Секрет

      Секрет Николетты оказался раскрыт. Впрочем, учитывая, что главная подозреваемая была нейтрализована, теперь это волновало девушку не так сильно. Сказать, что Бинх был в шоке от новости, – ничего не сказать. Тесак же вообще выглядел, как обухом пришибленный. Тем не менее, Гуро все же попросил их не распространяться на этот счет, так что для всех остальных жителей Диканьки Николь продолжила оставаться неприметным и неуклюжим писарем-мужчиной. На ее счастье, уничижительных взглядов удалось избежать (почти), поскольку, учитывая обстоятельства, у них всех сейчас было полно работы.       Покуда Яков Петрович беседовал с Бинхом, раскрывая кое-какие детали дела, тот отдал Тесаку распоряжение транспортировать тело Ганны для вскрытия в уже известный петербургским гостям сарай, а Николь отправилась в свою комнату за планшетом, дабы все запротоколировать. И вот тут обнаружилась весьма неприятная деталь.       Комната оказалась в еще большем беспорядке, чем была утром, когда Гоголь и Гуро так спешно отправились на поиски хозяйки постоялого дома. Все выглядело так, будто кто-то что-то искал. И, по всей видимости, нашел – писарский планшет оказался пуст. Пропали все бумаги, за исключением личных записей Николетты в потайном отделении. Обнаружив это, она сразу же позвала Гуро и Бинха.       Бардак в комнате Якова Петровича был еще более заметный – по ней будто пронесся ураган. И если у Николь пропали лишь незначительные черновики и записки, то документы и протоколы, хранившиеся у Гуро, были весьма важны.       – Полагаю, ключи были лишь у одного человека, – задумчиво произнес он. – И самое время ее обыскать…       Вскрывать дверь в хату Ганны не пришлось – она покидала ее в спешке, не рассчитывая вернуться. Во время обыска обнаружились довольно занятные предметы – какие-то порошки (как заметил Тесак, колдовские), склянки с зельями, пучки сушеных трав, отрезанные косы – не то девичьи, не то конские. Но самой прелюбопытной деталью оказался таинственный символ, выведенный на стене хаты, по-видимому, кровью.       – Такой же знак находили везде, где дивчин убивали, – сообщил Тесак, проводивший обыск.       А вот украденных бумаг в хате не было, из чего Яков Петрович сделал вывод, что Ганна могла держать их при себе. Посему вся честная компания направилась в сарай. Однако, и в котомке женщины документы не обнаружились, в отличие от острейшего кинжала дамасской стали. Гуро сделал вывод, что он и был орудием убийства девушек.       Оставив на время расследование исчезновения протоколов, дознаватель решил приняться за вскрытие Ганны. Причина ее смерти была ясна, как день, однако Якова Петровича интересовало другое – как она получила свое увечье.       – Ничего себе, – вырвалось у дознавателя, когда он освободил труп от одежды. – Александр Христофорович, вы не могли бы послать за господином Бомгартом. Очень хочется узнать мнение профессионала на сей счет…       Доктор пришел довольно быстро. Несмотря на ранний час, он уже находился в привычном для себя состоянии изрядного опьянения. Однако, увидев тело Ганны, разум его прояснился, хмель как рукой сняло.       – Батюшки святы! Что ж это приключилось с бедняжкой? – воскликнул Леопольд Леопольдович, поправив очки.       – С ней приключилась пуля из пистолета Александра Христофоровича, – ответил Гуро. – Что очень печально, ведь, как вы помните, я говорил, что нам весьма желательно было найти ее живой и допросить, – продолжил он уже в сторону Бинха.       – Ну простите, в тот момент выбор был между ее жизнью и жизнью госпож… господина Гоголя, – процедил полицмейстер.       – За сохранение которой я вам весьма признателен. Тем не менее, теперь мы вряд ли сможем наверняка узнать, кто с ней это сделал…       – Ну, могу точно сказать, что не человек, – ответил доктор, оторвавшись от изучения тела. – Больше всего это похоже на следы от звериных когтей, а не от оружия. Только вот не представляю, какое животное могло их оставить. Видите? Когти были расположены так же, как и человеческие пальцы…       Бомгарт показательно провел по примечательным шрамам, покрывавшим все тело Ганны, показывая, как наносились раны.       – Удивительно, что она вообще выжила после такого. Наверняка крови потеряла изрядно. Никогда не видел ничего подобного, – продолжил врач. – Случилось все это около полугода назад, может, чуть меньше…       – В смысле? – нахмурился Гуро. Он прекрасно помнил, что на теле Ганны не было ни одного шрама, когда она полезла к нему в день приезда. Такое поведение должно было насторожить его, но лишь теперь он понял, что у женщины были свои причины, чтобы сблизиться.       – Ну, происшествие, в котором она эти раны получила. Они все уже давно затянулись, но еще выглядят розоватыми, не до конца зарубцевавшимися. Руку, по всей видимости, она потеряла тогда же. Хотел бы я побеседовать с врачами, проводившими операцию. При такой сложной тракционной ампутации сформировать настолько аккуратную культю – это сродни искусству…       – Вы хотите сказать, что ей была оказана медицинская помощь? – с каждой репликой доктора Яков Петрович становился все мрачнее.       – Естественно. Причем, очень своевременная. Иначе бы она просто не выжила.       На некоторое время в сарае повисло молчание – присутствовавшие, знавшие личность убитой, пытались осмыслить все сказанное.       – Да бред какой-то! – первым нарушил тишину Бинх. – Этим травмам не больше суток, вы ведь все это понимаете.       – Извольте, любезный, взгляните сами, – Бомгарт вновь принялся осматривать культю. – Рубец давно зажил, хоть еще розоватый, никаких отеков…       – Я служил на Кавказе, оторванных рук и ног повидал побольше вашего, – огрызнулся Александр Христофорович. – Да только вот вы сейчас осматриваете труп хозяйки постоялого двора. Вы из шинка не вылезаете, наверняка на неделе видели собственными глазами, что рука была при ней. К тому же, за несколько месяцев она бы разложилась уже, а она вон, пожалуйста, свеженькая… – он указал на оторванную конечность, которая лежала отдельно от тела, накрытая тряпкой.       – В таком случае, у меня нет логичного объяснения… – уступил доктор, помолчав и обдумав услышанное и увиденное.       – Ведьма она… – еле слышно и как-то отрешенно проронил Тесак.       – Опять ты за свое, – ругнулся в ответ Бинх. – У тебя всякая баба ведьма, ежели она тебе от ворот поворот дала.       – Однако, милейший Александр Христофорович, думаю, вы и сами понимаете, что, раз уж разумного трактования ситуации у нас нет, версия господина Тесака заслуживает право на существование. Так сказать, entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem*, – изрек Гуро.       – Не следует множить сущности без необходимости, – перевел его слова Бомгарт. – Проще говоря, самое простое объяснение, скорее всего, и есть самое правильное.       – И это сходится со словами Оксаны, – осмелилась подать голос Николь. – Она говорила, что Ганна была ее мачехой, но это было тридцать лет назад. Получается, она выглядела гораздо моложе своих лет.       – А я слыхивал, будто бы ведьмы и колдуны живут сотни лет, практически бессмертны. Но для того, чтобы не одряхлеть, они едят сердца некрещеных младенцев и умываются их кровью…– поддержал ее слова Тесак.       – Балаган какой-то, прости господи, – раздраженно буркнул Бинх. – Вы еще черта с лешим сюда приплетите. Ну вот как она может быть мачехой мельничихи, которая умерла тридцать лет назад, если эта Ганна только лет пять как в Диканьку приехала? Она пыталась убить вашего помощника, при ней нашли орудие убийства, не понимаю, что ж еще вам нужно-то? – обратился он к Гуро.       – Ответы, Александр Христофорович, ответы. Хочется хотя бы понять ее мотивы. И еще необходимо выяснить, были ли у нее сообщники. И, думаю, я прекрасно знаю, с кого мы начнем… – ответил Яков Петрович, эффектно развернувшись на каблуках и выйдя из сарая.