Я видел тебя из моего окна.

      Мир за окном этого поезда сливается в непонятную разноцветную кашу из-за немаленькой скорости транспорта. Звук, с которым колеса бьются об рельсы, практически не слышен, так как прилично заглушен. Светит яркое летнее солнце, а его «ласковые-нежные» лучи пробиваются сквозь стекло, от чего становится очень тепло, но не жарко. Дорога словно бесконечная. А я сижу здесь и просто… стараюсь не думать ни о чем. Стараюсь заснуть. При возможности «вечным» сном. Но ничего из всего этого не выходит.       Здесь на самом деле очень тихо. Но не для меня. Потому что в моей голове идет Третья мировая война, и «наши» сейчас явно проигрывают свой решающий бой.       Мой мир с оглушительным треском и грохотом, заставляющим уши невыносимо болеть, перевернулся с ног на голову и не хотел возращаться в привычное положение, оправдываясь, что все и так нормально. Но мне не нормально. Мои глаза стали видеть совершенно обычные, привычные вещи совсем по-другому. Мои воспоминания словно были подменены чьими-то чужими. Все выводы, к которым, путем долгих трудных размышлений, я так или иначе пришел, кардинально изменились. Я будто бы стал абсолютно другим человеком за две секунды. Да, ровно столько понадобилось Фрэнку Айеро, чтобы уничтожить все, что я сотворил за восемнадцать лет жизни, чтобы сжечь все мосты, дабы я ни за что на свете не смог вернуться обратно.       Одна фраза, четыре слова, семнадцать букв, запятая при обращении, восклицательный знак. Неужели они способны так изменить человека? Оказывается, да.       Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, кто я теперь и чего хочу. Не знаю, как мне быть, не знаю, что меня ждет, когда остановится чертов поезд, когда я выйду в новый для себя город. Все разом превратилось в какое-то безумие, бред сумасшедшего. Все так нереально. Словно… Да, словно за стеклом поезда! Вся моя жизнь обратилась в уже знакомую нам цветную кашу; и я потерял последние капли здравого смысла. Надеюсь, они продаются в местной аптеке. Стоят где-то там, на полке рядом с пластырями для разбитого сердца и эликсиром бессмертия.       Что я сказал ему? Я обматерил весь мир и сказал ему простое, обычное, детское «пока», словно не слыша его слов. Словно он сам не обратил свой собственный мир в руины, чтобы решиться сказать мне эту фразу. Он сейчас, должно быть в таком же положении, как и я. Потерян в мыслях и не знает как выбраться из-под обломков своего рассудка.       И что мы имеем: два парня, материально не потерявшие ничего, но морально… Мы в руинах. Он, должно быть тоже проиграл свое сражение в Третьей мировой. Как жаль…       Все внимание Фрэнка, вся забота, проявленная им по отношению ко мне. Он любил меня. Поэтому вел себя так странно, грустил по поводу моего переезда, беспокоился об экзаменах, на которые ему по-хорошему не должно было быть никакого дела. Может именно поэтому пытался покончить с собой… Потому что я фактически сказал ему уходить и больше не появляться в моей жизни. А я не замечал этого, думал, что мы просто друзья… Просто наша дружба очень странная, нестандартная, ну и что… Я не видел в этом никакого подвоха.       И я правда не знаю, как мне реагировать на это… заявление. Я не могу ответить, что люблю его, ведь это ложь. Но и не могу послать его, потому что… Люблю его? Да нет, не так это! Я ценю его, считаю хорошим другом. Не более. Правда.       Я сейчас просто оправдываюсь самому себе. Дело в том, что у меня нет ни малейшего представления о том, что есть любовь и с чем ее едят… и едят ли ее вообще? Я никогда раньше не был влюблен в кого-либо. Испытывал симпатию, говорил своей маме, брату что люблю их. Но это же не то. Совсем не то. И я не знаю. Должно быть, я запутался; очень сильно. Фрэнк загнал меня в тупик: некуда бежать, рано или поздно мне придется ответить ему на эту фразу. Что ответить это уже другой вопрос. Но сделать это однозначно мне предстоит.       Испытываю… страх? Да. А вдруг Фрэнк уже в пути в больницу? Что если он попытался снова? Я должно быть прилично опечалил его отсутствием реакции… Что если сейчас его уже нет? С этими мыслями быстро достаю телефон и просто бездумно, на эмоциях печатаю:       «Не умирай, пожалуйста!»       Выключаю и возвращаюсь к окну. Мое отношение к Фрэнку, наверное, никогда нельзя было назвать дружеским. Боб и Рэй — мои друзья, и я разве общался с ними хоть наполовину так же, как с Фрэнком? Бегал за ними? Смотрел на них, пока они сидели на скамье, которую так прекрасно видно из моего… старого окна? Наша «дружба» даже и дружбой никогда не была, но я закрывал на это глаза. Почему?       А что если я все-таки влюблен в него? Черт, все так сложно! Когда наша учитель по алгебре объясняла нам тригонометрию, она говорила, что это фигня, а дальше будет хуже; я и подумать не мог, что она имеет в виду это. Хотя, разве не все сложно настолько, насколько мы сами усложняем? Все в голове. По факту все хорошо. А что если… Просто сказать парню все как есть.       Снова достаю телефон. Открываю переписку, вижу, что предыдущее сообщение как обычно прочитано. Начинаю писать новое:       «Я облажался по полной.»       Моментально продолжаю:       «Прости меня, если сможешь, за такой плевок в душу. Я ничем не хотел тебя огорчить или разочаровать, Фрэнк. Я не знаю, что я чувствую по отношению к тебе. Не знаю, что такое любовь. Да, именно так. Знаю, звучит максимально глупо. И нет, я не стесняюсь, не стремаюсь, я не гомофоб. Был бы ты женщиной, вряд ли бы все было проще, ну! Я просто никогда не был влюблен в кого-либо. Ты мне важен, я дорожу общением с тобой… Ты красивый, добрый, сраная заноза в заднице. Я никак не могу разобраться в себе… Пожалуйста, я не переживу, если с тобой произойдет что-либо.»       И заключаю:       «Я очень волнуюсь.»       Выдыхаю и жду ответа. Все сообщения помечены, как прочитанные, человек, о котором я думаю большую часть своего времени, в сети. Должно быть, читает. И я не могу успокоиться. Если он не ответит мне, я зареву, честное слово.       Но вдруг парень по ту сторону экрана телефона начал печатать ответ. Я почувствовал секундное облегчение, но потом снова испугался.       «С чего ты вообще взял, что я уже пакую чемоданы и собираюсь на тот свет?» — написал Айеро.       Боже, он живой. И все хорошо. Вроде как.       «Прости.»       Фрэнк ответил удивительно быстро:       «Все нормально. Ты уже приехал?»       «Пока еще нет.»       «Напиши как приедешь.»       «Окей.»       И он вышел из сети. Он… хотя бы не злится на меня. Фрэнк не умер. И все хорошо. Все еще волнуется за меня. Любит. А я? Все еще ценю его.

***

      — Опять ты не закрыл чертовы шторы! — разбудил меня громкий крик. — Неужели так сложно, черт!       Моего соседа по комнате реально раздражал солнечный свет, особенно по утрам… Тяжело вздыхаю и слышу как громко парень закрывает шторы. И так я просыпаюсь уже почти неделю.       Мне уже кажется, что было бы лучше, если я остался жить на скамье в парке; сейчас лето, тепло, почему бы и нет. У себя в старой комнате я практически никогда не закрывал шторы, дабы в любой момент была возможность подойти и посмотреть на скамью, которую было так прекрасно видно из моего окна. А тут меня практически принуждают к этому. И хоть смотреть тут, мягко говоря, не на что, я по привычке оставляю все как есть.       Этот парень, Берт, просыпается каждый день рано утром, уходит на свою работу, и возвращается только поздно вечером. И меня это более чем устраивало. Потому что я в это время спокойно сидел здесь один.       Мне словно по волшебству удалось найти эту малюсенькую однокомнатную квартиру, которую сдавала в аренду для студентов практически по сказочной цене молодая девушка, имя которой я благополучно забыл. Единственный минус, пожалуй, одна спальня на двоих. И изначально я не видел в этом ничего плохого, но сейчас же считаю чуть иначе.       Ах да, а еще я поступил в институт, о котором мечтал последние года два, если не три, и в ближайшее время собираюсь искать работу, дабы спокойно выплачивать свою часть суммы за аренду. И жить как в раю. Почти. Но все же. Я такой весь взрослый и самостоятельный. Да уж…       Достаю телефон и сразу же начинаю печатать сообщение Фрэнку, который был в сети в 3:47, как пишет сайт.       «Доброе утро»       И только после этого я встаю с кровати и начинаю свой день. Берт носится там где-то, собирается, а я совершено спокойно иду заваривать свой кофе, который стал пить на самом деле гораздо реже, потому что медленно начал познавать всю эту адскую боль самостоятельной жизни, где мать не покупает тебе абсолютно все, о чем ты у нее вежливо попросишь.       — Я ушел, — крикнул парень напоследок, и дверь с грохотом захлопнулась.       — И тебе доброго утра, — пробурчал я и пошел закрывать на ключ эту самую дверь.       Обычный день. Все как всегда. И я все еще скучаю по Фрэнку. Безумно сильно. И я все еще не знаю, когда смогу приехать. И это меня огорчает больше всего из происходящего.       Когда я увижу его в следующий раз? Переписки это одно… Но ничто не способно заменить общение вживую. И это правда так. Тем более сейчас, когда я пытаюсь понять свои чувства к парню. Боже, я так не вовремя уехал.       Слышу из другой комнаты знакомый и все еще противный звук уведомления на своем телефоне, и быстро иду с кружкой в руках, смотреть, что ответил мне парень.       «Доброе»       И буквально у меня на глазах родилось новое сообщение:       «Хочешь очень сильно удивиться?»       Меня весьма заинтриговал такой вопрос в восемь часов утра, и я практически моментально написал:       «Да, удиви меня.»       Я даже немного заволновался. Вдруг что-то произошло? Да нет-нет, все нормально. Все должно быть нормально.       «Ну… Как бы начать… В общем, после долгих и нудных переговоров со своей мамой, я все-таки смог уговорить ее отпустить меня в Нью-Йорк. Там твой сосед не сильно против, если я поживу у вас недельку?»       Черт! Против ли мой сосед? Его никто не спрашивал!       «Конечно, нет. Когда ты приедешь?»       «Ближайшие билеты, что я смог найти, только на 25 июня…»       Через… шесть дней. Это будут самые долгие шесть дней в моей жизни…       «Боже, я безумно рад! Это так здорово!» — написал я.       Но на самом деле я был слегка испуган.