Секрет

      Бинх нервно переминался с ноги на ногу, покуда он, Тесак и служители закона из Петербурга ждали, когда к ним спустится граф Данишевский. Помещик явно не спешил, и это заставляло главу полицейского управления нервничать. Со всем этим сумасшедшим домом ему не хватало только разругаться с Алексеем Алексеевичем, ведь тот был человеком весьма влиятельным, причем, не только в Диканьке, но и далеко за ее пределами.       – Александр Христофорович, голубчик, что вы так нервничаете? – не выдержал Гуро.       – Не хотелось бы портить отношения с уважаемым человеком, – едко ответил Бинх.       – Даже если он пособничал в убийствах? – осмелилась спросить Гоголь.       – Это еще доказать надо, у вас одни предположения, – справедливо заметил полицмейстер.       – Не извольте волноваться, любезный. Докажем. Если он был каким-либо образом замешан, от правосудия не уйдет, – уверенно заявил Яков Петрович.       А в следующий момент на лестнице появился хозяин дома, облаченный в свой расшитый халат. Выглядел он так, будто только что встал с постели – явно невыспавшийся и недовольный.       – Надо же, какие важные гости с утра пораньше, – Данишевский натянуто улыбнулся. – Простите, что заставил ждать. Чем обязан?       – Доброго утречка, Алексей Алексеевич, – задорно поздоровался Гуро. – Да вот, появилась к вам парочка вопросов. Вы уж простите, что так рано, да только дело срочное.       Николь про себя усмехнулась словам Якова – ведь было уже около полудня. Конечно, возможно, что для Данишевского, как дворянина, это был весьма ранний час, но девушка понимала, куда клонит дознаватель. Помещик, тем временем, предложил пройти в гостиную, где он сам, а также Гуро и Бинх с комфортом расположились на диванах. Николь же осталась стоять, открыв свой планшет и наглядно дав хозяину дома понять, что разговор предстоит официальный и будет полностью запротоколирован. Тесак, которого сегодня уже загоняли с транспортировкой тела Ганны, обыском, и прочими поручениями, хотел было тоже присесть, но, взглянув на начальство, по-видимому, решил, что это будет неуместно и остался стоять рядом с Николеттой.       Начать допрос Гуро решил с непринужденного вопроса о здоровье Елизаветы Андреевны. Ответ (равно как и интонация, с которой он был дан) ни ему, ни Николь не понравился.       – Благодарю вас. К сожалению, моей супруге нездоровится. Иначе, я уверен, она бы очень рада была всех вас увидеть. А вас в особенности, Николай Васильевич.       – Прошу, передайте Елизавете Андреевне наши пожелания скорейшего выздоровления, – сдержанно и сухо ответила Гоголь, ловя на себе взгляды коллег и чувствуя, что ее щеки алеют.       – Всенепременно. Так что же за срочные вопросы вас привели сюда? – обратился Данишевский уже к Гуро и Бинху.       – Скажите, знакомы ли вы с Ганной, хозяйкой постоялого двора из села? – спросил Яков Петрович.       – Знаете ли, я не из тех господ, кто часто наведывается в шинок. Чтение книг да охота – вот мои развлечения. Но допускаю, что пару раз мог видеть ее, когда приезжал по делам в Диканьку, – сказал граф. Будто стоило ожидать другого ответа…       – Вы, вроде бы, хорошо разбираетесь в медицине? – продолжил допрос Гуро.       – Ох, ну это слишком громко сказано. Я всего-то прочел несколько книг, дабы в этой глуши от простуды не помереть, – саркастично усмехнулся Алексей.       – На случай простуды у нас в селе и врач имеется, знаете ли, – вступил в разговор Бинх.       – Да-да, имел я неудовольствие познакомиться с ним лично. Сдается мне, что даже с моими скудными навыками врачевания, я смог бы вылечить эту злополучную простуду быстрее, чем он. У него ведь на любую болезнь одна панацея – горилка.       – Да бог с ней, с простудой! – воскликнул Яков Петрович. – А что насчет тяжелых травм? Смогли бы вы оказать помощь человеку, пострадавшему, скажем, на охоте?       – Сложно сказать. Думаю, здесь бы все зависело от состояния несчастного. Знаете ли, если медведь оторвал ему голову, а кишки по елкам аки новогодние гирлянды развесил, тут уж ни я, ни господин Бомгарт, ни самый именитый доктор из столицы уже ничего сделать не сможет.       – И последнее, – сказал Гуро, помолчав. – Скажите, вы сегодня ночью находились у себя дома?       – А где ж мне еще быть посреди ночи, кроме как не в постели? – усмехнулся помещик.       – Ну да, разумеется… К вам никто в гости не наведывался?       – Если бы кто и пришел, уверен, кто-нибудь из слуг обязательно заметил и мне доложил. А можно полюбопытствовать, к чему такие вопросы? Меня в чем-то подозревают? – Данишевский вопросительно и несколько насмешливо поднял брови, всем своим видом изображая невинную овечку.       – Пока преступник не пойман, я склонен подозревать всех и каждого, Алексей Алексеевич, – ответил дознаватель. – А насчет вопросов… Сегодня утром нами была задержана хозяйка постоялого двора по подозрению в причастности к убийствам. Разумеется, пока она не созналась, но это только вопрос времени.       Сложно было не заметить, как Данишевский напрягся при этих словах – его лицо чуть побледнело, желваки заиграли. Умолчать о том, что Ганна была убита, оказалось очень тонким ходом.       – Дело в том, что минувшей ночью на нее напали, по всей видимости, дикие звери, но не суть. Важно то, что она серьезно пострадала, но ей была оказана весьма своевременная медицинская помощь, – продолжил Гуро.       – И вы, разумеется, подозреваете, что помощь эту оказал ей я. Ничего предосудительного в этом не вижу, хотя, вам виднее, конечно же… Но какой смысл мне стараться? – усмехнулся Алексей, изо всех сил принимая как можно более непринужденный вид.       – Это вы нам скажите, с чего она вдруг к вам побежала?       – Именно, с чего? Если, как справедливо заметил Александр Христофорович, в селе есть профессиональный доктор, – парировал граф.       – Мы прорабатываем все версии. И будьте уверены, Леопольда Леопольдовича тоже обязательно навестим.       – С него и следовало начать, – еле слышно буркнул Бинх.       – Что ж, полагаю, я ответил на все ваши вопросы, – сказал Данишевский, вставая с дивана и тем самым давая понять, что беседа окончена. – Если же у вас остались какие-либо сомнения на мой счет…       – О, смею вас заверить, они никуда не делись, – перебил его Гуро.       – Что ж, в таком случае можете полностью обыскать мой дом или же приставить ко мне одного из ваших людей. В общем, я готов на все, дабы развеять ваши подозрения.       – Очень любезно с вашей стороны. В масштабном обыске пока смысла не вижу, но вот второе… Александр Христофорович, у вас найдутся свободные люди? – обратился Яков Петрович к главе полицейского управления.       – Тесак, остаешься. Вечером пришлю кого-нибудь тебя сменить, – только и сказал Бинх, кивнув на прощание Данишевскому и направившись к выходу. Очевидно, разговаривать с Гуро и продолжать мозолить глаза помещику ему не особо хотелось.       Покуда Яков Петрович продолжал разговор с Алексеем, который взялся проводить его (хотя скорее уж спровадить), Николь улучила момент, чтобы на прощание сказать своему коллеге, которому предстояло один на один остаться с, возможно, самым коварным и опасным человеком в Диканьке:       – Он явно во всем этом замешан, я уверена. Если у него найдутся украденные протоколы, это будет доказательством. Будьте осторожны и глядите в оба.       В ответ помощник Бинха лишь кивнул Николетте, проводив ее взглядом, в котором читалось безысходное отчаяние. У девушки возникла мысль, что Тесак оказался в положении овцы, идущей на заклание.       Покинув дом Данишевских, служители закона все еще стояли у парадной, обсуждая беседу с помещиком и дальнейшие действия. Бинх причитал, что оказался вынужден растрачивать и без того скудные человеческие ресурсы на графа, который «совершенно точно не причастен ко всему происходящему».       – Думаю, пока еще все же рано с уверенностью это утверждать, – ответил на упреки Гуро, натягивая на руки перчатки. – Вы хорошо придумали приставить к нему этого вашего парнишку – он смышленый, непременно заметит, если Алексей Алексеевич будет вести себя как-то странно, начнет суетиться. Но еще раз опросить Бомгарта тоже не помешает. По моему опыту, иной раз жестоким убийцей может оказаться и тот, на кого никогда не подумаешь…       Покуда мужчины продолжали беседу, постепенно начинавшую больше походить на перебранку, Николь как будто услышала приглушенный, едва-едва различимый, но настойчивый стук откуда-то сверху. Она не придала этому значения, но звук повторился, и девушка подняла взгляд, осмотрелась и обнаружила его источник. Им оказалась Лиза, стоявшая у окна второго этажа и стучавшая в стекло, выглядела она при этом обеспокоенной. Сердце Николетты почему-то пропустило удар. Графиня явно хотела что-то сказать, но вдруг резко, будто испуганно обернулась и ушла вглубь комнаты, как если бы кто-то неожиданно туда вошел. Гоголь даже не успела позвать своих спутников.       Ясно было одно – возможно Елизавете Андреевне и нездоровилось, но не настолько, чтобы не быть в состоянии встать с постели. И она явно не держала на Николь обиду за их прошлую беседу, как той думалось, и хотела о чем-то поговорить. Возможно ли, что она решила обличить своего супруга?       Николетта чуть было не собралась вновь ворваться в дом Данишевских, дабы это выяснить, но ее окликнул Яков.       – Ты идешь? Нам действительно нужно еще раз допросить и Бомгарта, – сказал он, подойдя. – Что-то случилось?       – Лиза… Видела ее в окне, она как будто пыталась что-то сообщить.       – Ну, на тот случай, если она обладает полезной информацией, в доме остался Тесак. Уверен, она найдет способ передать тебе весточку. Идем, Бинх уже ждет в экипаже, того и гляди, со злости без нас уедет.       Гоголь послушно последовала за мужчиной, еще раз оглянувшись и посмотрев в то окно, где видела графиню. Чувство уверенности в причастности Данишевского к убийствам только крепло в ее душе, как и беспокойство за судьбу его супруги.