В бархатной темноте чернейшей из ночей Ярко горит огонёк путеводной звезды, И уже не имеет значения, кто ты такой или что такое [1]
Поймите меня правильно, я вовсе музыкальный театр отстоем не считал. Клайду нравилось, мои чувства никак его увлечение не задевало, и пусть на всех его постановках я безбожно зевал, фанатом театра откровенно не являясь, не было и речи о том, чтобы на них не приходить. Он был моим лучшим другом, ради него я готов внимать тайным посылам «Трамвая», подпирать веки спичками на «Ромео и Джульетте» и тихонько щипать себя за бедро в попытках не захрапеть на «Идиоте». И пусть этот бешеный «Рокки Хоррор», судя по прослушиванию композиции про Флэша Гордона, был какой-то поганой попыткой соорудить ужастик, от идеи погрузиться в который посредством ознакомления с открывающей песней я заработал немалых масштабов недоумение, важным было то, что это был первый мюзикл, в котором примет участие Клайд. Не прийти я не мог, пусть и делал вид, что мне всё равно, да и в идее всячески поддержать друга, поиграв вместе с ним в ужастик, не видел ничего плохого. Если всё так, как и описывал Клайд, то от души поразвлекаться, помычав на сцене в роли тупого качка, я был вполне согласен. Но сердце моё отчего-то чуяло, что где-то тут была зарыта большая и вонючая собака назревающей беды. Качка мог сыграть кто угодно, и их нытьё по поводу того, что ни у кого в этом университете не было времени попрыгать на сцене — явное преувеличение, но Клайд хотел видеть там именно меня, и мне ещё только предстояло узнать, почему. Ещё вчера я был полностью уверен в том, что ни за какие сокровища этого мира (ладно, за сокровища — да) не соглашусь играть в мюзикле, но вот, я сижу на химии и действительно взвешиваю все за и против. Как рассудительный парень, я решил так сразу не информировать Клайда о своих сомнениях, а сделать так, как он предложил: прийти, посмотреть, избавиться от чувства большой и вонючей собаки, а потом уже принимать окончательное решение. Наконец, время пришло и к пяти часам вечера я пришёл в холл, к тому самому стенду, с которого и началось моё сегодняшнее путешествие. Там меня уже ждала Бебе, сложив руки на груди и нетерпеливо постукивая ногой. — Мог и поспешить, — заметила она с осуждением, — бегом давай, тебя ждут на смотрины. Я закатил глаза, но Бебе мои мимические потуги были неинтересны, поэтому она резво направилась на выход. Мы в молчании прошли к знакомому мне по немногочисленным посещениям университетских постановок Клайда корпусу, и там, поднявшись на второй этаж, добрались до тяжёлой чёрной двери. Бебе открыла её, не озаботившись нуждой произносить ободряющую речь, и любезно пропустила меня вперёд. Приличное скопление народа обратило на меня свои любопытные взоры, и я, источая неназойливую самоуверенность, прошёл внутрь, собираясь поднять руку и дружелюбно махнуть своим новым знакомым, как вдруг на меня напал Клайд, со всей своей силой отвесив мне шлепок по заднице. Округлив глаза, я замер посреди комнаты, почти оглушённый громкостью раздавшегося треска. Задницу обожгло огнём, штаны будто задымились и возгорелись. — Ауч! — ещё и посетовал Клайд, баюкая повреждённую руку, а потом выставил её ладошкой вперёд и продемонстрировал молчаливым наблюдателям. — Ну что, видали, какая у него задница?! — Подходит! — заявил вальяжно развалившийся на стульях блондин, весь в веснушках, и подмигнул, игриво указав на меня указательными пальцами обеих рук. — Будешь нашим Рокки, стальная задница? Я ничего не успел ответить, но этого и не требовалось. Молчание оборвалось, наполнившись дружелюбно приветствующими меня голосами, а блондин протянул мне руку: — Кенни. И начался обмен рукопожатиями, приветствиям, «рад знакомству», «взаимно», «крутая жопа», «звонкая задница», прочие эпитеты про задницу, снова рукопожатия и скачущий долговязый Клайд, который был выше всех собравшихся, но всё равно подпрыгивал, как нетерпеливый конь, будто пытаясь повнимательнее разглядеть моё лицо. Запомнить ребят в этой смеси всех видов взаимодействий было затруднительно, но я очень постарался. Теперь я имел честь знать двух Ребекк, одну из которых, рыжую, называть полагалось Рэд, чёрного Токена, инвалида-Джимми, Кенни-«первый комплимент про задницу», Твика-со-руководителя кружка, маленького и очень настойчиво пытавшегося протиснуться ко мне с приветствиями, рыжего Кайла, Хайди-«я тоже со-руководитель кружка» и эфемерного Баттерса, который отсутствовал, потому что провинился на танцах и был оставлен на отработку. — Тихо, деточки! — раздался в многочисленном хоре голосов самый манерный из всех, что мне довелось слышать. Я повернулся в сторону его источника и увидел стоящего за моей спиной (жуть какая) мужика, полненького такого, с расстёгнутой до пупка рубашкой розового цвета, в песочных укороченных брюках и чешках. — Привет, лапуля, отличная у тебя задница! Не смущайся, хоть нас тут и много, но мы тебя не покусаем, пока ты сам не попросишь, так что присаживайся на стульчик, какой понравится, располагайся поудобнее и подожди, пока я закончу с приготовлениями! В общем, в смешанных, но пока определённо приятных чувствах я кивнул и протянул мужику руку, которую тот, захихикав и подмигнув своим ребятам, пожал, весь искрутившись. Впечатление мой акт вежливости произвёл крайне неоднозначное, и я ощутил себя туповатым. Сопровождаемый новыми приятелями, я был любезно проведён к красующемуся в первом ряду свободному стульчику ослепительно-бирюзового цвета, не способный отделаться от мысли, что выгляжу, как нелепый мужлан. Одеты ребята все без исключения были специфически. Конечно, до мужика в розовой рубашке им было далеко, но если сравнивать не с ним, а со мной, то я в своей обуви за два бакса и всем остальным гардеробом — за три, выглядел фермером, в приступе пьяного угара забредшим не в местный кантри-бар, а на неделю моды в Милан и знатно от таких дел обалдевшим. Глаза разбегались и сбегались обратно только если в кучу, что объяснялось крайне неловким и излишне дружелюбным для знакомства попаданием в новую среду, но я упрямо изображал, будто ни капли не потрясён, сидел и пялился перед собой всё на того же мужика, который деловито перебирал файлики с нотами. Было странно, что никто теперь не попытался со мной заговорить, но, судя по всеобщему ожиданию какой-то команды, так было и надо. — Ну вот я и нашёл, птички мои, то, что нужно. Идите готовьтесь! Мои друзья резво вскочили с только что занятых мест, прихватив с собой Кенни и Ребекку. Бебе кокетливо выхватила у руководителя кружка ноты, в ответ на что он обмахнулся ладошкой, будто ему стало очень жарко, и ребята удалились к ширме в дальнем конце зала. Вот неужели, думал я, есть и правда в мире такие вот люди. Мой лучший друг открывался передо мной с необычной стороны, и подходящих слов для описания впечатления от увиденного у меня не было, так что я сидел неподвижно, разведя ноги и уложив на них сцепленные в замок руки, и просто глядел, ожидая демонстрации. И ничто не предвещало того, что у собравшихся были на меня другие планы. — Ну что, котик, как тебе? — поинтересовался у меня лидер этой музыкальной секты, а я поднял на него взгляд. — Впечатляюще, — вообще, впечатлённым я не звучал, но до этого никому не было дела. — Ну, пока впечатляться нечем! Здесь меня зовут Эл, так зови меня и ты. Я преподаю, но тут я вовсе не преподаватель, а наставник для моих маленьких птичек! Это — мой замечательный университетский кружок музыкального театра! Не смущайся, крошечка, чувствуй себя тут своим, маленький Рокки. Мы ведь уже очаровали тебя, верно? Я сидел в ступоре. А потом вздрогнул, осознав, что это была не часть нескончаемой болтовни Эла, а вопрос. Жёстко. Окей, мне нужна была минутка: передохнуть и уложить в голове всех этих птичек, котиков и крошек. — Да, очаровательно, — согласился я. — Ох, какой же ты идеальный, рождён для того, чтобы играть эту роль! Такой смущённый, такой ничего не понимающий, простодушный, добрый и очаровательный! — это он всё про меня, отстранённо думал я, тупо хлопая глазами. Я — простодушный, очаровательный. — Очень надеюсь, что ты к нам присоединишься, наш маленький невинный Рокки. Я уже вижу тебя на сцене, так что приложу все усилия, чтобы разбудить в тебе интерес. Эл мечтательно жестикулировал, широким и размашистым движением руки изобразив ту самую большую сцену, на которой я, следуя его видению, блистал. О Боже, да тут же всем плевать, что я никогда в жизни не играл даже в спектаклях начальной школы. Всё здесь было создано и устроено во имя и во славу моего приобщения к искусству. — Ну, теперь ты выйди и представься, Рокки. Так я оказался в центре зала. Что ж, надеюсь их не очень расстроит то, что я не приготовил песню, Боже. — Меня зовут Крэйг Такер, я учусь на втором курсе, биология. Мы с Клайдом давно дружим, приехали в Флориду из одного города, — нудно, на одной ноте затянул я своё незамысловатое представление. — Вчера, в Старбаксе, он плакал, умоляя меня сыграть в вашей постановке недостающего героя, и я пообещал ему подумать, посмотрев на репетицию. Я замолчал. Аудитория с минуту ждала от меня продолжения, но я был вынужден их разочаровать, это всё. Что ж, Эл так мне это не оставил. — А ты любишь театр, душка? — Нет, — ответил я с топорной честностью. Не очень изящно, согласен, но я вынужден согласиться с их правотой: я туповат. Не в смысле того, как я учусь, в другом. Им, казалось, ничего не надо было говорить о себе, чтобы я видел на их лицах отпечаток эрудиции, какого-то особого понимания жизни, полной для них каких-то буйств и загадок. Не надо было и им обо мне прослушать трёхчасовую лекцию, чтобы уловить, каков я. — Но Клайд любит, поэтому я решил подумать, — добавил я. — Оу, котёнок, — растроганно сцепил под подбородком руки Эл. — Ты такой хороший друг, такой!.. Такая похвальная честность, такое похвальное благородство. Я закатил глаза — в который раз за вечер. Ещё часика два общения в таком духе, и это превратится в привычку. — Большое спасибо, Эл, я так тронут, — не скрывая сарказма, ответил я. — Могу я занять свой голубой стульчик и посмотреть, как мой горячо любимый друг трудится над своей ролью? Послышались смешки, а Эл и вовсе посчитал мой не особенно дружелюбно звучащий выпад отличной шуткой, не отказав себе в легкомысленном смехе. — Разумеется, садись на свой стульчик! Так я и сделал. Как только Эл удалился к моим готовящимся к выходу друзьям, на меня бросились его талантливые подопечные. — Представляю, в каком ты от Эла шоке, — обратился ко мне Токен, — но он всегда увлекается, когда надо произвести впечатление. Я кивнул, стараясь понять, какое же место мне будет суждено занять в этом коллективе, если я останусь. То есть, они пригласили меня играть тупого качка, весь вечер твердят о том, какой я восхитительно подходящий для роли тупого качка тупой качок, да и сам я себя, если честно, рядом с ними не чувствовал высокоинтеллектуальной и тонко чувствующей личностью, и это нормально, такой уж я и есть. Но это не то моё обычное окружение из простых и простодушных, тут собрались люди умопомрачительной душевной организации, и я уважал их и за смелость, и за выбор, и за харизму. Мне оставалось только верить, что и моя харизма, ну, селянина, показалась им не только умилительно-смехотворной. Мне ли не знать, что не только обыватели порой недолюбливают людей искусства? Люди искусства тоже грешат «я особенный, а они мошки»-чувством, и мне не очень хотелось словить его в свою сторону. — Как-то это нехорошо, — задумчиво сказал Твик, чуть повысив голос, чтобы обратить на себя внимание. Глядел он на меня очень пытливо и с осторожностью. — Что мы пригласили тебя играть в «Рокки Хорроре», а начали со второй репетиции. Его замечание было горячо подхвачено и пущено на растерзание. Я благоразумно молчал, ожидая терпеливо, пока они пошумят и объяснят мне, что же в этом было такого нехорошего. Мне, вроде, пока комфортно, но, если я должен ощущать какое-то особое чувство театрального характера, мне не трудно, я постараюсь. — Просто «Рокки Хоррор», — перебил Твик галдёж, вновь заставив обсуждение стихнуть, — это типа такого интерактивного шоу. Туда приходят, чтобы поучаствовать, сломать четвёртую стену, а мы тебе собрались показывать, как песни поём. — С «Рокки Хоррором» так знакомить просто грешно, — добавила Хайди, со знанием дела покачав головой. Блестяще, только этого мне не хватало. Я и так тут вроде как решался, давать мне согласие на участие в проблемном мероприятии или нет, а они угрожали мне экшеном. — Да нет, всё отлично. Интерактив не в моём вкусе, — моё признание было встречено кратковременным взрывом смеха. Отлично, вот и шанс блеснуть харизмой конченного дебила. Твик улыбнулся и пожал плечами, как будто бы оставляя меня при своём мнении, но не потому, что был согласен со мной, а потому, что объяснять мне что-то было бы слишком трудно. — Ну, в таком случае ты или полюбишь его, или откажешься, Крэйг, — сказал он, и я вторил его жесту. — Дай угадаю, ты ведь не смотрел «Рокки Хоррора»? — Нет, — покачал я головой. — А надо было? — Нет! — тут же воодушевлённо вставила Рэд. — В смысле, не смотри и дальше. — Так будет интереснее, — пояснил Кайл, уловив на моём лице оттенок недоумения. — Я разве не должен, там… познать своего героя или типа того? Клайд делает так, иногда разговаривает со мной, будто он — это не он, а кто-то другой. Это заявление вызвало очередной эпизод незлого одобрительного хохота. Твик опустил голову, прикусив костяшку пальца и пряча так широкую улыбку, а Хайди и Токен уронили головы друг другу на плечи. — Это похоже на него, он такой, — кивнул Кайл. — Но он же весь такой актёр, ему позволительно извращаться как угодно, лишь бы он свою роль играл хорошо. Хайди подняла на уровень лица руку с выставленным вверх указательным пальцем и качнула им, подтверждая мудрость прозвучавших слов. — Ты сначала посмотри, как играют твои друзья, потом, если захочешь присоединиться, приходи на следующую репетицию. Поверь мне, сегодня мы только подведём тебя к дверям «Рокки Хоррора», а что он такое — это ты узнаешь в следующий раз. Вот если тогда согласишься, то получишь свой сценарий, по кускам. Сразу всё читать не рекомендуется. Мне оставалось только кивнуть, позволив им технично ввести меня в мир театральных премудростей. Вдруг громкими хлопками в ладоши Эл привлёк к себе внимание. — Сосредоточьтесь, сорванцы! Хайди, Кайл, изобразите-ка мне приятелей Брэда и Джаннет, а остальные пока побудут массовкой. Крэйг, чувствуй себя как дома и приготовься смотреть. Итак, я остался в одиночестве. Задорно повскакивав с мест, мои новые приятели принялись активно двигать ширмы, раскладывать доски, квадратный кусок картона с грохотом был брошен на пол Кайлом, а потом Твик и Хайди сдвинули две большие ширмы так, что вся эта, ну… быстро сооружённая театральная инсталляция оказалась за пределами моей видимости. Будучи единственным зрителем их маленького шоу, я слегка странно себя ощущал, но, надо отдать им должное, не страннее, чем последние минут двадцать, которые я провёл в этом помещении. Эл вдруг возник из ниоткуда, заняв соседний стульчик. — Хайди, спой нам пока! Из-за ширмы выскочила недоумённая со-руководительница кружка музыкального театра, а вместе с ней взмыленный со-руководитель, зло на Эла глянувший. Уголок моих губ дёрнулся в странном трепете. — Не ругайся, моя сладкая крошечка, я ничего не меняю, — тут же принялся обороняться от яростных посылов Эл, — Энни придёт в следующий раз, чтобы спеть нам, но сейчас её нет. — Наугад петь предлагаете? — огрызнулся Твик высоким, комкающим буквы голосом. — Ну-ну. И скрылся за ширмой. — Он у меня такой яростный! — в восторге поделился со мной Эл, и я кивнул. — Он любит, когда всё по плану! Вечно меня стращает. Иногда я боюсь этого маленького птенчика! Вряд ли Эл говорил всерьёз о том, что боится кого-то из своих ребят, так что я закатил глаза и обратил их взор на Хайди. К ней подобрался Токен с большими такими картонными губами, и этот… удивительный элемент реквизита Хайди нацепила себе на голову. Следом ей был передан микрофон, и Токен щёлкнул по кнопке стоящего на столике у двери проигрывателя. Прозвучали знакомые ноты, свет был приглушён, ну… и шоу началось. — Майкл Ренни болел в тот день, когда остановилась Земля, — запела Хайди знакомую песню, — но он сказал нам, какое место занять… — Ты меня расстраиваешь, рыбка, не спеши! — давал ценные советы Эл, песня длилась, а я сидел и бездумно пялился на происходящее. Итак, шоу началось. Хайди скрылась за ширмой, зазвучал свадебный марш, ширма раздвинулась и из-за неё высыпал весь кружок музыкального театра разом. Происходила свадьба. — Пусть все родственники встанут рядом! Улыбайтесь, — я вздрогнул, услышав громогласный клич рядом с собой. Эл, судя по всему, доигрывал недостающие роли. — Превосходно, я вас снял! Вот я подумал, а чего им не позвать меня играть фотографа? Нет же. Тупого качка. — Ну, похоже, что с этим мы справились, — это к Клайду… то есть, к герою Клайда обратился Кайл. Ну, понеслась нудятина. — Да, вы были неразлучны с того самого момента, как мы закончили обучение у Скотта. Я вздохнул и подпёр ладонью щёку. Диалог всё шёл, герою Клайда предлагалось прямо сию же секунду жениться на героине Бебе, и я, кажется, начинал понимать, почему никто не соглашался играть в этом странно стартующем и внезапно въезжающим в поворот скучнейшего сюжета шедевре. Ну, если так, то, того и глядишь, когда дело дойдёт до моего героя, все собравшиеся поглядеть на постановку уснут. — Уезжайте на машине! - продолжал вести ребят по сюжету Эл. Как идиот, я не смог сдержать смешка, когда Кайл присел на корточки и продолжил диалог с Клайдом-Брэдом из этого положения. Когда они на корточках принялись удаляться со «сцены» я прикрыл рот ладонью, чтобы не усмехнуться снова. Ладно, я понимаю, что это репетиция с минимальным реквизитом, но, от природы наделённый крайним скептицизмом и не слишком потрясающим воображением, я всегда испытывал проблемы с полным погружением в постановки. Я отвлёкся от анализа причин своего дебильного хохота, когда Клайд и Бебе остались одни. Они немножко потупили, немножко поболтали, прозвучал раскат грома, следом за которым началось, наконец, то, зачем люди приходят на мюзиклы: танцы и песни. Конкретно эта, исполняемая в два голоса Бебе и Клайдом, была во имя и во славу бракосочетания. Сколько там уже прошло? Не меньше пятнадцати минут, а дело всё о свадьбе. Моим друзьям гнусаво подпевали Кенни и Ребекка, которых я узнал только потому, что Эл, наклонившись к моему уху, шепнул мне подсказки. — Вот тебе кольцо, чтобы признаться, — стоял на колене перед Джаннет мой друг, — и теперь наша любовь может пойти по трём путям… Всё может сложиться никак, хорошо или ужасно, — кольцо было утеряно, — Джан-нет, ох, я так люблю тебя! О, храни меня Бог, подавив зевок и желание посмотреть на часы, подумал я. Диснеевские песни и танцы, прославляющие свадебную лихорадку, кончились проникновенным «я люблю тебя». Состоялся невинный поцелуй, очень целомудренный, если сравнивать с теми, какие я иногда имел неудовольствие наблюдать между ними, ширма скрыла от меня всех участников этого короткого отрывочка большого скучного шоу, и я откинулся на спинку голубого стульчика, расслабленно выдохнув и вытянув ноги. Что ж, вот что я могу сказать… — Это ещё не всё, котик, — подмигнул мне Эл, игриво шлёпнув меня по бедру и, будучи крайне потрясённым этой вольностью, я вернулся в прежнее положение. Прозвучал очередной раскат грома, разъехавшаяся ширма продемонстрировала мне спину Токена. Он поглядел на большой белый лист, который держали Твик и Хайди (лист они держали криво из-за разницы в росте), потом лист был опущен, Токен медленно повернулся в кресле и обратился… вот прямо ко мне и обратился. — Я бы хотел, если Вы, конечно, позволите, ознакомить Вас… с одним странным путешествием. О, как же я не хотел бы. Не вникая в содержание монолога и всего последующего за ним действа, я на неистовой силе воли продержался до того момента, как была спета очередная композиция о замке Франкенштейна. Какая странная херня. Я потёр глаза, сбрасывая сонливость. У актёров окончились отрепетированные эпизоды, и Эл начал направлять их активнее. До этого я видел, как репетировали сцены только на блуперах. Слава Христу, с погружением в сюжет мы покончили. — Хорошо! На этом пока закончим. Ну-ка все сюда, птички. Птички, рыбки, крошечки и кошечки слетелись и сбежались, по пути срывая с себя неудобные элементы реквизита типа фаты и галстуков, а я вдруг обнаружил себя заинтересовавшимся. Может, сама постановка не вызывала у меня ровным счётом никаких чувств, но процесс репетиции казался интересным. Так или иначе, всё прошло куда лучше, чем могло бы. Не было никаких криков или деспотичных выпадов от руководителя процесса, не было... да ничего такого странного или ужасного. Эла обступила большая группа, и тот несколько раз задумчиво кивнул, прежде чем начать свой монолог: — Первая песня Брэда и Джаннет просто бесподобна, молодцы. Осталось поправить хореографию. Хорошая игра, Токен, но только играешь ты не тот образ, который нужен. Ты не репортаж ведёшь, не криминальную программу. Много лишней работы голосом. Ты — Рассказчик, тебе надо не шокировать слушателя, а нагнетать, так, будто ты автор художественного произведения в духе прошлого века. Токен кивал и кивков этих приходилось штуки по три на каждую фразу. Я поднял брови в лёгком изумлении, правда, что ли? Не знаю, если бы Эл не сказал, что это всё не годится, лично я бы так никогда не подумал. Как по мне, эти их куски были уже до мастерства отточены. — Вот так, смотри, — Эл вдруг повернулся ко мне. Он изменил тон голоса на более низкий, глухой, полный покровительства, будто он старший, а я дурачок, который пришёл послушать интересную сказочку об исчезновениях. — Я бы хотел, если Вы мне, конечно, позволите, — он коротко снисходительно усмехнулся, потому что предполагалось, что отказ я смогу дать только в глубочайшем бреду, — ознакомить Вас… со странным путешествием. Ну, Рокки? Я моргнул. Разумно ли было просить меня его оценивать? — Просто потрясающе, — выдал я первый пришедший мне в голову ответ, постаравшись прозвучать знающим ценителем, но ребята рассмеялись. Ну да, не тот тип людей я пытался обмануть своим участливым тоном, они мой сарказм и отмазки чуяли ещё до того, как я произносил хоть слово. В своё оправдание, я пытался быть вежливым, между прочим. Мог бы во всех красках описать, что я про их шоу ужасов думаю. — Тебе не надо притворяться, душечка, — отмахнулся Эл. — Мы должны сыграть идеально, поэтому не стесняйся говорить правду. Правда звучала как признание в скудоумии, но я уже не мог произвести на них иного впечатления, поэтому сказал: — Ну тогда я не вижу никакой разницы. Ребята снова рассмеялись, а Токен самодовольно пожал плечами. — Ах, сорванцы! Ладно, подлый маленький Рокки, — погрозил мне пальчиком Эл, — но ты у меня за это поплатишься! Всё, хватит веселиться. Сначала!***
Я осилил ещё один прогон, а потом был отослан прочь, потому что всё, что должен был, уже увидел. Что ж, я спустился в холл и хорошенько там встряхнулся, сбрасывая с себя остатки сильнейшего впечатления. Итак, что я могу сказать об увиденном? Да, я был тупым качком. Самым тупым из всех, кто тусовался в музыкальном театре, и, да, моя гордость была, надеюсь, не по их злому умыслу, несколько уязвлена. Конечно, я никогда не считал себя мастером театральных искусств, но чтобы быть настолько смехотворным и не врубающимся… а я ведь всю жизнь с любителем театра дружу. Вечером Клайд атаковал мой Скайп. Я лениво пересматривал «Время приключений», мечтая забыть о пережитом позоре. — Ну, как тебе? — слёту спросил он. Клайд шёл по улице, только возвращаясь с репетиции домой. — Не знаю, чувак, — ответил я, не слишком скрывая раздражение, — мне непривычно чувствовать, что я тупой, пусть даже это так и есть. Клайд издал возмущённый звук. — Да брось, Такер, ты и загоняешься? Ты не тупой, приятель! С фильмами же у тебя нет проблем, просто… — Чувак, прекрати. Конечно, ведь там всё готовое, — съязвил я в ответ на его провальные попытки меня разубедить. — Я никогда не считал себя шибко умным, но не настолько же. Они всё время надо мной ржали. — Ну, театр — это не для всех, ничего такого в этом нет. Слушай, ты им очень понравился, не сомневайся даже. Не думай, что они тебя как-то унизить хотели смехом или ещё что, только ты про это и паришься. Вот как они для тебя необычные, так и ты для них. Поверь, приятель, им вообще всё равно, что ты не человек театра и не разбираешься в тоне голоса Эла, ты такой, какой есть, и им с тобой очень понравилось, правда. Я тебе слово даю. — Мы пригласили тебя играть Рокки не для того, чтобы смеяться, — отобрала у Клайда телефон Бебе. — Заканчивай сопли жевать, нам нужен был на Рокки именно такой парень, и кто-то не с театрального был бы идеальным кандидатом. Я вперил в неё долгий взгляд. Не то что бы я был мастером психологии, но обмануть меня было непросто, поэтому я поискал на лице Бебе следы неискренности, оставшись ни с чем. — Ладно, — сказал я тогда. — Я приду, когда позовёте на вторую репетицию, или как там сказала Хайди, и скажу тогда, буду ли с вами играть. Клайд снова отобрал телефон у Бебе: — Рад слышать, чувак! Твик и Хайди в ажитации, они там такое готовят для тебя… Поверь мне, будет очень круто! Ладно, мы пришли, приятель. Я устал пиздец, так что до завтра. — Приятного вечера, — попрощался я, сбрасывая вызов. И вот, моя потревоженная честь успокоилась. Я не был, конечно, на все сто процентов убеждён в том, что ребята прямо так насмехались надо мной, но мне правда не хотелось бы из-за своего жеста доброй воли казаться идиотом. С этим музыкальным театром столько геморроя. Clyde Tuesday 10.23 PM «Репетиция в пятницу, приходи к 18.00 и ничего не планируй на остаток дня» Я сбросил оповещение и вернулся к просмотру мультиков. За следующие полчаса мне пришло десять запросов в друзья на Фейсбуке, и, хорошо, Клайд, похоже, и правда не только ради меня всё это про нашу взаимную симпатию мне плёл. Ладно, подумал я, отвечая на все из них положительно, поиграю я с вами в музыкальный театр. Всё равно история нудная, а мой персонаж появляется даже не в самом начале. Это ведь увидит только университетский театр, верно? Ну, тогда они спустят мне мой не самый талантливый дебют, а тем, кто к театру отношения не имеет и просто придёт поглазеть на постановку, будет не более, чем забавно на всё это глядеть, решил я, отложив телефон на прикроватную тумбу и прикрыв глаза в желании забыться спокойным сном. О, как же, блять, я во всём этом ошибался.