Секрет

      Николетта гляделась в небольшое мутное зеркало, висящее на стене ее комнаты, и прилаживала свои усы. Подумать только, она обручилась! С человеком, который годится ей в отцы, которого она, к тому же, практически не знала. Маменька будет в ужасе. Или, скорее, наоборот, в восторге – ведь она так мечтала о том, что ее чересчур амбициозная дочь, наконец, остепенится и станет, как все молодые барышни, думать лишь о балах да вышивании, а позднее – о детишках. Такой почтенный супруг, как Гуро, в понимании маменьки, наверняка будет способствовать подобному праздному образу жизни. Да, пожалуй, маменька будет только рада…       Закончив свое перевоплощение в Николая, девушка закрыла футлярчик с клеем, куда также спрятала и подаренное Яковом Петровичем кольцо. Она не могла позволить, чтобы их скомпрометировали, перстень был уж очень примечательным и наверняка кто-нибудь, тот же Бинх, запомнил это украшение на руке Гуро. Она положила футляр обратно в карман своей крылатки, которую ранее обнаружила на крючке возле двери. Странно, ведь она отчетливо помнила, что сняла ее, когда Оксана поила ее чаем. А вот дальнейшие события из памяти ускользали… Девушка решила, что об этом тоже обязательно расспросит Якова. Яков… Так странно было обращаться к нему лишь по имени, но Гуро был очень настойчив. Вспоминая о его «уговорах», Николь не смогла сдержать улыбку.       Он отправился распорядиться насчет завтрака и наверняка уже ждал ее на кухне, вновь так деликатно предоставив ей возможность привести себя в порядок в уединении. Николетта не хотела испытывать его терпение, посему набросила крылатку и вышла на улицу. Погода стояла хоть и прохладная, но весьма ясная и солнечная, отчего девушка довольно сощурилась.       Людей на постоялом дворе было не так много, и Николь сразу же увидела своего жениха. Как и в прошлый раз, он сидел за столом, изучая кое-какие бумаги и параллельно завтракая. Пытаясь подавить улыбку, Гоголь села напротив.       – Доброе утро, Николай Васильевич, – нарочито громко, специально для окружающих, сказал Гуро, ухмыльнувшись. – Надеюсь, выспались? А то работы у нас сегодня невпроворот. Готовы на славу потрудиться?       В глазах дознавателя при этой реплике плясали такие черти, что Николь под его лукавым взглядом почувствовала себя совершенно голой и залилась румянцем.       – Конечно, – не без труда выдавила она в ответ, придвигая к себе миску путри.       – Итак… я жажду узнать, что же случилось с вами в тот день, когда… – на этом месте дознаватель запнулся, помятуя об их небольшой ссоре. – Когда вы пошли прогуляться и пропали. Мне нужно услышать все до мельчайших подробностей.       – Ну… прогуляться мне толком не удалось. Меня сбила бричка, и я потеряла сознание. Очнулась в особняке Данишевских, – Николь понизила голос, придвинувшись к Гуро чуть ближе.       – Так-так, – заинтересованно ответил он, даже оставив свой завтрак.       – Они довольно приветливые, но не без странностей. Супруга, Лиза, по всей видимости, чем-то больна. И это весьма огорчает ее мужа, Алексея. Он пытался быть радушным, но получалось как-то… натянуто. Неискренне.       – Прекрасно! – ответил Гуро. Он на самом деле был очень доволен, что Николь волею случая удалось несколько сблизиться с этими загадочными людьми. – А он не говорил о том, что они вообще делают в этой глуши?       – Обижаете, Яков Петрович, – улыбнулась Гоголь. – Я у него спросила. Он якобы получил имение в наследство от дяди. Изначально они намеревались вернуться в столицу, но, как выразился Алексей, застряли здесь.       – Очень интересно! А что…       – А касательно убийств Данишевский пеняет на цыган. Дескать, с неделю назад в этих местах проходил табор.       После этой реплики Николетты на несколько мгновений повисла тишина, и девушка даже испугалась, что Гуро мог оскорбиться тому, что она его перебила. Но он смотрел на нее взглядом, полным восхищения и обожания.       – Дорогая моя, если бы мы сейчас были наедине, я бы тебя просто расцеловал за такие ценные сведения, – едва слышно сказал он в ответ. – Ты прирожденный сыщик!       – У вас еще будет возможность сделать это, – ответила раскрасневшаяся Николь, прельщенная такой приятной похвалой.       – Не «у вас», а «у тебя». Мы же договорились, помнишь?.. Что еще удалось выяснить?       – Боюсь, в отношении Данишевских это всё. Елизавете внезапно стало плохо, и мне пришлось спешно откланяться. Правда, граф предложил заглядывать в гости, чем при необходимости можно было бы воспользоваться. А еще он дал мне лошадь, и вот тут-то и началось самое любопытное и необъяснимое.       В ответ на заинтересованный взгляд Якова Петровича Николь лишь ткнула пальцем в один из документов, которые он чуть ранее просматривал. На листе был изображен Всадник.       – Я его видела. Воочию. Совсем рядом с поместьем Данишевских. И в точности, как описывали другие очевидцы, такого, каким он нарисован здесь. Понимаю, что у страха глаза велики, но рационального объяснения произошедшему у меня нет, – прошептала девушка, содрогнувшись от воспоминаний.       – Это из-за него ты оказалась в той реке? – спросил Гуро, заметно помрачнев.       – Нет. Странно, но он меня не тронул. По-видимому, даже не пытался догнать. Наверное, потому что принял меня за мужчину.       – Полагаю, причина была в другом. Мужчин он тоже убивает. Рядом с телом одной из жертв нашли три изувеченных трупа. Но в их случае причины смерти были ясны, как день – их банально зарубили. А все девушки… каким-то образом обескровлены. Я так и не смог этого понять… – задумчиво ответил Яков Петрович. – Что было дальше?       – Лошадь совершенно обезумела от страха, была неуправляемой. Она меня вынесла к какой-то запруде с ветряной мельницей, и я вылетела из седла. Кобыла дала дёру, а я… я была там не одна. Мне помогла некая Оксана, сказала, что она дочь мельника. Я не очень хорошо помню детали… Кажется, она меня опоила… Но одно я запомнила очень ясно – она сказала, что убили уже гораздо больше девушек, чем мы думаем. Полагаю, она может быть к этому как-то причастна…       – Нет, не может, – уверенно ответил Гуро.       – Что это значит?       – Я поясню, когда ты закончишь.       – Я уже закончила. Следующее, что помню – я очнулась на постоялом дворе. Яким и Бомгарт рассказали мне, что случилось. Но, думаю, они не знали всего?       – Я не сказал им лишь одно – как нашел тебя, – перенял эстафету Гуро. – Я начал беспокоиться, когда уже опустились сумерки. Никто, кого спрашивал, тебя не видел, и я решил проверить тот сарай, где мы проводили вскрытие. Именно там ты и была, точнее, в реке, которая протекает неподалеку. Это огромная удача, что я тебя заметил. Потому что ты… Твой разум как будто отсутствовал в теле… Я думаю, у тебя вновь случился один из тех мистических припадков. Но в этот раз все было не так, как когда мы познакомились. Ты была в сознании, но ни на что не реагировала. Я привез тебя сюда, согрел, как мог. Доктор напоил тебя какими-то микстурами…       Говоря все это, Яков Петрович отрешенно глядел куда-то в сторону. Николетта не выдержала и порывисто коснулась его руки, заставив посмотреть ей в глаза. Она видела, что он как будто заново переживал весь тот кошмар, и хотела хоть как-то подбодрить. Дать понять, что она жива и здорова, и все с ней будет хорошо. Яков Петрович понял это и чуть улыбнулся, продолжив рассказ.       – Время от времени ночью ты бредила. Мне повезло, я смог разобрать некоторые слова – «Оксана», «дочь мельника», «мельница на запруде» и «больше убийств». Теперь я точно знаю, что они означали, но тогда… Как только рассвело, я направился к Бинху в управление. Он показал мне единственное место в окрестностях Диканьки, которое могло подойти под описание мельницы на запруде. Возле ветряка его помощник, Тесак, кажется, его звать, нашел твою крылатку, и я понял, что ты была там. А заодно выяснил, кем была эта Оксана.       – Была? – переспросила Николетта.       – Именно что была. Мельникова дочка по имени Оксана жила здесь лет тридцать назад. Тогда ее, как и около десятка других девушек, зверски убили. И, как мне удалось выяснить у одного из местных старожилов, обстоятельства их смертей весьма и весьма похожи на те убийства, что совершили недавно.       Гоголь сидела ни жива, ни мертва, пытаясь осмыслить сказанное Яковом Петровичем. Аппетит как-то сразу улетучился, а мысли пришли в полнейший беспорядок.       – То есть… мне все это… привиделось? – наконец спросила она через некоторое время.       – Знаешь, разница между сном и реальностью иногда небольшая. А для натур впечатлительных, вроде тебя, она, эта разница, боюсь, вообще отсутствует. С точки зрения, скажем, писательства, это было бы неплохо. А вот с точки зрения следствия… Глупо отрицать реальность существования этой Оксаны, по крайней мере, в прошлом. Тем более, что эта информация стала существенным прорывом по делу. И помогла определить нашего первого подозреваемого.       – Кого?       – Александр Христофорович по каким-то причинам решил скрыть от нас факты аналогичных преступлений в уезде. Якобы, с нынешними убийствами их связать невозможно. Но детали говорят обратное, и все это скверно выглядит.       – Но он же глава полицейского управления! – воскликнула Николь. – К тому же, он не выглядит достаточно пожилым, чтобы оказаться душегубом, убивавшим тридцать лет назад…       – Иной раз и волк носит овечью шкуру… Возможно, он решил продолжить чье-то дело?       – Мне кажется, в число подозреваемых стоит добавить еще и Данишевского, – сказала Николь, поразмыслив. – Он какой-то странный, к тому же, я видела Всадника совсем рядом с его домом…       – Да, я тоже об этом думал. Тем более, что информация о старых убийствах помогла мне определить некую систему. Несмотря на ужасный бардак в местном архиве, я выяснил, что убийства, и тогда, и сейчас, совершались не абы когда, а лишь по праздникам. А, как шепнул мне Бинх, граф имеет обыкновение показываться на людях исключительно в эти дни.       – И когда будет следующий? – с азартом спросила Гоголь.       – 22 сентября, это день осеннего равноденствия.       – Это же всего через четыре дня!       – Вполне достаточно для того, чтобы организовать слежку за обоими подозреваемыми.       – А если мы ошибаемся? И среди них нет убийцы?       – В таком случае, мы обретем уверенность в этом, – ответил Гуро, чуть помолчав.       – Но ведь кто-то может лишиться жизни…       – Знаешь поговорку? Чему быть, того не миновать. Конечно, я очень надеюсь, что за эти четыре дня нам удастся найти другие зацепки и вычислить душегуба до того, как он вновь совершит свое черное дело. Но застав его на месте преступления, мы сможем быть абсолютно уверены в том, что не сделали ошибку и больше никто не пострадает.       – Как-то это… неправильно, – вздохнула Николетта.       – Согласен. Но если мы не продвинемся в расследовании, это – наш единственный вариант.       – Думаю, в день возможного убийства я могла бы напроситься в гости к Данишевским и проследить за Алексеем с близкого расстояния… – сказала Николетта, поразмыслив над идеей организовать за графом слежку.       – Нет, – безапелляционно отрезал Гуро.       – Почему?!       – Если он и правда убийца, ты станешь для него самой легкой добычей. Риск слишком велик.       – Но он думает, что я мужчина.       – Ты в этом абсолютно уверена? – Яков Петрович иронично приподнял бровь.       Николь задумалась и припомнила, как Алексей с усмешкой спрашивал, умеет ли она ездить на лошади. Возможно, что он о чем-то и догадался…       – Нет, – честно ответила она. – Но, в таком случае, Лиза тоже в опасности…       – Не думаю, ведь у него уже была возможность пустить кровь своей благоверной, но он, если это, конечно, был именно он, все же выбирал совершенно посторонних девиц. Кстати говоря, я имел удовольствие познакомиться с графиней. Она приезжала на постоялый двор справиться о тебе. Дескать, лошадь, которую дал тебе ее муж, вернулась домой исцарапанная и в репьях. Милая девушка. Кажется, ты ей приглянулась, она так переживала, – лукаво улыбнулся Яков Петрович.       – Возможно, мне стоит навестить ее? – спросила Гоголь.       – Как раз собирался это предложить. Жажду познакомиться с графом Данишевским, – воодушевленно сказал Гуро, вставая из-за стола.       Видимо, день начнется со светского раута, подумала Николь, следуя его примеру.