Секрет

      Николетта закрыла за собой дверь в комнату и прислонилась к ней спиной. Памятуя, что произошло между ней и Тесаком, когда он зашел на постоялый двор накануне, а, тем более, учитывая, что он может быть пособником в убийствах, девушка не очень-то горела желанием сидеть с ним рядом. Хотя, парень не выглядел так, будто помогал выискивать новых жертв и избавляться от хладных трупов. Сгорбившись, он кутался в свое пальто, жадно уминая товченики из горшка и, казалось, не особо-то замечал присутствие Николь. Однако, следующими своими действиями он доказал обратное.       – Садитесь, – сказал он, убрав с лавки свою высокую шляпу.       Вздохнув, девушка подчинилась, решив, что вряд ли он вновь позволит себе лишнего, учитывая, что Гуро был в соседней комнате, да притом еще и вооружен.       – Знаете, мы не нашли в доме Бинха ничего подозрительного, никаких доспехов или еще что… – сказала она как бы между прочим, надкусив пирожок.       – Я не удивлен. Если бы я думал, что он может кого-то убить, не стал бы молчать и помогать ему, – ответил Тесак.       – Мне бы хотелось верить, будто эти протоколы действительно оказались у него только из-за того, что он хотел сам найти убийцу, не зная, что это Ганна. Но одна вещь все же не дает мне покоя…       – Какая? – насторожился парень.       – Данишевский. Я абсолютно уверена, что ту записку, которую вы передали мне от его жены, на самом деле написал он сам. И я не понимаю, с чего бы ему это делать, если он был непричастен? – Николетта нахмурилась, вспоминая потоки крови, омывавшие то письмо.       – Дьявол… – еле слышно выругался Тесак. Однако, девушка все же заметила его негодование.       – Ч-что… что такое? – спросила она, насторожившись.       – Мне стоило ответить на тот вопрос иначе, – хмуро пробурчал он, крепко сжав в кулаке ложку.       Гоголь хотела было спросить, о каком вопросе идет речь, но вдруг в ее голове как будто прозвучал голос Якова:        «Та записка для Николь якобы от графини была от Бинха?»…       Не успела она опомниться, как почувствовала, что ее крепко схватили за запястье. Как ошпаренная, она вскочила с лавки, испуганно уставившись на Тесака, который по-прежнему держал ее руку. Но, взглянув в его лицо, она увидела такое, отчего из ее груди вырвался крик – глаза его были черны, как ночь, не было видно даже белков, а на лбу кровью был выведен тот символ, что они нашли стене хаты Ганны…       Медленно встав с лавки, Тесак усмехнулся, видя ее ужас.       – Какое счастье, что солнце уже село, – только и сказал он.       Внезапно дикая головная боль как разрывающаяся пуля пронзила мозг девушки. Затем ее накрыла лавина тошноты, в ушах зазвенело, а взгляд заволокла пелена.       «Нет-нет-нет! Только не сейчас!» – успела подумать она, упав на колени, а затем и вовсе растеряв остатки сознания.

***

      Как сквозь толщу воды, до Николетты доносились обрывки чьих-то ругательств. Кто-то определенно спорил о чем-то… Двое мужчин… Такие знакомые голоса…       – У тебя была одна единственная задача, и ты с ней не справился! Зачем только ты приволок ее сюда?! В нашей колоде достаточно карт, а ее уж точно будут искать! – кричал один.       – Но не здесь. Только она продолжала подозревать вас, и это еще одна причина, по которой я не мог оставить ее с дознавателями. Теперь они будут искать меня. А я хочу ее. Без нее я не выполню свою работу, – более-менее спокойно отвечал второй.       – Так уж и быть. Но ты прокололся, так что, сделай милость, исправь свою ошибку или я тебя уничтожу.       С трудом разлепив глаза, Николь увидела, что лежит на диване в уютной, но мрачной гостиной, освещенной лишь несколькими свечами.       – Я уже была здесь, – догадалась она, чувствуя, как мороз пробежал по ее коже.       Она привстала и увидела в комнате две темные фигуры.       – А-а-а, вы уже очнулись? Николетта Васильевна, я полагаю? У меня ведь так и не было шанса познакомиться с этим вашим альтер эго, – произнес один из мужчин, приблизившись к ней.       Когда он подошел достаточно близко, тусклый свет свечей выхватил из мрака его лицо.       – Вы! – только и воскликнула Николь. – Я знала это…       – Браво, у вас прекрасная интуиция, – граф Данишевский медленно и насмешливо похлопал в ладоши, наслаждаясь своим положением кота, загнавшего мышь в угол. – Только вот она вам больше не поможет.       С этими словами он щелкнул пальцами и Николетта, ничего не понимая, вдруг вновь упала на диванные подушки, чувствуя, как ее веки наливаются свинцом.

***

      Очнулась Гоголь, ощущая, как на ее лоб легла холодная ладонь. Совсем рядом раздавался чей-то тихий плач. Открыв глаза, она увидела склонившуюся над собой незнакомую девушку. Хотя… нет, она определенно уже видела ее раньше! Ее и других, которые тоже были в этом… этом подземелье?       – Где я, черт возьми? – спросила Николь, сев на сыром сене, которое было разбросано по полу.       – Мы и сами этого не знаем. Знаем лишь, что живыми отсюда нам уже не выбраться, – сказала девушка, утерев побежавшую по щеке слезу.       Вдруг Николь как молнией ударило – она уже была здесь в одном из своих кошмаров!       «Одна, две… пять… семь… девять. Их девять!» – про себя она пересчитала всех девушек, испуганно плакавших и жавшихся друг к дружке. Как и в ее сне, они уже отчаялись вновь увидеть солнечный свет. Надо было их как-то воодушевить, иначе… Николь даже не хотела думать, что бы было иначе.       – Так, послушайте меня! – она встала, все еще чувствуя легкое головокружение. – Я помощница дознавателя из Петербурга, с вами все будет в порядке! Похитив меня, Всадник выдал себя. Нас обязательно найдут!       Однако, огонек надежды почему-то все не загорался в глазах узниц.       – Что за Всадник? – тихо пробормотала одна из девушек.       – Почему нас ищут? Ведь мы уже мертвы! – воскликнула другая.       – Ч-что ты имеешь в виду? – испуганно спросила Николь.       – Мы – мертвые души, – ответила та, что была рядом с ней, когда Гоголь пришла в себя. – Никто не искал нас, поскольку мы давно уже числимся… мертвыми.       Девушки рассказали Николетте свою страшную историю. Они были из разных деревень, да только вот господа у них были все как один – охочи до всяческих извращений. Каждую из них продали какому-то таинственному барину, которого они никогда не видели в лицо. А тот, в свою очередь, любил устраивать званые вечера. Хотя, точнее будет сказать, оргии. В них девушек и заставляли участвовать. Но однажды, совсем недавно, а может и давно (точно сказать они не могли, поскольку даже не знали, сколько дней уже провели в этом подземелье), их всех купил загадочный господин в маске лиса. Все воспоминания обрывались на том, как их усадили в телегу – после этого девушек окутал глубокий сон, а очнулись они уже здесь. Поначалу они думали, что новый барин тоже будет устраивать оргии, но этого так и не случилось. Он просто держал их взаперти, хорошо кормил, но при этом они никогда его не видели. Казалось, ничто не предвещало беды, но девушки чувствовали, что цель, с которой их купили, была недоброй. Увы, Николь это знала наверняка.       Ужас и жалость, наполнявшие ее душу, покуда она слушала этот рассказ, постепенно сменялись гневом и решительностью. Она не могла допустить, чтобы еще кто-то из этих девушек пострадал. А это могло случиться уже совсем скоро…       Подземелье оказалось не таким большим, как ей думалось поначалу. Гоголь достала из скобы в стене один из факелов, освещавших это мрачное место, и изучила каждый его уголок. Однако все оказалось без толку – не было ни выхода, ни каких-либо потайных рычагов, которые открыли бы проход. Да и девушки заверили ее, что тоже уже пытались отыскать путь к побегу. Оставалось лишь одно – уповать на то, что помощь придет извне…       Время тянулось невыносимо, но невозможно было понять, прошло пять минут или пара часов. Холод и безысходность обступали со всех сторон. Николь сидела на полу, прислонившись к шершавой стене и обняв свои колени, и думала о Якове. Больше всего ее сейчас угнетало то, что он мог винить себя в ее похищении – ведь это он попросил ее побыть с Тесаком. Но девушка не держала на него зла. Ее беспокоило лишь одно – ее сны. Оксана была права, почти все они уже сбылись, а значит, Гуро был в куда большей опасности, нежели она. И, как назло, сейчас она ничем не могла ему помочь.