***
Что-нибудь значимое случаться явно не собиралось. День протекал невыносимо скучно – размеренная жизнь в Диканьке шла своим чередом, а от Тесака, что вновь дежурил в доме Данишевских, вестей не было. Николь и Яков уже воссоздали большую часть документов, которые теперь предусмотрительно надежно спрятали, и, несмотря на усталость, были довольны собой. Дабы скоротать время, Гоголь предложила было заглянуть в гости к графу – она переживала за Лизу, но Гуро убедил ее не ворошить осиное гнездо и дать помощнику Бинха спокойно делать свое дело. Самого начальника полицейского управления села тоже было решено не беспокоить. Такая выжидательная тактика несколько нервировала девушку, но она доверяла опыту Якова Петровича в подобных вопросах. – Как-то слишком уж все спокойно, – все же недовольно пробубнила она за обедом. – А чего ты ожидала? Мертвецов, поднявшихся из могил и похищающих девок прямиком из их хат в угоду Всаднику? – усмехнулся дознаватель. – Это как в охоте – чтобы завалить крупного зверя, придется посидеть в засаде. – Оксана обещала помочь. Я свою часть уговора выполнила, указала ей на мачеху, а она… – задумчиво ответила Николь, чуть погодя. – Она ведь тебе сегодня снилась. Может, будущей ночью приснится снова, и на этот раз ты запомнишь ее слова? – предположил Гуро. – Надеюсь… – А я вот надеюсь, что какую-нибудь подсказку нам подкинет Тесак. Он глазастый малый, сообразительный. Хоть что-нибудь, но должен приметить… В каком-то смысле Яков Петрович оказался прав. Когда день начал клониться к закату, они с Николь направились прямиком в управление и явились туда практически одновременно с Тесаком. Под испытующими взглядами Бинха и Гуро парень несколько заробел, но в деталях рассказал, как прошел весь день графа Данишевского. Александр Христофорович рассказом остался доволен, а Яков Петрович – раздосадован. – Вот, собственно, и все. Опосля меня Петрусь сменил, а уж я сразу к вам. Ежели вопросов нет, дозвольте до шинка сходить, повечерять – голодно так, ажно брюхо сводит, – закончил Тесак свой рассказ, теребя в руках шляпу. После разрешения начальников он откланялся, напоследок как-то многозначительно посмотрев на Николетту, и покинул кабинет. Девушка взглянула на Гуро, который все видел и, сжав зубы, едва заметно ободрительно кивнул ей. – Тоже, пожалуй, пойду, – только и молвила Гоголь, спешно направившись за помощником Бинха. Нагонять его не пришлось – парень стоял у крыльца. – Хорошо, что вы не ушли. Мне показалось, вы хотели еще что-то сказать? – спросила Николь, встав рядом с ним. – Да, – ответил Тесак, протянув ей маленький бумажный сверток, скрепленный сургучом. – Это вам от Елизаветы Андреевны, просила лично в руки вручить. – От Лизы?! Как она? Вы ее видели? – Николь так возбудилась от этой новости, что аж крепко схватила парня за предплечье. – Никак нет-с, не видел. Она хворает, записку и указания через камеристку передала, – только и ответил Тесак, отчего-то смутившись. Николь не спешила читать послание – возле управления было много лишних глаз. Вместо этого она спрятала сверток в карман и спросила: – Вы уже два дня наблюдаете за Данишевским в непосредственной близости. Я чувствую, что он причастен к этим убийствам, но что если я ошибаюсь? Как вы думаете? Это он – Всадник? Помолчав, Тесак лишь помотал головой. – Сдается мне, что Всадника Александр Христофорович еще вчерась порешил… А Алексей Алексеевич… Он просто не местный, посему и ведет себя не так, как все здешние. Вот вам с Яков Петровичем и кажется, что он что-то скрывает... Вы уж простите, но я пойду, а то мне сейчас хлебная корка слаще пирога будет… С этими словами парень откланялся и направился в сторону шинка, а Николь осталась дожидаться Гуро возле полицейского управления, обдумывая слова Тесака и борясь с соблазном прочесть послание от Лизы прямо сейчас. Вскоре входная дверь скрипнула и на пороге появился Яков Петрович – разгоряченный и явно недовольный беседой с Бинхом. – Слава богу, ты здесь! – воскликнул дознаватель, когда Гоголь его окликнула. – Ну, есть новости? – Лиза передала записку, я еще не читала. – Отлично, хоть что-то! – несколько раздраженно буркнул он, натягивая перчатки. – Бинх? – только и спросила Николь, все поняв без слов. – Надутый индюк! Мало того, что сам ни черта не работает, так еще и нам палки в колеса вставляет! Как же я устал от таких вот мелких приказчиков, мнящих себя… Ар-р-р-! Ух… Скорей бы уже это дело закрыть и в отставку, – Гуро раздраженно рыкнул, но попытался взять себя в руки, и размашистым шагом направился к постоялому двору. Николетта не знала этого, но была у досады Якова еще одна причина – те пять минут, которые она провела наедине с Тесаком. Ревность так разъедала его изнутри, что Александр Христофорович по сути попал под разнос. Сейчас Гуро было тяжело мыслить здраво, из глубин его души поднялся неизвестный ему доселе, какой-то первобытный страх. Он дико боялся, что Гоголь может увлечься этим прытким помощником Бинха – ведь тот явно ей симпатизировал и, что уж лукавить, был куда моложе дознавателя из Петербурга. Будь его воля, он бы ни за что не оставил их вдвоем, но на кону были чьи-то жизни. Горестные размышления Гуро прервало едва ощутимое прикосновение – это Николетта, желая ободрить своего жениха, на мгновение взяла его за руку. В полной мере прочувствовать это мешала тонкая кожа перчаток, да и риск быть уличенными местными жителями требовал поскорее разнять руки, но для Якова в эту самую минуту такой поступок со стороны девушки был невероятно значим. Потому он в ответ очень крепко сжал ее ладонь, надеясь, что в опускающихся сумерках никто этого не увидит. Не говоря ни слова, они чуть ли не бегом добрались до постоялого двора и, закрыв дверь в спальню Николь на защелку, Гуро буквально впился в ее губы, ощущая щекотку от ее фальшивых усов, стараясь обнять девушку как можно крепче. Но, по всей видимости, он не рассчитал силу, поскольку Гоголь жалобно пискнула в его руках. После этого Яков прервал поцелуй и ослабил свою стальную хватку, по-прежнему прижимая писаря к себе. – Никому тебя не отдам, – едва слышно пробубнил он ей в макушку. – Что за вздорные мысли? – она все же его услышала и, чуть отстранившись, заглянула в глаза, попытавшись в полумраке рассмотреть выражение лица дознавателя. – Да все этот Тесак! Подбивает к тебе клинья… Я едва себя в руках держу! – ответил Гуро, пройдясь по комнате, экспрессивно размахивая руками. Почему-то он сейчас не мог поднять взгляд на Николетту, смотреть ей в глаза было не то стыдно, не то боязно. Нашарив на столике спички, он запалил каганец. Краем глаза мужчина заметил, что Гоголь подошла к нему. – Яша… – сказала она, коснувшись его щеки и заставляя взглянуть в свои глаза. – Мне никто кроме тебя не нужен! – она нежно и кротко поцеловала его в губы. – Давай посмотрим, что там написала Лиза? Хочется уже быстрее покончить со всем этим…***
– Ничего не понимаю! Может, тут какой-то код? Или невидимые чернила? – Николь посмотрела на исписанный лист бумаги против света свечи. – Или же мы слишком мнительные и не под того копаем… – вздохнул Гуро. Записка от Лизы оказалась до ужаса разочаровывающей. В ней графиня ручалась за своего супруга, говорила о том, что с тех пор, как она захворала, Алексей не покидал дом и что всю ту ночь, когда разоблачили Ганну, он провел в попытках сбить ее лихорадку. Тот факт, что он сам умолчал об этом, она объяснила его гордым характером, не позволяющим ему терпеть к себе сочувствие. Также Елизавета Андреевна выразила надежду на то, что задержанная хозяйка постоялого двора сознается в убийствах и они, наконец, прекратятся. В заключение она извинилась, что по причине своего недомогания не смогла сказать все это лично, и изъявила желание остаться с Николь (то бишь Николаем) добрыми друзьями. – А возможно ли, что Данишевский просто вынудил ее написать именно то, что ему нужно? – задумчиво спросила Гоголь, пряча записку в потайной ящик в планшете. – Я уже ничему не удивлюсь. Но знаешь, что? Мне почему-то кажется, что именно сейчас нам поможет твой дар. Вдруг во сне эта твоя Оксана подскажет, как все было? – Яков подошел к Николь со спины, обнял ее и поцеловал за ухом, отчего ее кожа покрылась мурашками. – Это ты так намекаешь на то, что нам пора в постель? – промурлыкала она, сильнее прижимаясь нему. – Не перестаю поражаться твоей проницательности, моя милая, – ответил Гуро, зарывшись носом в волосы Николетты, вдыхая их травяной запах. – Тогда, боюсь, встреча с Оксаной может состояться нескоро… – усмехнулась девушка, взяв Якова за руки и увлекая за собой в сторону кровати. Гоголь ошибалась – до ее разговора с мавкой оставались считанные часы.