этом стул. Она была легкая как перышко и даже не проснулась, но сквозь сон чуть обвила его шею руками. Гуро уложил ее на кровать и присел рядом. С улыбкой он убрал спадающую Николь на лоб прядь волос и вновь тихонько отклеил эти ужасные усы. Хорошо, что перед ужином девушка все же сняла свою крылатку, и Гуро знал, куда их убрать. «А интересно было бы увидеть ее в платье… – подумал дознаватель. – Или вовсе без платья». Поймав себя на этой мысли, он осознал и то, что хочет сделать кое-что совершенно нахальное и сумасбродное. И, будучи не в силах противиться своему мимолетному желанию, мужчина наклонился к спящей девушке и едва ощутимо поцеловал ее прямо в губы. Они были слегка сухие и сильно искусанные, но все же такие нежные и вкусные, что Гуро с трудом заставил себя оторваться. В тусклом свете нескольких свечей он увидел, что девушка сквозь сон улыбается. С этой нежной улыбкой на лице она облизнула свою верхнюю губу и чуть закусила нижнюю. Якова Петровича от этого зрелища бросило в жар, он осознал, что если позволит себе еще один поцелуй, пусть даже столь невинный, возбудится настолько, что возьмет писаря прямо здесь, на кишащей клопами станционной кровати, несмотря на ее возражения (которые наверняка будут) и все возможные последствия. «Ох, Яшка, старый ты развратник! А ну возьми себя в руки! Она же тебе в дочери годится, что ж ты делаешь-то?!» – кричала совесть дознавателя, которой он с трудом внял и встал с кровати.

***

Николь сквозь сон почувствовала, что ее губы накрыло теплым и нежным поцелуем. Это, конечно же, был Гуро, к чьим ласкам в своих сновидениях она уже успела привыкнуть. Но в этот раз все было как-то иначе... Девушка не помнила, как оказалась на постели, как испарилась ее одежда… Но знала, что этот сон, как и все остальные, не забудет. Она смотрела на склонившегося над ней дознавателя и буквально тонула в его карих глазах, которые сейчас казались почти черными. Он со своей неизменной лукавой улыбкой касался ее обнаженной кожи самыми кончиками пальцев, дразня их обоих, возбуждая еще сильнее. Николь, будучи не в состоянии больше противостоять чувствам, притянула его за шею и вовлекла в страстный, неистовый поцелуй. Странно, но так он ее еще не целовал… Все было настолько реально, будто бы все ее чувства резко обострились. Она ощущала его такой манящий запах, ее пальцы слегка кололи его коротко стриженые на висках волосы. Каждой клеточкой своего тела Николь чувствовала исходивший от дознавателя жар, и ее кожа тоже горела под его руками. Гуро оторвался от таких притягательных губ девушки и, прерывисто дыша, припал к ее белой шее, отчего ее кожа покрылась мурашками. Она зарывалась рукой в его волосы, закинув свои стройные ножки ему на талию. Это буквально сводило следователя с ума. Поддерживая себя одной рукой, другой он продолжал ласкать ее тело, такое нежное, хрупкое и податливое. От шеи мужчина проделал цепочку поцелуев прямо к груди девушки, так манящей его с того самого момента, как он пришел к ней сегодня утром и застал спящей в кресле. Когда он вобрал в свой рот ее затвердевший сосок, Николь застонала он удовольствия. Она выгибалась под ним, подставляясь под его губы, но обоих уже так снедала жажда чего-то большего… Яков Петрович заставил себя прекратить терзать грудь девушки, оставил невесомый поцелуй на ее шее и горячо прошептал на ухо: – Проснитесь, голубушка… – Что? – не поняла Николь. – Николетта Васильевна, проснитесь! Скоро отправляемся, – задорный и громкий возглас дознавателя вырвал девушку из пучин такого приятного сновидения. Она резко распахнула глаза и села на кровати.